Текст книги "Обладать и принадлежать"
Автор книги: Рената Литвинова
Жанр: Драматургия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
– Ах, вот. – Он наклонил голову.
– Ну, кто я? Маленькая сошка, – сказала Надя жалобно, изо всех сил стараясь упросить, – но она моя подруга.
Профессор вдруг затряс головой и медленно пошел от кабинета. Надя двинулась за ним. Тот убыстрял шаги, потом повернул голову с розовой лысиной (он был худенький и роста никакого).
– Вы ведь должны там присутствовать, – сказал он.
– Где?
– Ну, там. Пойдемте вместе. Я не могу придумать, как еще помогать. Я не дурной человек.
Надя остановилась и отстала от него.
На улице, у подхода к низенькому зданию, она встретила ту же медсестру.
– Не смотри, Надя, – сказала та.
Надя грубо сказала:
– Ты-то что?
Та пожала плечами:
– Я бы не пошла.
Надя вошла в низкую дверь, постучала ногами на крыльце. Внутри было тепло. В соседней комнате, за стеклом, сидел молодой чернявый юноша с пробирками и делал анализы. Он, затравленный работой, только покосился на нее и беззвучно прошептал:
– Добрый день.
Надя прошла мимо стендов направо. В комнате стояло несколько человек. Надя, стараясь не смотреть на ТО, вокруг ЧЕГО они столпились, скромно поздоровалась и встала у стены. Ей освободили место у окна, но она как будто этого не замечала.
Своим объектом, лишь бы куда смотреть, она избрала человека, ИСПОЛНЯЮЩЕГО ЭТО. Он был молодым мужчиной, и лицо у него было непозволительно хамское. Неприятные маслянистые волосы падали ему на восковой лоб, вызывая неизъяснимо гадливое чувство. Он устало и пренебрежительно морщился.
Иногда в поле зрения Нади попадали его маленькие, как не мужские, – его живые руки с железными предметами. Он закончил. Отошел к стене, вымыл быстро в раковине руки, вернулся к столу и закурил.
Рядом с Надей стояла заведующая с широкой спиной, она держала руки в карманах. В ушах у нее висели янтарные сережки, и казалось, будто под ушами у нее помазано йодом.
Парень покурил, мелькнул по Наде взглядом и кинул окурок прямо в живот Готье.
Надя вздрогнула и оглянулась. Заведующая ничего не сказала, а только потерла себе нос. И никто ничего не сказал. Ассистент исполняющего гадко, гадким голосом сказал: «Еу, я!..» – встал спиной к Наде и заработал, задвигал правым локтем (особенно напряженно) – было понятно, что он стал зашивать.
Надя стояла тихо.
Таня и Надя шли с работы вместе. У Тани из-под пальто торчал медицинский халат, и она все время повторяла: «Халат бы где бы снять…»
Они шли по городской улице. На Наде была одета вязаная шапочка по брови, на Тане – белая меховая; длинная белая шерсть шевелилась над открытым лбом, солнце на ровные полные щеки.
– Ну, ты же знаешь, как мы все ее любили, – сказала Таня, глубоко вздыхая.
Надя сказала:
– Та-та-та-та, – соглашаясь.
Таня сказала:
– Она же невеста Христова. Она молодая и без мужчины, ее нужно класть в белом.
– Она маме писала, чтобы та ей прислала черную кофточку и черную юбку, чтобы в этих вещах она возвращалась домой.
– Ну, сюда! – сказала Таня, увидев нужную вывеску. Они зашли в магазин.
– У нас нет белых платьев, – сказала продавщица Тане и развернулась на каблуках к ним спиной.
– Значит, может, и не надо ей платья, раз нет? – спросила Таня у Нади.
Они вышли на улицу и метров через тридцать зашли в другой магазин, и там, толкаясь в очереди, купили в прозрачных мешочках красного карпа.
«ПРОШЕЛ ГОД. НАДЯ ПО СЛАБОСТИ ХАРАКТЕРА И ПО ЖЕЛАНИЮ МУЖА УШЛА С ТАКОЙ РАБОТЫ. ИЗ-ЗА ЧАСТЫХ ГОСТЕЙ ОНА СТАЛА МНОГО ВЫПИВАТЬ С ПРИЯТЕЛЯМИ, МНОГО СПАТЬ.
СЕГОДНЯ ВО ВРЕМЯ СНА ЕЙ ПОКАЗАЛОСЬ, БУДТО НА НЕЕ КТО-ТО СМОТРИТ».
