Текст книги "Искусство продвижения себя. Гении самопиара от Альберта Эйнштейна до Ким Кардашьян"

За это его все чаще критиковали в среде художников. Коллеги усматривали в бесконечных повторениях одной и той же темы проявление творческого застоя у Уорхола. «Количество заказов, которые изготавливались на скорую руку без всякого чувства, было слишком велико. Их безжизненные краски, безразлично нанесенные тени создавали впечатление, что художник совершенно лишился творческого чутья»[188]188
  Indiana, S. 154 f.


[Закрыть]. В самом деле, после покушения он утратил значительную долю своих творческих способностей. Его роль в ряду других художников все чаще подвергалась сомнению, но «его месту в культурной памяти уже ничто не могло угрожать»[189]189
  Indiana, S. 176.


[Закрыть].

Инструменты саморекламы, которыми пользовался Уорхол

1. Радикальное пренебрежение всеми правилами. Художник рисовал огромные консервные банки и без зазрения совести утверждал, что это искусство.

2. Креативные идеи самопиара. Когда конкурирующая художественная галерея выставила настоящие консервные банки с супом, чтобы высмеять творчество Уорхола, тот заказал фотографа и на глазах у него начал ставить свою подпись на «оригиналах» банок в соседнем супермаркете. Эти фотографии разошлись по всему миру.

3. Превращение художника в машину, а его ателье – в фабрику. Уорхол поручал написание многих своих картин ассистентам и только ставил свою подпись. Основное внимание он уделял главной задаче – созданию собственного бренда.

4. Получив приглашение выступить перед публикой или поучаствовать в вечеринке, он иногда отправлял вместо себя двойника и добивался этим еще большей шумихи вокруг своего имени.

5. Провокации. Получив заказ на оформление павильона США на Всемирной выставке, он вывесил на стенах портреты 13 самых разыскиваемых преступников Америки. Когда разразился скандал, он просто замазал их серебряной краской и в очередной раз стал объектом пересудов.

6. В целях саморекламы использовались даже шрамы. После покушения все тело у него было в рубцах, и Уорхол решил запечатлеть их, наняв для этого знаменитого фотографа и художницу Элис Нил.

7. Уорхол был без ума от знаменитых людей, старался вращаться в их обществе и за счет этого повышать собственную узнаваемость.

8. Нарушения правил общения с прессой. Уорхол во время интервью давал порой крайне обескураживающие ответы. Иногда он сам начинал задавать вопросы журналистам или делал им непристойные предложения. А иногда его ответы не имели никакого смысла.

9. Даже свой внешний вид Уорхол превратил в бренд. Для этого он, к примеру, носил парики серебристого цвета.

10. Уорхол поддерживал имидж непроницаемой, загадочной и противоречивой личности – человека, который каждое воскресенье ходил в церковь и при этом снимал порнографические фильмы. Кроме того, он сам признавался, что картины пишут за него другие люди.

11. Странное сочетание экстремальной застенчивости и безудержного эксгибиционизма стало неподражаемой чертой его натуры.

3. Карл Лагерфельд. Бренд «Я»

Карл Лагерфельд на гала-концерте «Кино против СПИДа» в Антибе, Франция, в мае 2010 года. Напудренная коса, воротник-стойка, солнцезащитные очки и перчатки без пальцев были его торговыми марками. «Я больше не человек. Я абстракция. Марионетка, которой я управляю».

Источник: Alamy Stock Photo

Многие люди определяют себя через свою профессию. Карл Лагерфельд называл себя «человеком многих профессий» – в отличие от «людей досуга»[190]190
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 224.


[Закрыть]. У него было столько профессий, что идентифицироваться с какой-то одной из них просто невозможно. В одном из интервью он обмолвился, что обозначения для его профессии не существует и его еще предстоит придумать. «Его сферы деятельности меняются, подобно цвету хамелеона, – пишет Пауль Занер в книге, посвященной Лагерфельду. – Модельер, открыватель топ-моделей, фотограф, архитектор интерьеров, производитель парфюмерии, предприниматель, режиссер немых фильмов, владелец замка, галерейщик, автор книг, коллекционер фарфора, мастер рекламы, специалист по связям с общественностью, издатель, книготорговец»[191]191
  Sahner, S. 16.


