Текст книги "Дверь к смерти (сборник)"

В «Муммиани» никто и ведать ничего не ведал. Поскольку Вульф покупал у них колбасу от Дарста уже не первый год, а за это время персонал их постоянно обновлялся, то знать о гастрономических пристрастиях моего босса мог кто угодно.

В службе доставки мне были бы рады помочь, но увы, не могли. Картонку, конечно, припомнили, благо сам Вульф звонил и расспрашивал о ней, но все подробности сводились к тому, что оставил ее какой-то мальчишка, явно прогулявший урок, чтобы подзаработать, так что я даже не стал тратить времени на то, чтобы установить его приметы.

Поскольку я уже был сыт по горло и опустевшим домом, и телефонным трезвоном, и тем, что меня без конца обзывают лжецом, то позвонил из телефонной будки в аптеке и заказал себе ужин в ресторане с варьете.

А вот утром в среду пожаловал гость, которого я впустил. Я забыл сказать, что, вернувшись из тюрьмы, взял за правило, заслышав звонок у входной двери, отправляться в прихожую, разглядывать ожидающего на крыльце посетителя сквозь одностороннее стекло, корчить ему гримасу и преспокойно возвращаться в кабинет. Если гость оказывался настырным и продолжал звонить, я щелкал рычажком и отключал звонок. На сей раз, около одиннадцати часов в среду, вместо того чтобы состроить привычную гримасу, я открыл дверь и произнес:

– О, здравствуйте. Решили к нам заглянуть?

Коренастый субъект примерно моего роста, седовласый, с морщинистым красноватым лицом и проницательными серо-голубыми глазами, пробурчал приветствие и перешагнул через порог.

Я дружелюбно подметил, что погодка нынче малость холодновата для апреля, и он согласился. Пристроив его пальто на вешалку, я напомнил себе, что нужно быть посдержаннее. Даже если я и остался в доме один, это еще не повод создавать у инспектора Кремера из уголовной полиции Манхэттена впечатление, что я счастлив его видеть. Есть Вульф, нет Вульфа, честь флага превыше всего.

В кабинет он прошествовал сам. На сей раз я занял место за собственным столом. Был, конечно, соблазн забраться в кресло Вульфа, чтобы посмотреть, как отреагирует Кремер, но это поставило бы меня в невыгодное положение, поскольку я привык препираться с ним, сидящим в красном кожаном кресле, со своего места, где свет падает по-другому.

Он воззрился на меня.

– Стало быть, ты тут дом караулишь, – прорычал он.

– Не совсем, – возразил я. – Только слежу за порядком. А может, хочу пойти ко дну вместе с кораблем. Правда, не все из тех, кто покинул корабль, крысы.

– Где Вульф?

– Понятия не имею. Знаю, знаю, сейчас вы наречете меня лжецом. А я признаюсь: да, мол, вы правы, я и впрямь был им когда-то, но исправился. Тогда вы…

– Чушь собачья! Где он, Арчи?

Это существенно прояснило обстановку. За все последние годы он называл меня Арчи в одном случае из каждых пятидесяти, когда обращался ко мне как к Гудвину. Я удостаивался чести быть названным по имени лишь тогда, когда ему позарез что-то требовалось, либо же в знак признательности за то, что Вульф преподносил ему очередного преступника прямо на блюдечке, – тогда инспектора обуревала сентиментальность. Что ж, значит, мы собираемся ворковать, как голубь с голубкой.

– Послушайте, – сказал я вкрадчиво, но твердо. – Такие методы используют окружные прокуроры, шерифы и газетчики, которые больше ни на что не способны. Вам же они не к лицу. Одно из двух: либо я не знаю, где Вульф, либо знаю, но не хочу говорить. Какая разница? Следующий вопрос.

Он вынул из кармана сигару, тщательно осмотрел, растер между ладонями и вновь осмотрел.

– Да, это настоящая бомба, – заметил он, без рыка впрочем. – Я имею в виду объявление в газете. Цветы увезли. Фриц и Теодор уволились. Вукчич выставил дом на продажу. Мне будет недоставать толстяка – не могу даже представить, что никогда сюда больше не наведаюсь и не увижу, как он восседает за столом и почитает себя умнее Господа Бога и всех его архангелов. Здорово замыслено! А для чего вы это затеяли?

