Текст книги "Клятва истинной валькирии"

Тут Джессапы пришли в себя, и Паоло ухмыльнулся:

– Нормально так, – сообщил он. – Ты нашу сестренку обидел, а мы твоей попользуемся. А если тебе повезет, то сможешь посмотреть на процесс.

Остальные расхохотались, и Паоло, нехорошо прищурившись, сделал два шага вперед. К несчастью, это были его последние шаги.

Глава 3
На две проблемы меньше

Разговор с генералом Ганом развеял все мечты Мэй о славной миссии: в Панаме, судя по описанию задания, ничего такого не предвиделось. Мэй отправляли на задание не ради того, чтобы предотвратить убийство. И даже не ради того, чтобы кого-то убить. Ее, тренированного бойца, работавшего с последними достижениями военной техники, послали туда в качестве сопровождающего для трех чиновников Министерства внутренней безопасности. Те ехали в Панаму, чтобы вернуть из изгнания какого-то служителя[4]4
  ¹ Сотрудники «инквизиции», то есть Внутренней безопасности, полное название должности – служитель истины.


[Закрыть].

Мэй вверенные ее попечению лица как-то сразу не понравились. Женщина с неудачным именем Корнелия Кимора служила инспектором в СК, департаменте Сект и Культов. Эта дама за сорок носила короткую стрижку и красилась в странный, оранжевого оттенка цвет, который неприятным образом напоминал об абрикосе. Одежду и аксессуары Корнелия предпочитала исключительно бежевого цвета, а во всем остальном она походила на ледяную статую. Даму отличала невероятная холодность – даже на вкус Мэй. А если учесть, как воспитывали саму Мэй, это говорило о многом. По крайней мере, нордлингов учили скрывать холодность и высокомерие за улыбчивым лицом и пусть лицемерной, но заботливостью. Корнелия до таких нежностей не снисходила и презирала весь мир совершенно открыто и не скрываясь.

А вот спутник дамы, Фрэнсис Кайл, являл собой полную ее противоположность. Того же возраста, что и Корнелия, человек этот сиял, как яркое солнышко, – и не отличался собранностью. Подобные энтузиазм и открытость Корнелию очень сердили, однако Фрэнсис был старше по званию, и даме приходилось молчать и терпеть начальственные причуды. Бьющий через край энтузиазм смущал и Мэй, однако, по крайней мере, Фрэнсис всегда разговаривал вежливо.

К своему поручению Корнелия и Фрэнсис относились по-разному. Точнее, их взгляды на этот предмет абсолютно не совпадали, а лететь пришлось долго – почти девять часов. Корнелия полагала, что они зря тратят свое и служебное время, и явно тяготилась заданием. Фрэнсис же по мере приближения к цели приходил во все больший восторг.

– Я так рад, что нас туда отправили! – сообщил он Корнелии в какой-то момент.

Та подняла глаза от электронной книги, явно не желая слушать, что он скажет дальше.

– Я всегда мечтал встретиться с доктором Марчем! Я наслышан о нем! Великолепный специалист!

– Был великолепный специалист, – холодно поправила его Корнелия. – И я бы посоветовала отделять личность человека от работы, которую он выполнял.

Фрэнсис искренне удивился подобному уточнению:

– Неужели? А я думаю, одно без другого не обходится!

– Ничего подобного, – некрасиво, по-лошадиному, отфыркнулась Корнелия. – Вот встретитесь, и сами увидите.

– Но ему же нет равных! – продолжал настаивать Фрэнсис.

– Это правда. – Фраза далась ей с трудом.

И Корнелия принялась загибать пальцы, перечисляя:

– А еще он высокомерен, нагл и умело манипулирует людьми.

Фрэнсис не собирался сдаваться:

– А что в этом плохого? Я имею в виду, с его-то профессией…

– Это раздражает. И он пытается выдать свои пороки за достоинства. Не забудьте о склонности к излишествам и различного рода зависимостях!

Тут она принялась загибать пальцы на другой руке:

– Стимуляторы, алкоголь, азартные игры, женщины… Он не пропускает ни единой возможности броситься в омут порока. Скорее всего, в Панаме он себя чувствует как рыба в воде. И не захочет возвращаться.

