Текст книги "Османская Турция. Быт, религия, культура"

С течением времени происходил упадок во всех сферах правосудия. Повеления не всегда исполнялись, а судьи стали набивать карманы посредством взимания непомерных штрафов и взяток. Суровые наказания стали выносить скорее для острастки, чем в качестве возмездия за преступление. Возникла нужда в гребцах галер, и туда стали посылать многих преступников, заслуживавших другого наказания, таких, как бунтари в мятежных провинциях, которые еще не совершили преступлений, осуждаемых шариатом. Однако когда система в состоянии неотвратимого упадка допускала несправедливость и произвол, то это происходило скорее из-за деградации управленческих органов, чем из-за несовершенства самих законов. Институт права оставался одним из главных достижений империи.

Есть арабское изречение, авторство которого приписывают самому пророку: «Всемогущий Аллах говорит: у Меня есть армия воинов, которых Я назвал турками. Когда Я гневаюсь на людей, то напускаю на них турок». Репутация турецкой армии в течение столетий покоилась на традициях абсолютного бесстрашия и безоговорочного подчинения, и эти качества полностью относятся к двум, казалось бы, совершенно разным ее составным частям: феодальным формированиям свободных мусульман и корпусу янычар, состоявшему из рабов-христиан. В феодальное ополчение входили в основном латники и всадники – сипахи, которым были дарованы земельные наделы, обрабатывавшиеся крестьянами. Собственники владели последними по сеньоральному праву и собирали с них подати. Взамен землевладельцы должны были служить в армии либо по принципу чередования, либо когда их призывали идти в поход. Причем исходя из своего статуса и размера земельного владения они брали с собой одного или несколько дружинников, хорошо вооруженных и верхом на конях. Они сопровождали господина весь срок его службы. В мирное время некоторые из них привлекались к службе в страже. Ни один из этих дружинников не проходил основательного военного обучения, но они воспитывались в традициях умелого обращения с оружием, владения искусством верховой езды и отличались смелостью. Их земельные владения переходили к сыновьям. Даже если сын был несовершеннолетним, он все равно вступал в права владения землей и посылал служить вместо себя латников, пока не мог по малолетству явиться на службу лично. Иногда за выдающуюся храбрость или долгую верную службу даровались новые земельные наделы. Иногда землевладельцев лишали части земли временно или постоянно, если полагали, что их поведение заслуживает наказания. Часть земельного фонда предусматривалась не для награждения отдельных солдат, но для обеспечения средств на такие специфические цели, как поддержание и снабжение крепостей и их гарнизонов. Во время войны одному из десяти сипахи позволялось оставаться в своем имении, чтобы поддерживать порядок в сельской местности, а тем, которые участвовали в походе, разрешалось возвращаться домой, когда их воинская часть располагалась на зимовку. Отпуск предоставлялся им для того, чтобы они смогли собрать со своих крестьян десятины и подати – ведь урожай с земли, которой они владели, был единственным источником их дохода. За счет него они обеспечивали себя во время мира и войны.

Кроме того, в армии служили аскеры – солдаты, владевшие небольшими земельными наделами, которые сами же и обрабатывали. Призывался в армию только один из четырех-пяти таких землевладельцев, в то время как остальные обеспечивали его на время службы. Такие аскеры освобождались от налогов, а в армии выполняли вспомогательные функции. Кочевники – юрюки – в сельской местности платили пастушеский налог и привлекались наряду с аскерами к строительству дорог, рытью окопов, перевозке оружия и продовольствия, литью пушечных ядер. В феодальных формированиях служило определенное число добровольцев, часть из которых шла на войну ради грабежа, но были также христиане-отступники, которые, приняв ислам, сражались и продвигались по воинской службе до тех пор, пока их способности и беспощадность в отношении бывших братьев во Христе не доставляли им высокого чина. В армии, не придававшей значения происхождению человека и открывавшей неограниченные возможности для карьеры по способностям, насчитывалось не менее двенадцати крупных военачальников и четырех прославленных адмиралов, которые были христианами – отступниками.

