Текст книги "Последняя жертва"

Два

Как всегда, это сбивало с толку. Вокруг облаком парили лица и черепа, полупрозрачные и светящиеся. Казалось, они тянутся ко мне, как если бы им отчаянно требовалось сказать что-то. И скорее всего, они действительно делали это. Призраки, застрявшие в нашем мире, – это беспокойные души, у которых есть причины, не позволяющие им двигаться дальше. После того как Лисса вернула меня из мира мертвых, моя связь с ним сохранилась. Потребовалось много труда и самообладания, чтобы научиться блокировать преследующих меня призраков. Магические защитные кольца вокруг моройского двора не подпускали ко мне большинство из них, но на этот раз я сама хотела, чтобы они появились здесь. Открывать им доступ, притягивать их к себе… ну, это была опасная затея.

Что-то подсказывало мне, что если когда-либо и существовал беспокойный дух, то это была бы королева, убитая в своей постели. Знакомых лиц вокруг я пока не видела, но не теряла надежды.

– Татьяна, – пробормотала я, мысленным взором сосредоточившись на лице мертвой королевы. – Татьяна, приди ко мне.

Когда-то мне с легкостью удавалось призывать одного призрака: моего друга Мейсона, убитого стригоем. Мы с Татьяной не были так близки, как с Мейсоном, но связь между нами определенно существовала. Некоторое время ничего не происходило – тот же неясный рой лиц кружился передо мной. Начало подступать отчаяние. И внезапно она оказалась здесь.

Она стояла в той же одежде, в которой ее убили, – длинная ночная рубашка и халат, всё в крови. Краски приглушены и мерцают, словно экран неисправного телевизора. Тем не менее корона на голове и величественная осанка придавали ей тот же королевский вид, который мне запомнился. Материализовавшись, она ничего не говорила и не делала, просто пристально смотрела на меня; ее мрачный взгляд буквально проникал в душу. Я ощутила вспышку гнева и возмущения – обычная эмоциональная реакция в присутствии Татьяны, – а потом совершенно неожиданно нахлынула волна сочувствия. Ничья жизнь не должна заканчиваться так, как это произошло с ней.

Я заколебалась, опасаясь, что охранники могут услышать. Почему-то возникло чувство, что громкость моего голоса не имеет значения и никто из них не мог видеть того, что видела я. Я подняла зажатую в руке записку.

– Вы написали это? То, о чем там говорится, правда?

Тот же пристальный взгляд. Призрак Мейсона вел себя схожим образом. Вызывать мертвых – это одно; общаться с ними – совсем другое дело.

– Я должна знать. Если есть еще один Драгомир, я найду его. – Нет смысла привлекать внимание к тому факту, что в своем нынешнем положении я вряд ли могла отыскать кого-то. – Но вы должны ответить мне. Это письмо вы писали? Там все правда?

Ответом мне был лишь сводящий с ума взгляд. Чувство разочарования росло, и под давлением всех этих фантомов заболела голова. По-видимому, Татьяна и мертвая могла кого угодно вывести из себя.

Я совсем уж собралась снова возвести вокруг себя стены и избавиться от призраков, когда Татьяна сделала движение – еле заметно кивнула головой. Ее взгляд переместился на записку в моей руке, и… она исчезла.

Я моментально вернула барьеры на место, собрав всю волю, чтобы оградить себя от мертвых. Лица исчезли, а вот головная боль нет. Рухнув на постель, я смотрела на записку, не видя ее. Ответ получен. Записка настоящая, и ее написала Татьяна. Вряд ли ее призрак стал бы обманывать меня.

Растянувшись на койке, я стала ждать, пока утихнет ужасная пульсирующая боль в голове. Закрыла глаза и снова решила посмотреть, чем занимается Лисса. Со времени моего ареста она неустанно хлопотала, защищая меня, доказывая мою невиновность; неудивительно, что и на сей раз я ожидала чего-то в том же духе. Вместо этого она оказалась… в магазине одежды.