Тут от изначальной веселости Фрэнсиса не осталось и следа:

– Вот в этом я очень сомневаюсь. А кроме всего прочего, нам без него не обойтись. Вы прекрасно знаете, что он уникален. Только его отличает подобная… широта взглядов.

– Вот именно. Я совсем не уверена, что это нужная широта, – мрачно отрезала Корнелия, и оба надолго замолчали.

Мэй понятия не имела, что это за взгляды и почему их широта так важна, если агенты Внутренней безопасности сорвались в далекую провинцию за одним-единственным человеком. Судя по выданному Корнелией перечню, доктор Марч воплощал все то, что Мэй ненавидела в мужчинах. Она искренне надеялась, что будет избавлена от бесед с подопечным на обратном пути. Хотя обстоятельства его изгнания возбуждали любопытство. Что же он сделал, что его выслали из РОСА? Совершил преступление? Тогда почему он не в тюрьме? А самое главное, если он натворил что-то из ряда вон выходящее, то почему его выперли прочь, а сейчас хотят привезти обратно?

Однако за поиск ответов на эти вопросы Мэй зарплату не платили. В этой поездке ей предстояло сыграть совершенно другую роль. Она и четверо солдат в серой униформе, сопровождающие Корнелию и Фрэнсиса, – не мозг, а мускулы. Печально, обидно и бесславно – но, с другой стороны, ничего другого после своей выходки на похоронах Мэй не заслужила. «Всего лишь одна поездка в провинцию», – сказала она себе. – Мы доставим высокомерного наглеца, которому нет равных, и меня снова возьмут на службу. Я снова надену форму».

В Панаме военная форма ей не понадобилась. Как ни странно, ей велели запастись одеждой в формальном стиле. А когда они прилетели и разместились в самой безопасной гостинице в Панама-сити, ее ошарашили приказом отправиться на задание. Именно платье предназначалось для последующих действий.

– Вы хотите, чтобы я доставила по адресу письмо?..

– Да.

Преторианцев Корнелия совсем не боялась. Она даже слегка нахмурилась – даме совершенно не понравилось, что Мэй осмелилась задавать вопросы.

– Его здесь принимает местный гангстер, Кристобаль Мартинес. Мартинесу принадлежат ночные клубы, дома и прочая недвижимость, и где конкретно живет Марч – совершенно неизвестно. Зато отыскать самого Мартинеса не составит труда. Он живет на широкую ногу, то и дело закатывает вечеринки. Так что все предельно просто: ты прилично оденешься, накрасишься, заявишься туда, тихонько отыщешь Мартинеса и вручишь ему это.

И она передала Мэй конверт с надписью от руки: «Джастину Марчу».

– Нетрудно, правда? Тем более для столь подготовленной девушки.

Мэй выслушала приказ с видом крайне вежливым и почтительным – с таким она обычно представала перед генералом Ганом. Хотя внутри у нее все кипело. «Прилично оденешься, накрасишься…» Корнелия злобно поджала губы, и голос ее источал презрение – возможно, она терпеть не могла людей из каст. Хотя, скорее всего, все объяснялось гораздо проще. Женщина в возрасте завидовала молодой сопернице. И не важно было, что соперница – один из самых грозных бойцов во всей РОСА.

Следовало также принять во внимание, что Мэй отправится туда, куда ни один из их группы не сможет попасть. И Корнелия, и Фрэнсис четко обозначили свою позицию по прилете: из отеля они ни ногой, а потом обратно в аэропорт. Они могли сколько угодно раздувать щеки, но провинции с ее нравами оба боялись до смерти. Эта мысль приносила Мэй немалое удовлетворение.

Однако все это она держала внутри себя, ибо прекрасно помнила: она – солдат, на которого наложено взыскание. Поэтому она покорно выслушала снисходительные речи Корнелии и ограничилась единственным вопросом:

– Хотите ли вы, чтобы я подождала доктора Марча и привезла его сюда?

