Текст книги "Когда человек убивает"

Рекс Стаут
Когда человек убивает

Глава 1

– Так вот, как оно выходит, – сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос не дрожал, – на самом деле мы не женаты…

Я поднял брови вверх.

Много раз, сидя в кабинете Ниро Вулфа, я разглядывал наших очередных молоденьких посетительниц, прикидывая про себя, сколько убедительных доводов они могли бы привести для того, чтобы я приобрел для них обручальное кольцо. Но, обычно, я совершенно не интересовался теми, кто уже был «окольцован», так что мой взгляд на эту особу был чисто профессиональным. Не говоря уже о том, что к нам она явилась вместе с мужем. Однако теперь я изменил свое мнение. Она, несомненно, заслуживала высокой оценки, если сделать скидку на морщинки на лбу, покрасневшие веки, напряженную челюсть и плотно сжатые губы. Подобные скидки, как вы понимаете, не были для меня новостью, потому что большинство посетителей этого кабинета приходили сюда не просто поболтать, а с серьезными проблемами за душой.

Ниро Вулф, только что спустившийся из теплицы на крыше и все же успевший уже втиснуть свою громоздкую тушу в колоссальное кресло за письменным столом, недовольно посмотрел на нее.

– Но вы же сказали мистеру Гудвину… – Не закончив фразу, он повернулся ко мне:

– Арчи?

– Да, сэр. Напоминаю вам, что мне позвонил по телефону мужчина, назвавшийся Полем Обри и сказал, что они с женой хотят приехать к нам и как можно скорее. Я предложил им зайти в шесть часов. Но, разумеется, я не потребовал захватить с собой свидетельство о браке.

– Как раз свидетельство-то у нас есть, – со вздохом сообщила она, – но оно не действительно. – Она покачала горестно головой. – Объясни ему, Поль.

Женщина сидела в красном кожаном кресле у края письменного стола Вулфа. Кресло было глубокое, с широкими подлокотниками, Поль Обри присел на один из них, закинув руку за спинку кресла. Я предложил ему одно из желтых кресел, которые не менее удобны, но не столь почетны, однако, наш посетитель, по всей вероятности, предпочитал находиться рядом с женой.

– Черт знает какая неразбериха, – пробормотал он растерянно. Хотя глаза у него не покраснели, но было ясно, что он переживает не меньше жены. Пальцы его руки, лежавшей на кресле, были сжаты в кулак, широкие плечи расправлены, будто он ожидал нападения, взгляд мрачный. Наклонившись, он посмотрел ей в глаза:

– А ты сама не хочешь ему объяснить? – спросил он.

Она покачала головой:

– Нет, ты сам.

Протянув руку, она дотронулась до его колена, но сразу же отдернула ее и повернулась лицом к Вулфу:

– Мы поженились полгода назад. Точнее шесть месяцев и четыре дня. Но сейчас, с точки зрения закона, не состоим в браке…

– …потому что моя жена Кэролайн, – подхватил мистер Обри, осекся и взглянул на нее. Нить его мыслей прервалась, он потянулся к руке жены, но она быстро убрала ее.

Тогда он поднялся с подлокотника, еще более расправил плечи, уперся взглядом в физиономию Вулфа и заговорил громче и торопливее:

– Четыре года назад Кэролайн вышла замуж за некоего Сидни Карноу. Через год он ушел в армию, его отправили в Корею. Прошло еще несколько месяцев и она была официально извещена о его смерти. Убит в бою. Год спустя я познакомился с ней, полюбил и попросил стать моей женой. Но она не соглашалась, так как решила ждать, пока не минует два года после его смерти. Я имею в виду – после смерти Карноу. Мы обвенчались. А три недели назад Карноу объявился и позвонил из Сан-Франциско своему поверенному. Он сообщил, что на прошлой неделе уволился из армии и в воскресенье приехал в Нью-Йорк.

Обри наклонился вперед, приняв чуть ли не борцовскую позу.