Легкомыслие лучшей подруги чуть не обидело меня – пока я не сообразила, что она подыскивает платье для похорон. Она находилась в одном из магазинов, обслуживающих королевские семьи. К моему удивлению, ее сопровождал Адриан. Вид его такого знакомого красивого лица слегка умерил мои страхи. Покопавшись в ее мыслях, я выяснила, почему он здесь: она не хотела, чтобы Адриан оставался один.

И я понимала ее. Он был совершенно пьян. Удивительно, что он вообще мог стоять; наверняка только потому, что прислонился к стене. Темно-каштановые волосы в беспорядке – и не в том художественном, какой он обычно создавал сознательно. Темно-зеленые глаза налились кровью. Адриан, как и Лисса, пользователь духа. Он обладает способностью, которой она пока не имела: может проникать в чужие сны. Со времени своего ареста я все время ждала его появления и только теперь поняла, почему он не приходил ко мне. Алкоголь и психическая энергия несовместимы. В каком-то смысле это хорошо. Непомерное использование духа создает тьму, которая постепенно сводит человека с ума. Однако проводить жизнь в состоянии беспрерывного опьянения тоже не очень-то полезно для здоровья.

Увидев его глазами Лиссы в таком состоянии, я испытала наплыв эмоций, почти таких же противоречивых, как при встрече с Татьяной. Я переживала за него. Не вызывало сомнений, что он тревожится и расстраивается из-за меня. Ужасные события последней недели ударили по нему так же сильно, как и по всем нам. К тому же он потерял тетю (так он называл Татьяну), которую, несмотря на всю ее бесцеремонность, любил.

Однако, несмотря на все это, я испытывала к нему… презрение. Возможно, несправедливо, но ничего не могла с собой поделать. Я переживала за него, понимала, что он сильно расстроен, – и все же существуют более достойные способы справиться со своими огорчениями. Он вел себя почти как трус, топил свои проблемы в бутылке; вся моя натура противилась этому. Как бы я вела себя? Ну, я не отступила бы перед проблемами, не сдалась бы без боя.

– Бархат, – уверенно заявила хозяйка магазина, морщинистая моройка, демонстрируя Лиссе пышное платье с длинными рукавами. – Бархат – традиционный материал королевского эскорта.

Пышная церемония похорон включала в себя и сопровождение гроба Татьяны церемониальным эскортом из представителей всех королевских семей. По-видимому, никто не возражал, чтобы эту роль от имени своей семьи выполняла Лисса. Но голосовать? Э, нет, это совсем другое дело.

Лисса разглядывала платье, больше подходящее для Хеллоуина, чем для похорон.

– Оно такое старомодное, – сказала Лисса. – И в нем взмокнешь.

– Традиции требуют жертв, – мелодраматическим тоном заявила женщина. – Как и трагедия.

Адриан открыл рот, явно собираясь отпустить насмешливое, неуместное в данный момент замечание, но Лисса покачала головой, и он заткнулся.

– А нет какого-нибудь варианта… без рукавов?

Хозяйка магазина широко распахнула глаза.

– Никто не надевает на королевские похороны платье на бретельках.

– А как насчет шорт? – спросил Адриан. – Сойдет, если они на резинке? Потому что я собираюсь пойти в таком виде.

Женщина, казалось, была в ужасе. Лисса одарила Адриана презрительным взглядом, не столько из-за последнего замечания, поскольку оно ее даже слегка позабавило, сколько из-за того, что он постоянно был пьян.

– Да никто не воспринимает меня как полноправного члена королевской семьи, – сказала Лисса, разглядывая другие платья. – Поэтому нет причин и вести себя так. Покажите мне платья на бретельках и с короткими рукавами.

Хозяйка состроила гримасу, но подчинилась. Давать советы королевским особам – это она могла себе позволить; но не приказывать им, что носить и как поступать. Женщина отправилась в другой конец магазина, чтобы подыскать требуемое, и в этот момент вошли приятель Лиссы и его тетя.