Другая категория военных – янычары – включала молодых людей, набранных путем девширме (набора) и признанных по своим физическим данным и склонностям пригодными для воинской службы. Их возвращали в Стамбул из Анатолии, где они, живя в турецких семьях, работали на крупных анатолийских землевладельцев, и испытывали на пригодность к выполнению других обязанностей. Часть из них брали на службу султану – в команды садовников или устроителей палаточного лагеря, а также в некоторые учреждения. Другие поступали в корпус оружейников, подразделения которого дислоцировались в столице и провинциях. В обязанности корпуса входило производство и ремонт оружия и снаряжения, охрана во время боевых действий армейских обозов и воинских складов. Третьи обеспечивали транспортировку артиллерийских орудий или служили артиллеристами. Их начальник материальной части заведовал арсеналом и пороховыми погребами. Некоторых одаренных молодых людей брали на службу в адмиралтейство, других, с более скромными способностями, нанимали на работы ко всякому, кто в них нуждался. Но больше всего молодежи поступало служить в грозный корпус янычар, наемных воинов, который являлся самым эффективным орудием султана. Корпусом командовал ага янычар, который одновременно служил главой стражи Стамбула и участвовал в заседаниях дивана. Он сопровождал султана в военных походах и командовал его войсками. Ему помогал совет из пяти высокопоставленных офицеров. Армия янычар состояла из определенного числа подразделений, каждое из которых во время войны располагало собственными казармами или большой палаткой с отличительным знаком: ключом, якорем, рыбой или флагом, а некоторые янычары делали соответствующую татуировку на руках или ногах. В казармах, включавших кладовки, кухни и спальные помещения, размещались также офицеры, писари и муллы. Такая казарма служила янычарам родным домом, их жизнь была накрепко связана с подразделениями, в которых они служили. С детства оторванные от своих семей, лишенные права жениться, заниматься торговлей – к чему они, собственно, и не были приспособлены, – янычары жили одной лишь войной, а в мирное время сторожевой службой. Они владели всеми видами оружия, проявляли особенное искусство в стрельбе из лука, а позднее – из стрелкового оружия. За поясом у них всегда был кривой кинжал.

Церемония принятия в корпус воспринималась новичками как чрезвычайно почетное мероприятие. Они строились в шеренгу и по сигналу мчались в штаб своего отряда, где юноша, прибежавший первым, назначался старшим группы набора соответствующего года. После вечерней молитвы происходил официальный прием в янычары: младшие офицеры надевали на головы новичков тюрбаны и укутывали их в плащи из грубой ткани. Затем каждый новичок шел целовать руку офицера, ответственного за казарму. Тот приветствовал его обращением «ёлдаш» – соратник. Если во время войны происходил поспешный прием, время церемонии несколько сокращалось: рекруты проходили перед агой янычар, а старший сержант записывал имя каждого новичка и, похлопывая его по затылку, говорил: «Ты направляешься в роту №…». Выше преданности султану была лишь верность товарищам, и воины, проживавшие в одной казарме, считали самым важным клятву на подносе с солью, Кораном и мечом. Даже больше, чем штандарты подразделений, почитались ими огромные медные котлы, по два-три на казарму, в которых варилась еда – рис и вокруг которых они сидели по вечерам. Если во время сражения хотя бы один из котлов был потерян, всех офицеров казармы с позором изгоняли и больше не принимали в это подразделение, а то и на армейскую службу вообще. Как обычно, звания имели мало отношения к исполнявшимся обязанностям: все офицеры, за исключением знаменосца, имели звания, связанные с обеспечением продовольствием. Старших офицеров называли столовыми, двух офицеров рангом пониже – поваром и главным поваренком, далее следовали старший казармы, квартирмейстер, водонос и черный поваренок. Военные повышались по службе в соответствии с этими званиями. По мере того как росла численность янычар, они становились все более строптивыми и неуправляемыми. Когда янычары отказывались есть суп, приготовленный для них после сторожевой вахты у дворца, поддавали котлы ногами, власти понимали, что назревает бунт, и стремились успокоить янычар, прежде чем прорвется их недовольство. Янычары требовали права одобрять восшествие на престол каждого султана. Когда в 1481 году Баязет II купил их поддержку своих спорных претензий на трон, янычары расценили его «подношение» как прецедент и добивались таких даров от всех последующих султанов под угрозой отказа поддержать очередного монарха. Янычар так боялись, что каждое выражение их недовольства заканчивалось удовлетворением претензий.