– Я ее не отдам! – заявил он, обращаясь по всей вероятности ко всему миру. – Ни за что не отдам!

Вулф хмыкнул.

– Да, не так-то это просто. Пятнадцать миллионов против одного, мистер Обри!

– Как это понимать – пятнадцать миллионов?

– Жителей штата Нью-Йорк. Они ополчатся против вас, официально во всяком случае. Я – один из них. Зачем, черт побери, вы обратились ко мне? Вам следовало еще несколько дней назад отсюда исчезнуть – отправиться в Турцию, Австралию, Бирму, куда угодно, если она согласна. Если вы поспешите, то будет еще не поздно. Приятного путешествия!

Обри с минуту постоял, глубоко вздохнул, повернулся и сел в желтое кресло. Заметив, что пальцы у него сжаты в кулак, он распрямил их, положил руки на колени и посмотрел на Кэролайн.

– Я не имею права прикасаться к тебе, – сказал он с отчаянием.

– Да, – вздохнула она, – да, пока…

– Ну хорошо, Кэролайн, расскажи ему ты. Он может подумать, что я рисуюсь… Расскажи лучше сама.

Она покачала головой и сказала:

– Мистер Вулф может задавать мне вопросы… Я здесь.

Обри снова обратился к Вулфу:

– Дело обстоит следующим образом. Карно был единственным ребенком в семье. Когда его отец с матерью умерли, он унаследовал кучу денег. Почти два миллиона долларов. Он оставил завещание, по которому половина денег переходила к моей… к Кэролайн, а вторая – к его родственникам: к тетке, двоюродным брату и сестре… Завещание находилось у его поверенного. После извещения о смерти Карноу, потребовалось несколько месяцев, чтобы утвердить завещание и разделить состояние. Пришлось преодолеть много всяких юридических формальностей. Доля Кэролайн немногим превышала девятьсот тысяч долларов. Они у нее уже были, когда я с ней встретился, она жила на проценты с капитала. У меня не было ничего, кроме работы по продаже автомобилей, что давало мне приблизительно пятнадцать долларов в неделю. Но я полюбил саму Кэролайн, а не ее миллион, это для вашего сведения… Когда мы поженились, она решила, что мы должны приобрести агентство. Не стану говорить, будто бы я сильно сопротивлялся. Нет, я поискал и мы купили довольно выгодно очень хорошее агентство.

– Что за агентство?

– По продаже автомобилей.

Обри сказал это так, что было ясно, никакие агентства в мире, кроме как «Брэндон и Гаввата», можно было не принимать в расчет.

– На его приобретение ушла чуть ли не половина капитала Кэролайн. Но за последние три месяца, после уплаты налогов, мы уже получили свыше двадцати тысяч прибыли. Так что будущее рисовалось нам в розовом свете. И тут вдруг появился муж. Я рассчитывал… Ну да теперь все это уже не имеет значения. – Вздохнув, он продолжал: – Предложение, которое мы собираемся сделать Карноу, не только моя идея, но и идея Кэролайн. Она родилась в ходе наших бесконечных разговоров после того, как мы узнали, что Карноу жив. На прошлой неделе мы отправились к поверенному, Кэролайн и я. Мы старались изо всех сил, но нам не удалось его убедить. Он сказал, что прекрасно знает Карноу, учился вместе с ним в колледже. И не сомневается, что тот не пожелает нас даже выслушать. Вот мы и решили…

– Ну и с каким же предложением вы хотели обратиться к Карноу?

– Мы предложили честное решение. Возвратить ему полмиллиона, которые остались у Кэролайн, и передать наше агентство, если он согласится на развод. Я согласился бы продолжать руководить агентством, если, конечно, Карноу пожелает меня нанять. Ну, и Кэролайн не станет претендовать ни на какие его средства: ни в форме единовременного пособия, ни пожизненного содержания.

– Это была моя идея! – сказала Кэролайн.

