Текст книги "Собрание птиц"

– Свободу передвижения и свободу от старения для всех! – крикнула женщина.

Ее «снаряд» угодил в меня и забрызгал Нур, которая стояла слишком близко.

Мои друзья принялись ругаться, приказывая болотным людям убираться прочь; Эмма зажгла на ладони огненный шар и с грозным видом размахивала им, но на хулиганов это не произвело впечатления. Оставалось только отступить на безопасное расстояние, что мы и сделали. С меня капала вязкая зеленая жижа. Нур повезло чуть больше, но ее одежда и лицо тоже были покрыты зелеными пятнами.

– Какого черта?! Что им от нас было нужно? – возмущалась она, оттирая грязь с рубашки.

– Они просто завидуют, потому что нам больше не приходится волноваться насчет быстрого старения, – объяснила Бронвин.

– Вам двоим лучше поскорее смыть с себя эту гадость, – заметил Енох, поморщившись. – Она ядовитая.

– Я не прочь принять душ, – сказал я, оглядывая себя.

– Боюсь, вы оба просто катастрофически нуждаетесь в душе, – сказал Миллард. – Эта часть Лихорадочной Канавы заражена плотоядными микробами.

– Какими микробами? – в ужасе переспросил я.

– Не волнуйся, жуют они медленно, – утешил меня Енох. – Им понадобится не меньше недели, чтобы съесть тебя целиком.

– Прекрасно, тогда мы сейчас же идем в душ, – воскликнула Нур с некоторой тревогой.

Бронвин, стараясь двигаться незаметно, попятилась от нас.

– Вам понадобится горячая проточная вода и мыло, – заметил Енох. – Но единственное место, где все это можно получить…

Эмма и Енох переглянулись.

– Есть один вариант, – произнесла Эмма, покусывая нижнюю губу, – хотя он связан с определенными сложностями и некоторым риском…

– Но выбора у нас нет, так? – спросил я, с извиняющимся видом взглянув на Нур. – Я совершенно уверен: что бы с нами потом ни произошло, нам понадобится вся наша кожа.

Енох лишь пожал плечами.

У Нур был совершенно несчастный вид.

Эмма, отойдя на безопасное расстояние, громко давала указания, как попасть в надежную явочную квартиру, расположенную у выхода из петли Дьявольского Акра, в современном Лондоне. Там были нормальные ванные, горячая вода и все прочее.

– Мы будем ждать вас в Департаменте картографии, в здании министерств, – сказал Миллард. – Приходите, когда отмоетесь от этой зеленой заразы. И, пожалуйста, мойтесь тщательно, чтобы ни одного микроба не осталось.

– Точно, – поддакнул Енох. – Мне, например, моя кожа очень дорога.

Мы с Нур пошли к лодочной пристани на берегу Лихорадочной Канавы. Я изо всех сил старался не думать о микроскопических тварях, медленно пожиравших нашу кожу. В обмен на серебряную монету, полученную от Горация, старый седой паромщик пустил нас в ветхую дырявую посудину, которая гордо именовалась «лодкой», и черные воды медленно понесли нас вниз по течению. Нам не хотелось разговаривать в присутствии незнакомого человека, и мы молчали. Бо́льшую часть пути Нур зажимала рукой нос и разглядывала лачуги, мимо которых мы проплывали. Прачки развешивали белье на веревках, натянутых между домами, в замусоренных переулках играли оборванные дети.

– Это нормальные, – объяснил я. – Они живут в петле.

Нур заинтересовали мои слова.

– Хочешь сказать, что они каждый день делают одно и то же?

– Каждую секунду каждого дня, – хрипло проговорил лодочник. – Я торчу здесь уже семьдесят два года и знаю все наизусть.

Он дернул румпель, и лодка резко повернула влево. Мгновение спустя какой-то мальчишка, бежавший по мостику у нас над головами, споткнулся и свалился в воду в том самом месте, где мы должны были проплывать.

– Сейчас он обзовет другого ублюдка жалким трусливым болваном, – вполголоса сказал лодочник.

Голова мальчишки показалась над водой.

– Жалкий трусливый болван! – заорал он тому, кто стоял на мосту.

Нур покачала головой.

– С ума сойти…

Когда мы подплыли к длинному темному туннелю, представлявшему собой выход из петли, Нур начала что-то тихо напевать. Мелодия была простой и приятной, как детская песенка, и я заметил, что, напевая, она немного успокоилась.

Я хотел спросить ее, что она поет, но нас вдруг окутала непроницаемая тьма.