Надя спала вместе со своим мужем, который был много старше ее, и сон его был тяжелым. Он лежал с широко раскрытым ртом и громко вздыхал. Надя за год заметно изменилась, она располнела, волосы у нее отросли и в данный момент были распущены по плечам.
Надя действительно чуть не задохнулась во сне и от этого испуганно очнулась, оглядываясь по сторонам. И вдруг боковым зрением уловила, что кто-то стоит.
И действительно, в дверях спальни, совсем близко к косяку, стоял человек в сером «плечистом» пальто, шерстяных рейтузах в каплях засохшей грязи и громоздких черных, бывших когда-то лакированными, ботинках. Человек стоял немного боком, но взгляд его упирался в глаза Наде и больше никуда.
Надя не заметила, как быстро поднялась с кровати, неловко подгребая под себя ноги.
Человек смотрел очень внимательно, терпеливо… В нем не чувствовалось опасности.
Надя откинула голову, и ее ослепило – перед ней стояла Рита Готье.
За этот срок волосы потемнели, зачесанные назад, они открывали лоб слоновой кости с одной-единственной, но очень выразительной морщиной по вертикали. Лицо у нее страшно похудело, равно как и тощие ноги в «дряблых» рейтузах.
Но в лице ее возникла выразительная торжественная незнакомая красота. Она глядела кротко.
Надя вскинулась. Оказалась голыми ногами на полу.
Вмиг ее сдавил горловой спазм, взмахнув руками, крепко прижав их к груди, она смотрела на Риту. На ее лице была печать беспокойства и строгости. Надю разорвали внутри рыдания, от спазмовых толчков она перестала дышать. Слезы навернулись у нее на глаза. Она проговорила, дрожа всем телом под ее страдающим взглядом:
– Прости меня!..
Все поплыло у нее перед глазами.
Муж проснулся. В коридоре летал густой едкий дым подмоченной сигареты. Готье исчезла. Муж увидел:
Надя сидела на высокой наполеоновской кровати со спущенными на пол голыми ногами и пыталась наладить дыхание: вдох и выдох.
Третий путь
новелла к фильму «мужские откровения»
Ничего нельзя было понять, что она говорит, сидя как всегда не так, как нормальные люди, а на ручке кресла (оно всю дорогу скрипело, готовое сломаться), при этом она говорила:
– А можно я не буду пересаживаться? Можно, я останусь на этой ручке? Ну, ты понимаешь, что я тебе говорю, хотя я совсем не умею говорить, я вот написала, хотя и писать свои мысли тоже не умею… Ну, ты понимаешь меня, а?
– Ну, так… примерно, конечно, но не очень. Ну, ты давай прочти, что ты написала, это ты вообще про кого говоришь? Про него, да? Он что сейчас делает? – спросила подруга, усиленно сконцентрировавшись на разговоре и даже подавшись всем телом вперед, в сторону качающейся на ручке Сони.
Та взорвалась:
– Ну, почему ты сразу так конкретно? Сразу про него?! Ну, он дома, дома он, я не выпустила его на улицу, заперла в квартире, он спит, спит он сейчас, и при чем здесь он? Всегда ты спрашиваешь про него, с какой стати?
И Соня вдруг стала чуть всхлипывать и немного всплакнула, сдерживая слезы, оправдывая свою грубость. Подруга ее озадаченно вздохнула, стараясь подыскать слова утешений:
– Ну что ты заплакала, какая вдруг причина, все же у тебя хорошо, ты выглядишь, правда, красиво, может, у тебя причина слез в том, что нету денег, или Он?
Соня с ненавистью опять рванулась:
– При чем здесь он? Ну, бывает же так, беспричинно!.. Я просто не знаю… чувства… ну все внутри… ну, понимаешь? И отчего у тебя всегда причина или в деньгах, или в мужчине? Какие вообще деньги?..
– Ну потому, что это так. Истоки всегда кроются где-то там. Причина всегда есть. Ты, просто, ее не формулируешь, – сказала подруга с досадой и добавила: – Ну да, я вообще очень реальный человек. Земной. Наверно, в этом мой минус. Но когда ты начинаешь о нем говорить, всегда отчего-то глаза блестят, плачешь, он что, бьет тебя, что он там с тобой делает?