– Нет. Неизвестно, когда Мартинес сумеет его отыскать и передать письмо, к тому же в конверте есть инструкции, как нас найти. Когда Марч прочтет письмо, он примчится сюда сам. Можете быть уверены!

Тут Корнелия снова скривилась в презрительной усмешке.

– И уж тем более не стоит его сопровождать сюда. Если его еще не убили на здешних улицах, сюда он точно самостоятельно доберется.

Видимо, то была последняя попытка сорвать миссию, которая Корнелии не нравилась изначально. Возможно, она надеялась, что ненавистного Марча пристрелят по дороге в гостиницу.

Вечером Мэй оказалась в своей комнате перед зеркалом, накрашенная и в лиловом коктейльном платье. И с волосами, забранными в элегантный «валик Гибсона». Старинные прически сейчас вошли в моду среди представителей каст, и хотя волей судьбы она оказалась очень далеко от семьи, старые привычки нелегко забывались. «Прилично оденешься…» Ну-ну. Хотя… а может, не стоило с таким презрением относиться к приказу Корнелии? Потому что Мэй вдруг посетило странное воспоминание: она, нарядная, причесанная и безупречно накрашенная, стоит перед зеркалом, и ей шестнадцать. Сейчас ее выведут к гостям – смотрите, какая у нас выросла красавица.

«Я – не она, – жестко напомнила себе Мэй и отвернулась от зеркала. – Я – солдат Республики».

Преторианцу улицы Панама-сити были не страшны. Но одинокая женщина – к тому же блондинка, иностранка и в коротком платье – привлекала немало лишнего внимания. Чего-то Внутренняя безопасность недодумала, когда этот план составляла. Если они хотели без лишнего шума передать письмо, отправили бы преторианца-мужчину. Хотя, возможно, у них просто не нашлось бойца, совершившего тяжкий проступок, и с дурацким поручением пришлось отправить Мэй.

Одна надежда, что кто-нибудь из местных затеет драку по дороге. Эмоции, вызванные произошедшим на похоронах, еще не улеглись, и Мэй бы обрадовалась возможности отвести душу. Однако татуированные подростки бандитского вида, околачивавшиеся рядом с гостницей, ограничились лишь грязными взглядами и парой непристойностей на испанском. Впрочем, большую часть пути до принадлежавшего Кристобалю Мартинесу клуба она проделала в машине. Шофер нагло ухмылялся, но молчал.

По правде говоря, самым значительным происшествием оказалась встреча с человеком, которого интересовало не столько ее тело, сколько душа. Когда до клуба оставалось буквально полквартала, она увидела мужчину с гладко выбритой головой и в драном плаще. Он бросался ко всем прохожим подряд, размахивая покрытыми грубыми рисунками листовками. Мэй не говорила по-испански, но разобрала слова «дьос» и «сальвасьон». Она не знала, что тот пытается ей всучить – отрывок из старых религий или из новых, каких развелось множество после Эпохи Упадка, – какая разница, в конце концов. Мэй не нуждалась в них и предельно четко объяснила это проповеднику, когда тот не прислушался к ее вежливому, но твердому отказу иметь с ним дело. Мэй просто отпихнула его, тот влетел в стену и больше не докучал ей своим «спасением».

Женщин внутрь пропускали без проблем – прямо как на родине. Но в отличие от джемманских заведений подобного рода здешняя охрана просила сдать оружие. Это было странно. В РОСА считалось, что гражданскому населению оружие абсолютно без надобности, и Мэй изумленно наблюдала за тем, как пижонски одетые плейбои и девушки по вызову спокойно подходили к охране и сдавали стволы – прямо как пальто в гардероб…

Кондиционер отчаянно пытался разогнать густой жаркий воздух – народу в клуб набилось порядочно. Жара уверенно побеждала: внутри не продохнуть было от запаха пота, сигаретного дыма и чего-то еще. Глаза начали слезиться в едкой дымке, затянувшей полутемное помещение. Музыка оглушала, и чувства Мэй обострились. Может, у них тут все вечеринки такие, но здесь опасно. Мэй насторожилась, имплант тут же включился и заработал.