– Нет, наша, – настаивал несостоявшийся супруг.

Вулф, нахмурясь, переводил взгляд с одного из них на другого. Я тоже с удивлением на них смотрел. Очевидно, Обри действительно любил ее, а не ее деньги. Ну, а я всегда за истинную любовь, хотя, конечно, до известных пределов. Я постарался отвлечься от лирики и перенести мое внимание в чисто профессиональное русло. Допустим, она решила откупиться от своего законного мужа, считая, что ее Поль стоит миллиона долларов. Я понимал, что потребовалось бы много времени и сил с нашей стороны, чтобы заставить ее отказаться от такого решения. Скосив глаза на его открытую, но ничем не примечательную физиономию, «не красавец, не урод», я заметил про себя, что она его переоценивает.

Тем временем Обри продолжал:

– Так что когда Бииб отказался этим заниматься, и мы узнали, что Карноу приехал в Нью-Йорк, то решили: мне надо самому идти к нему и все объяснить.

Договорились мы об этом лишь вчера вечером. Сегодня у меня с утра были кое-какие деловые свидания, а днем я поехал в отель «Черчилль», где он остановился, и поднялся к нему в номер. Я не стал предварительно созваниваться по телефону, потому что никогда его не видел и хотел сначала посмотреть на него, а потом уж затевать разговор. Да-да, я хотел на него взглянуть. – Обри замолчал, потер ладонью лоб, а потом сильно сжал его руками. Потом руки его упали на колени и кулаки разжались. – Свидание было нелегким, – продолжал он, – я как-то даже не представлял себе, что именно мне надо ему сказать. Основное предложение – тут все было ясно, но у меня на уме было еще кое-что. Агентство-то у нас общее, половина акций принадлежит Кэролайн, вторая – моя. Ну, так я мог пригрозить ему, что если он не примет наше предложение, я буду держаться за свою половину акций, во всяком случае, не уступлю ему их без борьбы. Но я так и не разобрался, разумно это или нет. Я мог бы также сказать, что Кэролайн беременна, на деле это не так, скорее всего я бы ему этого не сказал, потому что я немного суеверен. Подобными вещами шутить не стоит. И все же такая мысль у меня была… Вообще-то все это не имеет значения, потому что я его так и не увидел. – Он сжал рот, потом опустил подбородок. – Вот тут я оказался не на высоте, признаю это, только не подумайте, что струсил. Я подошел к двери его комнаты, 2318, не позвонив снизу, как я уже говорил, и было поднял руку, чтобы постучать, но не смог. Почувствовал, что меня трясет. Даже зубы стучали. Я постоял, стараясь успокоиться, но ничего не мог с собой поделать. И я понял, что если я войду к нему, изложу ему все, а он наотрез мне откажет, неизвестно, что может случиться. В таком состоянии я скорее бы все испортил, чем добился успеха. Потому я позорно сбежал. Мне очень стыдно признаваться в столь постыдной слабохарактерности. Кэролайн ждала меня в баре неподалеку. Я рассказал ей всю правду. Можете поверить, мне нелегко было признаваться в собственной робости. Ведь вплоть до этого момента она думала, что я в состоянии справиться решительно со всеми трудностями, которые могут нам встретиться. Она считала меня настоящим мужчиной.

– Я и сейчас так думаю, Поль, – сказала она очень серьезно.

– Да? Дорогая, я так хотел бы тебя обнять.

– Не сейчас. Не раньше, чем… – Она махнула рукой. – Перестань твердить об одном и том же.

