Текст книги "Умолкнувший оратор"

– Она здесь?

– Конечно. Поправьте галстук и причешитесь.

Глава 11

В четверть третьего ночи Вулф взглянул на настенные часы и со вздохом произнес:

– Что ж, мисс Гантер, я готов выполнить свою часть договора. Я обещал ответить на ваши вопросы после того, как вы ответите на мои. Спрашивайте.

Мне некогда было любоваться красотой мисс Гантер, поскольку по требованию Вулфа я вел стенографическую запись беседы и, не поднимая глаз, уже исчеркал пятьдесят четыре страницы. Вулф пребывал в настроении, которое я называл «загляни-под-каждый-камень», и, с моей точки зрения, некоторые записи имели примерно такое же отношение к убийству Буна, как историческая переправа армии Джорджа Вашингтона через реку Делавэр. Правда, кое-что могло оказаться полезным. Главным образом ее путевые заметки о передвижениях в прошлый вторник. К своему удивлению, мисс Гантер ничего не знала о совещании, помешавшем Буну отправиться вместе со всеми на поезде. Обычно она была в курсе всех его дел. В Нью-Йорке она вместе с Элджером Кейтсом и Ниной Бун отправилась в отделение Бюро регулирования цен. Кейтс пошел в аналитический отдел, а они с Ниной принялись помогать сотрудникам бюро отбирать на складе товары, необходимые для иллюстрации предстоящей речи Буна. Там был огромный ассортимент самых разных вещей, начиная от зубочисток и кончая пишущими машинками, и только к шести часам они управились с работой, отобрав два консервных ножа, два разводных ключа, две мужские рубашки, две авторучки и детскую коляску. Один из сотрудников помог мисс Гантер вынести все это добро на улицу и поймать такси до отеля «Уолдорф», куда уже уехала Нина. Коридорный поднял товары на этаж, где находился Большой бальный зал и гостиная. Там мисс Гантер узнала, что Бун просил ему не мешать, поскольку он готовится к выступлению в задней комнате, позднее ставшей печально известной как Комната убийства. Представитель НАП, генерал Эрскин, проводил ее туда.

– Генерал Эрскин? – переспросил Вулф.

– Да. Эд Эрскин, сын президента ассоциации. – (Я фыркнул.) – Он бригадный генерал, – объяснила она. – Один из самых молодых генералов в авиации.

– Вы с ним знакомы?

– Нет, но видела его раз или два. Однако, само собой, я его терпеть не могу. – (На этот раз я не сомневался: она не улыбалась.) – Я ненавижу всех, кто связан с НАП.

– Естественно. Продолжайте.

Эд Эрскин подкатил коляску к двери комнаты за сценой и распрощался. Фиби Гантер пробыла у Буна не больше двух-трех минут. Впоследствии полиция потратила много часов на изучение этих двух или трех минут – последних минут, когда кто-то, кроме убийцы, видел Буна живым. Ну а Вулф потратил на них две странички моего блокнота. Бун был сосредоточен и напряжен сильнее обычного – ничего удивительного в данной ситуации. Он вытащил из коляски мужские рубашки и разводные ключи и разложил на столе, просмотрел сопроводительные документы, напомнил мисс Гантер, чтобы во время его выступления она сверялась с напечатанным текстом и отмечала все отклонения от оригинала, которые он сделает. Затем отдал ей кожаный чемоданчик и попросил оставить его одного.

Она вернулась в гостиную, выпила два коктейля подряд, поскольку явно в этом нуждалась, затем вместе со всеми проследовала в бальный зал, отыскала восьмой столик возле сцены, зарезервированный для представителей Бюро регулирования цен, и села. Она как раз ела фруктовый салат, когда неожиданно вспомнила, что забыла кожаный чемоданчик на подоконнике в гостиной. Но никому ничего не сказала, не желая признаваться в своей оплошности, и только собралась было, извинившись перед сидевшей рядом миссис Бун, выйти из-за стола, как Фрэнк Томас Эрскин поднялся на сцену и объявил в микрофон: «Дамы и господа, с глубоким прискорбием вынужден сообщить вам печальную новость, по причине которой никому не разрешается покинуть зал…»

Лишь спустя час ей удалось попасть в гостиную, но кожаный чемоданчик исчез.