Я повторил, нарочито медленно и устало:

– Либо я не знаю, либо же знаю, но не хочу…

– А как насчет колбасы, которая обернулась слезоточивым газом? Есть тут связь?

Руководствуясь «собственными опытом и интеллектом», я привык ждать от инспектора Кремера любого подвоха и всегда держу с ним ухо востро. Только поэтому я даже глазом не моргнул, а лишь слегка наклонил голову набок, выдержал его пронизывающий взгляд, проанализировал случившееся и соизволил ответить.

– Сомневаюсь, что это Фриц, – констатировал я. – Мистер Вульф слишком хорошо его вышколил. Впрочем, в суматохе воскресного утра, когда мистер Вульф исчез, Фриц, должно быть, проболтался Теодору, а Теодора вы раскололи. – Я кивнул. – Да, именно так.

– Неужто Вульф так испугался слезоточивого газа, что задал стрекача? Или нет?

– Нет, почему же? Разве он не самый отъявленный трус?

– Нет! – Кремер зажал сигару зубами, так что она вздернулась кверху. – Многое мне в Вульфе не нравится и даже раздражает, но он вовсе не трус. Видно, не простой это был газ, а такой, что напугал бы любого. Да?

– Насколько мне известно, это был самый обыкновенный слезоточивый газ, без всяких примесей. – Я решил побрыкаться. – Вообще, я счастлив видеть вас здесь, одно удовольствие почесать с вами язык и скрасить одиночество, но не слишком ли вы отвлекаетесь? Ваше дело – расследовать убийства, а от газа мы даже не поперхнулись, не то что не отправились к праотцам. Кстати, сфера ваших полномочий ограничена Нью-Йорком, а миссис Рэкхем пришили в Уэстчестере. Мне, конечно, приятно тут с вами лясы поточить, но есть ли у вас верительные грамоты?

Он издал звук, похожий на квохтанье курицы, снесшей яйцо.

– Совсем другое дело, – заявил он без тени ехидства. – Ты уже начинаешь походить на себя. Отвечу. Я здесь по просьбе Бена Дайкса, который бы пожертвовал всеми зубами и одним ухом, чтобы раскрыть дело об убийстве миссис Рэкхем раньше парней из штата. Дайкс считает, что Арчер, возможно, и впрямь верит, будто вы с Лидсом сговорились и дружно лжете. Он обратился ко мне за помощью как к эксперту по Ниро Вульфу, которым, клянусь Богом, я являюсь. Дайкс выложил передо мной все факты и захотел узнать мое мнение.

Он чуть подвинул кресло в сторону.

– Я думаю, следует рассмотреть три возможности. Первая, на которую клюнул Арчер: вы с Лидсом лжете, а миссис Рэкхем по приезде сюда сообщила Вульфу нечто такое, что в совокупности с ее убийством на следующий день поставило его в чрезвычайно сложное положение, и он спешно смотал удочки, договорившись с тобой о том, как ты будешь его выгораживать. Я сказал Дайксу, что эта версия не годится по многим причинам. Прежде всего, потому, что ни ты, ни Вульф не стали бы затевать заговор, исход которого зависит от готовности незнакомого человека, вроде Лидса, поддерживать вашу опасную игру и лгать вместе с вами. Копнуть глубже?

– Нет, благодарю покорно, вполне достаточно.

– Так я и думал. Следующая версия: позвонив Вульфу после обнаружения трупа, ты сообщил нечто такое, что подсказало ему, кто может быть убийцей, и он уехал, чтобы раздобыть недостающие улики и подготовить очередное громкое шоу для газетных передовиц. Я сказал Дайксу, что отвергаю и этот вариант. Конечно, от Вульфа всего можно ожидать. Но зачем в таком случае понадобилось перевозить орхидеи, ссылать Фрица в ресторан и продавать дом? Вульф – большой оригинал, ничего не скажешь, но не настолько же! Миссис Рэкхем уплатила бы ему всего каких-то десять тысяч долларов, примерно мой годовой заработок. Зачем тратить их на перевозку орхидей? – Кремер покачал головой. – Нет, это исключено. Остается третья вероятность: что-то его и в самом деле напугало. Какая-то, должно быть, есть загвоздка в деле миссис Рэкхем, которую Вульф не может обойти, сидя здесь, в своем кресле. И он решил исчезнуть. А ты, как и сказал, либо не знаешь, где он, либо знаешь, но ни за что не скажешь… В любом случае допытываться бесполезно. Теперь я хочу обсудить с тобой эту версию. У тебя есть время выслушать?