[Закрыть]. Лагерфельд – это Лагерфельд. Как, пожалуй, никто другой, он сам себя сделал брендом, а нарциссизм – своей религией. «Я, только я и никто, кроме меня», – таков был его девиз, как утверждает Занер[192]192
  Sahner, S. 10.


[Закрыть]. На протяжении жизни, по его собственным словам, он делал из себя карикатуру, абстракцию: «Я уже не человек. Я абстракция. Марионетка, движениями которой управляю я сам. И я хочу быть таким. У меня мало общего с земными проблемами»[193]193
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 324.


[Закрыть]. Теперь становится понятно, почему он как-то раз заявил одному журналисту: «Знаете, я ведь когда-то тоже был человеком, как вы»[194]194
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 11.


[Закрыть]. Но именно этого ему и не хотелось – быть таким же, как все: «Я больше не чувствую себя человеком»[195]195
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 490.


[Закрыть].

Такие слова, сказанные кем-то другим, могли бы неприятно удивить. Но Лагерфельду это прощалось, и одной из причин была, пожалуй, самоирония. Он гордился тем, что в результате диеты потерял до 40 процентов своего веса, но после этого говорил: «Когда я без одежды, зеркало подсказывает мне, что перед ним стоит нечто напоминающее скелеты в анатомическом зале для студентов-медиков»[196]196
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 312.


[Закрыть]. Лагерфельд утверждал, что самый веселый смех для него – это смех над собой. По его словам, это лучшее лекарство, если знать, как оно действует. «В некоторых ситуациях мы доходим до гротеска. Если внимательно присмотреться, мы и сами можем это заметить. Разумеется, если быть честным перед самим собой»[197]197
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 84.


[Закрыть].

Он не боялся, что его поймают на слове, вспомнив ранее сказанное и найдя противоречия в высказываниях. Он выработал в себе иммунитет против критики, постоянно подчеркивая, что все, что он говорит, относится только к текущему моменту. «Не принимайте мои слова всерьез. Если я что-то сейчас и говорю, то завтра об этом могу уже и не вспомнить. Завтра я буду совершенно другим человеком»[198]198
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 101.


[Закрыть].

Можно, конечно, усомниться, действительно ли Лагерфельд хотел, чтобы его не воспринимали всерьез и не уделяли слишком пристального внимания его взглядам. Подчеркнуто ироничное отношение к себе было для него скорее стратегией саморекламы. Оно позволяло ему открыто проявлять самонадеянность и снобизм, чего не простили бы никому другому. Он говорил, что если уж и напишет автобиографию (а он этого так и не сделал), то только на английском языке и не позволит делать переводов. «Если люди во Франции или Германии захотят прочесть мою автобиографию, но не владеют английским, то, значит, эта книга не для них!»[199]199
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 40.


[Закрыть] Он также заявлял, что раз уж большинство его поездок оплачивают приглашающие фирмы, он всегда пользуется частным самолетом. «Я полагаю, что если кто-то не считает, что я достоин частного самолета, то к нему и ехать не имеет смысла. Я позволяю себе такое, чтобы быть уверенным, что приглашающая сторона ценит меня и мою работу. В противном случае я лучше останусь дома, почитаю какую-нибудь книгу или просто побездельничаю»[200]200
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 466.


[Закрыть].

Кем был Карл Лагерфельд? Он родился в 1933 году в Гамбурге, но позже указывал другие годы своего рождения. По его словам, ему уже в детстве говорили: «Ты – единственный». «А потом я и сам в это поверил»[201]201
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 83.