Бун говорил ей, что в чемоданчике находятся валики с надиктованными им днем в вашингтонском офисе текстами. Больше она ничего не знала. В том, что Бун не рассказал ей о содержании записей на валиках, не было ничего удивительного, поскольку он редко этим делился. Для текущей работы мистер Бун пользовался услугами нескольких стенографисток, но самые важные письма и распоряжения, которые могли содержать конфиденциальную информацию, он записывал на диктофон и давал перепечатывать только мисс Гантер. Всего было двенадцать таких чемоданчиков с десятью валиками в каждом, и чемоданчики эти постоянно курсировали между мистером Буном и мисс Гантер, а также мисс Гантер и другими стенографистками, поскольку Бун практически всегда пользовался диктофоном. Чемоданчики были пронумерованы. Пропал номер четвертый. Мистер Бун всегда пользовался диктофоном фирмы «Стенофон».

Мисс Гантер призналась, что совершила ошибку. До утра среды она никому не говорила о пропаже, пока полиция не поинтересовалась, что лежало в кожаном чемоданчике, с которым мисс Гантер пришла в гостиную. Конечно, какая-то крыса из НАП донесла об этом полицейским. Она объяснила свое молчание нежеланием признаться в халатности, заметив, однако, что это никому не причинило вреда, поскольку содержимое чемоданчика никак не могло быть связано с убийством.

– Четыре свидетеля утверждают, что, когда вы из гостиной направились в бальный зал, чемоданчик был при вас, – пробурчал Вулф.

Слова Вулфа не произвели на Фиби Гантер особого впечатления. Она как ни в чем не бывало пила бурбон с водой и курила сигарету.

– Или вы верите им, или вы верите мне. Меня нисколько не удивит, если не четыре, а все сорок человек из ассоциации заявят, что подглядывали в замочную скважину и видели, как я убила мистера Буна.

– Вы говорите о членах НАП. Но миссис Бун не имеет отношения к ассоциации.

– Не имеет, – передернула плечами Фиби. – Мистер Кейтс рассказал мне, что она обо мне говорила. Миссис Бун меня недолюбливает. А возможно, хотя я в этом сильно сомневаюсь, она ко мне вполне неплохо относится, но ей ненавистна сама мысль, что ее муж зависит от меня. Обратите внимание, что ей даже не пришлось лгать: она ведь не говорила, что видела у меня в руках чемоданчик, когда я выходила из гостиной.

– А в чем именно мистер Бун зависел от вас?

– В том, чтобы я выполняла его приказания.

– Конечно, – едва слышно пробормотал Вулф. – Но что он получал от вас взамен? Послушание? Преданность? Дружеское участие? Счастье? Экстаз?

– Боже правый! – Лицо ее исказила гримаса отвращения. – Можно подумать, что эти вопросы задает жена какого-нибудь конгрессмена… Мистер Бун получал высококвалифицированную работу. Не стану утверждать, что за те два года, которые я работала на мистера Буна, я не испытывала экстаза, но я всегда оставляла его за дверями офиса, да и вообще я приберегала его на потом, предвидя встречу с мистером Гудвином. – Она всплеснула руками. – Наверное, вы тоже читаете старомодные романы. Что ж, если вам так хочется узнать, была ли у меня интимная связь с мистером Буном, мой ответ «нет». Во-первых, у него не было времени для флирта – как, впрочем, и у меня. Во-вторых, он был не в моем вкусе. Правда, я почти боготворила его.

– Да неужели?

– Да, – ответила она с нажимом. – Он был раздражительным и слишком придирчивым, весьма упитанным и вечно обсыпанным перхотью; более того, он сводил меня с ума требованиями строго соблюдать его расписание. Но это был самый честный, самый благородный человек в Вашингтоне из всех, кого я знала. Он боролся с самой гнусной шайкой свиней и рвачей на всем белом свете. И поскольку сама я человек крайне нерешительный, то боготворила его, а вот где он мог достичь экстаза, тут уж, извините, это не ко мне.

Казалось, вопрос степени экстаза мы закрыли. Заполняя страницу за страницей в своем блокноте, я спросил себя, насколько верю ее словам, и, когда понял, что стрелка моей веры, достигнув отметки «девяносто», продолжает ползти к «ста», дисквалифицировал себя за пристрастность.