– Хоть целый день, но Фрица нет, так что обедать нам не подадут.

– Ничего, обойдемся. – Он сцепил пальцы рук на затылке и переместил центр тяжести. – Знаешь, Арчи, я не так уж туп, как ты привык думать.

– Возможно. К тому же я не думаю, что вы так тупы, как, по-вашему, представляется мне.

– Хорошо. Как бы то ни было, сложение я проходил. Думаю, без словечка от самого Арнольда Зека здесь не обошлось. Так?

– Что? Какого еще Арнольда Зека? Это вы сейчас придумали?

Слова еще не вылетели из моего рта, а я уже осознал свою ошибку. Я попробовал не показывать виду, что заметил ее, но без зеркала не мог судить, насколько в этом преуспел. Впрочем, было уже поздно.

Кремер казался удовлетворенным.

– Стало быть, ты, дока в своем деле, столько лет занимаясь сыском, даже не слыхал об Арнольде Зеке. Либо я должен этому поверить, либо наступил на больную мозоль.

– Нет, конечно же, я слышал о нем. Только сразу не вспомнил.

– Брось, не прикидывайся. Просто без Вульфа ты уже не тот – и немудрено. Я же вовсе не наобум спросил. Помню, пару лет назад сидел я в этом самом кресле. Вульф сидел напротив, – он кивком указал на кресло Вульфа, – а ты – там же, где и сейчас. Тогда убили некоего Орчарда – подсыпали яду в напиток, а затем застрелили женщину по фамилии Пул. Во время нашей крайне затянувшейся беседы Вульф в подробностях расписал, как изобретательная и жестокая личность может заниматься шантажом, вымогая хоть миллион в год, и при этом не высовываться и не привлекать к себе внимания. И не только может. Именно так все и делалось. Вульф отказался назвать имя злого гения, а меня это тогда не больно-то волновало, поскольку вымогатель не был замешан в убийствах. Тем не менее кое-какие слухи достигли и моих ушей. Да еще случилось нечто такое, что позволило мне выстроить достаточно четкую картину. И не только мне… Имя этого человека передавали шепотом: Арнольд Зек. Возможно, ты это припоминаешь.

– Как же, дело Орчарда я не забыл, – признал я. – Но шепота не слышал.

– Зато я слышал. Может, ты не забыл также, как год спустя, прошлым летом, оранжерею Вульфа обстреляли с крыши дома напротив?

– Угу. Я сидел здесь и слышал пальбу.

– Допустим. Поскольку они никого из вас не подстрелили, дело к нам не попало, но рассказали мне предостаточно. Вульф занимался тогда неким Рони, чей род занятий заставлял предположить, что такой классный сыщик, как Ниро Вульф, рисковал вторгнуться в сферу влияния Арнольда Зека. Вполне логичный исход. Причем я не исключаю, что Вульф мог выйти непосредственно на след самого Зека. В то время я предположил, что, возможно, Зек либо кто-то из его окружения потребовал, чтобы Вульф оставил дело Рони, а Вульф ослушался. Вот с ним и поквитались, жестоко расправившись с его драгоценными орхидеями. Потом Рони прикончили, чем сыграли Вульфу на руку: он оказался на одной стороне с Зеком.

– Черт возьми, – вставил я, – что-то уж больно лихо закручено для моих мозгов.