Она не очень разбиралась в местных представлениях о гендерных ролях, но знала, что они тесно привязаны к социальному положению. В аристократических кругах женщины не показывались на публике, а вот среди недавно пробившихся наверх традиционные правила поведения мужчин и женщин соблюдались не так строго. Именно этими, «новенькими», и был забит сегодня вечером клуб. Впрочем, кругом толпились и менее состоятельные дамы – и недвусмысленно сигнализировали о своей доступности для богатых мужчин. А поскольку Мэй никто не сопровождал, ее вполне могли отнести к группе охотниц. Задание следовало выполнить без проволочек – пока никто не решился перейти от теории к практике…

Пока она искала Кристобаля Мартинеса, пятеро посетителей все-таки попытались это сделать. Лишь один из типов разозлился из-за ее отказа, но рядом оказался охранник, и под его суровым взглядом агрессор быстро сник. И Мэй не пришлось демонстрировать навыки самообороны. Отлично – она же в штатском, не стоит себя раскрывать. Впрочем, настроение ухудшалось с каждой минутой, и нарваться на хорошую драку казалось вполне достойным выходом.

Кристобаля она обнаружила около автоматического бармена: аппарат оказался стареньким и голос распознавал с трудом. В результате Мэй заказала ром, а получила текилу. А Кристобаль стоял и рассказывал толпе друзей что-то смешное. Здоровяк, веселый такой. Взгляд его упал на Мэй, и лицо вспыхнуло радостью.

– Я вас не приглашал, но рад вас видеть! – воскликнул он по-английски, радушно раскрывая объятия. – Добро пожаловать в мое скромное обиталище!

– Благодарю за теплый прием. – Мэй улыбнулась – холодно и сдержанно, словно во время чаепития в усадьбе на территории земельного пожалования нордлингов. – Не могли бы вы передать письмо Джастину Марчу?

– Да вы ему сами отдайте! Он… где же он, только что здесь был…

И Кристобаль развернулся и пригляделся к толпе за игорными столами.

– В общем, он где-то там был. Но ушел – непонятно куда. Наверное, в постель кому-то напросился…

И виновато развел руками.

– Но точно не могу сказать. Возможно, вы еще успеете его перехватить…

Улыбка Мэй стала еще холоднее.

– Я просто должна передать ему это.

И она извлекла из сумочки письмо.

– Вы согласны мне помочь?

– Естественно, моя дорогая!

И он жестом фокусника опустил письмо себе в карман.

– Чем еще могу помочь? Только скажите!

На публику, конечно, играл.

– Вы, джемманы, мне нравитесь. Чем больше вас приезжает, тем лучше!

Мэй подумала, не попросить ли все-таки рому, но решила ограничиться вежливой улыбкой. И покачала головой:

– Я вам безмерно признательна. Мне пора. И еще раз – большое спасибо за то, что согласились передать письмо мистеру Марчу.

Она специально все повторила, потому что Кристобаль, похоже, тут же позабыл о поручении.

Он картинно заломил руки:

– О, как же вы, джемманки, жестоки! Не зря Джастин уехал от вас! Может, хоть ненадолго задержитесь? Вы разобьете мне сердце! В той комнате стол накрыт плюс тут где-то дилер наркотического «пепла» болтается – рекомендую, хороший порошок. Не подделка всякая, которую в РОСА контрабандой возят. Ну и отличная группа! Слышите, как поют?

О да, она слышала. Хотя пыталась отключить слуховые рецепторы изо всех сил. Мэй снова поблагодарила Кристобаля: оставалось лишь надеяться на то, что здоровяк не позабудет о конверте. А потом развернулась и пошла к входной двери. В нее как раз входили какие-то парни, явно из одной банды – судя по похожим татуировкам. Ярко и безвкусно одетые, то есть по здешним меркам безумно модно, молодчики шли вразвалочку, нагло поглядывая по сторонам. Мэй решила разминуться с парнями и резко свернула к едва различимым в плотной дымовой завесе дверям в другом конце комнаты.