Кристиан Озера – вот с кого Адриану следовало бы брать пример в своем поведении. Сама эта мысль казалась удивительной. Времена определенно изменились – раз теперь я рассматриваю Кристиана как образец для подражания. Тем не менее так оно и есть. Всю последнюю неделю я наблюдала, как он действовал – решительно, непреклонно, делая все, чтобы поддержать Лиссу после свалившихся на нее несчастий, а именно смерти Татьяны и моего ареста. Судя по теперешнему выражению его лица, у него наверняка были важные новости.

Его открытая, прямая тетя, Таша Озера, являла собой другой вариант того, как сильный человек ведет себя под давлением. Она растила Кристиана после того, как его родители стали стригоями – и напали на нее, на память о чем одну щеку Таши навсегда изуродовал шрам. Для защиты мороям полагаются стражи, но после этого нападения Таша решила взять все в свои руки. Она стала самостоятельно учиться сражаться, врукопашную и с применением оружия. По-настоящему воинственная женщина, Таша постоянно подталкивала и других мороев учиться боевому искусству.

Лисса отвлеклась от разглядывания очередного платья и с видом взволнованного ожидания повернулась к Кристиану. После меня ему она доверяла больше всех на свете. Он стал для нее надежной опорой в эти трудные времена.

Он оглянулся по сторонам, явно не проявляя интереса ко всем этим нарядам.

– Покупаете, значит? – Он перевел взгляд с Лиссы на Адриана. – Предаетесь девичьим радостям?

– Смена гардероба – это всегда приятно, – заметил Адриан. – Кроме того, спорю, ты прекрасно смотрелся бы в топе на бретельках.

Не обращая внимания на шуточки парней, Лисса спросила:

– Вы что-нибудь узнали?

– Они решили не принимать никаких мер, – ответил Кристиан. – В смысле, карательных.

– Да, мы пытаемся проталкивать идею, что он просто подумал, будто Роза в опасности, и кинулся защищать ее, еще не поняв, что на самом деле происходит.

Сердце у меня замерло. Дмитрий. Они говорят о Дмитрии.

На мгновение я покинула Лиссу, покинула даже свою камеру и вернулась в день своего ареста. Я была в кафе, спорила с Дмитрием, ругала его за то, что он по-прежнему отказывается разговаривать со мной, не говоря уж о том, чтобы продолжать наши прежние отношения. Потом я решила, что хватит, между нами и впрямь все кончено, я не допущу, чтобы он и дальше рвал мне сердце на части. И тут в кафе ворвались стражи, чтобы арестовать меня. Вопреки всем утверждениям Дмитрия о том, что, пройдя через состояние стригоя, он утратил способность любить, он тут же ринулся защищать меня. Противники слишком превосходили нас числом, но нам на это было плевать. Выражение его лица – и мое почти сверхъестественное понимание того, что происходит у него в душе, – сказало мне обо всем. Мне угрожают; значит, он должен защитить меня.

Да, он меня защищал. Сражался как бог – словно мы опять были в Академии Святого Владимира и он учил меня, как биться со стригоями. Вывести из строя столько стражей – на это, наверное, не способен никто другой. И я верю, что он сражался бы до последнего вздоха; пришлось вмешаться, чтобы остановить все это. В тот момент я не понимала, что происходит и почему целый легион стражей прислан арестовывать меня. Но внезапно осознала, что у Дмитрия, с его и без того шатким положением при дворе, могут возникнуть серьезные неприятности. Трансформация стригоя в прежнее состояние – вещь неслыханная, и многие все еще не доверяли ему. Я стала умолять Дмитрия остановиться, считая, что он в большей опасности, чем я. Да, кто бы мог подумать, что на самом деле меня ждет?

Он приходил на слушание – под охраной, – но с тех пор ни Лисса, ни я его не видели. Лисса очень старалась удержать Дмитрия от каких-либо правонарушений, опасаясь, что его снова посадят под замок. А я? Я просто уговаривала себя поменьше думать о том, что он сделал. Мой арест и возможная казнь сейчас выступали на первый план. Тем не менее я по-прежнему задавалась вопросами. Почему он сделал это? Почему ради меня рисковал жизнью? Было ли это чисто инстинктивной реакцией на угрозу? Или он поступил так ради Лиссы, которой поклялся помогать во всем в благодарность за то, что она освободила его? А может, он все еще питает ко мне какие-то чувства?