– Конечно, конечно. – Кремер передвинул сигару, которая стала заметно короче, хотя он ее не закуривал, в противоположный уголок рта. – К чему я клоню: я вовсе не забрасываю удочку, да и выдирать из тебя правду клещами не собираюсь. Просто вполне резонно было предположить, что и в деле Орчарда, и в деле Рони Вульф нарвался на Арнольда Зека. А что теперь? Вскоре после того, как Вульф повидался с миссис Рэкхем и согласился выяснить источник доходов ее мужа, кто-то присылает ему в картонке сосуд со слезоточивым газом. Не бомбу, которая разнесла бы его в клочья, а всего лишь слезоточивый газ. Это, безусловно, предупреждение. И в ту же ночь миссис Рэкхем убивают. Ты сообщаешь об этом Вульфу по телефону, а когда возвращаешься домой, его и след простыл. – Кремер вытащил изжеванную сигару изо рта и ткнул в мою сторону. – Хочешь знать мое мнение, Арчи? Я думаю, что, если бы Вульф остался и продолжил разматывать это дело, убийца миссис Рэкхем был бы уже изобличен и сидел под замком. И я считаю, что у Вульфа имелось достаточно оснований опасаться, что в этом случае остаток своих дней он проведет в попытках избежать возмездия со стороны Арнольда Зека. Вряд ли его прельщал подобный исход. Думаю, Вульф пришел к выводу, что у него есть единственный способ выбраться невредимым из этой передряги – самому расправиться с Зеком. Как ты на это смотришь?

– Воздержусь от комментариев, – вежливо ответил я. – Если вы правы, то правы, если же нет – мне не хотелось бы огорчать вас.

– Премного благодарен. И все-таки предупреждение от Зека он получил – в виде слезоточивого газа.

– Все равно воздержусь.

– Ничего другого я от тебя и не ожидал. Теперь то, ради чего я пожаловал. Я хочу, чтобы ты передал Вульфу мое личное послание, не как от офицера полиции, а как от друга. Только все это должно остаться между нами с тобой… и им. Добраться до Зека невозможно. Я отдаю себе отчет в том, что для блюстителя порядка вести такие речи, пусть даже с глазу на глаз, преступление, но это правда. Конечно, в данном случае свершилось убийство, но, слава богу, вне моей юрисдикции. Я не хочу ничего плохого сказать про Бена Дайкса или тамошнего окружного прокурора, да и вообще про кого-нибудь конкретно, но коль скоро окажется, что Барри Рэкхем имеет отношение хоть к одной из многочисленных афер Зека, то он никогда не попадет на электрический стул, даже если ухлопал свою жену. Не знаю, на какой именно стадии Зек вмешается и какие средства он использует, но на электрическом стуле Рэкхему посидеть не приведется.

Кремер швырнул сигару в мою корзину для бумаг и промахнулся на фут. Поскольку сигара была незажженная, я сделал вид, что ничего не заметил, и весело проорал:

– Да здравствует правосудие!

Кремер издал гортанный рык, но, должно быть, обращался не ко мне.

– Я хочу, чтобы ты передал мои слова Вульфу. Зек вне его досягаемости. К нему не подобраться.

– Но послушайте, – возразил я, – даже если для вас тут все ясно как божий день, чего нельзя сказать обо мне, послание более чем странное. Давайте посмотрим с другой стороны. Вульф-то будет вполне досягаем для Зека, особенно если вернется домой. Верно, он выезжает нечасто, но даже если бы вел жизнь затворника, в дом приходят люди, да и вещи новые появляются… Типа картонок с колбасой. Не говоря уж о том, что только прямых убытков от прошлогоднего налета мы понесли на тридцать восемь тысяч. Я понял: вы хотите, чтобы Вульф не охотился на Зека, но это только то, чего Вульф не должен делать. А что он должен делать?

Кремер кивнул:

– Я понял. Здесь-то собака и зарыта. Он слишком упрям. Я хочу объяснить тебе, Арчи, цель моего прихода. Вульф слишком задирист и тщеславен. Бахвальства и пустобрехства в нем побольше, чем у тысячи сержантов. Естественно, я знаю его как облупленного. Мне ли его не знать? С удовольствием расквасил бы ему нос, не раз уж пытался, но когда-нибудь пробьет мой час, и я добьюсь своего – то-то будет праздник на моей улице! Но мне бы чертовски не хотелось, чтобы он свернул себе шею из-за этой истории, где у него нет ни одного шанса. Резонно предположить, что за последние годы в нашем городе случались и другие убийства, в той или иной степени связанные с деятельностью Арнольда Зека. Но ни в одном случае не было ни малейшей надежды хоть как-то связать их с Зеком. Он всегда чист как стеклышко. Мы тут бессильны.

