Текст книги "Если бы смерть спала (сборник)"

Глава четвертая

За сорок восемь часов моего пребывания в доме Джарелла много чего случилось, а я все топтался там же, откуда начал.

Во вторник я пригласил Треллу на ланч к «Рустерману». Предприятие было, надо сказать, немного рискованное, поскольку там меня хорошо знают, но я предупредил по телефону Феликса, что расследую одно дело под вымышленной фамилией, и попросил его передать всем остальным, чтобы они меня не узнавали.

Однако, как только мы переступили порог ресторана, я пожалел о том, что пригласил Треллу именно сюда. Естественно, все, начиная от швейцара и заканчивая самим Феликсом, знали к тому же и миссис Джарелл, поэтому я не могу вменить им в вину любопытство. Тем не менее все прошло очень хорошо, за исключением того момента, когда Бруно принес счет и положил рядом карандаш. Официант кладет карандаш лишь в том случае, когда уверен, что ваш кредит в порядке. Я умышленно оставил этот факт без внимания, надеясь, что Трелла ничего не заметила, и, когда Бруно принес сдачу с двадцати долларов, жестом дал ему понять, что он может оставить ее себе.

Во время ланча она сказала одну вещь, которую, как мне показалось, стоило приобщить к делу. Я заметил, что мне, очевидно, следует извиниться за свой опрометчивый вывод, будто Джарелл недолюбливает свою невестку, на что она ответила:

– Повод извиниться действительно есть, но вовсе не потому, что ваш вывод опрометчив, а потому, что он ошибочен. – И Трелла пояснила, что ее муж вовсе не недолюбливает Сьюзен, а, напротив, испытывает к ней слишком жаркие чувства.

– Ладно, – сказал я, – в таком случае приношу извинения за то, что перепутал. Но что это за чувства?

– Ради бога, перестаньте разыгрывать из себя невинность! Вы только вчера стали секретарем Отиса, а уже провели все утро на балконе с Лоис и пригласили меня к «Рустерману». Ничего себе – секретарь!

– Но ведь моего босса нет. Мне было велено убивать время.

– Когда муж вернется, обо всех делах ему доложит Нора, о чем вам прекрасно известно. Я не дурочка, Ален, в самом деле не дурочка. Я была бы очень сообразительна, если бы не моя жуткая лень. Возможно, вы лучше осведомлены о делах моего мужа, чем я. Ладно. Так вот, представьте себе: она его высекла.

– Что касается моей невинности, то я, как секретарь, обязан ее разыгрывать. Что же касается моей осведомленности относительно дел вашего мужа, то я и не знал, что Сьюзен его высекла. Вы присутствовали при этом?

– При этом никто не присутствовал. Только не подумайте, будто она высекла его самым обыкновенным образом, – она этого делать не стала бы. Не знаю, как уж она это сделала, быть может одним взглядом. Взглядом она может либо испепелить, либо вселить надежду. А я и не подозревала, что женщина в состоянии испепелить Отиса взглядом, – я думала, для этого нужна раскаленная кочерга. Правда, это было до того, как я узнала Сьюзен. Она уже успела околдовать вас?

– Нет. – Я и сам не знал, лгу или говорю правду. – Я не уверен, что правильно вас понял. Если мне надлежит понимать вас в буквальном смысле, то я достаточно невинен для того, чтоб быть шокированным. Сьюзен ведь – жена его сына.

– Да. Ну и что из этого?

– Но ведь мистер Джералл не глупец?

Трелла похлопала меня по руке.

– Похоже, я ошиблась на ваш счет. Вы твердо намерены прикидываться простачком. Ясное дело, Отис законченный придурок. Это известно каждому. Ну ладно, раз уж я вышла в свет, прошвырнусь по магазинам. Не желаете составить мне компанию?

Я поблагодарил ее за честь, но тем не менее отклонил это предложение.

Я прошел пешком кварталов тридцать, чтобы размять ноги, и размышлял по пути, позвонить Вульфу или нет. Если я доложу ему о том, что выведал у Треллы (я имею в виду насчет приставаний нашего клиента к своей невестке), Вульф тут же велит мне собрать вещи и вернуться домой, ибо семейными дрязгами он не занимается. Мне же хотелось поболтаться там еще немного, чтобы предстать перед Сьюзен еще хотя бы раз и проверить, какие отклонения происходят в ее присутствии в моих пульсе и дыхании. Если же я позвоню Вульфу и не поведаю о том, что только что узнал, мне вообще нечего будет ему сказать. Так что я решил сберечь десять центов.