Ответа я по-прежнему не знала, однако это зрелище – неистовый, победоносный Дмитрий из моего прошлого – расшевелило чувства, которые я так отчаянно старалась подавить. Уговаривала себя, что это не быстро и не просто – порвать с человеком, с которым тебя связывали глубокие, серьезные отношения. Понадобится время, чтобы чувства окончательно угасли, это естественно. К сожалению, эти доводы работают хуже, когда человек без раздумий кидается защищать тебя, подвергая себя опасности.

Безотносительно ко всему этому, слова Кристиана и Таши породили в душе надежду насчет дальнейшей судьбы Дмитрия. В конце концов, я не единственная, для кого жизнь от смерти отделяет тоненькая грань. Те, кто был убежден, что Дмитрий по-прежнему стригой, хотели бы увидеть, как в его сердце вонзают кол.

– Они снова держат его в заточении, – сказал Кристиан, – но не в тюрьме. Просто в его комнате, с двумя охранниками. Они не хотят, чтобы он разгуливал по двору, пока все не уляжется.

– Это лучше, чем в тюрьме, – заметила Лисса.

– Но по-прежнему абсурдно! – взорвалась Таша.

Они с Дмитрием много лет были добрыми друзьями, и когда-то она даже хотела перевести их отношения на другой уровень. Из этого ничего не вышло, и она удовольствовалась дружбой, но по-прежнему тепло относилась к Дмитрию. Несправедливость в отношении его возмущала ее не меньше, чем нас.

– Они должны были отпустить его, как только он снова стал дампиром. Сразу после выборов я сделаю все, чтобы его освободили.

– И вот что странно… – Кристиан задумчиво прищурил бледно-голубые глаза. – Мы слышали, что Татьяна говорила перед… перед тем, как…

Он замолчал, с видом неловкости глядя на Адриана, – не похоже на Кристиана, который обычно выпаливает все, что у него на уме.

– Перед тем, как ее убили, – не глядя ни на кого, закончил за него Адриан. – Продолжай.

– Ну… да… Вроде бы она заявляла – не публично, – будто верит, что Дмитрий действительно снова стал дампиром. И планировала помочь ему получить всеобщее признание, как только другая проблема будет улажена.

Под «другой проблемой» Кристиан имел в виду возрастной закон, о котором упоминалось в записке Татьяны. Согласно ему, дампиры в шестнадцать лет должны заканчивать обучение и становиться защитниками мороев. Этот закон до крайности возмущал меня, но, как и многое другое сейчас… в общем, он мог подождать.

Адриан издал странный горловой звук.

– Не говорила она этого.

Кристиан пожал плечами:

– Так утверждают ее советники.

– Мне тоже трудно поверить в это, – сказала Таша Адриану.

Она никогда не одобряла политику Татьяны и яростно выступала против нее, пользуясь любым удобным случаем. Неверие Адриана, однако, никакого отношения к политике не имело. Оно основывалось на том, что все ее поведение свидетельствовало об обратном и не позволяло заподозрить ее в желании помочь Дмитрию.

Адриан не стал развивать свою мысль, но я знала – эта тема разжигает в его душе искры ревности. Я говорила ему, что Дмитрий остался в прошлом, что я готова идти дальше, но Адриана – как и меня – несомненно, мучил вопрос, какова истинная мотивация того, что Дмитрий так рыцарственно выступил в мою защиту.

Лисса начала рассуждать, как им добиться, чтобы Дмитрия выпустили на свободу, но тут вернулась хозяйка магазина с целым ворохом платьев, которые она явно не одобряла. Прикусив губу, Лисса смолкла, решив, что ситуацией с Дмитрием можно озаботиться позже. Сейчас от нее требовалось выбрать платье, играя при этом роль славной девочки из королевской семьи.

Адриан оживился при виде платьев.