– Вы снова вернулись к тому, с чего начали, – пожаловался я. – Итак, он недосягаем. И что дальше?

– Вульф должен вернуться домой, возвратить деньги, которые миссис Рэкхем заплатила ему как задаток, предоставить уэстчестерским парням копаться в этом убийстве, тем более что это их прямая обязанность, и продолжать жить как прежде. Можешь передать ему мои слова, но, бога ради, не распространяйся. Не я виноват, что такой тип, как Арнольд Зек, вне досягаемости.

– Но ведь вы и пальцем не шевельнули, чтобы к нему подобраться.

– Ерунда. Против лома нет приема.

– Да, это так же верно, как то, что колбаса – синоним слезоточивого газа. – Я встал, чтобы свысока смерить его уничтожающим взглядом. – Вот вам две причины, по которым ваше послание не дойдет до Ниро Вульфа. Во-первых, для меня он, как Зек для него. Вне досягаемости. Не знаю я, где он, понимаете?

– Ладно, ладно, продолжай заливать.

– Непременно. Во-вторых, само послание мне не нравится. Признаю, что Ниро Вульф упоминал Арнольда Зека. Однажды мне довелось услышать, как он рассказывал о нем целой семье, только именовал его мистером Иксом. Он описывал трудности, с которыми столкнется, нарвавшись на Икса, и присовокупил, что в той или иной степени знаком примерно с тремя тысячами жителей Нью-Йорка, но лишь о пяти из них может с уверенностью сказать, что они не имеют никакого отношения к деятельности Икса. Может, и остальные не имеют к нему ни малейшего отношения, а может, и наоборот. В другой раз мне случилось разузнавать про Зека у одного репортера, который, как выяснилось, обладал обширнейшими сведениями о тех, кто состоит у Зека на жалованье. Среди них политики, завсегдатаи питейных заведений, полицейские, горничные, адвокаты, частные сыщики, мошенники всех родов, включая даже наемных убийц, возможно, даже домохозяйки – у меня из головы вылетело. Правда, инспекторов полиции он в отдельности не упоминал.

– Возможно, забыл.

– Должно быть. И еще: возвращаясь к пяти исключениям, которые мистер Вульф сделал из трех тысяч своих знакомых… Он не перечислял их по имени, но я уверен, что могу назвать по меньшей мере троих из них. До сих пор я полагал, что одним из двоих оставшихся можете быть вы, но, видно, я заблуждался. Вы подчеркнули, что вам бы чертовски не хотелось, чтобы Вульф свернул себе шею именно из-за этой истории, не оставляющей ему ни одного шанса. Вы не сочли за труд явиться сюда с личным посланием, но не желаете, чтобы я распространялся на ваш счет, что означает одно: если я передам наш разговор кому-нибудь, кроме Вульфа, то вы обзовете меня лжецом. А что содержит ваше послание? Предостережение Вульфу, чтобы он не пытался подобраться к Зеку, и все. Если, честно отрабатывая полученный от миссис Рэкхем задаток, он заденет кого-то из тех, кому покровительствует Зек, то должен вернуть задаток. Похоже, передавая подобное послание самому лучшему, непревзойденному и неподкупному детективу в мире, вы оказываете Зеку услугу, за которую он должен отвалить кучу монет. Я не хочу сказать, что вы…

Я не успел договорить, чего не хочу сказать. На лице Кремера, тигром рванувшегося ко мне, появилось выражение, которого я прежде не видел. Сотни раз мы с Вульфом доводили инспектора до белого каления, но никогда еще его щеки полностью не утрачивали красноватого оттенка, а глаза не полыхали огнем, как у разъяренного быка.

Он замахнулся правой. Я нырнул. Он вскинул левую, но я блокировал ее локтем. Он опять попробовал справа, но я легко увернулся, отступил и укрылся за столом Вульфа.

– Послушайте, – начал я, – вы в меня и за год не попадете, а я вас бить не могу. Я на двадцать лет моложе, и к тому же вы полицейский инспектор. Если я не прав, то когда-нибудь извинюсь. Если я не прав.

Он повернулся и вышел вон. Я не стал его провожать.