[Закрыть]. В школе ему хотелось отличаться от одноклассников, хотя они и дразнили его за это. «А ты в зеркале себя видел? Сам виноват!» – сказала ему как-то мать, когда он пожаловался на издевки. Позднее Лагерфельд признавал: «Она была права. Все остальные мальчишки носили короткие стрижки, а я был словно экзотический цветок – с длинными вьющимися волосами»[202]202
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 68.


[Закрыть]. Он хотел отличаться от одноклассников и в одежде. Те в послевоенное время приходили в школу в обносках, а Лагерфельд появлялся на уроках в сшитых на заказ пиджаках и безупречных рубашках с накрахмаленным воротником и шелковым галстуком[203]203
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 78.


[Закрыть]. Он мог себе это позволить, будучи выходцем из состоятельной семьи фабриканта. Позже он занялся бодибилдингом и демонстрировал свое тренированное тело на пляжах[204]204
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 170.


[Закрыть].

Будучи большим любителем сладостей, он в какой-то момент сильно растолстел и весил больше 100 килограммов. Пройдя курс похудения, он потерял за 13 месяцев 42 килограмма[205]205
  Sahner, S. 311.


[Закрыть] и устроил из этого целое событие, которое вместе с ним праздновал весь мир. Он ничего не делал для себя – только напоказ, в том числе и худел. Вместе со своим врачом он решил написать книгу о своей диете. Руководитель его ателье Арно Майяр был удивлен: «Я не знаю, что он на самом деле задумал – написать бестселлер или просто заставить СМИ говорить о себе. Не могу себе представить, чтобы кто-то еще из модельеров его масштаба сделал достоянием гласности подробности своего питания»[206]206
  Maillard, S. 198.


[Закрыть]. Книга Лагерфельда стала бестселлером, журналисты дрались за право взять у него интервью о формуле диеты. «Он, правда, стонет для приличия, но такое внимание прессы доставляет ему явное удовольствие», – писал Майяр, работавший вместе с ним 15 лет[207]207
  Maillard, S. 199.


[Закрыть].

Как и некоторые другие гении самопиара, Лагерфельд делал вид, что журналисты досаждают ему, и часто заявлял, что ему совершенно безразлично, что говорят о нем люди. Разумеется, это неправда. Он покупал и читал все газеты, где были опубликованы статьи о нем. И он угождал журналистам, как лишь немногие знаменитости. Пауль Занер, бывший в то время главным редактором журнала Bunte, вспоминает, как Лагерфельд пригласил его в Биарриц и как его впечатлило то, что шофер, доставлявший его из аэропорта, передал ему написанное от руки письмо на бумаге цвета яичного желтка. «Если уж вечно занятый Карл находит время, чтобы так сердечно отметить мой приезд, это говорит о его исключительном гостеприимстве. Он продумывает все до мелочей, словно церемониймейстер при дворе короля, хотя и роль короля ему тоже подходит»[208]208
  Sahner, S. 332.


[Закрыть].

Лагерфельд на протяжении всей жизни заботился об узнаваемости своей марки. Она возникла не в одночасье, а вызревала годами. «Мой образ, в отличие от Чарли Чаплина, родился не сразу. Прическа, темные очки лишь со временем стали частью моего имиджа. Я медленно, но верно сам делал из себя карикатуру»[209]209
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 228.


[Закрыть].

В конечном итоге сложился узнаваемый бренд: перчатки без пальцев, напудренный хвостик на затылке, стоячий воротник, темные очки, а иногда еще и веер в придачу. Карикатуристам не нужно было прилагать особых усилий, чтобы изобразить Лагерфельда. Но его бренд – это не только внешность, но и дерзкие высказывания и стиль речи. По словам Занера, Лагерфельд – большой мастер ритмического рисунка. «Он может говорить быстро, а потом вдруг меняет темп, и его слова звучат медленно и тягуче. Иногда в его фразах слышен ритм боссановы, а иногда пасторальные мотивы»[210]210
  Sahner, S. 458.