– А топиков на бретельках тут нет?

Я вернулась в свою камеру, размышляя над проблемами, которые, похоже, продолжали громоздиться все выше и выше. Тревога за Адриана и Дмитрия. Тревога за себя. Тревога из-за этого так называемого потерянного Драгомира. Похоже, история правдива, но меня огорчало то, что я не могу заняться ею, а ведь речь идет о помощи Лиссе. В письме сказано, что не стоит распространяться об этом деле, а ведь, похоже, у меня нет другого выхода, как перепоручить его кому-то другому. Я хотела бы сама разобраться во всем, но решетка и давящие стены вокруг напомнили мне, что пока я не способна разобраться ни с чем, даже, возможно, с собственной жизнью.

Две недели.

Испытывая потребность отвлечься, я сдалась и начала читать книгу Эйба. Да, это была та самая история о человеке, которого несправедливо заточили в тюрьму, как я и ожидала. По-настоящему хорошая книга; из нее я извлекла урок, что в моем случае фальсифицированная смерть как способ бегства не годится. Неожиданно книга пробудила во мне старые воспоминания. Озноб пробежал по спине, когда в сознании ожило гадание на картах Таро. Моройка по имени Ронда, тетя Эмброуза, выложила для меня карты, и на одной была изображена женщина и рядом множество мечей. «Ловушка». «Несправедливое лишение свободы». «Клевета». Проклятье! Я начинала прямо ненавидеть эти карты. Всегда твердила, что гадание – сплошной обман, но вот надо же! Чем дальше, тем больше оно сбывается. Тогда в конце расклада мне выпало путешествие, но куда? В настоящую тюрьму? На казнь?

Вопросы, остающиеся без ответа, – таков теперь мой мир. Поскольку другого выбора у меня не было, я решила немного отдохнуть. Растянулась на койке и попыталась выкинуть из головы одолевающие меня тревоги. Не так-то просто. Стоило закрыть глаза, и перед моим внутренним взором возникал судья, ударом молотка обрекающий меня на смерть. Или мое имя в исторических книгах, но в разделе не героев, а предателей.

Страх скрутил меня, и тут я подумала о Дмитрии. Представила себе его спокойный взгляд и почти услышала, как он наставляет меня: «Не волнуйся из-за того, что ты не в силах изменить. Отдыхай, если есть возможность, чтобы быть готовой к сражениям завтрашнего дня». И этот воображаемый совет помог мне успокоиться. Наконец-то пришел сон, крепкий и глубокий. Всю прошедшую неделю я беспокойно ворочалась и только сейчас смогла отдохнуть по-настоящему.

А потом я… проснулась.

Села на постели, с бешено колотящимся сердцем. Оглянулась по сторонам в поисках чего-то, так сильно напугавшего меня, что вырвало из сна. Ничего. Темнота. Тишина. Слабое поскрипывание кресла в конце коридора – значит, охранники на месте.

Связь, поняла я. Меня разбудила связь. Я почувствовала резкую, сильную вспышку… чего? Энергии. Тревоги. Выброс адреналина. Меня охватила паника, и я нырнула в сознание Лиссы, пытаясь выяснить, чем вызван такой всплеск ее эмоций.

Но не обнаружила ничего.

Связь исчезла.

Три

Ну, не то чтобы совсем исчезла.

Была приглушена. Такое же примерно ощущалось сразу после того, как Лисса вернула Дмитрия в состояние дампира. В этом процессе было задействовано столько магии, что она «выжгла» нашу связь. Сейчас никакой вспышки магии не было. Складывалось впечатление, будто Лисса намеренно заглушила связь или возвела вокруг своего сознания стену. Как и всегда, я по-прежнему ощущала ее; она жива; с ней все в порядке. Почему в таком случае ничего больше касательно ее я не чувствовала? Она не спала; по ту сторону стены ощущалось бодрствующее сознание. И активно работающая стихия духа, с помощью которой она отгородилась от меня… И она сама сделала это.