Стек сказал, что миссис Уимен Джарелл дома нет, мисс Джарелл тоже. Он передал мне, что мистер Фут просил доложить ему, когда я вернусь, на что я ответил: хорошо, доложите. Решив, что мне полагается хотя бы появиться на своем рабочем месте, я повесил шляпу и плащ в стенной шкаф и направился в библиотеку. Нора Кент сидела за столом Джарелла и разговаривала по красному телефону. Я приблизился ленивой походкой к стенным шкафам и наугад открыл один. «Бумажное производство в Бразилии», – прочитал я на верхней папке, вынул ее и начал листать.

– Вы что-то ищете, мистер Грин? – раздался за моей спиной голос Норы.

Я обернулся.

– Да нет. Просто мне захотелось сделать что-нибудь полезное. Если секретарю необходимо ознакомиться со всеми этими бумагами, у меня, по-видимому, уйдет года два-три, не меньше.

– О нет, это вовсе не так уж долго. Как только вернется мистер Джарелл, мы сразу подключим вас к работе.

– Вежливый ответ. Ценю. Могли бы просто сказать: не суй свой нос куда не следует. – Я положил папку на место и закрыл шкаф. – Могу я хоть чем-нибудь быть полезен? Вам не требуется вынести мусорную корзину или сменить промокательную бумагу на пресс-папье?

– Нет, благодарю вас. Кстати, раз мистер Джарелл дал вам ключи, я не вправе запретить вам совать нос куда не следует.

– Вы правы. Беру свои слова назад. От него что-нибудь слышно?

– Да, он звонил около часа назад. Вернется завтра, скорее всего к вечеру.

В ее манерах было что-то настораживающее. Дело не в том, что стенографистке не подобает говорить в такой манере с секретарем (уж кто-кто, а я просек, что называть ее стенографисткой – все равно что Вульфа копом). Не могу вам объяснить толком, что именно меня насторожило, поскольку сам не знаю. Просто в наших отношениях что-то было не так. Я надеялся, это прояснит наш дальнейший разговор, но тут зазвонил телефон.

Нора сняла трубку черного аппарата и через секунду передала ее мне:

– Это вас. Мистер Фут.

– Привет, Роджер! – Попрошаек я называю только по имени. – Ален у телефона.

– Вы очень плохой секретарь. Где это вы болтаетесь целый день?

– Вокруг да около. Но сейчас я на месте…

– Это я знаю. По-моему, вы играете в кункен. Не желаете разбогатеть? Старикан отсутствует, так что вы ему не требуетесь.

– С удовольствием. Где?

– В моей комнате. Подниметесь на верхний этаж, направо мимо вашей комнаты, первый поворот налево. Я буду вас ждать у двери.

Комната Фута оказалась побольше моей. Она целиком отражала вкусы ее хозяина. Кресла были обиты зеленой кожей, габариты одного из них вполне устроили бы самого Вульфа. К стенам были приклеены скотчем десятки фотографий лошадей, в основном цветные.

– Нет такой лошади, которая бы не поживилась из моего кармана, – сказал Роджер. – Мускулистые. Красавицы. Я продираю утром глаза, а они здесь, передо мной. Ради такого стоит проснуться. Мужчина всегда должен знать, ради чего ему начинать новый день. Верно?

Я кивнул.

Я думал, мы будем играть центов по двадцать за очко или даже больше, и если Роджер выиграет, я ему заплачу, а если выиграю я, он останется мне должен. Однако мы играли по-приятельски, по центу за очко. Фут был первоклассным игроком, мог говорить о чем угодно, а сам помнил каждый снос и прикуп. Я выиграл всего девяносто два цента, и то только потому, что мне страшно везло.

Воспользовавшись тем, что он рассказал какой-то анекдот, я бросил как бы мимоходом:

– Это мне напоминает одно услышанное сегодня замечание. Кстати, что вы думаете о человеке, который пристает к жене собственного сына?

Роджер как раз раздавал карты. Его рука на секунду застыла в воздухе.

– И от кого вы это слышали?