[Закрыть].

В начале 50-х годов Лагерфельд переехал в Париж и приступил к работе в домах моды Balmain, Patou и Chloé. В 80-е годы он прославился как креативный директор и главный дизайнер фирмы Chanel. Имидж этой фирмы, основанной Коко Шанель, к тому времени изрядно потускнел. Благодаря Лагерфельду фирма пережила сказочное возрождение и превратилась в международный концерн с миллиардными оборотами. «Только я смог сделать из Chanel то, что она представляет собой сегодня, – говорил Лагерфельд. – Без меня эту фирму уже давно бы закрыли. Последний из наследников, пригласивший меня, сказал: “Если вы не придете, то тогда уйду я”»[211]211
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 207.


[Закрыть].

Но было бы несправедливо отводить ему только роль модельера элитных модных домов. Если кому-то захочется перечислить все, чем занимался Лагерфельд, то такой список выйдет далеко за рамки этой главы. Он создавал мягкие игрушки для компании Steiff и губную помаду для Faber-Castell, а кроме того, разрабатывал дизайн бутылок для Coca-Cola light, браслетов, кулонов и брошей для Swarowski, знаменитые духи Chloé for Women, а также линейку духов, которые выпускал под собственным именем. Он создавал костюмы для театральных спектаклей, был фотографом, разработал концепцию рекламной кампании для шампанского Dom Pérignon и для модели Phaeton концерна Volkswagen. Он основал собственное издательство и прославился собранием книг, которое насчитывало 300 тысяч произведений. Ему удавалось одновременно работать над образцами эксклюзивной моды и коллекциями одежды и духов для шведской масс-маркет-компании H&M. Он умел соединять в себе элитарность с общечеловеческими потребностями: «Богатая верхушка всегда была жертвой собственного снобизма. Самое лучшее для них – это обязательно самое дорогое. Но нельзя пренебрежительно относиться к массовому продукту. Нет никаких причин покупать дорого то, что можно купить дешево»[212]212
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 232.


[Закрыть].

Свобода была для Лагерфельда высшей ценностью. Уже на ранних этапах карьеры он сумел то, что редко кому удавалось, – одновременно работать на несколько фирм. «Он быстро стал человеком, который может все. Это завидное качество, которое дано лишь немногим, – пишет Занер. – Пальто из верблюжьей шерсти для Max Mara? С удовольствием, это мой любимый материал. Шуба для Fendi? Отлично, я люблю пушистых зверушек. Коллекция одежды для Patou? Хорошо, добавим в нее несколько моделей для игры в гольф. Женский костюм для Chloé? Замечательно, будет готов через пару дней»[213]213
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 151.


[Закрыть].

Он успевает так много, потому что созданный им стиль работы позволяет сконцентрироваться именно на том, что ему удается лучше всего, – на разработке дизайна. Все остальное он поручает другим. За счет этого он зарабатывает намного больше, чем если бы владел только какой-то одной маркой или работал на одного заказчика. «Имея на руках множество контрактов и лицензий, а также располагая широкими связями, он умудряется свалить с себя груз неприятных забот, а сам занимается любимым делом. Он разрабатывает сумки, туфли, ткани, обои, очки, трикотажные и меховые изделия, дорогую и дешевую одежду. Иногда под своим именем, но нередко и под чужими»[214]214
  Sahner, S. 181.


[Закрыть].

Сам Лагерфельд говорил, что творчество для него – естественное состояние. «Чем больше я занят, тем больше хороших мыслей приходит в голову. Это как у пианиста – чем больше он играет, тем сильнее становится способность к импровизации. Когда я постоянно рисую, мне легче находить новые идеи»[215]215
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 26.


[Закрыть]. Порой к нему приходит озарение, но он не слишком полагается на него. Однажды он рассказывал, как искал новую идею для купальника. Он сел и приказал себе не вставать, пока не разработает 50 новых моделей купальников. Через три часа 50 моделей были готовы, но он продолжал работать[216]216
  Sahner, S. 26.