У Фиби сложилось определенное мнение относительно убийства. Она сомневалась, чтобы несколько членов НАП, пусть даже двое, могли вступить в сговор с целью убить Буна, поскольку все они были слишком осторожны и не рискнули бы замыслить столь сенсационное преступление. Это мог совершить лишь одиночка, кто-то из тех, кому мешала деятельность Буна как руководителя Бюро регулирования цен или чьи интересы были ущемлены столь сильно, что перспектива запятнать репутацию ассоциации отошла на второй план. Поэтому Фиби Гантер согласилась с Вулфом, что промышленники заинтересованы в поимке убийцы.

– Тогда не означает ли это, – спросил Вулф, – что вы лично и ваше бюро предпочли бы, чтобы убийца не был обнаружен?

– Может, и означает, – призналась мисс Гантер. – Однако я не настолько логична и хочу, чтобы преступника поймали.

– Потому что вы боготворили мистера Буна? Это понятно. Но в таком случае почему вы не приняли мое приглашение прийти вчера вечером, чтобы все обсудить?

То ли у нее ответ был заранее заготовлен, то ли ей не надо было ничего придумывать.

– Потому что мне не хотелось. Я очень устала и не знала, кто еще будет. И я уже тысячу раз ответила на тысячу вопросов в полиции и в ФБР и мечтала отдохнуть.

– Однако с мистером Гудвином вы все же приехали…

– Конечно. Любая девушка, которая нуждается в отдыхе, отправилась бы с мистером Гудвином куда угодно, потому что с ним можно не включать мозги. – Даже не взглянув в мою сторону, она продолжила: – Однако я не собиралась провести здесь всю ночь, а время уже позднее. Теперь моя очередь задавать вопросы.

И тут Вулф взглянул на часы и со вздохом сказал:

– Спрашивайте.

Она переменила позу, сделала глоток бурбона, эффектно откинула голову на спинку кресла из красной кожи и спросила безразличным тоном:

– Кто связался с вами от имени НАП, что они вам сказали, на что вы согласились и сколько они вам платят?

Вулф был настолько поражен, что едва не заморгал глазами:

– О нет, мисс Гантер, так дело не пойдет!

– Почему? Мы ведь договорились!

Вулф понял, что загнал сам себя в ловушку.

– Хорошо, давайте-ка поглядим. Ко мне приехали мистер Эрскин с сыном, мистер Бреслоу и мистер Уинтерхофф. Затем появился мистер О’Нил. Они наговорили с три короба, но в результате наняли меня провести расследование. Я дал согласие попытаться найти убийцу. А во что им…

– Независимо от того, кем бы он ни был?

– Да. Не перебивайте. Во что им обойдется мое содействие, покажет будущее. Мой гонорар будет прямо пропорционален расходам. Мне не нравится НАП. Я анархист.

Вулф явно решил продемонстрировать свою эксцентричность, чтобы максимально использовать ситуацию. Мисс Гантер не обратила на это внимания.

– Не пытались ли они внушить вам, что убийца не принадлежит к их ассоциации?

– Нет.

– Не создалось ли у вас впечатления, что они подозревают какое-либо определенное лицо?

– Нет.

– Не считаете ли вы, что убийцей является один из них?

– Нет.

– Стало быть, вы довольны, что ни один из них не является убийцей?

– Нет.

Она раздраженно всплеснула руками:

– Это глупо! Вы ведете нечестную игру. И только и делаете, что говорите «нет».

– Я отвечаю на ваши вопросы и не сказал ни слова неправды. Сомневаюсь, что вы были так же честны со мной.

– В чем же я вас обманула?!

– Пока не знаю. Еще не знаю. Но непременно узнаю. Продолжайте.

– Простите, – вмешался я, – но у нас еще не было прецедента, чтобы вас допрашивал человек, подозреваемый в убийстве. Следует ли мне все это записывать?

Вулф даже не взглянул в мою сторону:

– Продолжайте, мисс Гантер. Мистер Гудвин всего лишь воспользовался случаем, чтобы назвать вас подозреваемой в убийстве.

Она пыталась сосредоточиться и тоже меня игнорировала.