Глава десятая

Прошло три недели.

Сначала, в первую ночь, я надеялся вот-вот получить весточку от Вульфа, ну через какой-то час. Потом я ждал ее на следующий день. Но дни ползли, и все во мне переменилось. Теперь я ожидал ее уже на следующей неделе. Когда минул май, а за ним изрядный кусок июня и, если верить календарю и зною, лето было в разгаре, я уверился, что не дождусь ее никогда.

Но сперва давайте покончим с апрелем. Делу Рэкхем была уготована судьба тех удивительных преступлений, в ходе расследования которых никому так и не предъявили обвинения в предумышленном убийстве.

Целую неделю газеты в единодушном порыве посвящали ему свои первые полосы. Затем еще дней семь или десять на первых полосах мелькали обрывочные упоминания и догадки, после чего газетчики вернулись к обычной галиматье. Ни один репортер не посчитал нужным воспользоваться этим поводом, чтобы объявить новый крестовый поход во имя правосудия, и все пошло своим чередом.

Не то чтобы интерес к делу полностью угас – нет, он постоянно подогревался за счет таких звезд, как Нобби и Геба. Даже три месяца спустя новый поворот дела, какое-то новое событие всколыхнули бы общественный интерес и пожар заполыхал бы с новой силой, но, увы, ничего такого не случилось.

Трижды меня вызывали повестками в Уайт-Плейнс, и я мотался туда без малейшей пользы для кого бы то ни было, включая себя. Всякий раз я тупо, как попугай, повторял слово в слово свои прежние показания, а слуги закона пытались на новый лад задавать те же самые вопросы.

Чтобы хоть как-то раскочегарить угасающие умственные способности, я попробовал выведать, не поделился ли Кремер своими подозрениями насчет Арнольда Зека с Арчером и Беном Дайксом, но если и поделился, то держались они стойко и виду не подавали.

Так что все сведения я черпал исключительно из газет – вплоть до того вечера, когда в ресторане «Джейк» наткнулся на сержанта Пэрли Стеббинса и заказал ему омара. От него я узнал две новости, не предназначавшиеся для печати. Первое: двух экспертов из ФБР вызывали, чтобы разрешить спор о том, можно ли снять пригодные для опознания отпечатки пальцев с резной серебряной рукоятки ножа, и они признали это невозможным. И второе: Барри Рэкхема продержали в Уайт-Плейнсе целых двадцать часов, пока бушевали страсти вокруг вопроса о том, достаточно ли у полиции оснований для его ареста. И на сей раз аргументы «против» также перевесили.

Должен сказать, что в те дни я не слишком перетруждался. Решил, что, пока не пройдет месяц с момента исчезновения Вульфа, рыть носом землю и суетиться не стану. Поэтому вплоть до самого девятого мая я наверстывал упущенные удовольствия, не пропуская ни одного мало-мальски стоящего бейсбольного матча и наслаждаясь другими, почти забытыми радостями жизни, о чем из скромности умолчу.

Кроме того, я помог Фреду Даркину завершить дело с отравленной ручкой, а также расправился с остальными долгами Вульфа – ничего достойного изложения, – прокатился на Лонг-Айленд, чтобы проведать Теодора и орхидеи в их новых хоромах, и еще поставил одну из машин, новый седан, на прикол в гараж за ненадобностью.

Однажды, когда я сидел в ресторане «Рустерман» у Марко Вукчича, он, подписывая очередные чеки, в том числе причитающийся мне в качестве жалованья, а также счета за телефон и электричество, поинтересовался состоянием наших финансов. Я сказал, что на нашем счету в банке чуть больше двадцати девяти тысяч, точнее, девятнадцати, поскольку десять тысяч задатка от миссис Рэкхем я в расчет не принимал.

– А можешь принести мне завтра чек на пять тысяч? Выписанный на предъявителя.

– Запросто. Но поскольку я веду бухгалтерский учет, то должен знать, на какую статью его отнести?

– Ну… скажем, на текущие расходы.

– Как лицо, которому придется отвечать на расспросы ищейки из налогового управления, вынужден уточнить: какого рода расходы?

– Допустим… дорожные.

– Чьи и на какую дорогу? Откуда и куда?