В воинской форме янычара особенно выделялся головной убор. По преданию, первую группу рекрутов-христиан направили для благословения хаджи Бекташу, основателю ордена дервишей-бекташей. Когда хаджи возлагал длань на головы рекрутов, благословляя их, его рукав ниспадал с их шапок, поэтому янычары стали носить шапки, с которых свешивались длинные полосы ткани, имитирующие этот рукав. Янычарам, вызвавшимся выполнять особенно опасные задания и оставшимся после этого живыми, разрешалось носить особый тип головного убора, который свидетельствовал об их исключительной храбрости и давал дополнительный повод для важничанья. Когда группа таких наглых головорезов требовала не только еды и питья, но также «платы за зубы» – денежную компенсацию за износ зубов при пережевывании пищи, – от напуганных обывателей едва ли можно было ожидать сопротивления. Султан Сулейман был формально записан в первый полк янычар и получал вместе с ними в день зарплаты деньги от командира полка скорее в знак солидарности, чем из желания отождествить себя с ними.

Дервиши ордена бекташей, о связях которых с янычарами с давних пор ходят легенды, так прикипели к корпусу, что в 1591 году орден фактически стал филиалом 99-го тюмена, а шейх ордена получил звание столового. Восемь дервишей направили в казармы Стамбула сотни тюмена молиться за империю и ее армию. Они шествовали перед агой янычар во время парадов и церемоний в зеленых одеждах, и старший из них кричал: «Аллах керим» («Аллах милостив»). Другие же дервиши издавали голосами громкие и протяжные звуки: «Хууууууууу» («Хе»).

Поскольку янычары исключительно воевали и несли сторожевую службу, их обслуживали ремесленники, среди которых были сапожники и цирюльники, изготовители седел и луков, медных и оловянных дел мастера, свечники, кузнецы, башмачники, продавцы специально приготовленных овечьих голов и множество других специалистов. Многих ремесленников нанимало и оплачивало государство, а в случае объявления войны старший офицер-янычар подбирал определенное число ремесленников сопровождать войска и обеспечивать их необходимыми товарами и услугами.

Армии феодального ополчения и янычар даже среди врагов славились строгой дисциплиной и порядком в военных лагерях. Как только штандарты с конскими хвостами были установлены на равнинах Давуд-паши или у Ускюдара, символизируя намерение совершать походы в Европу или Азию, а следовательно, призыв к оружию, турки «собирались сообща на войну, как будто их приглашали на свадьбу». Успеху турок в битвах способствовали упорядоченность и воздержанность во время жизни в военных лагерях, бережное отношение не только к солдатам, но и к лошадям, которые составляли гордость и значительную часть мощи армии. На марше и поле сражения солдат сопровождали команды водоносов и санитаров, не упускалось из виду ничего, что могло способствовать их бодрому настроению и высокому боевому духу, потому что это была профессиональная армия, и с самых первых дней существования империи вплоть до XVII века она ежегодно совершала военные походы. Султан, назначив каймакама – вице-губернатора – управлять столицей в свое отсутствие, отбывал из Стамбула и в сопровождении великого визиря и придворных скакал верхом впереди своей армии. Обычно план кампании заключался в том, чтобы выступить в поход поздней осенью и остановиться на зимовку там, откуда можно было нанести по противнику удар. За весенними сражениями следовали операции по зачистке захваченной территории от войск противника. Армия стремилась вернуться домой летом, к первому урожаю. Наиболее распространенным оружием для рукопашного боя служили заточенные с одного края сабли, искривленные к острому концу, полностью кривая сабля, ятаган в виде сабли, но сильно укороченной и заточенной с внутренней стороны на изгибе лезвия, рапиры и кинжалы. Вдобавок с обеих сторон луки седла всадников закреплялись боевые топоры и пики. К этому вооружению впоследствии прибавились ружья, пистолеты и карабины.