– Хорошо, забудем об этом пока…

Он повернулся к Вулфу:

– Короче, я ей сказал, что мужской разговор не состоялся. Мы уселись за столик и снова принялись рассуждать. По нашему мнению, никто из друзей не годился для выполнения этой миссии. Адвокат, работающий в нашем агентстве, зеленый юнец. Когда кто-то из нас, даже не помню, кто именно, назвал ваше имя, мы оба уцепились за эту мысль. Я тут же нашел будку телефона-автомата и договорился о встрече… Может быть, вам удастся вызвать его сюда и сделать от нашего имени данное предложение. Если же он не пожелает, пошлите к нему Арчи Гудвина. Кэролайн почему-то считает последнее более целесообразным, потому что Карноу излишне обидчив и болезненно самолюбив. Но уж это вам решать. Если вам удастся убедить его принять наше предложение, вы можете потребовать за услуги любую цену. Но, к сожалению, теперь нам придется жить весьма скромно, и я вынужден вас об этом сразу предупредить. Пять тысяч долларов, что-нибудь в этом роде, это предел… Но, Бога ради, не отказывайте нам, займитесь этим делом прямо сегодня, сейчас же.

Вулф откашлялся.

– Я же не адвокат, мистер Обри, я детектив, сыщик, как иногда говорят.

– Мне это известно, но какая разница? Все в один голос повторяют, что вы знаете, как добиться того, что вам требуется. Вот мы и хотим, чтобы вы добились от Карноу согласия принять наше предложение.

– Я мог бы придраться к вашей формулировке, – сказал Вулф, – но вам сейчас не до семантических споров. Мой гонорар зависит от рода и количества выполненной работы. Ваше задание представляется мне совсем несложным. Скажите, вы все продумали, когда определяли мой гонорар? И были искренни?

– Абсолютно!

– Глупости. Абсолютная искренность недоступна ни одному человеку. Если мистер Карноу примет ваше предложение, могу ли я быть уверен в том, что вы в точности выполните все те условия, которые перечислили?

– Да, да, не сомневайтесь. Выполним.

Вулф обратился к Кэролайн:

– Миссис Карноу, а вы?

– Она вовсе не «миссис Карноу»! – рявкнул Обри. – Она моя жена.

Вулф слегка пожал плечами.

– Мадам, уверены ли вы, что согласны со всеми предложенными вами условиями и будете честно их придерживаться?

– Да, – послышался твердый ответ.

– Знаете ли вы, что тем самым отказываетесь от вдовьей части наследства, предусмотренной законом, от крупного капитала?

– Знаю.

– В таком случае я должен задать вам несколько вопросов о личности мистера Карноу, поскольку мистер Обри с ним никогда не встречался. У вас не было от него детей?

– Нет.

– Полагаю, вы вышли за него замуж по любви?

– Мы считали, что любим друг друга. Да, мы любили…

– Вы к нему охладели?

– Не совсем так. – Она заколебалась, не зная, как объяснить. – Сидни был страшно обидчив, вспыльчив и заносчив… Чувствуете, я все еще говорю «был», потому что так долго считала его умершим. Мне было всего восемнадцать, когда мы познакомились. Как я сейчас думаю, я плохо понимала его и, наверное, просто его не знала. Он пошел добровольно в армию, считая это своим долгом, поскольку не участвовал во Второй мировой войне. Неоднократно повторял, что он «обязан очистить свою долю картофеля», это его собственное выражение. Я не была с ним согласна, но к тому времени уже поняла, что мое мнение, мои чувства и мысли не были для него особенно важны… Если вы собираетесь попытаться заставить его принять наше предложение, конечно, вам желательно знать, что он за человек, но я сама его, по сути дела, так и не узнала, несмотря на прожитое вместе время. Возможно, вам помогут его письма, полученные мною от него из армии. Он мне прислал всего три: одно из Кэмп Гивенса и два из Кореи. Он не любил писать письма. Мой Поль сказал, что я должна захватить их с собой и показать вам.

Она расстегнула сумочку, порылась в ней и извлекла несколько скрепленных вместе листочков.

Я забрал их у нее и передал Вулфу. Ну, а поскольку я предполагал, что именно мне будет поручено вести переговоры о предложении супругов Обри, встал рядом с Вулфом и принялся читать вместе с ним неровные строчки. Все три письма по сей день находятся в наших архивах. Я ознакомлю вас всего лишь с одним, самым последним, чтобы вы имели представление о его содержании и стиле.