[Закрыть].

Дисциплинированное отношение к труду – это еще один из важных признаков его бренда. Это тем более примечательно, что он жил в гедонистическом мире, полном соблазнов и искушений. Лагерфельд им не поддавался. Он не курил, не принимал наркотики, почти никогда не пил. Возможно, дисциплина нужна была ему еще и потому, что он чувствовал: по своей натуре он склонен к приобретению зависимости. Например, временами он выпивал по несколько литров кока-колы в день и съедал гору сладостей. Дизайнер моды Вольфганг Йооп говорил о нем: «Один совет от Лагерфельда стоит действительно взять на вооружение: надо держать в узде свои чувства и желания, потому что иначе можно стать их жертвой. Со многими из окружавших его людей именно так и случилось… Он превосходно демонстрировал, что значит дисциплина и умение владеть собой. В этом отношении он представляет собой величайший феномен, с которым мне только доводилось встречаться. Гениальный человек»[217]217
  Вольфганг Йооп, цитируется по: Sahner, S. 183 f.


[Закрыть].

Многие из его друзей умерли от СПИДа, другие страдали от злоупотребления наркотиками. Он все это видел и спасался за счет строгой дисциплины. Когда он кого-то хвалил, то не забывал упомянуть и о таком качестве, как самообладание. В частности, про открытую им модель Клаудию Шиффер он говорил, что ей, в отличие от остальных моделей, была свойственна «железная дисциплина». «Другие были более веселыми, но менее дисциплинированными»[218]218
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 308.


[Закрыть].

Постепенно дисциплине отводилось все больше места в бренде Лагерфельда. Его невозможно было представить расхлябанным, а его сказанная в ходе какого-то телешоу фраза, что человек, который повсюду ходит в спортивных штанах, утратил контроль над своей жизнью, цитируется, пожалуй, чаще, чем другие его высказывания. «Люди говорят мне: “Вы немец, вам свойственна дисциплина…” На самом деле все еще хуже. Я сам себе фашист и диктатор, который сам себя угнетает. По отношению к себе я не допускаю никакой демократии. Здесь не может быть дискуссий. Я отдаю себе приказы, и меня это нисколько не тяготит. Приказ есть приказ, и баста»[219]219
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 315.


[Закрыть].

И все же было бы большим заблуждением считать, что Лагерфельд с помощью самодисциплины заставлял себя работать. Дисциплина нужна была только для того, чтобы противостоять искушениям и соблюдать диету. Правда, в его ателье тоже царила жесточайшая дисциплина. Все контролировалось чуть ли не с военной точностью. Руководитель ателье следил за строгим соблюдением всех указаний Лагерфельда, а сроки исполнения были очень жесткими[220]220
  Sahner, S. 362.


[Закрыть].

Что же касается его проектов, то они у него, как он сам говорил, выходили сами собой. «Я не знаю, что такое стрессы. Мне известны только стразы – я ведь работаю в сфере моды»[221]221
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 121.


[Закрыть]. Если рассматривать дисциплину как средство, заставляющее человека заниматься тем, что не доставляет удовольствия, то такая дисциплина Лагерфельду была не нужна. «Мы и так целый день занимаемся только тем, что нам нравится, – заявлял он. – Дизайн для меня – такое же естественное занятие, как дыхание»[222]222
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 361.


[Закрыть]. По его словам, он даже во сне думал о работе, а утром записывал возникшие мысли. Так, однажды ему приснилась целая коллекция одежды. «На следующее утро я ее нарисовал – и все срослось наилучшим образом»[223]223
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 361.


[Закрыть].