Какого черта? Мы обе знали, что наша связь работает лишь в одну сторону: я могла чувствовать Лиссу, а она меня – нет. И только от меня зависело, когда именно проникнуть в ее сознание. Часто я старалась удерживать себя от этого (в частности, здесь, в тюрьме), просто не желая нарушать ее право на личную жизнь. Лисса не могла контролировать этот процесс, то есть была с этой точки зрения уязвима, что временами ужасно ее бесило. Иногда она, используя свою силу, заслонялась от меня, но это случалось редко, поскольку требовало значительных усилий с ее стороны. Сегодня она успешно справилась с задачей; более того, заслон сохранялся, она не подпускала меня к себе, и я чувствовала, какого напряжения это ей стоило. Ну, в общем-то, мне было все равно, как она это делала. Я хотела знать зачем.

Наверное, это был мой самый тяжелый день в тюрьме. Страх за себя – это одно. Но страх за нее? Это было гораздо более мучительно. Если бы вопрос стоял так: моя жизнь или ее, – я бы без колебаний пошла на казнь. Я должна знать, что происходит. Может, она что-то выяснила? Может, Совет решил казнить меня, минуя судебное разбирательство? И Лисса пытается защитить меня от этих новостей? Чем больше силы духа она использует, тем большей опасности подвергает свою жизнь. Эта мысленная стена требует огромного количества магии. Но зачем? Зачем она идет на такой риск?

Я была поражена, только сейчас осознав, в какой степени полагалась на нашу связь, чтобы следить за ней. Правда, мне не всегда нравилось, когда в голове нежданно возникали чужие мысли. Несмотря на то что я научилась это контролировать, ее сознание иногда выплескивалось в мое, причем случалось, что в самые неподходящие моменты. Однако сейчас волновали меня отнюдь не эти мелочи, я переживала, что не могу обеспечивать ее безопасность. Быть вот так отсеченной от нее – это ощущалось, как если бы физически от меня отрезали часть.

Весь день я пыталась проникнуть в ее сознание, но тщетно. Это сводило с ума. Посетителей тоже не было, книга и журналы напрасно взывали ко мне. Ощущение зверя в клетке вернулось ко мне, я часто и яростно кричала на своих охранников, тоже без всякого результата. Похороны Татьяны должны состояться завтра, часы обратного отсчета времени до моего суда неумолимо тикали.

Наступила ночь, и стена, блокирующая нашу связь, наконец-то упала – просто потому, что Лисса уснула. Однако это ничего мне не дало – ее разум бездействовал. Что было делать? Я тоже легла, задаваясь вопросом, сохранится ли связь утром.

Она не исчезла. Мы снова были связаны, и я могла, как и прежде, смотреть на мир ее глазами. Лисса поднялась рано и начала готовиться к похоронам. Я не обнаружила никакого объяснения тому, почему она заблокировала меня вчера. Теперь она снова впустила меня в свое сознание, и все было как обычно. Мелькнула даже мысль – может, я просто вообразила, что была отрезана от нее?

Нет… Что-то такое особенное было. Чуть-чуть. Некоторые свои мысли она по-прежнему скрывала от меня. Каждый раз, когда я пыталась уловить их, они ускользали. Поражало, что она продолжала использовать магию, чтобы добиваться этого; одновременно лишний раз становилось ясно, что вчера она блокировала меня намеренно. Что происходит? Зачем, ради всего святого, ей понадобилось что-то от меня скрывать? На что я могу повлиять, сидя взаперти в этой дыре? Мое беспокойство возрастало. О чем таком ужасном мне не следовало знать?

Я смотрела, как Лисса готовится к выходу, не замечая ни малейшего признака чего-то необычного. В конце концов она остановилась на платье до колен, с короткими цельнокроеными рукавами. Черном, конечно. Отнюдь не платье для вечеринки, но она справедливо полагала, что многие при виде его вскинут брови. В других обстоятельствах оно очаровало бы меня. Светлые волосы она свободно распустила и полюбовалась в зеркало тем, как ярко они выделялись на черном фоне.