«Дорогая Кэрри,

как я надеюсь, мой верный и преданный друг.

Извини меня, но дает себя знать моя слабость. Мне бы хотелось быть там, где находишься в эту минуту ты, и объяснять тебе, почему мне не нравится твое новое платье, после чего ты пошла бы и переодела другое. Мы отправились бы к Шамбо лакомиться устрицами и пить „Ричбург“, а затем в „Вельветт-Йоук“ попробовать „дамских пальчиков“ с томатным соком, потом вернулись бы домой, приняли горячий душ и улеглись на матрасы толщиной в три фута, застланные тончайшими льняными простынями под атласные одеяла цвета „электрик“. После нескольких дней подобной жизни я бы начал узнавать самого себя, смог бы обхватить тебя обеими руками, и мы окунулись бы в блаженство. Теперь, по всей вероятности, мне следует подробно описать здешние края, чтобы ты поняла, почему я предпочел бы находиться в каком-нибудь другом месте. Но это звучало бы слишком тривиально, да и к тому же, как ты прекрасно знаешь, я ненавижу писать письма, в особенности описывать собственные ощущения. Поскольку время все больше и больше приближается к тому моменту, когда я попытаюсь кого-нибудь убить и, возможно, преуспею в этом начинании, я порылся в памяти дабы припомнить умные изречения о смерти. Геродот[1]1
  Геродот (около 490–425 до н.э.) – древнегреческий историк.


[Закрыть] сказал: „Смерть – восхитительное убежище для усталого человека“. Эпиктет[2]2
  Эпиктет (50–140) – римский философ-стоик.


[Закрыть] заметил: „Смерть – не что иное, как пугало“. По выражению Монтеня[3]3
  Монтень Мишель (1533–1592) – французский философ-гуманист, рассматривающий человека как наивысшую ценность.


[Закрыть], „самые смертельные смерти – наилучшие“. Я непременно процитирую эти изречения человеку, которого собираюсь убить, и тогда он не будет так сильно переживать.

Кстати о смерти: если кто-то подстрелит меня вместо того, чтобы подставить себя под мою пулю, кое-что, сделанное мною незадолго до отъезда из Нью-Йорка, тебя потрясет. Мне бы хотелось находиться поблизости, чтобы посмотреть, как ты все это воспримешь. Ты неоднократно заявляла, что никогда не переживала за деньги, они того не заслуживают. Ты также говорила мне, что я всегда произношу сардонические речи[4]4
  Сардонический – злобно-насмешливый, язвительный.


[Закрыть], но у меня не хватить духу действовать сардонически. На этот раз ты посмотришь. Признаюсь, что мне придется умереть, чтобы получить возможность „смеяться последним“. Но это будет сардонический смех! Иногда меня берет сомнение, люблю ли я тебя или ненавижу. Эти два чувства трудно разделить. Вспоминай меня в своих сновидениях.

Твой сардонический кавалер,

Карноу».

Когда я шел к столу, чтобы положить письма под пресс-папье, Кэролайн сказала:

– Я отправляла ему ежедневно по два подробных письма, в общей сложности написала их больше пятидесяти, но он о них даже не упомянул в тех трех, которые я получила от него. Я стараюсь быть объективной в своей оценке, но он сам называл себя эгоистом, и, как мне кажется, так оно и было.

– Не было, а есть, – угрюмо пробормотал Обри, поворачиваясь к Вулфу. – Разве это письмо не доказывает, что он псих?

– Да, он, э-э, колоритная фигура, – согласился Вулф и, обращаясь к Кэролайн, спросил: – Что же он сделал до отъезда из Нью-Йорка на случай своей возможной гибели? Он ведь писал нам, что вы будете сильно потрясены.