– Так я вам и сказал. Эта была конфиденциальная беседа.

– Имена назывались?

– Разумеется.

– Вас зовут Альфред?

– Ален.

– Я забываю имена людей, но лошадей никогда. Вот что я скажу вам, Ален. Что касается отношения моего зятя к деньгам и к брату своей жены, то есть ко мне, то я могу дать вам на этот счет любые сведения. Во всем остальном я не авторитет. Не удивлюсь, если кто-то имеет на Отиса зуб. И горевать по этому поводу тоже особо не стану. Поехали.

Из этого высказывания вряд ли можно было что-то извлечь.

В шесть часов я сказал, что мне нужно принять душ и переодеться перед свиданием с Лоис. Фут быстро и точно подсчитал мой выигрыш и протянул мне для проверки листок.

– В настоящий момент я не располагаю девяноста двумя центами, – сказал он, – но они могут превратиться в девяносто два доллара, а то и больше. В четверг на «Ямайке» Персик выиграет в пятом забеге при ставках восемь к одному. Из шестидесяти долларов сорок я могу поставить на него. На руки получу триста двадцать, из них половина ваши. Плюс девяносто два цента.

Я сказал, что это звучит заманчиво и что я дам ему ответ завтра. Я знал, что, получив деньги, Роджер тут же исчезнет, а этого я не хотел.

Утром на балконе я пригласил Лоис сегодня вечером вместе пообедать и потанцевать. Я тогда предложил «Фламинго», но, судя по тому, что произошло днем у «Рустермана», туда идти не следовало. Я спросил у Лоис, не будет ли она возражать, если мы двинем в «Колонн», где подвизается хороший оркестр (и где меня никто не знает, по крайней мере по фамилии). Девушка на секунду задумалась, но потом сказала, что это очень даже забавно, потому что она там никогда не была.

Джарелл предупредил меня, что Лоис разборчива в партнерах, и, надо сказать, она имела на это полное право. Она чувствовала ритм всем телом и во всем была послушна партнеру. Для того чтобы не ударить перед ней лицом в грязь, я полностью отключился и думал лишь о своих руках и ногах, так что, когда наступила полночь, а вместе с ней подошло время выпить шампанского, я ни на шаг не продвинулся в том, что задумал. Подняв бокал с шампанским, Лоис провозгласила:

– За жизнь и смерть! – И залпом его осушила. Поставив бокал на столик, добавила: – Если бы смерть спала.

– Присоединяюсь к вашему тосту, – сказал я, ставя свой пустой бокал рядом с ее. – Если только правильно вас понял. Что означает сия фраза?

– Толком не знаю, хотя сочинила ее сама. Это из моего стихотворения. Вот последние пять строчек:

 
Иль грызун бы высоко скакал,
Свободный и быстрый, с ветки на ветку,
Иль девчонка бы горьких рыданий обрушила шквал,
Проклиная безносую нашу соседку,
О, если бы смерть спала!
 

– Мне нравится, как это звучит, – сказал я. – Но, кажется, я не улавливаю смысла.

– Я его тоже не улавливаю, вот почему и решила, что это настоящая поэзия. Сьюзен говорит, будто ей здесь все понятно. Может, правда, она притворяется. На ее взгляд, здесь только одно неверно: вместо «горькие рыдания», говорит она, должны быть «сладкие рыдания». Мне не нравится. А вам?

– «Горькие» лучше. Сьюзен любит стихи?

– Не знаю. Ее я понимаю так же мало, как и это стихотворение. Я думаю, Сьюзен больше всего любит саму себя. Правда, она моя золовка, ее спальня больше моей, к тому же я обожаю своего брата, когда мы с ним не в ссоре, так что я, возможно, просто к ней придираюсь. Одним словом, я должна все проанализировать.

– Стоило бы, – кивнул я. – Вчера вечером вокруг Сьюзен собрались все мужчины, кроме вашего отца. Наверное, он ее просто не заметил.

– Кто-кто, а он-то заметил. Вы знаете, кто такой сатир?

– Более или менее представляю.

– Загляните в словарь. Я уже это сделала. Я не могу сказать, что мой отец сатир, потому что у него уйма времени уходит на процесс дальнейшего обогащения. По-моему, он просто обычный кот. Что это там заиграли? Мокаджубу?