Что мотивировало Лагерфельда? Деньги, как считают многие? Ведь он в конце концов стал одним из самых богатых людей в Париже и не раз открыто признавался, что любит зарабатывать. Или это была тяга к славе и признанию? «Меня чествуют больше, чем Гальяно и всех остальных. Никто не может похвастать такими успехами. Никто не может со мной сравниться. Мне уже на улицу выйти нельзя, так как приходится расталкивать любителей автографов. Со всего мира приходит почта с просьбами об автографе. Уму непостижимо». Но за этим следуют слова, которые можно услышать почти от всех знаменитых людей: ему от этого «выть хочется», хотя он и не может объяснить почему[224]224
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 19 f.


[Закрыть].

Правда, веры в этом плане нет ни Лагерфельду, ни другим гениям самопиара. Майяр вспоминает, как однажды зашел вместе с Лагерфельдом в магазин Diesel. Все взгляды тут же устремились на него. «В конце концов группа улыбающихся японцев, прикрывая ладошками рты и держа в руках ручки, рискнула подойти ближе. Следом за ними потянулись и другие. Карл подмигнул мне: “Видишь, молодежь меня тоже знает! Неплохо, да?”»[225]225
  Maillard, S. 206.


[Закрыть]

Конечно, каждую звезду иногда тяготит чрезмерное внимание и связанная с ним утрата личного пространства. Но Лагерфельд смиряется с этими побочными эффектами, потому что альтернативный вариант – ходить неузнанным среди людей и ничем не отличаться от них – был бы для него совсем невыносимым. Свое нежелание иметь детей он объяснял тем, что всегда считал себя уникальной личностью и поэтому не испытывал ни малейшей потребности «клонировать эту уникальность»[226]226
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 83.


[Закрыть].

Чтобы оставаться в центре внимания, он сознательно шел на рискованные провокации. В 1993 году он вывел на подиум Клаудию Шиффер, которая шла, прижав к груди Коран. Посыпались протесты, потому что мусульмане усмотрели в этом оскорбление Корана и Пророка. Чтобы сгладить волны недовольства, было принесено формальное извинение, но Лагерфельд сказал по этому поводу: «Скандалы вредят лишь тому, кто их избегает»[227]227
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 282.


[Закрыть].

Несмотря на всю провокационность высказываний, Лагерфельд точно угадывал современные веяния моды и сам способствовал их появлению. Тот, кто постоянно плывет против течения, не добьется успеха ни в бизнесе, ни – тем более – в мире моды. Правда, то же самое можно сказать и о тех, кто плывет только по течению. Искусство заключается в том, чтобы немного опережать всех, развиваться чуть быстрее остальных и одновременно сохранять неповторимую основу своего бренда. «Для этого необходимо сдерживать свои личные порывы и в то же время действовать в духе времени. А еще интереснее – создавать что-то новое, не повторяясь»[228]228
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 145.


[Закрыть].

После смерти Лагерфельда журнал Spiegel написал: «Он сам изобрел себя и сделал сначала событием, а затем и брендом в мире искусства. Он был провозвестником эры, в которой доминирующими факторами станут инсценировка и внешнее впечатление. Он был радикален, свободен и неповторим»[229]229
  Spiegel № 9 от 23.02.2019.


[Закрыть].

Его не трогали обвинения в нарциссизме, и он не пытался скрывать эту свою черту. Майяр пишет, что Лагерфельд зачастую даже не удостаивал своих сотрудников взгляда во время разговора с ними. Вместо этого он смотрел через плечо собеседника на свое отражение в зеркале. Даже во время примерок он интересовался главным образом собой. «Его орлиному взгляду требовалась лишь доля секунды, чтобы принять решение. Но, к сожалению, несмотря на весь его потрясающий профессионализм, такая манера поведения создавала впечатление, что его ничто и никто не интересует, кроме собственной персоны. Любая фотосъемка была для него поводом, чтобы попутно изготовить и собственные фотопортреты, которые затем выкладывались на письменный стол его пресс-секретаря для раздачи всем журналистам»[230]230
  Maillard, S. 197 f.


[Закрыть].

Когда его спрашивали, не намерен ли он основать собственный фонд, он отвечал, что не видит в этом никакого смысла: «Все, что во мне есть, начинается и заканчивается вместе со мной»[231]231
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 397.