– Ничего он со мной не делает. Я плачу не из-за него. Я просто заплакала от нервов, от тоски, от чувств, ну как ты не понимаешь, разве с тобой такого не бывало?.. И не будь как он, ты же хорошая, ведь разве не бывало?
– У меня всегда бывали причины, – сказала подруга. Подругу звали Полиной, она достала сигарету из пачки, закурила, Соня тоже взяла сигарету, затянулась ею и тут же потушила в какой-то чашке с кофе на столе. Всю ее как-то дергало, она взяла с колен свою бумажку, на которой от руки было что-то написано, стала читать ее про себя, очень при этом заражаясь волнением – рука у нее дрожала. Лист перекрывал ее лицо, она была поглощена полностью. Полине надоело это наблюдать. Она сказала:
– Ну, тогда давай прочитай вслух про свои чувства, а то так вообще ты меня запутала, я ничего не понимаю!
Соня стала читать откуда-то с середины:
– Ну вот, например… Хотя здесь тоже не очень понятно…
«У нее столько чувств было вначале, так огромна их история для нее – это весь ее мир, что она день за днем ощущает умирание чего-то огромного, по капле вытекающего… судорожно пытается словить, но уходящее льется ей на лицо в самые неожиданные моменты, перекрывая ей дыхание…»
Соня подняла голову, голос ее дрожал:
– Понимаешь?
Подруга ее, закусив губу, нахмуренная, сделала неопределенный жест рукой и все-таки сказала:
– Это что, про него? Ну, ладно, ладно, не отвечай, давай читай, что у тебя там дальше, ну, в бумажке.
«…когда он спокойно погружается в себя, кажется, что она сейчас крикнет так, что он умрет от разрыва сердца… Она устала, хочет принадлежать самой себе, ОСВОБОДИТЬСЯ, она уже не чувствует своего „я“, даже дышит для него…» Ну, что-то такое, теперь ты понимаешь?
Полина загадочно поглядела на нее, но ее реальная земная суть опять выдала ее, не дала потянуть паузу.
– Освободиться? – повторила она, вспоминая слово. – Есть два пути освобождения: или убить себя, или убить его. Ты какой путь избираешь?
– Ну, какая разница? Какая разница, какой путь? – закричала Соня и бросила бумажку на пол. Замолчала.
Окно в комнате, где они разговаривали, было открыто. Был вечер на дворе. Закричала какая-то женщина. Полина стала вслушиваться в крик. Соня заметила ей:
– И что тебя всегда интересуют посторонние крики? Я вот их, например, и не слышу. Давай поговорим лучше о нашей теме.
Полина: Разница есть. Одного мужчину я хотела убить сама и даже описывала ему, как я его убью. Чтобы он знал свое будущее…
Соня: Ну и как?
Полина: Двумя ножами в живот, и чтобы ножи были длинные и пересеклись между собой там, внутри у него! – Полина встала и показала жест двумя руками. – Но это не твой стиль, Соня. Ты всегда что-то подготавливаешь и скрываешь, скрываешь…
Соня: А второй путь?
Полина: Второй раз я решила умереть сама и написала завещание, чтобы никто не вскрывал мое тело и не расследовал причины юридическими путями.
Соня (задумалась): Господи, какая разница? Какая разница!!! Дай мне померить свое платье.
Полина сняла платье через голову, отдала подруге. Та встала, пошла с ним куда-то в коридор, произнося:
– Только ты извини, я без трусов сегодня. Не надела их, торопилась, и вообще я их выкинула… – И ее голос потерялся там где-то, в комнатах. Полина в это время подошла к окну и опять стала прислушиваться к вою какой-то женщины на улице. Вслух она сказала:
– Чего она так кричит?
Вышла Соня в ее платье.
– Тебе идет, – сказала Полина.
Соня: Нет, все, что идет тебе, никогда не идет мне. Мне надо идти. У меня и было-то времени в обрез.
Полина: Я пойду провожу тебя. Куплю сигарет. И темно уже. Что он так на тебя воздействует, не позволяй это делать над собой? Я, правда, ничего не поняла, но тоже чувствую… чувствую…
Они вышли на улицу. Полина купила сигарет на улице. Тут же вскрыла пачку и попросила у мальчика-продавца прикурить.
Тот прикурил, Соня при этом нервно оглядывалась по сторонам и одергивала короткую юбку. Пошли пешком.
Соня: А я дома заклеила все окна… Ему сказала, что «такая пыль!..»