Она была права. Я встал, обошел вокруг стола и отодвинул ее стул.

Нужно отдать должное среде, которая оказалась более продуктивной, чем вторник, но не подумайте, будто я чего-то достиг в среду. Я просто слегка расширил круг своих знакомств. Вернувшись во вторник около двух часов ночи и проведя в постели свой восьмичасовой минимум, я спустился вниз в полной уверенности, что позавтракать теперь будет не так-то просто. Однако буквально через полминуты после того, как я вошел в столовую, я увидел спешащего в мою сторону Стека со стаканом апельсинового сока в руке. Я сказал ему, что протяну на соке и кофе до ланча, но не тут-то было. Через десять минут он притащил тосты, бекон, омлет из трех яиц, варенье двух сортов и чашку кофе. Расправившись со всем этим в обществе утренней «Таймс», я двинул в библиотеку, где проболтался минут тридцать, но так и не успел побеседовать с Норой Кент. Нет, она тоже была там, но у нее все время находились какие-то дела, а может, она их себе придумывала. Одним словом, я сдался и покинул библиотеку. Она сообщила, что Джарелл прилетает в аэропорт Лa Гуардия в пятнадцать ноль пять.

Проходя мимо студии, я обнаружил, что мои часы показывают одиннадцать пятьдесят шесть, так что у меня была возможность послушать двенадцатичасовую сводку новостей. Дверь была закрыта. Я открыл ее и, переступив порог, замер на месте. В студии кто-то был.

Я увидел в кресле Сьюзен, напротив нее стоял незнакомый мужчина в темно-сером костюме. В профиль его подбородок выглядел решительным. Вероятно, он был очень погружен в свои мысли, потому что никак не прореагировал на мое появление.

– Прошу прощения. Я просто прогуливаюсь, – поспешил сказать я и собрался ретироваться, но меня остановил голос Сьюзен:

– Подождите, мистер Грин. Это Джим Ибер. Джим, это Ален Грин. Я вам о нем рассказывала.

Мой предшественник все еще был поглощен своими мыслями, но тем не менее протянул мне руку. Я обнаружил, что у него дряблая мускулатура.

– Я зашел повидать мистера Джарелла, а его не оказалось, – заговорил он будто через силу. – Так, по поводу одного пустяка. Как вам работается?

– Был бы в восторге, если бы и впредь все шло так, как в эти первые два дня. Не знаю, что будет, когда вернется мистер Джарелл. Может, просветите меня немного на этот счет?

– Просветить?

Могло показаться, будто он впервые слышит это слово. Определенно, его мучили проблемы, далекие от прежней работы, иначе я бы его заинтересовал.

– Что ж, как-нибудь в другой раз, – сдался я. – Прошу прощения за то, что прервал вашу беседу.

– Я как раз собирался уходить, – заявил Джим Ибер и, высоко задрав подбородок, прошагал мимо меня к двери.

– О господи, – вырвалось у Сьюзен.

– Быть может, я смогу быть чем-нибудь полезен? – осведомился я.

– Нет, благодарю вас. – Она покачала головой и встала. – Вы не возражаете, если я… Мне нужно кое-что обдумать.

Уходя, Ибер закрыл за собой дверь, и я поспешил открыть ее перед Сьюзен. Она направилась в сторону задней лестницы, завернула за угол, и вскоре загудел лифт. Убедившись в том, что она не пошла вдогонку за Ибером, я включил радио и прослушал конец сводки новостей.

Следующее заслуживающее внимания событие произошло в ту же среду шесть часов спустя, и хотя, как я уже сказал, не продвинуло меня ни на шаг вперед, оно придало всей ситуации совершенно иную окраску. Но, прежде чем рассказать о нем, я должен упомянуть о своей короткой беседе с Уименом. Я листал в гостиной журнал, когда туда вошел он, прошествовал на балкон, но тут же вернулся и подошел ко мне.

– Не похоже, чтобы вы переутомились, не так ли? – заметил Уимен.

Это можно произнести по-разному, начиная от издевки и кончая дружеской шуткой. В его устах это прозвучало как нечто среднее. Конечно, я мог ответить: «Вы тоже не надрываетесь», но не стал этого делать. Он был слишком худ и жалок для того, чтобы служить хорошей мишенью для насмешек, плюс ко всему считал себя занудой. Я знал, что Уимен – продюсер двух бродвейских шоу, одно из которых прекратило свое существование через три дня после премьеры, а другое продолжалось почти месяц. К тому же его отец сказал мне, что, хотя Уимен и отравлен змеиным ядом, он все еще не потерял надежду обучить его искусству делать деньги.