– Не считаете ли вы, – спросила она, – что использование в качестве орудия убийства разводного ключа свидетельствует о непреднамеренном убийстве? Ведь никто не знал, что там окажется ключ.

– Нет.

– А почему?

– Потому что убийца мог явиться вооруженным, но, увидев разводной ключ, решил воспользоваться им.

– И все же могло ли убийство быть непреднамеренным?

– Да.

– Не создалось ли у вас впечатления, что кому-то из НАП известно, кто взял кожаный чемоданчик и куда он делся?

– Нет.

– Или где он сейчас находится?

– Нет.

– Подозреваете ли вы кого-нибудь?

– Нет.

– Почему вы послали за мной мистера Гудвина? Почему именно за мной, а не за кем-либо другим?

– Потому что вы не ответили на мое приглашение и я хотел узнать причину.

Она замолчала, выпрямилась, допила бурбон и пригладила волосы.

– Все это чушь! – с чувством произнесла она. – Я могу хоть целую неделю задавать вам вопросы, но откуда мне знать, что вы говорите правду? Вы утверждаете, например, будто вам неизвестно, что стряслось с чемоданчиком и где он находится. А он, возможно, спрятан в этой самой комнате. Может быть, даже в вашем письменном столе.

Она посмотрела на свой стакан, увидела, что он пуст, и поставила на столик, на котором обычно выписывали чеки.

– Я находился в таком же невыгодном положении, когда расспрашивал вас, – кивнул Вулф.

– Но мне незачем вам врать!

– Вздор! У людей всегда есть причина что-нибудь скрывать. Продолжайте.

– Не стоит. – Она поднялась и разгладила юбку. – Это бесполезно. Лучше поеду домой и лягу спать. Посмотрите на меня. Я наверняка похожа на старую кошелку, да?

Мисс Гантер снова удалось обескуражить Вулфа. Он явно не привык, чтобы женщины спрашивали его, как они выглядят.

– Нет, – буркнул он.

– Опять «нет», – улыбнулась она. – А я измотана до предела. Но обычно чем больше я устаю, тем меньше это заметно. Во вторник я пережила самое сильное потрясение в жизни и с тех пор очень плохо сплю. – Она обернулась ко мне. – Скажите, пожалуйста, где тут можно поймать такси?

– Я вас отвезу. Мне все равно нужно поставить машину в гараж.

Она пожелала Вулфу спокойной ночи, мы оделись, вышли и сели в машину. Мисс Гантер откинулась на сиденье и на секунду закрыла глаза, затем открыла их, выпрямилась и посмотрела на меня.

– Итак, вы имели успех у Ниро Вулфа, – заметил я, словно разговаривал с незнакомкой.

– Не стоит быть таким холодным. – Она обхватила мою руку чуть пониже плеча и крепко сжала. – Не обращайте внимания. Это ничего не значит. Иногда мне просто хочется чувствовать рядом крепкую мужскую руку. Вот и все.

– Хорошо, я действительно мужчина.

– Как я и подозревала.

– Когда все закончится, я с удовольствием научу вас играть в бильярд или проверять слова в словаре.

– Спасибо. – (Мне показалось, она вздрогнула.) – Когда все закончится.

В конце Сороковых улиц нас задержал светофор.

– Кажется, у меня сейчас начнется истерика, – сказала она. – Не пугайтесь.

Я посмотрел на нее. В жизни не видел человека, столь далекого от истерики. Когда я остановил машину перед ее домом, она выпорхнула на тротуар – я не успел даже пошевелиться – и протянула мне руку:

– Спокойной ночи. Или это является нарушением ваших правил – пожать руку подозреваемой в убийстве?

– Конечно. – (Мы обменялись рукопожатием. Ее рука идеально подходила моей.) – Чтобы поймать ее врасплох.

Она скрылась в подъезде, возможно одарив швейцара коротким взглядом, чтобы подкрепить его мотивацию.

Поставив машину в гараж и вернувшись домой, я зашел в кабинет, чтобы проверить, хорошо ли заперт сейф. На моем столе лежала нацарапанная рукой Вулфа записка:

Арчи, впредь не встречайся с мисс Гантер без моего приказа. Умная женщина всегда опасна. Мне не нравится все это дело. Завтра я решу, не следует ли от него отказаться и вернуть аванс. Утром вызови Пензера и Гора.