Мимо них прошел здоровенный парень. Девушки проводили его взглядом.
Соня: Какой здоровый, полный сил!..
Полина: Ты так идеализируешь мужчин, что ты так все возвышаешь?
Соня: Да? Возвышаю? А мне кажется, нормально, и так приятно ходить без трусов…
Полина: Смотри, говорить ты не умеешь, что чувствуешь – ничего не понятно, записать тоже не смогла, надо тебе еще какой-то путь искать… Надо что-то делать, а то ты все страдаешь, страдаешь…
Соня (раздраженно): Да не страдаю я! Мне хорошо. Мне очень хорошо. Я вообще сейчас жду освобождения, понимаешь? Понимаешь? После такого… (она неопределенно помахала рукой в воздухе.) …всегда ждет облегчение!.. Я же тебе все объясняю, объясняю, а ты не понимаешь!..
Полина: Всегда говоришь неточно, загадочности какие-то… Почему не говоришь правды? Я, кстати, тебе могу подарить свое белье…
Соня: Да говорю я! Говорю! Отстань от меня!
И она забежала чуть вперед Полины. Теперь Полина видела только ее нервно вздрагивающую спину. Они вошли в какой-то скверик. Молча, друг за другом, пересекали его. Полина только один раз окликнула ее:
– Опять плачешь?
Та только дернула плечом и убыстрила шаги.
Они подошли к дому Сони. На втором этаже старого дома горел свет. Девушки встали под окном. В окне прошлась фигура, принадлежащая ЕМУ. Полина первая нарушила молчание:
– Ну? Что мы тут стоим? Я ничего не понимаю!..
Соня (не сводя с окна глаз): Не окликай его, не окликай!
Полина: Я и не собиралась. Он такой тщедушный, он же не курит?
Соня: Не курит. У него диета. Вообще он приболел… У него нос заложило… – Соня раскрыла свою ладонь – там у нее была монетка, чтобы позвонить. – Стой здесь, я пойду ему позвоню!
Соня перешла дорогу – там был телефон-автомат. Набрала номер телефона, дико как-то улыбаясь:
– А-а-лле! Это ты? (Говорит очень нежно.) Ну, как ты?
ОН: Ты где?
Соня: Я здесь, на улице, прямо напротив дома. Захотела услышать твой голос. Помнишь, я писала сегодня, ну, что «без него у нее будто бы отрубали крылья на большой высоте, и она испытывала весь ужас падения»?..
ОН: Да болею я, какой такой голос!.. Ушла, ключи унесла, по всей квартире чем-то воняет!.. Что ты опять хочешь?
Соня в это время смотрела на окно во втором этаже опять полными слез глазами.
Соня: Не говори сегодня со мной так, не говори…
ОН: Это я устал, не могла бы ты быть немного понежнее?.. Ну, я читал, читал, что ты писала, ну? Что тебе еще надо?
Соня: Ну, ладно, не буду тебе говорить плохих слов сегодня… а ведь у тебя насморк, как ты можешь чувствовать запах? Ну ладно, не буду говорить тебе плохих слов сегодня… Я, наоборот, хотела все красиво, хотела попросить тебя в последний раз… одну вещь!
ОН (с тайным раздражением): Какую вещь? Что опять?
Соня: Не мог бы ты не присматриваться никуда, не искать ни запахов, ни вони, а выключить свет в нашем окне, подойти… там на кухне на подоконнике я оставила свечку. Зажги ее! Я посмотрю с улицы, как это выглядит. И сразу вернусь домой, к тебе! Пожалуйста, любимый мой!
Он молчал.
Соня: Сделаешь? Не отказывай мне сегодня, не сопротивляйся. Ведь ты же мой?
ОН: Свечку на подоконнике? Опять в сто десятый раз…
Соня: Да! И помаши мне рукой… как бы на прощание, понимаешь? Все в любви должно быть красиво, пойми, это же не трудно!
ОН: Ладно! Если это тебя так возбуждает…
Короткие гудки.
Соня постояла, вернулась к подруге, ждущей на парапете.
Полина: Ну? Я не зову его.
Соня: Сейчас, сейчас…
Свет в кухне погас. Темная фигура подошла к окну. Помахала слабо.
Полина: Что он там махает?
Но не договорила, вспыхнул огонь спички, вдруг внутри кухни все наполнилось взрывом, и к ногам девушек прилетел кусок белой шторы и кусок чего-то неопределенно-кровавого.