Выход нашелся не сразу – пришлось действовать наугад. За одной дверью обнаружилась комната, где люди за стеклянным столом с шумом вдыхали какой-то порошок. Другая выглядела как кладовка, правда, какая-то предприимчивая парочка перепутала ее со спальней. Наконец Мэй нашла то, что искала, со вздохом облегчения перешагнула порог, вышла на улицу – и угодила прямо в эпицентр драки.

Расклад стал понятен сразу, хотя причины столкновения она не знала. В крови резко поднялся уровень адреналина – вот, значит, как!.. Шестеро на одного. Головорезы с татуировками на лице, орут по-испански и лезут на человека в пиджаке с нашивками дипкорпуса ВС. Счет пошел на секунды, она двинулась вперед. Мы с ВС как братья, надо помочь их человеку. И вообще Мэй не нравилось, когда на кого-то нападали с таким подавляющим численным перевесом.

Впрочем, для дипломата, может, и с перевесом, но не для нее. Жалкие слабаки какие-то попались, но даже такая драка лучше, чем никакой. Ей нужно выпустить пар, а тут, по крайней мере, не стоит переживать, что нарушен похоронный церемониал. Плюс, если удастся со всеми справиться быстро и тихо, Мэй все же выполнит приказ насчет того, чтобы не обнаруживать себя.

Она шагнула вперед и загородила собой дипломата. Тот непонимающе вытаращился – еще бы.

– Постой в сторонке, – тихо предупредила она его.

Панамцы поначалу удивились – а потом издевательски захохотали. Один что-то гоготнул, другие поддержали. А потом резко замолкли, потому что Мэй бросилась вперед и резко ударила главаря в лицо. Тот улетел в кирпичную стену, с четким звуком впечатался в нее и медленно сполз наземь. Мэй для верности наподдала ему ногой и развернулась к ошалевшим соучастникам. Они не умели драться по-настоящему. Здоровяки вроде них могли нагнать страху – но не на нее. Труднее оказалось справиться с пятым, самым крупным: тот просто высился над ней, как гора. И весил прилично. Однако имплант прибавил ей скорости и сил, и схватка быстро закончилась. Громила рухнул наземь, она оседлала его и придавила горло – бандит потерял сознание.

Мэй вскочила и обнаружила, что последний молодчик не стал связываться с ней, а бросился на свою изначальную жертву. Дипломат из ВС лежал на земле, предостерегающе выставив руку: мол, не подходи. Мэй оказалась рядом в мгновение ока. Схватила панамского юнца – а парнишка и впрямь был сущим юнцом – и швырнула его головой об стену. Хватило одного удара – парнишка выключился. На том драка завершилась, а ведь не больше минуты прошло. В крови кипели эндорфины, голова слегка кружилась, веселье, как под кайфом, распирало Мэй. И то, другое, темное чувство тоже завивалось в ней кольцами. А потом развеялось без следа.

Она посмотрела на растянувшегося на земле дипломата, тот не сводил с нее изумленного взгляда.

– Вы как?

И Мэй протянула руку – поднимайтесь. Тот поколебался с мгновение, потом уцепился за ладонь.

– Да ничего…

Поднялся, даже не пошатнувшись, и оглядел поле боя.

– Потрясающе… Я вас даже испугался немного. Но все равно – потрясающе.

Английский у него был отличный, без акцента. Впрочем, неудивительно: джемманские дети учили в школе китайский, восточники – английский, а уж дипломатам обеих стран и подавно полагалось безупречно владеть языком союзной державы.

Она широко улыбнулась – ее все еще не оставило кружащее голову веселье от драки. А еще – она улыбалась, потому что ее вдруг потянуло к этому мужчине. Сегодня она видела много мужчин, но ни один не шел в сравнение с этим…

– Нам бы хорошо держаться друг друга… – И она кивнула на его пиджак.

– Друг друга… – Он оглядел пиджак так, словно впервые его видел, а потом вдруг пришел в себя. – Ах да, конечно.

Наконец он посмотрел на нее и улыбнулся. К дипломату явно возвращалась уверенность в себе:

– Могу ли я узнать ваше имя? Или вы растворитесь в ночной тьме, оставив меня наедине с чудесными воспоминаниями о вашем неожиданном появлении?