Марко поперхнулся и выдавил странный звук иностранного происхождения, явно означавший нетерпение.

– Послушай, Арчи, мне выдана генеральная доверенность без всяких условий и ограничений. Принеси мне, пожалуйста, чек на пять тысяч долларов в удобное для тебя время, но не мешкай. Я решил украсть эти деньги у моего старого друга Ниро Вульфа, чтобы потратить их на молоденьких девушек, а может, на оливковое масло – еще не решил.

Так что, сказав, будто за все прошедшие недели и месяцы я не получил от Ниро Вульфа совсем никакой весточки, я слегка покривил душой, хотя, согласитесь, такую весточку еще надо было прочитать между строк. Потом, одному Богу известно, как далеко и в каком направлении можно уехать на пять тысяч долларов.

На третий день мая, в среду, возвратившись домой после утренней прогулки, я, как всегда, связался с телефонной службой и выяснил, что нам звонили три раза, но послание оставили только одно: позвонить по такому-то номеру в Маунт-Киско и спросить миссис Фрей.

Я взвесил все «за» и «против», сказал себе, что не стоит лезть не в свое дело, но в следующую минуту решил, что, должно быть, оглох, поскольку вдруг обнаружил, что вызвал телефонистку и попросил соединить меня с этим номером.

Когда меня соединили, я назвался, прождал минуту, и вдруг в мое ухо ворвался голос Аннабел Фрей. По крайней мере, так назвала себя говорившая – сам бы я ее ни за что не узнал. Уж больно устало и потерянно звучал голос в трубке.

– Вы сами на себя не похожи, – сообщил я ей.

– Вы правы, – признала она. – Кажется, миллион лет прошло с тех пор, как вы приезжали сюда, а мы наблюдали за методами работы знаменитого сыщика. Вы так и не нашли, кто отравил собаку?

– Нет, но не казните меня за это. Впрочем, вы, кажется, слышали, что история с собакой была придумана для отвода глаз?

– Да, конечно. Ниро Вульф еще не вернулся?

– Нет.

– А всеми делами в его отсутствие ведаете вы?

– Я бы не сказал, что всеми. Но я здесь.

– Мне нужно с вами встретиться.

– Извините за настырность, но вы имеете в виду – по делу?

– Да. – Молчание, потом ее голос чуть оживился. – Я хочу, чтобы вы приехали сюда и переговорили с нами. Я не могу допустить и не допущу, чтобы так продолжалось и дальше. В глазах людей, что смотрят на меня, я читаю немой вопрос: не она ли убила свою свекровь? По меньшей мере я читаю это в некоторых взглядах. Потому иногда мне кажется, что так думают все. Прошел почти месяц, а полиция только… Впрочем, вы наверняка читаете газеты. Свекровь завещала мне усадьбу и кучу денег, так что я хотела бы нанять Ниро Вульфа. Вы должны знать, где он.

– Извините. Не знаю.

– Тогда я хочу нанять вас. Вы же хороший сыщик, да?

– Это как посмотреть. Сам я считаю себя одним из лучших, но прошу сделать скидку на мою необъективность.

– Вы можете приехать сегодня? Вечером.

– Нет, сегодня никак не могу. – Мой мозг лихорадочно заработал, впервые, кажется, за последние недели. – Послушайте, миссис Фрей, на вашем месте я не стал бы спешить. Срочности…

– Ничего себе – не спешить! – Она казалась уязвленной. – Уже почти месяц пролетел!

– Верно, именно поэтому еще несколько дней погоды не сделают. Срочности и в самом деле нет. Давайте поступим так: я тут немного сам поразнюхаю, что к чему, а потом дам вам знать. Тогда и решите, нанимать меня или нет.

– Я уже решила.

– А я нет. Не хочу брать ваши деньги, если не смогу их честно отработать.

Поскольку решение она приняла еще до того, как позвонила мне, предложение мое ей не понравилось, но деваться было некуда, и она со мной в конце концов согласилась.