Кристиан встретил Лиссу во дворе. Он тоже выглядел соответственно, что было нехарактерно для него; даже отказался от куртки, надел белую рубашку под черный костюм и повязал галстук. Держался он с какой-то таинственностью, но при этом еще и явно нервничал. Правда, при виде Лиссы его лицо просияло; он буквально с благоговением смотрел на нее. Потом улыбнулся, быстро обнял. От его прикосновения она успокоилась и приободрилась. Их отношения недавно возобновились после разрыва, мучительного для обоих.

– Все будет хорошо, – пробормотал он, снова с выражением беспокойства на лице. – Все получится. Мы справимся.

Не отвечая, она на миг крепче прижалась к нему и отступила. Ни один из них не произнес ни слова, пока они шли туда, где начиналась похоронная процессия. Мне это показалось подозрительным. Она взяла его под руку; это как будто прибавляло ей сил.

Церемония похорон моройских монархов не менялась на протяжении столетий, где бы ни находился двор – в Румынии или в своем новом доме, в Пенсильвании. Таков общий подход мороев – традиционное у них перемешано с современным, магия с достижениями техники.

Гроб королевы должны были вынести из дворца и торжественно пронести через все земельные угодья двора, к внушительному кафедральному собору. Там состоится месса, на которой будут присутствовать лишь избранные. По ее окончании Татьяну похоронят на церковном кладбище, рядом с другими монархами и членами королевских семей.

Следить за продвижением гроба не составляло труда. На всех его углах возвышались столбики с красно-черными шелковыми флагами. Земля на пути процессии была усыпана лепестками роз. По обеим сторонам толпились люди, надеясь в последний раз увидеть бывшую королеву. Многие морои приехали издалека: одни ради похорон, другие ради выборов нового монарха.

Королевский эскорт – в основном в черном бархате, так одобряемом хозяйкой магазина одежды, – уже потянулся в здание дворца. У Кристиана не было ни малейшего шанса представлять свою семью во время такого выдающегося события, и Лисса ненадолго задержалась с ним. Потом крепко обняла его и легко поцеловала. Когда они расходились, его голубые глаза понимающе вспыхнули – он знал тайну, которую скрывали от меня.

Лисса проталкивалась сквозь толпу к началу процессии. Здание не походило на дворцы или замки старой Европы. Величественный каменный фасад и большие вытянутые окна напоминали другие строения двора, но были и некоторые отличительные особенности – высота, широкие мраморные ступени. Кто-то потянул Лиссу за руку, и она едва не столкнулась с каким-то старым мороем.

– Василиса?

Даниэлла Ивашкова, мать Адриана. Она была лучше других королевских мороев и даже одобряла наши отношения с Адрианом – по крайней мере, так было до того, как меня обвинили в убийстве. В основном ее терпимость объяснялась уверенностью в том, что наши с Адрианом пути разойдутся, как только я начну выполнять свои обязанности стража. Даниэлла убедила своего кузена, Дамона Таруса, быть моим адвокатом, но я предпочла, чтобы мои интересы представлял Эйб. До сих пор не уверена, правильно ли я поступила тогда; несомненно только, что это уронило меня в глазах Даниэллы.

Лисса нервно улыбнулась ей – она торопилась занять свое место в процессии.

– Здравствуйте.

Даниэлла была в черном бархате, в темных волосах сверкали мелкие бриллианты. Симпатичное лицо искажалось волнением и беспокойством.

– Ты видела Адриана? Я нигде не могу найти его.

– Ох!

Лисса отвела взгляд.

– Что? – Даниэлла только что не трясла ее. – Что тебе известно?

Лисса вздохнула.

– Я не знаю, где он, но этой ночью видела, как он возвращался с вечеринки. – Лисса заколебалась, как будто ей было неловко говорить остальное. – Он был… по-настоящему пьян. Я никогда его таким не видела. Он шел с какими-то девушками и… Не знаю… Мне очень жаль, леди Ивашкова. Он, скорее всего… ну, отключился где-то.

Даниэлла ломала руки, и мне было понятно ее волнение.