Приятная улыбка. В детстве ее окружали сплошные блондины, но Мэй подросла, и теперь ей нравились темные волосы и смуглая кожа. Мужчина выглядел как типичный плебей: загорелый, черноволосый, черты лица свидетельствуют о трех поколениях межэтнических браков. На подбородке проступала тень щетины. Может, он пренебрегает бритьем? Но нет, одет он безупречно – так что щетина явно оставлена не просто так. В кровь снова хлынули эндорфины – на этот раз они посмотрели друг другу в глаза. А взгляд у него был… опытный, понимающий. И черты лица – точеные. Ты в опасности, Мэй… А еще эта улыбка…

Она протянула руку:

– Мэй Коскинен.

Он пожал ее и, после некоторого колебания, ответил:

– Хуан Короков.

Рука оказалась теплой, очень теплой, и он удержал ее ладонь, а взгляд обволакивал, темный и тоже теплый, намекая на что-то личное и одновременно интимное.

– Вы из нордлингов?

Вот это да! Даже джемманы не всегда могли определить ее касту – в РОСА немало светлокожих блондинов, но в ВС и подавно не было ничего похожего.

– Откуда вы знаете?

Он самодовольно улыбнулся:

– Валькирию ни с кем не перепутаешь.

Дипломат наконец отпустил ее руку, но не отодвинулся.

– Но я не знаю, откуда взялась прекрасная воительница! Вы из военных? Или просто увлекаетесь боевыми искусствами?

– И то, и другое.

Мэй решила не говорить, что служит в преторианской гвардии. Люди обычно сразу начинали нервничать. А она не хотела портить настроение ни себе, ни ему. Впрочем, его должен удивить уже сам факт, что женщина из касты служит в армии. Надо немедленно что-нибудь придумать – какую-нибудь правдоподобную чушь, чтобы не выпячивать собственные навыки и умения.

– Я здесь ненадолго – знаете ли, аналитикой занимаюсь при нашем военном атташе…

И тотчас поняла, что сглупила: а если он сможет выяснить, что она не состоит в джемманском дипломатическом корпусе? Он ведь приехал сюда в составе делегации, для них все просто! Мэй напряглась: сейчас начнет спрашивать, не знакома ли я с тем-то и тем-то… Но нет, он не стал вдаваться в детали и просто сказал:

– Ну надо же, как хорошо обучают аналитиков в нынешние времена…

– Без такого тренинга в провинции делать нечего! – заметила она.

Он еще раз оглядел валяющихся без сознания бандитов и не стал расспрашивать дальше. Либо поверил, либо сделал вид, что ему все равно. А потом небо расколола яркая молния, прокатился оглушающий гром, и на землю обрушился ливень. Оба кинулись к двери, пытаясь укрыться под карнизом – какое! Волосы и платье Мэй мгновенно вымокли. Он поглядел на дверь и скривился.

– Не хотите ли переместиться куда-нибудь еще и выпить? В смысле, ко мне переместиться, – быстро добавил он. – Хватит с нас сегодня местной экзотики. Уверен – манеры местных ухажеров вас не впечатлили.

– Верно, – отозвалась она.

Наверное, пойти к мужчине, с которым только познакомилась, – шаг рискованный. Для большинства женщин. Но Мэй не относила себя к большинству женщин. А интуиция подсказывала: этот тип себе лишнего не позволит, с ним она в безопасности. Во всяком случае, более безобидного сопровождающего на сегодняшний вечер ей точно не найти. К тому же Корнелия сама сказала: главное, чтобы письмо попало адресату.

Они снова вошли в клуб, протолкались через толпу и очутились на улице. Желающие попасть внутрь прятались под карнизом, пытаясь уберечь наряды от ливня. Невероятных размеров квартира спасенного оказалась всего в паре кварталов от клуба – причем над другим ночным заведением Кристобаля. Там тоже веселились вовсю, и снизу доносились громкие звуки музыки. Они переступили порог квартиры, дверь захлопнулась, и все разом стихло – только глухое буханье слышалось где-то под полом.