Полина, опомнившись, повернула голову на Соню. Кажется, она что-то стала понимать, но тоже не до конца, да и вообще, реально ли понять другую душу до конца?
Ждать женщину
новелла
Фаина курит, перед ней чашка кофе. Сидит она у себя на кухне прямо перед окном и смотрит на улицу, не отрываясь. Не глядя берет новую сигарету, прикуривает от старой – пачка уже почти пустая.
Рядом с ней стоит ее муж Михаил. Он говорит:
– Почему ты никуда никогда не выходишь? Что ты все время сидишь на кухне? Куда ты смотришь все время?
– Зачем мне зря выходить на улицу? Когда будет работа, тогда выйду.
– Так нельзя. – Михаил смотрит на наручные часы. – Остается не так много времени. Ты ведь собралась пойти в ванную или?..
– Да, я хотела побыть одна…
– Иди сейчас, а то не успеешь. Скоро нам нужно будет собираться.
– Я собрана. Ну?!
– Тогда поговорим. Что ты думаешь?
Он присел перед ней на корточки.
Она заговорила:
– Я предчувствую, что опять получится грязь.
– Да ладно тебе! Разве из людей выходит грязь? Это же не грязь!..
– Нет, везде грязь и все грязь. Зачем ты согласился на мужчину? Ты же знал, что я не могу работать с мужчинами! Ты не стал ждать женщину, а согласился на мужчину. – Она сжимала и разжимала «веером» пальцы с коротко остриженными ногтями. Встала, оглядевшись, заметила: – У нас не убрано. Все грязное. И беспорядок.
– Ты куда? – спросил Михаил.
– Я должна вымыться.
Он взял ее за руку, она отняла ее, трагически-жалобно пропев:
– Ах, оставьте меня!
В сумерки они оказались в назначенном месте. Фаина вышла из машины, Михаил остался за рулем и проследил, как она зашла в подъезд.
Он глянул на часы – время пошло.
Некоторое время Михаил смотрел на окно на третьем этаже. Когда оно распахнулось, он даже вздрогнул от неожиданности. В окне мелькнуло плечо Фаины. Кусок шторы. Потом – спина какого-то невысокого полного мужчины, и тоже пропала; больше Михаил ничего не мог рассмотреть и очень беспокоился.
В это время в комнате перекошенное от злобы лицо Фаины склоняется над человеком, лежащим под подоконником:
– Но ты меня все-таки довел, – с ненавистью произносит она, – и теперь я должна нюхать твою кровь! – Голос ее переходит в ужасный шепот. Мужчина, лежащий вверх белым лицом, загипнотизированно молчит, не отрывая от нее своего взгляда.
– Скотина! – вся кипя, сказала она и выстрелила.
После выстрела она повела себя очень странно – тут же отпрыгнула от тела насколько могла дальше, выказывая спортивные достижения. Зажала руками лицо, нос, ее стало колотить… В конце концов она не сдержалась и ее вырвало.
Бледная, с мокрыми губами, она села в машину, за рулем ее ждал очень нервный Михаил. Тут же тронулись.
– Ну что? – через некоторое время спросил он.
Она не отвечала, не отвечала, потом заговорила сама:
– Я так не хотела. Он меня еще сильнее разозлил. Никогда со мной такого еще не было. Я оскорбляла его словесно, но это не относилось к нему лично, – сообщила она потрясенно.
– Ты меня пугаешь, Фаня. Для чего ты с ними разговариваешь вообще? Это уже получается не просто заказ. – Помолчал. – Конечно, он не стал бы прыгать из окна никогда, ты зря надеялась. Мне даже дико, ты что, ему выдвинула два варианта: либо вывалиться из окна либо – что? Как все это выглядело, не могу себе представить! – начал было разглагольствовать он, но осекся, испугавшись своих слов. И, уже заискивающим тоном, добавил: – Мне, конечно, надо было продумать этот момент!
– Какой момент? – спросила она, тихо заводясь.
– Ну, маску тебе какую-нибудь придумать на лицо или респиратор, если тебе так плохо; но вообще странно… Как это ты так остро чувствуешь запах крови? – Муж каждый раз спохватывался и пытался смягчить упрек. – Ты же вроде говоришь, что и не внюхиваешься даже?
Она не отвечала.