– Надеюсь, никто не заметит его отсутствия. Может, стоит говорить… ну, что он сильно горюет. Столько народу, столько всего происходит. Конечно, никто не заметит. Но ты ведь скажешь, если тебя спросят? Скажешь, как сильно он огорчен?

Мне нравилась Даниэлла, но эта королевская одержимость поддержанием имиджа начинала меня раздражать. Конечно, она любит сына, но сейчас переживала не столько из-за смерти Татьяны, сколько по поводу того, что люди подумают о нарушении протокола.

– Конечно, – ответила Лисса. – Я не хочу, чтобы любой… Ну, чтобы все вышло наружу.

– Спасибо. А теперь иди. – Даниэлла, все еще не справившаяся с волнением, сделала жест в сторону входа. – Тебе нужно занять свое место. – Потом, к удивлению Лиссы, она мягко похлопала ее по плечу. – И не нервничай. Ты прекрасно справишься. Просто держи голову выше.

Стражи у входа узнали Лиссу и пропустили ее. Гроб Татьяны стоял в вестибюле. Лисса потрясенно замерла и даже как будто забыла, что здесь делает.

Сам гроб представлял собой произведение искусства – из черного дерева, отполированный до блеска. На каждой стороне искусно нарисована какая-нибудь садовая сцена, в ярких металлических цветах всех оттенков. Повсюду золото, включая ручки для переноса гроба. Ручки также были увиты розами. Казалось, шипы и листья должны помешать переносчикам гроба, впрочем, это была уже их проблема.

В гробу на ложе опять же из роз лежала сама Татьяна. Странное ощущение. Я видела немало мертвых тел. Черт возьми, некоторые были мертвы по моей вине. Но видеть хорошо сохранившееся тело, лежащее так мирно, в таком богатом обрамлении… от этого мурашки побежали по телу. Лиссу это тоже поразило, в особенности поскольку она значительно реже меня сталкивалась со смертью.

На Татьяне было блестящее шелковое платье глубокого темно-фиолетового цвета, традиционного для королевских похорон, с длинными рукавами, расшитыми искусными узорами из маленьких жемчужин. Я часто видела Татьяну в красном – цвет семьи Ивашковых – и порадовалась, что ее одели в традиционном духе. Красное платье слишком напоминало бы ее жуткие фотографии, продемонстрированные во время слушания; картины, которые я всячески пыталась выкинуть из головы. Шею Татьяны украшали нити драгоценных камней, на седых волосах покоилась корона с алмазами и аметистами. Кто-то хорошо поработал над ее лицом, но белизну кожи скрыть не удалось. Морои от природы бледны, а после смерти становятся белы как мел – наподобие стригоев. Открывшееся глазам Лиссы зрелище так сильно подействовало на нее, что она слегка покачнулась и вынуждена была отвести взгляд. В воздухе плыл густой аромат роз, к которому примешивался еле ощутимый оттенок гниения.

Координатор похорон заметила Лиссу и указала ей, куда встать, – но сначала укорила за то, как она одета. Резкие слова вернули Лиссу к реальности, и она поспешила встать в ряд справа от гроба, вместе с пятью другими королевскими мороями. Она избегала смотреть на тело королевы. Вскоре появились носильщики, подняли гроб на плечи и медленно понесли наружу, туда, где ждала толпа. Все они были дампирами, в официальной форме, что поначалу смутило меня, пока я не осознала, что они входили в отряд стражей при дворе. За исключением одного – Эмброуза. Он выглядел великолепно, как всегда, и смотрел прямо перед собой с бесстрастным лицом.

Интересно, он оплакивает Татьяну? Собственные проблемы так сильно занимали меня, что я почти забыла – что ни говори, погиб человек, которого многие любили. Когда я возмущалась Татьяной из-за принятого ею возрастного закона, Эмброуз защищал ее. Глядя на него глазами Лиссы, я жалела, что не могу поговорить с ним лично. Ему наверняка известно больше о письме, которое он сунул мне в руку в зале суда. Конечно, он не был просто курьером.