– Прошу прощения, – вздохнул он. – Ничего не поделаешь. Но я могу поставить что-нибудь другое, и мы не будем слышать этот ужас. Ну, или вы сыграете – если вдруг будет желание…

И он ткнул в сторону покрытого пылью пианино в дальнем конце гостиной. Пиджак он сбросил, и под ним обнаружилась залитая вином рубашка.

Мэй кивнула на фортепиано.

– А вы не играете?

– Нет. От прежнего жильца осталось. Я сейчас вернусь.

Он скрылся в темноте коридора, а Мэй уселась на табуретку перед инструментом и решила исполнить «Пляску смерти». Но, увы, рука задрожала – имплант опять вмешался в ее метаболизм, хотя теперь ее немного отпустило.

Местный дизайн выглядел убого – и в гостинице, и в злосчастном клубе. А здесь ее встретила привычная, почти домашняя обстановка. Нейтральные цвета. Обивка дорогая, но не кричащая.

Он вернулся в свежей рубашке и бросил ей полотенце. Мэй наскоро обтерлась и пересела на диван коричневой кожи. На столике уже ждали два бокала, а он нагнулся к шкафчику:

– У меня только аргентинское красное. Местные его как воду хлещут, однако оно вполне неплохое…

– Отлично.

В самом деле, не все ли равно, какое вино пить? Имплант рассматривал любой вид алкоголя как токсин и мгновенно его перебатывал – поэтому напоить преторианца не представлялось возможным.

Он разлил вино по бокалам и устроился рядом, морщась от боли.

– Еще один замечательный день в чудесной стране Панаме. Надеюсь, они мне ничего не сломали…

– Почему они напали на вас? – спросила Мэй.

Руки еще дрожали, пришлось их засунуть между коленей – чтобы внимания не привлекать.

– Я их в покер обыграл, – ответил он. – Да какая, в сущности, разница. Они тут постоянно должны самоутверждаться, повод не столь важен. Вы бы видели, откуда юнцы родом. Их можно понять. И даже пожалеть. Если очень захотеть, конечно.

Он не стал распространяться, чем он в Панаме занимается, и Мэй решила: наверняка работает на правительство, и лучше щекотливую тему не обсуждать. Кроме того, он вообще ничего не рассказывал про ВС. Он без устали травил панамские байки – и с живым интересом прислушивался ко всему, что касалось РОСА.

– А вы приезжайте и все сами увидите, – поддразнила она – он особенно долго ее расспрашивал про последние события в Ванкувере.

Бутылка уже наполовину опустела.

– Мы встретимся, я вам покажу город.

– А вы были на Острове Ванкувер?

Она покачала головой – нет, мол, и он искренне изумился:

– Почему? Там так красиво! А посреди острова – обсерватория, старинная, построенная еще до Упадка. Ее отреставрировали, теперь можно добраться до вершины холма, зайти внутрь здания и почувствовать себя в центре галактики…

И он широко развел руки:

– Кругом звезды. И тишина. Мало где стоит подобная тишина, а там – ни звука…

У Мэй с воображением было не ахти, но в уме вдруг живо нарисовалась красивая картина. И возникла мысль: а было бы неплохо куда-нибудь отправиться с этим парнем… посмотреть на звезды, хм…

– Тогда вы мне покажете остров, правда?

Он улыбнулся, и ее сердце застучало сильнее. А в глазах у него мелькнула… тоска?

– Я бы с удовольствием, но… у меня дел по горло и… домой выезжать не часто получается. Да и никуда особо не получается выезжать, к сожалению.

– Нелегкая работа у дипломатов, как я погляжу, – улыбнулась она и кивнула в сторону пиджака – тот уже валялся на диване.

– Конечно… – засмеялся он. – Не уверен, что подвизаюсь собственно на дипломатическом поприще. Я, знаете ли… читаю в душах и разгадываю загадки.

– И хорошо получается?

А ведь он прав – вино отличное. Даже жаль, что имплант не дает опьянеть…

– Если бы мне поручили заглянуть в вашу душу – о, я бы потерпел поражение. И мне бы грозило немедленное увольнение. Вас нелегко разгадать.