Она покачала головой:

– Не знаю, до сих пор не знаю. Естественно, я подумала, что он изменил свое завещание и исключил меня из него. После того, как мне сообщили о его смерти, я показала это письмо поверенному Сидни, Джиму Биибу, и рассказала о моих предположениях. Он согласился, что из письма можно сделать такой вывод. Но, сказал, что насколько ему известно, Сидни оставил завещание без изменений. Очевидно, он просто подшучивал надо мной.

– Не слишком умно, – заметил Вулф. – Не так-то легко лишить жену наследства. Однако, поскольку он не пытался… Что вам известно по поводу сообщения о его смерти?

– Очень немногое из газетной заметки, – ответила Кэролайн, – но Джим Бииб кое-что добавил. Сидни посчитали мертвым и оставили при отступлении на поле, но в действительности он был просто тяжело контужен. Ну и попал в плен. В течение двух лет находился в лагере для военнопленных, потом ему удалось бежать. Он переправился через реку Ялу в Манчжурию. К этому времени он уже умел говорить по-корейски, у него вообще поразительные способности к языкам, приобрел друзей в деревне, носил их одежду, ну и все такое. Вроде бы, но тут я не уверена, даже перенял все их обычаи.

– Что за осел! – не выдержал Вулф.

– Нет, он не осел, – не согласилась Кэролайн, – просто привык… быть колоритной фигурой, как вы выразились. Так или иначе, но через несколько месяцев после окончания военных действии и подписания мирного договора Сидни решил, что он сыт по горло всей этой экзотикой и вернулся назад через Ялу в Южную Корею, явился на военный пост, откуда его отправили домой. Теперь он здесь.

Она протянула вперед руки:

– Пожалуйста, мистер Вулф! Умоляю вас, помогите нам!

Конечно, ей было невдомек, что последний ход был неудачным. Реакция Вулфа на эмоциональную просьбу со стороны мужчин редко бывает положительной, а со стороны женщин – никогда. Он перевел глаза от клиентки на меня.

– Арчи, вообще-то ты работаешь у меня, так что я могу давать тебе разные поручения. Но вот это – не мое! Может быть, ты сам захочешь им заняться?

Он был предельно вежлив. На самом деле думал он приблизительно следующее: «На пять тысяч долларов можно многое сделать. Например, выплатить всем жалованье. В том числе и тебе. Будь любезен, заработай их для меня». Не желая ему уступать в вежливости, я ответил:

– С удовольствием разыщу этого Сидни и доставлю сюда, но разговаривать с ним будете вы.

– Нет!

Он покачал головой:

– Это предложение мне вообще кажется донкихотством. Я плохой адвокат. Так что предоставляю тебе действовать с начала и до конца.

– Тронут до глубины души! – ответил я. – Но что мне остается делать. Если я скажу «нет», вы будете укорять меня этим многие годы. Поэтому я, идя навстречу вашим пожеланиям, говорю «да». Я принимаю это поручение!

– Очень хорошо. Мы обсудим подробности после обеда, а утром ты сможешь…

Молодые люди запротестовали. Нет, они не могли ждать до завтрашнего дня, они должны получить ответ сегодня же. Зачем откладывать? Почему не сейчас?

Я не могу так же равнодушно реагировать на подобные просьбы, как Вулф. Поэтому успокоил их, выразив свое согласие.

– Ну, хорошо, – пробормотал Вулф, что было с его стороны весьма благородно, – но мы должны иметь при себе ваши предложения в письменной форме в двух экземплярах, подписанные мистером Обри и э-э… вами, мадам. Бумаги вы должны подписать своим именем, Кэролайн Карноу. Арчи, внизу слева напечатай слово «принял» и поставь двоеточие. При данных обстоятельствах лишь совершенно безмозглый глупец не согласился бы с условиями, предлагаемыми этой парой. Но, очевидно, заявить ему об этом в лоб было бы неблагоразумно. Твоя записная книжка, Арчи?

Я перегнулся и достал ее из ящика стола.