Н. В.

Противоречивость записки свидетельствовала о том, в какой растерянности пребывал шеф. Ставка Сола Пензера составляла тридцать долларов в день, а Билла Гора – двадцать, не говоря уже о неизбежных текущих расходах. И если Вулф пошел на такие издержки, значит задаток он возвращать не собирался. Ему просто хотелось, чтобы я пожалел его, поскольку он взялся за такую трудную работу. Я поднялся в свою комнату, мимоходом посмотрев на его дверь на втором этаже. Красная лампочка горела. Значит, Вулф включил сигнализацию.

Глава 12

Всю сложность дела я осознал на следующее утро, когда в одиннадцать часов Вулф спустился из оранжереи и принялся инструктировать Сола Пензера и Билла Гора.

Тем, кто только видел, но не знал Сола Пензера, он мог показаться невзрачным, дурно выбритым, маленьким носатым человечком. Но для тех, кто его знал, для Вулфа и для меня например, внешность Сола не имела значения. Он был одним из лучших оперативников Нью-Йорка, которому из года в год предлагали как минимум в десять раз больше работы, чем у него было возможности и желания выполнить. Однако он никогда не отказывал Вулфу, если действительно мог ему помочь. В то утро он сидел в кресле, держа на коленях видавшую виды кепку и ничего не записывая, так как всегда полагался на свою память, и слушал Вулфа. Тот обрисовал в общих чертах положение дел и велел Солу провести в отеле «Уолдорф» столько часов или дней, сколько понадобится, прислушиваясь и принюхиваясь ко всему и не упуская из виду никого и ничего.

Билл Гор был мощного телосложения, крепко сбитый парень, и одного взгляда на его макушку было достаточно, чтобы понять: он обречен, поскольку в ближайшие пять лет вконец облысеет. Он получил задание отправиться в Ассоциацию промышленников и собрать кое-какие сведения. Вулф предварительно созвонился с Эрскином и заручился его содействием.

– Неужели дела обстоят так плохо? – спросил я, когда они ушли.

– Почему плохо? – нахмурился Вулф.

– Вы прекрасно знаете почему! Пятьдесят долларов в день на объедки! Что в этом гениального?

– Гениального? – Вулф нахмурился, бросив на меня сердитый взгляд. – А что может сделать гений в этой людской сутолоке?! Больше тысячи человек, у которых имеются мотивы для убийства, возможность его совершить и подручные средства. Черт меня дернул поддаться на твои уговоры!

– Нет уж, сэр! Даже не пытайтесь! – твердо сказал я. – Когда я почувствовал, что придется попотеть, а потом прочитал вашу записку, то сразу понял, что вы захотите взвалить всю вину на меня. Признаюсь, не думал, что дело так безнадежно, пока не услышал, как вы приказывали Солу и Биллу облазить все дыры, которые полиция давно обшарила. Вам даже нет нужды признаваться в том, что не справились. Вы вполне можете выкрутиться. Я выпишу НАП чек на десять тысяч долларов, а вы продиктуете мне письмо, в котором сообщите промышленникам, что в связи с тем, что вы подхватили свинку, а еще лучше…

– Заткнись! – рассердился он. – Как я могу вернуть деньги, которые не получал?

– Вы их получили. Чек пришел с утренней почтой, и я внес всю сумму на депозит.

– Боже правый! Деньги в банке?

– Да, сэр.

Он яростно надавил на звонок, чтобы Фриц принес ему пива. Никогда раньше мне не доводилось видеть его в состоянии, столь близком к панике.

– Итак, у вас ничего нет, – безжалостно заявил я. – Совсем ничего?

– Определенно кое-что есть.

– Неужели? И что именно?

– Кое-что мистер О’Нил сказал вчера днем. Кое-что очень интересное.

– Что?

Вулф покачал головой:

– Это задание не для тебя. Я поручу его завтра Солу или Биллу.

Я не поверил ни единому слову. Минут десять я пытался вспомнить все, что говорил Дон О’Нил, после чего мой скепсис только усилился.