Повесив трубку, я осознал, что тоже принял решение. Это случилось как-то незаметно, само собой, пока я с ней беседовал. Терпению моему пришел конец. Не мог я все так же день за днем присматривать за домом без малейшей уверенности, что это не будет длиться вечность. С другой стороны, получая жалованье как помощник Ниро Вульфа, я не мог отплыть на пароходе в Европу, или выставить свою кандидатуру на выборах мэра Нью-Йорка, или купить себе остров и обзавестись гаремом, или заняться чем-нибудь еще из запланированного списка. И, что совсем уж очевидно, оставаясь у него на жалованье, я не имел права вмешиваться в дело, от которого Вульф бежал неведомо куда.

Однако ничто не мешало мне воспользоваться благорасположением бывших клиентов, которые, давно уже расплатившись, до сих пор питали к нам добрые чувства. Так что я снова уселся за телефон, связался с президентом крупной фирмы по торговле недвижимостью и с удовлетворением убедился, что не переоценил размеры его благодарности. Не успел я изложить причину своих затруднений, как он тут же пообещал разбиться в лепешку, но помочь мне, не откладывая дела в долгий ящик.

В связи с этим остаток дня я провел в поисках подходящего помещения для конторы в центре города. Я готов был удовольствоваться самой скромной комнатенкой, куда подведено электричество, и все. Однако отправленный со мной на розыски помощник президента фирмы оказался более требовательным и дважды или трижды с презрением отверг предложения, на которые я почти согласился.

Наконец на десятом этаже здания по Мэдисон-авеню, в районе Сороковых улиц, мы отыскали помещеньице, которое приглянулось нам обоим. Правда, освобождалось оно только на следующий день, но меня это устраивало, поскольку предстояло еще приобрести мебель и всякую мелочовку. Я подписал договор аренды с правом ежемесячного продления.

Следующие два дня я пытался держать себя в ежовых рукавицах. Никогда прежде не замечал в себе потаенного желания обзавестись собственной конторой. А тут вдруг мне пришлось выдержать отчаянную борьбу с самим собой, чтобы обуздать порыв отправиться утром в четверг в магазин Макгрудера и пробить в своем бюджете двухтысячедолларовую брешь, закупив конторское оборудование.

Вместо этого я уговорил себя довольствоваться Второй авеню, где приобрел все необходимое за гроши. Решив ничего не вывозить из нашего дома на Тридцать пятой улице, я составил список необходимого примерно из сорока пунктов, от пепельниц до телефонного справочника, и, засучив рукава, взялся за дело.

В субботу, ближе к вечеру, я вышел из лифта со свертком под мышкой, пересек вестибюль, приблизился к двери с номером «1019» и остановился полюбоваться на табличку, гласившую:

Неплохо, совсем неплохо, подумал я, отпирая дверь и входя. Заодно прикинул, не попросить ли художника приписать еще снизу: «Прием только по предварительной договоренности», чтобы хоть как-то сдержать напор толпы клиентов, но потом решил сэкономить три доллара.

Я опустил сверток на стол, распеленал его и воздал должное своим новым бланкам и конвертам. Быть может, шрифт, которым набрали мое имя, был чуть-чуть жирноват, но в целом все смотрелось весьма и весьма недурно. Расчехлив новехонький «ундервуд», который обошелся мне в 62 доллара 75 центов, я вставил в машинку чистый бланк и напечатал:

Уважаемая миссис Фрей,

если Вы не переменили своих намерений после нашего разговора в среду, то я готов приехать к Вам и обсудить дела, коль скоро Вы согласны, чтобы я действовал от своего собственного имени.

Адрес моего нового офиса и номер телефона указаны выше. Если желаете, чтобы я приехал, позвоните или напишите.

Искренне Ваш

А. Г., с. п.

Я перечитал письмо и остался собой доволен. Тон вполне деловой, оформление безупречное. Особенно эффектно смотрелись инициалы перед подписью, в которой «с. п.» означало «собственной персоной». Мое изобретение.

Перед уходом я убрал канцелярские принадлежности в выдвижной ящик и навел лоск, готовясь к наплыву посетителей в понедельник утром. Письмо я по дороге опустил в почтовый ящик. Звонить не стал по трем причинам. Во-первых, если она передумала, то может просто не отвечать на письмо. Во-вторых, на уик-энд я уже назначил свидание, сугубо личное. И наконец, я в последний раз выписал себе платежный чек на жалованье за эту неделю.