Поэтому я ответил:

– Угу.

Складка на его переносице стала еще глубже.

– А вы не больно-то разговорчивы.

– Вот тут вы ошибаетесь. Стоит мне только начать, и я заговорю вас до смерти. Ну, поехали. Час назад я зашел в студию послушать сводку новостей, там был какой-то тип, который разговаривал о чем-то с вашей женой, и она мне его представила. Оказалось, что это Джим Ибер. Меня интересует вот что: не хочет ли он получить свое место назад, и если да, то удастся ему это или нет? Я ушел с хорошего места, так что мне не хотелось бы ставить под угрозу свое будущее. Я не стал спрашивать об этом у вашей жены, но я был бы очень вам признателен, если бы вы сами у нее об этом спросили и передали ответ мне.

Уимен поджал губы, но тут же спохватился и придал своему лицу обычное выражение.

– Когда это было? Час назад?

– Именно. Около полудня.

– И они говорили… гм… о работе?

– Не имею представления. Я не знал, что они там, открыл дверь и вошел. И тут мне пришло в голову, что в разговоре с вашей женой бывший секретарь мог сказать или намекнуть, что снова хочет занять это место.

– Вполне возможно.

– Вы спросите у нее?

– Спрошу. – Уимен повернулся и зашагал к выходу. – Сейчас подадут ланч. Вы составите нам компанию? – поинтересовался он на ходу.

Я ответил утвердительно.

За столом нас собралось всего пятеро: Трелла, Сьюзен, Уимен, Роджер и я, Ален. Лоис не показывалась со вчерашнего дня. Норе ланч отнесли в библиотеку. Во время трапезы Роджер предложил снова перекинуться в картишки, и я подумал, что могу с таким же успехом провести эти два часа до приезда Джарелла в его обществе. Он выиграл два доллара и пятьдесят один цент. Желая избавить партнера от неудобства снова заводить разговор о деньгах, я завел его сам, сказав, что сразу после обеда у меня будет шестьдесят долларов.

Я сидел в библиотеке с Норой, когда в пятом часу приехал Джарелл. Он влетел в комнату как вихрь, швырнул под стол портфель, бросил Норе: «Свяжите меня с Клеем» – и направился к своему столу. Меня тут будто и не было. Я рассеянно слушал телефонный разговор и навострил уши только тогда, когда Нора, перечисляя все случившееся в его отсутствие, упомянула среди прочего, что утром объявился Джим Ибер.

Он поднял голову.

– Заходил? Звонил?

– Заходил. Взял какие-то бумаги, которые оставались в его столе. Сказал, что специально пришел за ними. Вот и все. Я видела эти бумаги, что-то сугубо личное. Потом разговаривал со Сьюзен в студии. Не знаю, то ли они условились о встрече заранее, то ли это вышло случайно. С ними был мистер Грин, который видел, как Джим уходил.

Определенно, все в этом доме были обо всем осведомлены. О том, что заходил Ибер, упоминалось за ланчем, но Норы за столом не было. Конечно, ей мог сказать об этом кто угодно, в том числе Стек.

– Вы были с ними? – вцепился в меня Джарелл.

– Всего несколько секунд. Я хотел послушать по радио новости и зашел в студию. Ваша невестка нас представила. Вот, собственно, и все. Он тут же объявил, что уходит. И ушел.

Джарелл хотел было что-то сказать, но, очевидно, передумал. Вопросы, которые он мог задать Арчи Гудвину, не подобало задавать Алену Грину в присутствии стенографистки. Он обратился к Норе:

– Что ему было нужно? Кроме бумаг?

– Он решил, что вы дома, и хотел вас повидать. Он так сказал.

Джарелл облизнул губы и бросил на меня многозначительный взгляд.

– Ладно, покажите мне почту, – велел он Норе.

Она достала из ящика почту и отдала Джареллу. Поболтавшись еще несколько минут в библиотеке, я поинтересовался у босса, нужен ли я ему, и, получив отрицательный ответ, направился к себе.