– Ну, моя милая, не расстраивайся. – Он помолчал, проезжая светофор. – А, может, это у тебя признак какой-нибудь болезни? Знаешь, отвращение к мясу, например, у некоторых означает внутреннее заболевание, а у тебя отвращение к крови! То есть нет! Рвота от запаха крови, ведь не от вида же крови? Ты же любишь красные платья? Помнишь, я тебе подарил? – Не найдя отклика, муж вздохнул: – Ну что же делать? Надо тебе проветриться. Ведь у тебя раньше такого не было.
– Я не хотела, чтобы из него текла эта кровь, и поэтому – и только поэтому и не почему другому – всегда пытаюсь сделать дело бескровно. Даже от маленькой пулевой раны разит вонью. В крови вся грязь. Но он меня довел, он мне все нервы вымотал, обосрал всю комнату, и я нюхала. Он меня вывел из себя. Он не оставил мне надежды. – В голосе ее слышалось отчаяние.
– Не надо было с ним разговаривать. Ты напугала и его, и меня.
– Всегда так! А на самом деле это ты виноват! – сказала она.
– Я? Интересно, в чем же это я виноват?
– Я говорила, что не хочу больше работать с этими мужиками. С ними всегда грязь! Они не тонкие.
– Не изводи меня! Не ной, пожалуйста, Фаня.
– Ты не нюхал, а я нюхала!..
– Господи, что за странные упреки?..
– С мужчинами всегда не чисто, – перебивает Фаина. – И ты знаешь, что я не могу с ними ладить. С женщинами я лажу, а с мужчинами не могу! Всегда с ним кровь. Кровь! Кровь!
Она помолчала, опять заговорила:
– Никогда не встречала чистой крови. – Задумалась о чем-то, потом снова завелась: – Все равно одно и то же повторяется каждый раз! Я тебя о чем просила? Не бери заказ на мужчин, я не буду их нюхать, не буду, и нет – опять мужик! Ты всегда такой, думаешь только о себе. Я уже наизусть знаю, что ты сделаешь на ЭТИ деньги. – Она выдержала паузу. – Купишь новую машину!
– Зачем машину? У нас уже есть эта машина.
Михаил так занервничал, что не справился с управлением машины, и на повороте они въехали в какую-то колдобину, – машина завалилась и уткнулась в столб. Все, как водится, произошло очень быстро. Тишина. Муж лежал на руле, усыпанный осколками. Причем весь в крови. Фаина, абсолютно невредимая, только глянула на него и сразу выскочила из машины, сражаясь с приступами рвоты. Пока ее тошнило, он пришел в себя, поднял голову, стал выбираться из машины, размазывая по лицу кровь. Когда он вышел, качаясь, Фаина предусмотрительно отбежала еще на несколько шагов в «безопасную» для себя зону. Он прокричал ей:
– Перевяжи меня, Фаня! – и сделал ей навстречу шаг.
– Не приближайся ко мне, не приближайся, а то меня сейчас вырвет опять!
Он остановился и, подумав, сел на землю. Она осталась стоять метрах в пяти от него. Помолчали под уличный шум. Встретились взглядами, и она, вздохнув, сообщила ему:
– Слушай, Миша, какая у тебя, оказывается, вонючая кровь!
Когда она возвращалась домой, было уже поздно. На лестнице Фаина встретила пожилую соседку с помойным ведром. Открывая ключом дверь и улыбаясь, Фаина поделилась с ней:
– Мы с мужем сегодня попали в автокатастрофу. – Соседка ахнула. – Мужа оставили в больнице, – довольным тоном продолжала она, чуть оживившись на этой фразе, – я тоже пострадала. Очень простудилась на аварии – так долго простояла на ветру у машины в одной только кофточке. – Она закашляла.
Соседка, заслушавшись, отпустила ручку своей двери, и та с душераздирающим скрипом отворилась. Фаина увидела внутренность ее квартиры: одинокая узкая постель в перспективе комнаты, коврик, картина на стене, яркая трехрожковая люстра, светившая над всем этим, и чистота.
На Фаину это отчего-то произвело сильное впечатление – она зачарованно смотрела мимо соседки внутрь ее покоев, будто лично для нее случилось откровение. Наконец, оторвала взгляд и как будто пьяным голосом спросила:
– А вы одна?
– Да, я живу одна…
– Как вам, наверно, хорошо!
– Отчего, отчего вы так решили? – пропела соседка польщенно.