Флот, укрепившийся в лучшую пору империи – основа мощи армии, – оставался менее организованным. На раннем этапе существования империи жители подвластных султану приморских территорий занимались главным образом морской торговлей и пиратством, особенно в отношении кораблей неверных. Когда же султан, подобно многим правителям, решил, что империя нуждается в сильном флоте, и стал строить корабли за счет своей казны, опыт людей, поднаторевших в пиратстве, сослужил хорошую службу для укомплектования кораблей флота командами опытных моряков. Завоевание Стамбула и подчинение побережья Черного моря выявили задачи более важные, чем охрана прибрежной акватории. Флот высвободился для операций в Эгейском и Средиземном морях. Выучка экипажей кораблей и военно-морская мощь в целом возросли до такой степени, что в 1522 году стало возможным выдворить с острова Родос рыцарей ордена Святого Иоанна, откуда они много лет совершали нападения на турецкие корабли и набеги на малые прибрежные города. Примерно в это же время выдающийся корсар Барбаросса начал совершать свои успешные военные экспедиции, в одной из которых он с изумлением обнаружил, что завоевал Алжир. Корсар попросил у султана помощи, которая подоспела к нему вместе с титулом бейлербея – генерал-губернатора – провинции Алжир. Так провинция из рук Барбароссы перешла во владения султана. Вскоре к ним добавились еще две североафриканские провинции – Тунис и Триполи, затем был завоеван Кипр. Между тем другие османские корабли производили захваты в Индийском океане. Турки овладели большей частью Йемена, правда, их мощь в прилегающей акватории океана уступала мощи португальского флота, также совершавшего завоевания в этом регионе.

В 1533 году Барбароссу отозвали в Стамбул наблюдать за строительством кораблей большего водоизмещения на огромных судоверфях и создавать более организованный флот. В начале следующего года ему было присвоено звание капутан-паши и отданы во владение острова Эгейского и Средиземного морей, за то что он, в свою очередь, создал команду военно-морских сипахи и позднее предоставил оснащенный, в том числе и укомплектованный экипажем, военный корабль.

Корабли, которые турки классифицировали в соответствии с итальянской традицией морской державы – Генуи, представляли собой частью галеоны, частью галеасы с водоизмещением 1500–2000 тонн. Это были высокие, длинные судна. Жерла пушек торчали из бортовых отверстий над нижней и верхней палубами. Для управления такими кораблями, помимо мачт и парусов, использовалось несколько рядов весел, каждый из которых требовал определенного числа гребцов. Наиболее распространенными были галеры, которые тоже имели паруса, однако во время сражений поднимали их очень редко. Галеры представляли собой продолговатые, узкие и легкие судна с весьма низкими бортами. В носовой части устанавливалась одна пушка крупного калибра, а в средней – 2–4 пушки на платформе. Гребцы, прикованные цепями за ноги, сидели обычно по трое за одним веслом. С каждого борта судна гребли 26 веслами. Надсмотрщик с хлыстом держал в поле своего зрения первый ряд гребцов и задавал темп гребли. В ходе сражения корабль маневрировал при помощи весел таким образом, чтобы его острый, выступающий вперед нос мог протаранить другое судно либо развернуться так, чтобы матросы смогли перебраться на борт атакованного судна. Галеры были слишком легкими и имели слишком низкие борта для плавания при штормовой погоде в бурном море, но они прекрасно преодолевали опасности мелководья или проникали в лагуны и реки. Многие города, расположенные по побережью мелководных заливов, куда не могли войти большие военные корабли, ощущали себя в безопасности и не утруждались наблюдением за выкрашенными в черный цвет судами, стоявшими в море в дневные часы, поэтому нередко бывали застигнуты врасплох среди ночи внезапными атаками мародеров, которые после разграбления и разорения городов уходили в море, прежде чем горожане могли позвать на помощь своих солдат.

Талант некоторых выдающихся флотоводцев не подкреплялся, однако, хорошо обученными моряками. Природа войны того времени требовала большого числа гребцов и воинов, те же, что имелись в наличии, как правило, не отличались большим усердием. Гребля представляла собой тяжелое и неблагодарное занятие. Команды гребцов постоянно пополнялись за счет преступников, наказанных работой на галерах, и в первую очередь военнопленными, захваченными на кораблях противника. Воинов набирали отовсюду, и они редко подходили для выполнения поставленных задач. Прежде всего использовали греков, албанцев и далматинцев, но они оказывались ненадежными. Для морских десантов привлекали ополченцев и турецких кочевников, но они привыкали к службе в условиях моря с трудом, к тому же легко поддавались соблазну разбоя и грабежа. Постепенно стали использовать отряды янычар или сипахи из владений капутан-паши, хотя они никогда не достигали уровня организованности и надежности сухопутных сил. Но особая нужда ощущалась в хороших моряках, поднаторевших в навигации, умеющих пользоваться компасом и водить корабли при сложных метеорологических условиях, ориентируясь по звездам, преодолевая мелководье, и знающих о морских течениях. Немало кораблей выходили в море с совершенно неподготовленными экипажами, когда же в годы упадка назначение на должность капутан-паши стало прерогативой двора, а сам капутан-паша и его помощники стали подкупать придворных, флот почти перестал выходить в море. Ежегодные же летние походы кораблей зачастую вселяли страх в жителей портов и островов, которые посещал флот.