Не могу сказать с точностью до минуты, когда это случилось. Постараюсь припомнить как можно точнее. В четверть шестого я решил принять душ и побриться. Обычно эта процедура занимает у меня полчаса. Я уже надевал брюки, когда распахнулась дверь и на пороге появился Джарелл с воплем: «Скорей!» Он на ходу развернулся и устремился по коридору, выкрикивая: «Скорей!» Мне показалось, что он зовет меня на какую-то неофициальную встречу, где необязательно появляться при носках и в туфлях, потому я быстро запихнул рубашку в брюки и уже на ходу застегнул «молнию». Я вывернул из-за угла в тот самый момент, когда он коснулся ручки двери, ведущей в библиотеку.

– Заперто, – констатировал Джарелл.

– А почему бы и нет? Что произошло?

– Звонили от «Хорланда». Сказали, что у них был сигнал и экран показал, как открылась дверь и туда вошел кто-то, закутанный в одеяло или плед. Они послали сюда человека. Внутри кто-то есть.

– Тогда отоприте дверь.

– В агентстве сказали, что надо подождать их человека.

– Ерунда. Я открою. – Я тут же сообразил, что мои ключи вместе со всем остальным содержимым карманов остались на туалетном столике. – Давайте ваш ключ.

Джарелл достал свою связку. Я нашел нужный ключ и вставил его в скважину.

– На нас могут напасть, – предупредил я. – Отойдите в сторону.

Он повиновался. Я спрятался за дверной косяк, повернул ключ, нажал на ручку и толкнул дверь левой ногой. Ничего не произошло.

– Оставайтесь здесь, – приказал я Джареллу и вошел в библиотеку.

Никого и ничего. Я огляделся по сторонам, заглянул под стол, за шкафы, в чулан, ванную. Тут в коридоре раздались торопливые шаги, и я, подойдя к двери, увидел подкрепление в виде атлетического сложения мужчины средних лет в серой форме. Мы не были с ним знакомы. Он тяжело дышал и сжимал в руке револьвер.

– Вольно, – скомандовал я. – Ложная тревога. А что там насчет одеяла или пледа?

– Это не ложная тревога, – возразил Джарелл. – Уходя, я сам включил систему, а сейчас, когда вы открыли дверь, вспышка не сработала. Ее кто-то отключил. Так что вы там видели?

Человек от «Хорланда», к которому относился этот вопрос, молчал. Он не сводил глаз с пола возле наших ног.

– Ей-богу, он самый, – пробормотал верзила, тыча пальцем в пол. – Валяется прямо на виду.

– Что такое? – не понял Джарелл.

– Да коврик. Он самый. Когда вспыхнул сигнал, я глянул на экран. Там появился этот коврик, а за ним – какой-то человек. Вот и все. Он мелькнул в сторону, а через пару секунд погас экран. Понимаете? Кто-то вошел сюда, держа перед собой коврик, отключил систему, а выходя, положил коврик на то место, откуда его взял. Вот почему я и узнал, что там никого нет, – иначе бы коврик здесь не лежал.

У охранника был такой довольный голос, будто он решил сложнейшую задачу.

Мне показалось, что его следует слегка одернуть.

– Откуда вы знаете, что это тот же самый коврик?

– Я запомнил рисунок. Квадратики и пересекающиеся линии.

– Но ведь может быть второй точно такой же.

– О… – Он распрямил плечи. – Отойдите в сторону!

– Не трудитесь, я уже проверил. Там никого нет. Включите систему, – велел я Джареллу. – А мы войдем.

Он повиновался. Я закрыл за ним дверь, а когда он крикнул, что все готово, распахнул ее, и нас ослепила вспышка света. Я захлопнул дверь, свет погас, и мы направились к столу.

– Итак, вы увидели на экране этот коврик, входивший в библиотеку. Как скоро вы сюда позвонили?

– Сразу же. Сию минуту. Но не сам, а звонил другой сотрудник по моему приказу.

– Сколько времени ушло на то, чтобы его соединили?

– Соединили моментально. Я надел китель, взял револьвер, а когда уходил, он уже разговаривал с мистером Джареллом.

– Скажем, секунд тридцать, пускай даже минута. Или две. Мистер Джарелл, вы были в своей комнате?

– Да.