В субботу Вулф не дал мне ни одного задания, связанного с делом Буна, не поручил даже сделать телефонный звонок. Звонили исключительно нам, и звонков было очень много. В частности, из газет и конторы Кремера и так далее, причем в основном это была пустопорожняя болтовня. Однако два звонка произвели на меня почти комическое впечатление.

Уинтерхофф, импозантный джентльмен с рекламы виски, позвонил около полудня. Он хотел получить хоть что-то за свои деньги, причем немедленно. В него уже вцепились копы. После многочасовых допросов примерно четырнадцати человек было установлено, что именно Уинтерхофф предложил Буну использовать маленькую комнату за сценой для подготовки к выступлению и именно Уинтерхофф проводил туда Буна. И вот теперь Уинтерхофф пребывал в крайнем волнении. Он объяснил, что знал о существовании этой комнаты из предыдущего опыта организации подобных мероприятий в тех же помещениях, но подобное объяснение полицию явно не удовлетворило. И вот теперь Уинтерхофф хотел, чтобы Вулф подтвердил его невиновность и дал указание полиции оставить его в покое. Его заказ не был выполнен.

Незадолго до ланча позвонил какой-то человек с интеллигентным голосом и представился Адамсоном, адвокатом НАП. Судя по его тону, Адамсон был явно не в восторге по поводу участия Вулфа в расследовании и теперь хотел получить практически всю информацию, включая ежедневный отчет о всех предпринимаемых нами действиях. Он настаивал на личной беседе с Вулфом, что было большой ошибкой с его стороны, поскольку, если бы он выразил желание поговорить со мной, я обошелся бы с ним со свойственной мне учтивостью.

Еще одно требование, которое выдвинула ассоциация буквально в тот же день, когда мы получили от них предварительный гонорар, мы при всем желании не могли удовлетворить. Это требование нам привезла лично Хэтти Хардинг где-то в середине дня, когда Вулф уже ушел к своим орхидеям. Я провел посетительницу в кабинет, где мы устроились на диване. Хэтти Хардинг была все такой же подтянутой и хорошо одетой, а взгляд оставался по-прежнему властным, но внутреннее напряжение уже явно давало о себе знать. Теперь Хэтти Хардинг выглядела скорее на все сорок восемь, чем на двадцать шесть лет.

Она явилась умолять о помощи, хотя обставила все несколько иначе. По ее словам, теперь им приходилось платить чертову прорву денег и вообще вот-вот наступит конец света. Связи с Общественностью были на последнем издыхании. В офис НАП приходили сотни телеграмм от членов ассоциации и друзей со всех концов страны с информацией о газетных передовицах, о резолюциях, принятых в Торговой палате, в различных клубах и сообществах, а также о циркулирующих в народе слухах. И уже не для протокола Хэтти Хардинг сообщила, что поступило одиннадцать прошений об отставке, причем одно от члена совета директоров. Нужно было срочно что-то делать.

Я спросил, что именно.

Хоть что-то, сказала она.

– Типа поймать убийцу?

– Конечно, в том числе и это. – Похоже, для нее это было лишь незначительной деталью. – Необходимо остановить эту безумную шумиху. Возможно, путем заявления, подписанного сотней известных личностей. Или с помощью телеграмм с просьбой помолиться за нас на завтрашней службе, ведь завтра воскресенье…

– Неужели вы рассчитываете, что мистер Вулф станет рассылать телеграммы пятидесяти тысячам проповедников, священников и раввинов?

– Нет, конечно! – всплеснула она руками. – Но что-что, что-что…

– Послушайте, Связи с Общественностью. – Чтобы успокоить Хэтти, я похлопал ее по коленке. – Вы потрясены, я это понимаю. Но НАП, похоже, считает, будто у нас тут универсальный магазин. Тогда вам нужен не Ниро Вулф, а Рассел Бёрдвелл или Эдди Бернейс. У нас специализированный магазин. Единственное, что мы собираемся сделать, – это поймать преступника.

– Боже мой! – сказала она и добавила: – Я сильно сомневаюсь.

– Сомневаетесь в чем? – Я уставился на Хэтти Хардинг. – Что мы собираемся его поймать?

– Да. И все остальные тоже сомневаются.

– Почему?

– Просто сомневаюсь, и все. – Она встретила мой взгляд очень уверенно, затем выражение ее глаз изменилось. – Послушайте, это ведь не для протокола?