[Закрыть]. Лагерфельд как нечто само собой разумеющееся изрекал такие вещи, за которые любого другого можно было бы, пожалуй, обвинить в бестактности и эгоизме: «Я хочу, чтобы моя жизнь была приятной и без проблем. Я – свое собственное начало и конец. Только я сам решаю, чего мне хочется достичь. Я не обязан никого слушать и брать на себя ответственность за других»[232]232
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 464.


[Закрыть]. Вероятно, люди прощают ему такие слова, потому что в глубине души придерживаются схожих взглядов, но никогда не осмелятся открыто высказать их. А может быть, они считают, что он на самом деле так не думал, а просто провоцировал окружающих своими словами, которые не следует принимать буквально и всерьез.

Жизненную концепцию Лагерфельда можно выразить следующим образом: безграничная свобода и ничем не сдерживаемое стремление к постоянному развитию. Он говорил: «Счастье – это вопрос воли. Я являюсь результатом всего того, что когда-либо представлял, изображал и придумывал. Всего того, чем я хотел стать»[233]233
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 472.


[Закрыть].

Как ему, в отличие от многих других знаменитостей, удавалось не раздражать людей, несмотря на то что его везде было слишком много? Пожалуй, это можно объяснить тем, что он каждый раз изобретал себя заново и поэтому никогда не вызывал скуки. Его влекла сила творческой неудовлетворенности, суть которой лучше выразить его собственными словами: «Я никогда не бываю довольным. Мне всегда кажется, что я мог бы сделать что-то лучше. Лучшее шоу, лучшую коллекцию. Все можно сделать лучше»[234]234
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 406.


[Закрыть].

Другое объяснение заключается в том, что ему всегда удавалось сохранить в себе какую-то тайну, несмотря на множество интервью, которые он давал. Темные очки тоже не позволяли заглянуть к нему в душу. Человек, который повсюду расставлял зеркала, чтобы смотреть на свое отражение, прятал глаза, которые в народе называют «зеркалом души». Он никогда не связывал себя крепко ни с какой-то одной ролью или профессией, ни с какими-то своими конкретными высказываниями, сделанными в определенные моменты. Другие люди с возрастом начинают все больше жить своим прошлым. Лагерфельд считал такие воспоминания угнетающими и говорил, что если у человека появляется мысль, что все хорошее уже в прошлом, то лучше уж тогда сразу убить себя. «Меня интересует только будущее. Это связано с моей профессией. Я не помню, какую одежду я создавал вчера. Мне это уже не интересно»[235]235
  Лагерфельд, цитируется по: Sahner, S. 463.


[Закрыть].

Инструменты саморекламы, которыми пользовался Лагерфельд

1. Будучи дизайнером, он конструировал и собственный имидж, в который входил и внешний облик: перчатки без пальцев, напудренный хвостик, стоячий воротничок, темные очки, а временами и веер. Он сам считал, что создал из себя карикатуру.

2. Его высказывания и необычные сентенции («Человек, который повсюду ходит в спортивных штанах, утратил контроль над своей жизнью») обладают высокой степенью узнаваемости.

3. Он не стеснялся своего нарциссизма, а выставлял его напоказ. В сочетании с самоиронией (возможно, показной) его безграничный эгоизм и зацикленность на собственной персоне становились терпимыми.

4. Умелая смена ритма речи также была частью его неповторимого бренда.

5. Лагерфельд был сторонником радикальной свободы и индивидуализма. Нежелание подчиняться кому-либо уживалось в нем с железной самодисциплиной.

6. Он всегда сохранял некую долю таинственности. Этому способствовали и темные очки, скрывавшие глаза.

7. Он сочетал элитарный внешний вид, делавший его похожим на аристократа прошлых веков, с открытостью по отношению к массовой культуре (он разрабатывал, в частности, дешевые продукты для сети магазинов H&M).