– И как долго вы говорили по телефону?

– Не больше минуты.

– И тут же кинулись на место происшествия, по пути задержавшись возле моей двери?

– Совершенно верно.

– Добавим еще минуту. Получается, что мы очутились здесь через четыре минуты после того, как появился этот коврик, может, меньше, а злоумышленника и след простыл. Думаю, у него хватило времени только на то, чтоб отключить систему.

– Мы должны выяснить, кто это был, – заявил человек из «Хорланда». – По горячим следам.

У этой пичужки неплохо работали мозги. Понятно, что это сделал кто-то из домашних, но выяснить, кто именно, как и когда, было делом сугубо семейным.

Джарелл даже не потрудился сказать ему об этом. Просто он разрешил представителю охранной фирмы проделать то, что от него требовалось, а именно: отпереть дверцу металлического ящика, вмонтированного в стену напротив входа, в которой было круглое отверстие для объектива. Внутри находился фотоаппарат. Человек из «Хорланда» достал его, сменил пленку, запер дверцу и удалился.

– Возможно, мы узнаем больше, когда получим снимки, – заявил Джарелл. – Но с этим ковриком, который она могла держать перед собой на вытянутых руках, да так, чтобы и рук видно не было, чтоб вообще закрыть обзор, мы вряд ли что-либо разглядим.

– Совершенно верно, – кивнул я. – И она могла, и кто-то другой мог с тем же успехом. Сюда подходит любое личное местоимение. Как я уже сказал, времени хватило лишь на то, чтобы отключить систему. Но тем не менее проверьте, не исчезло ли что-либо еще.

Джарелл огляделся по сторонам, встал, потрогал ручки сейфов, проверил, заперты ли шкафчики. Потом выдвинул верхний ящик стола Норы Кент, вернулся к своему столу и там тоже выдвинул ящик. Его физиономия вытянулась. Он вытащил ящик до конца, покопался в нем, рывком задвинул его и уставился на меня.

– Я держу здесь револьвер «боудоин» тридцать восьмого калибра. Его нет. Днем он был.

– Револьвер заряжен?

– Да.

– Тот, кто взял его, знал, где вы его держите. Он – прошу прощения, она – подошла прямо к столу, отключила систему, схватила револьвер и выскочила. На большее у нее не оставалось времени.

– Да.

– Человек от «Хорланда» прав в одном: если вы на самом деле хотите узнать, кто это был, надо действовать по горячим следам. Самый лучший способ – собрать их всех здесь сию минуту и потребовать ответа.

– Какой от этого толк? – Джарелл стиснул кулаки. – Я-то знаю, чьих это рук дело.

– Закон гласит, что, если украдено оружие, об этом следует немедленно сообщить властям. В противном случае вы совершаете уголовно наказуемое деяние. Итак, сообщим властям?

– Господи, нет, конечно же. – Он разжал кулаки. – Давайте поступим следующим образом: я заманиваю ее и Уимена сюда, держу их здесь какое-то время, а вы тем временем обыскиваете ее комнату. Надеюсь, вам известно, как делается обыск?

– Не пойдет. Если даже допустить, что револьвер взяла ваша невестка, в ее комнате вы его ни за что не найдете. Я мог бы, конечно, отыскать оружие дня за два, но что, если оно окажется в одной из кадок на балконе? Вы получите его назад, но разве вам это нужно?

– Черт побери, вы прекрасно знаете, что мне нужно.

– Да, но сейчас дело уже не только в этом. Тот, кто рискнул добыть этот револьвер, должен, прошу прощения, иметь намерение им воспользоваться. Уж наверное, злоумышленник взял оружие не для того, чтобы застрелить белку. Не исключено, что готовится покушение на вас. Пока я состою вашим секретарем, постараюсь этого не допустить. А вам советую собрать всех здесь и задать им несколько вопросов. Еще лучше – собрать их у мистера Вульфа, и пусть вопросы задает он.

– Нет.

– В таком случае что мы предпримем?

– Не знаю. Мне надо подумать. – Джарелл взглянул на свои часы. – Все теперь собрались в гостиной. Я подумаю. – Он встал.

– О’кей. – Я тоже встал. – Мне лучше не появляться там босиком. Поднимусь к себе и надену носки и ботинки.

Итак, отныне дело принимало иную окраску.