Время упадка дворцовой жизни и армии пришло, конечно, не сразу. Распад прежде упорядоченной и стабильной системы начался, видимо, после того, как султан утвердился во власти при довольно устойчивом государственном устройстве, и даже до того, как империя достигла наибольших территориальных владений. Распад происходил почти незаметно и так медленно, что самая сжатая его характеристика требует анализа исторического периода длительностью почти 400 лет. С постепенным прекращением девширме (набора рекрутов) дворцовые школы переходили на прием детей знати или сыновей отставных придворных сановников, даже сирот и детей бедняков, проявивших какие-либо способности. Все это были свободные мусульмане, они утратили, служа султану, чувство беззаветной преданности, которое отличало их предшественников. В городских условиях янычары, как правило, вели себя вызывающе и строптиво, но на полях сражений всегда проявляли отвагу и стойкость. Их дисциплина тоже пострадала от прекращения девширме, когда открылся прием турок в корпус янычар. Этому способствовали и другие новшества. Разрешение янычарам жениться, заниматься ремеслами и торговлей отвлекало их от военной службы. На службу в корпус стали отправлять мятежные элементы, чтобы лишить их возможности устраивать заговоры. В результате воинство, когда-то гордившееся боевым братством, опустилось до уровня дезорганизованной банды. Связь корпуса с армией выражалась лишь в предъявлении властям книжек учета зарплаты, которые янычары порой продавали или отдавали в залог. Власти во время мобилизации могли ожидать от них любого неприятного сюрприза.

О стабильности империи, продемонстрировавшей как гибкость в отношении человеческого фактора, так и прагматичность администрирования, свидетельствовал статус подневольных немусульман, то есть христиан и евреев. Исходя из принципа «повинную голову меч не сечет», мусульманам предписывалось щадить приверженцев монотеистических религий, предшествовавших исламу, при условии, что те будут платить подушный налог и не причинять беспокойства. Для немусульман были установлены определенные нормы, главным образом имеющие целью предупредить их провокационное или агрессивное поведение в отношении мусульман и обеспечить быструю выплату податей. Взамен им предоставлялись гарантии безопасности жизни, неприкосновенности имущества, религиозной свободы. Эти религиозные общины, называвшиеся «просом», пользовались поразительной степенью автономии в своей деятельности. Общинами руководили их главы, опирались на собственные законы, поскольку нормы шариата к представителям этих общин не применялись, за исключением тех случаев, когда упомянутые законы вступали в противоречие с нормами шариата – тогда кадий прибегал к использованию именно этих норм. Главы общин несли ответственность перед турецкими властями за поведение своих единоверцев и за сбор налогов. Во главе православной церкви стоял патриарх, который для участия в церемониях получал звание паши, штандарт с тремя конскими хвостами и который использовал для управления своей паствой не только слово Божье, но и здания суда и тюрьмы в Стамбуле. Евреи, поставлявшие властям врачей, переводчиков и разного рода ученых, сплотились под руководством главного раввина. Евреи и армяне, представители небольших сект, исключались из девширме (набора рекрутов), который представлял единственный случай вмешательства турок в жизнь «проса». Иногда власти вмешивались для защиты членов общин от злоупотреблений их собственных пастырей. Бывали случаи также, когда власти считали необходимым напомнить некоторым представителям «проса» об их подчиненном статусе, хотя это не носило характера преследования, а предпринималось больше для успокоения некоторых ретивых и агрессивных групп мусульманской общины. В целом дела «проса» оставались во власти его глав, и это окупалось готовностью немусульманских народов к сотрудничеству и их послушанием.