Мэй ничего не ответила, а он тихонько произнес:

– Но мои слова пришлись вам по душе, и это многое проясняет.

Она подняла взгляд от бокала:

– Что именно?

Он смотрел ей в глаза – всего пару секунд, взвешивая что-то в уме.

– Вы, например, всю жизнь беспокоились о том, как выглядите в чужих глазах. Волновались о том, что о вас думают. Тревожились о том, чего от вас хотят окружающие. Но еще вы знаете, кем вы хотите быть. Вам не нравится, когда люди делают о вас поспешные выводы, но и правды вы им не открываете.

– А поконкретней? – Она попыталась задать вопрос шутливым тоном, но получилось не слишком хорошо – его слова попали в точку.

А он снова надолго замолчал и молча смотрел на нее. А потом сказал:

– Что вам очень грустно. Это первое.

И он протянул руку и убрал спутанные, влажные волосы с ее лица. Нежно, мягко – но между ними словно проскочила искра.

– Но почему? Какие причины для грусти у беспощадно прекрасной женщины из нордлингов? Особенно такой, что может шутя разбросать стаю бандитов и сыграть мелодию Сен-Санса?

Мэй стало не по себе, горло перехватило, и ей вдруг отчаянно захотелось рассказать красивому незнакомцу все. Про отца, Порфирио, преторианцев, о возвращающемся странном ощущении необъяснимой силы, которая ни с того ни с сего завладевает ею… Однако она… улыбнулась сказанному.

– Вы узнали мелодию.

– Разумеется!

В голосе прозвучало обиженное изумление: мол, за кого вы меня принимаете, мне ли не узнать музыку Сен-Санса…

– Но вы пытаетесь уйти от ответа.

– А вы – ответите на такой же вопрос? Почему вы грустны?

Ибо в нем тоже чувствовалась печаль. Сначала она ничего не заметила – пока он не затронул ее за живое. Харизматичный, остроумный красавец с обезоруживающей улыбкой – этого хватило, чтобы отвлечь ее от того, что таилось у него внутри. Зато теперь она ясно почувствовала его меланхолию. Под его внимательным, изучающим взглядом Мэй почувствовала… грусть. Такую же, как у нее. Она ждала ответной колкости, но он – вдруг – взял серьезный тон:

– Дело в том, что вы напомнили мне о доме.

И он отвел руку от ее лица и вздохнул.

– Вы молоды, прекрасны, умны, энергичны и… в общем, я давно не встречал таких женщин. Их здесь попросту нет. И я не скоро увижу женщину, подобную вам.

Мэй не отняла руки. В груди боль отозвалась на его муку, а от его прикосновения по телу прокатилась жаркая волна. Они познакомились лишь два часа назад, но этот незнакомец, то веселый, то задумчиво-мрачный, привлекал ее. Неодолимо. Мэй плыла по течению последние месяцы, а сегодня, рядом с ним, как будто ступила на твердую почву.

И она не собиралась лгать себе – она испытывала к нему физическое влечение. Обворожительный брюнет – конечно, это тоже сыграло свою роль. Но не только. Мэй решила, что ее покоряет его манера держаться. В том, как смотрел на нее, как флиртовал. Он излучал магнетическую уверенность в себе. «Мужчины вроде него чересчур самоуверенны, потому что знают – в постели им нет равных», – подумала она. Желание пробуждало в ее теле реакции, сходные с боевыми, и имплант, почувствовав изменение химического баланса, принялся усиливать их. Очень некстати… А может, все не так уж плохо. Секс, бой – опасные занятия. Просто по-разному опасные.

– Вы говорите так, словно бы я уже ушла, – наконец сказала она.

– Но вы же уйдете.

– Нет. Я – останусь.

Мэй наклонилась – он тоже. Их губы встретились. А поцеловав его, она потеряла голову. Она не могла решить его проблемы, а он – ее, но, обнимая его, прижимаясь к нему в тесном объятии, она надеялась, что, возможно, когда ночь пройдет, у каждого из них будет на две проблемы меньше.