– Конечно. Только вы и я. Ну и еще мой босс. Но он никогда никому ничего не рассказывает.

– Я сыта по горло. – Она стиснула зубы совсем как мужчина; губы у нее не дрожали. – Я собираюсь уволиться. Найду другую работу. Буду пришивать пуговицы. В тот день, когда кто-нибудь найдет убийцу Чейни Буна, поймает его и докажет его вину, разверзнутся хляби небесные. Действительно разверзнутся…

Я ободряюще кивнул:

– А что еще такого случится?

Она резко вскочила с дивана:

– Я слишком много болтаю.

– Ну что вы! Этого недостаточно. Мы ведь только начали. Присядьте.

– Нет, благодарю вас. – Ее взгляд снова стал властным. – За долгое время вы первый мужчина, на глазах у которого я развалилась на части. Но только не вздумайте вбить себе в голову, что я знаю какие-то секреты. И даже не пытайтесь вытянуть их из меня. Просто вся эта история выбила меня из колеи, и я потеряла голову. Можете меня не провожать.

И с этими словами она удалилась.

Когда в шесть часов вечера Вулф спустился в кабинет, я изложил ему все подробности нашего разговора. Поначалу Вулф решил, что это его не интересует, но затем передумал. Он хотел узнать мое мнение, и я сообщил, что сомневаюсь, будто Хэтти Хардинг знает хоть что-то, полезное для нас, а даже если и знает, то буквально рассыпалась на куски у меня на глазах, но Вулф вполне может попытаться что-то из нее вытянуть.

– Арчи, я тебя вижу насквозь. Ты даешь мне понять, что не хочешь возиться с Хэтти Хардинг, а все потому, что мисс Гантер дергает тебя за ниточки.

На что я ответил холодным тоном:

– Никто меня не дергает за ниточки.

– Мисс Гантер тобой манипулирует.

Обычно я не обращаю внимания на подобные высказывания Вулфа, однако сейчас я не знал, как далеко он может зайти в своих инсинуациях насчет Фиби Гантер, а мне не хотелось увольняться посреди расследования убийства, поэтому, прервав разговор, я отправился к парадной двери за вечерними газетами.

Во избежание ненужных трений мы получаем газеты в двух экземплярах, и, положив перед Вулфом его долю, я сел за стол со своей. Сперва я принялся за «Газетт» и на первой же полосе увидел заголовки, сулившие интересные новости. Миссис Бун снова нас порадовала.

Кажется, я еще не упоминал о бумажнике Буна. Это потому, что пропажа бумажника, который забрал убийца, не проливала свет ни на само преступление, ни на его мотив. Денег в нем не было, Бун держал их в кошельке, в заднем кармане брюк. Обычно находившийся в нагрудном кармане пальто, бумажник, где лежали лишь различные бумажки и карточки, на теле убитого обнаружен не был, из чего в полиции сделали вывод, что его забрал убийца. В «Газетт» сообщили, что миссис Бун утром получила по почте конверт с напечатанными через копирку фамилией и адресом. В конверте миссис Бун нашла две вещи, которые мистер Бун всегда носил в бумажнике: техпаспорт на автомобиль и фотографию миссис Бун в подвенечном платье. В статье в «Газетт» говорилось, что отправителю, вероятно, были одновременно свойственны и сентиментальность, и реальный взгляд на вещи: сентиментальность – потому что он вернул фото; реальный взгляд на вещи – потому что он вернул техпаспорт, который был еще действительным, а водительские права, также хранившиеся в бумажнике, – нет. Журналист из «Газетт» изложил сей факт очень образно, написав, что водительские права аннулированы с помощью разводного ключа.

– В самом деле, – нарочито громко произнес Вулф, желая привлечь мое внимание.

– Если бы копы уже не успели там побывать и забрать конверт и если бы мисс Гантер не манипулировала мной, я бы съездил к миссис Бун за этим конвертом, – как бы между прочим заметил я.

– Трое-четверо специалистов из лаборатории, – сказал Вулф, – обследуют этот конверт от и до, разве что не разложат его на атомы. Но дай им срок – они и это научатся делать. И все же это первый указатель, дающий хоть какое-то направление.