– Так. Чисто. Нет совсем грязи. Чисто. Нравится мне. – Вздохнув и кивнув на прощание, она ушла к себе.
Утром, когда Фаина в счастливом одиночестве пила чай, сидя на своем любимом месте и глядя в окно, вдруг во входной двери повернули ключом. Это вызвало у нее мгновенную панику – за три секунды она была выбита из колеи. Вошел счастливо улыбающийся муж. Не успел он еще ничего сказать, как Фаина из кухни спросила его:
– Тебя что? Уже отпустили?!
– Да, – сказал Миша, но вид у него был таинственный.
– Так у тебя там ничего не успело срастись, – перейдя на повышенный тон, заметила ему жена, показывая себе на темя.
Муж потрогал марлю на голове с пятнышком крови, подумал, взял с полки какой-то одеколон и обильно побрызгал то место, где была кровь.
– Чтобы не воняло тебе, – сказал он послушно и, помявшись, все же вошел к ней на кухню. – А ты что такая… грустная?
Фаина, прищурившись, стала приглядываться к нему, не стала говорить запланированные дерзости, а спросила:
– А что ты такой весь таинственный? Что с тобой произошло? Ты где-то еще был?
– Я?.. – невинно, как бы придуриваясь, переспросил ее Миша.
– Я знаю тебя наизусть, – сказала Фаина. – Ну?..
– Ты меня всегда раскусываешь! – с восторгом, но потом резко серьезнея произнес муж. – Я перед тем, как идти к тебе, уже где-то побывал! В общем, я всегда тебе пробалтывался сразу! Фаина, ты дождалась женщину.
– Да?.. – только и произнесла Фаня.
Помолчали.
– Сколько ты ждала этого дня? А? – Так характерно для многих людей – не вовремя снижая пафос сцены, начал Миша.
– Три года, – ответила она. – Я ждала женщину три года.
А когда он стал считать деньги, а при этом Миша всегда открывал балкон, и от ветра денежные бумажки у него в руках шевелились, как живые, Фаина ушла в ванную.
Пересчитав, Михаил подошел к двери ванной и постучал:
– Фаня, хочешь посмотреть на деньги?
– Нет! – ответила она.
– …а то я их прячу, – сказал муж.
– Отстань от меня! – закричала Фаина, бухнув о ванную что-то железное.
До аэропорта он провожал ее в такси. На коленях у нее подрагивал от езды букет цветов.
– Единственное, – говорила она, – не люблю куда-то уезжать.
– Да, ты как кошка, привыкаешь к месту, а не к человеку, – сказал Михаил.
– Дай сигарету, – она закурила. Спичку выбросила в опущенное окно.
Прощаясь у такси, повертев в руках букет, вернула его мужу.
– Жалко его. Завянет. Возьми домой.
– Фаина, скажи мне что-нибудь хорошее на прощание.
– Ну… – подумав, сказала Фаина, – пока.
В чужом городе она поселилась в самой скромной гостинице на окраине. Ближе к сумеркам Фаина вышла из гостиницы.
В кафе она поела, села у стеклянной стены, разглядывая прохожих.
Какая-то женщина подсела к ней за столик, когда она уже допивала кофе. Женщина была пьяная.
Фаня, вставая и оставляя на столе деньги за ужин, зачем-то сказала ей:
– Какая вы жалкая!
– Да, я жалкая, – ответила быстро женщина, мотая головой. Фаине она была неинтересна.
На улице Фаина сначала пошла в одну сторону, потом, остановившись, застыв, вернулась и пошла в противоположную.
К нужному дому она подошла пешком. Дом был многоподъездный. В некоторых окнах уже горел свет. Она шла мимо длинного дома и видела, как в окнах первых этажей сидят и, глядя на улицу, чего-то ждут пожилые женщины.
Она зашла в нужный подъезд. Покрутилась и вдруг, с гневом что-то обнаружив, проговорила:
– Первый этаж?.. – Она еще раз посмотрела на номер квартиры. – Скотина, – сказала она тихо и вышла на улицу.
Окна не горели. Она прошла дальше, к помойкам, у которых работал мусоросборщик. Она спросила у водителя, когда тот выбрался из машины:
– Вы когда приезжаете по утрам?
– В пять завтра… – сказал тот покорно и прошел мимо.
Фаина ушла подальше от дома.
Вернулась она уже глубокой ночью. Было полнолуние. Фаина, подойдя к самому дому, заглянула в низкие незарешеченные окна.