– Конечно, – согласился я, – теперь это плевое дело. Все, что нам нужно сделать, – это узнать, кто из тысячи четырехсот девяноста двух гостей на приеме является одновременно и сентиментальным, и реалистом, – и убийца у нас в кармане.

До самого обеда ничего интересного не произошло. Когда после обеда, состоявшего лично для меня из тонкого тоста с печеночным паштетом, учитывая способ приготовления Фрицем паштета, мы незадолго до девяти часов вернулись в кабинет, нам принесли телеграмму. Я вскрыл телеграмму и протянул Вулфу, который, прочитав, вернул ее мне. В телеграмме говорилось:

НИРО ВУЛФУ ЗАПАДНАЯ 35 922 НЬЮ-ЙОРК

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛАЮТ НЕВОЗМОЖНОЙ ДАЛЬНЕЙШУЮ СЛЕЖКУ ЗА О’НИЛОМ ОДНАКО СЧИТАЮ ЭТО НЕОБХОДИМЫМ ХОТЯ НИКАКИХ ГАРАНТИЙ ДАТЬ НЕ МОГУ

БРЕСЛОУ

Я вопросительно уставился на Вулфа. Он смотрел на меня, наполовину приподняв веки, то есть действительно смотрел прямо на меня.

– Быть может, ты будешь так любезен рассказать мне, что еще предпринял в свете расследования этого дела без моего ведома? – устало произнес он.

– Нет, сэр. Это не я. Я как раз собирался поинтересоваться у вас, включили ли вы Бреслоу в зарплатную ведомость, и если да, то по какой ставке, – усмехнулся я.

– Стало быть, ты не в курсе?

– Нет. А вы?

– Свяжись с Бреслоу по телефону.

Это оказалось не так просто. Мы знали лишь то, что Бреслоу был крупным производителем бумажной продукции в Денвере и что, приехав в Нью-Йорк на встречу НАП, он, как член исполнительного комитета, остался, чтобы помочь урегулировать кризис. Я знал, что Фрэнк Томас Эрскин был в отеле «Черчилль», и попробовал дозвониться до него, но безрезультатно. Телефон Хэтти Хардинг, который я нашел в телефонном справочнике, ответил мне длинными гудками. В конце концов я вновь позвонил Лону Коэну в редакцию «Газетт», что следовало сделать с самого начала, и узнал, что Бреслоу находится в «Страйдер-Уэйр». Буквально через три минуты я соединил Вулфа с Бреслоу, а сам взял параллельную трубку.

Даже по телефонному разговору можно было догадаться, что Бреслоу побагровел от гнева.

– Да. Вулф? Удалось что-нибудь разузнать? Да? Да?

– Я хочу задать вам вопрос.

– Да? Что за вопрос?

– Который я собираюсь задать. Именно поэтому я и попросил мистера Гудвина узнать номер вашего телефона и дозвониться до вас, с тем чтобы я был на одном конце телефонной линии, а вы – на другом, после чего я смогу задать вам свой вопрос. Сообщите, когда будете готовы, сэр.

– Я готов! Черт возьми, в чем дело?

– Хорошо. Так-то лучше. Это насчет телеграммы, которую вы мне отправили…

– Телеграмма? Какая телеграмма?! Я не посылал никакой телеграммы!

– Выходит, вы ничего не знаете о полученной мной телеграмме?

– Нет! Вообще ничего! Какого…

– Значит, произошла ошибка. Неправильно указана фамилия. Как я и подозревал. Я ждал телеграммы от человека по фамилии Бристоу. Извините за беспокойство. До свидания.

Бреслоу пытался продлить агонию, но Вулф повесил трубку.

– Итак, – заметил я, – он не посылал телеграммы. Ведь если он ее посылал, но не хотел, чтобы мы об этом узнали, зачем было писать свою фамилию?! Ну как, будем искать автора телеграммы? Или побережем силы, допустив, что, кем бы он ни был, он наверняка знает о существовании телефонных будок?

– К черту! – с горечью произнес Вулф. – Возможно, кто-то ловит рыбку в мутной воде. Но мы не можем позволить себе это игнорировать. – Вулф посмотрел на настенные часы. Было три минуты десятого. – Узнай, дома ли мистер О’Нил. Только спроси, да или нет. Разговаривать буду я.