Увидела, что это кухня. Свет горел в ванной комнате. Фаина быстро вошла в подъезд. Ключом открыла замок, довольно легкий и банальный, бесшумно вошла в квартиру. Закрыла дверь. В полной темноте прошла в коридор, прислушиваясь к шуму воды. Постояла так, держа руки в карманах. Вошла на кухню, подняла голову, высматривая стеклянный проем, соединяющий ванную и кухню. Пододвинув табуретку, встала на нее и заглянула в ванную. Быстро спустилась, быстро пошла в единственную комнату, прошлась по ней, вдруг услышала стоны из ванной. Она замерла, слившись с темнотой. Вернулась на табуретку и некоторое время наблюдала через стекло за своей жертвой.
Потом спустилась, опять ее что-то повлекло в комнату. На ходу, не заметив, полой сбила с тумбочки легкую прозрачную вазу, похожую на стеклянную колбу. Мелкие осколки усыпали, блистая, пол. Фаина спряталась под вешалку, где висели пальто, в коридоре.
Вода в ванной выключилась. Дверь со скрежетом отворилась, показалась мокрая голова женщины, испуганно осматривающейся по сторонам. Наконец, и сама она вышла, завернутая в простыню. Сначала, оставляя мокрые отпечатки ног, заглянула в кухню, потом пошла прямо на Фаину, не видя ее, но в ее сторону, и вдруг наступила на осколки. Женщина коротко вскрикнула, сделала шаг назад, схватилась за пораненную ногу, а Фаину, закутавшуюся в пальто, тут же начало мутить – запах крови долетел до нее за несколько мгновений, и начался ее обычный мучительный приступ.
Женщина, ступая теперь только на пятку, снова вернулась в ванную, включив воду, подставила ногу под кран.
Воспользовавшись этим, Фаина выскользнула из квартиры.
Потом Фаина некоторое время сидела на скамейке под фонарем, курила. Дошла до гостиницы пешком. Постель так и осталась нетронутой. Фаина за всю ночь даже не присела на нее.
Вымыв руки, она разложила что-то из своей сумочки перед зеркалом на столе и начала приготовления.
Специальный лейкопластырь, приклеив на висках, стянула на затылке так, что глаза ее получились раскосыми. Проверяя все это устройство на «прочность», страшно гримасничала лицом, мотала головой. С левой стороны лента отклеивается – она снова сделала из свежей ленты «подтяжку». Опять подергала мускулами лица. Надела парик из темных волос, закрывающий виски. Походила в нем по своему скромному номеру.
Затем опять села; сделала себе макияж, как боевую раскраску – ярко подкрасила черными стрелками глаза, обвела бордовой помадой узкие губы. Выбелила лицо. Долго разглядывала, изучая себя. Фаня стала похожа на идола: не на человека, а на воплощение чего-то… Из-за раскосых глаз, натянутой кожи лицо отчасти лишилось мимики. Маска.
Закончив с гримом, Фаина садится к окну, положив одну руку на подоконник, второй поднося сигарету ко рту. Так она всегда сидела дома. Так до самого рассвета.
Утром, выждав момент, когда с этажа отошла дежурная, она положила свои ключи ей на стол, быстро сбежала по лестнице, не воспользовавшись лифтом.
Фаина – у современного высотного дома. Она стоит сбоку от здания, выискивая взглядом какое-то определенное окно, потом внимательно оглядывает площадку под этим окном. Даже подходит ближе и прохаживается по ней – квадратные асфальтовые плиты.
Множество людей снует около здания. Фаина смотрит на часы. Подъезжают машины. Шумно. Яркое полуденное солнце. В одной из подъехавших машин она замечает женщину – та выходит из машины и, прихрамывая, зажав под мышкой папку, в сопровождении двух охранников идет ко входу.
Через некоторое время в здание входит и Фаина. В окошке она говорит:
– На мое имя заказан пропуск. Женский журнал, да-да!
Проходит сквозь контроль, охрану, железную рамку. Поднимается на нужный этаж.
В приемной с секретаршей сидит против света, иногда поглядывая в окно, из которого видно полгорода, – так это высоко.
Из приоткрытой двери до нее доносятся обрывки разговора между ее жертвой и какой-то посетительницей. Фаина прислушивается, потому что разговор очень странно близок ей. Чей-то плаксивый голос, принадлежащий, по-видимому, уже немолодой женщине, говорит:
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?