Та же неизвестная и могучая потусторонняя сила подхватила нас, вытащила из петли, и через несколько секунд река вынесла лодку из туннеля в совершенно другой Лондон, город стеклянных небоскребов и чистых улиц.

Лодочник высадил нас на берегу и без единого слова уплыл восвояси: видимо, ему не терпелось избавиться от загадочных пассажиров.

Мы отправились на поиски нужного дома. Следуя указаниям Эммы, несколько раз свернули за угол, пересекли широкую улицу с множеством магазинов, забитую народом и автобусами, повернули еще раз и очутились в жилом квартале. Вскоре мы нашли то, что искали: незаметный двухэтажный дом на улице, застроенной такими же зданиями, стоявшими вплотную друг к другу. Я держался настороже и прислушивался к своим ощущениям – кто знает, может быть, пусто́ты бродят и здесь? – но ничего необычного не почувствовал.

Мы позвонили в дверной звонок. Нам открыл человек, которого я прежде никогда не видел. Подобно Улиссу, он был одет в черный костюм и фартук – еще один служащий Министерства временных дел. Несколько мгновений он пристально разглядывал нас, потом спросил наши имена и пропустил в дом.

Как ни странно, в доме оказалось целых две ванные комнаты.

Еще никогда в жизни я не испытывал такого удовольствия от обыкновенного душа. Я стоял под струями горячей воды, которая смывала с меня зеленую грязь, пыль, сажу и, как я надеялся, плотоядных микробов, и уносила все это в канализацию. Я тер себя мочалкой, пока кожа не покраснела. Вытерся толстым банным полотенцем, нашел в ящике под раковиной новую бритву и нераспечатанный твердый дезодорант – и приуныл, сообразив, что мне не во что переодеться. У меня была только старая, пропотевшая одежда, заляпанная ядовитой грязью.

Тут в дверь постучали, и человек, впустивший нас в дом, сообщил, что в соседней комнате есть шкаф с одеждой и я могу выбрать там, что захочу.

Я завернулся в полотенце и отправился исследовать гардеробную. Я нашел темно-зеленую рубашку, вполне подходившую мне по размеру, темные брюки и коричневые высокие ботинки на шнурках – я надеялся, что этот наряд подойдет для путешествия по разным эпохам.

Я вышел в гостиную. Нур еще не появилась, и я на несколько минут задержался у окна, разглядывая улицу. Почтальон, толкая свою тележку, передвигался от дома к дому, какой-то старик выгуливал собаку. Я невольно удивился тому, что этот обычный, скучный мир спокойно существует бок о бок с нашим.

– Привет, – услышал я голос Нур и обернулся. Она стояла в дверях. Я не сразу поверил, что передо мной та же самая девушка, которая пришла со мной в этот дом. Она выбрала простую белую рубашку «хенли» и синие джинсы; ее волосы были тщательно причесаны и блестели как вороново крыло, и она была прекрасна. Большую часть времени с начала нашего знакомства мы бегали по разным стройкам и вонючим закоулкам, взмокшие от пота, покрытые грязью и пылью, и я почти забыл, что она – настоящая красавица. Это открытие застало меня врасплох. Внезапно я сообразил, что не сумел скрыть своих чувств и теперь – о боже! – стоял и пялился на нее, как дурак.

Я отвел взгляд и откашлялся.

– Ты, э-э-э… Ты очень хорошо выглядишь, правда, – выдавил я.

Она рассмеялась, и мне показалось, что на ее смуглых щеках выступил румянец.

– Ты тоже.

Возникла пауза, которая длилась, наверное, две или три секунды, но мне показалась бесконечной, потом Нур нарушила молчание:

– Ну, мы, э-э-э… наверное, нам нужно возвращаться обратно, да?

Вдруг весь дом задрожал от оглушительного звона. В комнату ворвался сотрудник Министерства временных дел.

– Что это такое? – воскликнул я.

– Кто-то пришел, – ответил он.

Неизвестный названивал в дверь с таким нетерпением, словно близился конец света.

Служащий сбежал вниз по лестнице, чтобы открыть дверь. Через несколько мгновений послышался громкий топот, и в комнату влетели запыхавшиеся Хью и Эмма.

– Вы должны немедленно возвращаться! – выговорила Эмма.

– Мы пытались дозвониться, но линия все время занята, – добавил Хью.

– Что случилось? – спросил я, и мы с Нур встревоженно переглянулись. – Неужели вы нашли петлю Ви?

В глазах Нур вспыхнул огонек надежды, но Эмма покачала головой.

– Пока нет, – ответила она. – Это все Гораций. Он сейчас разговаривает с мисс Шилоклювкой. Как только он сообщил ей, что ему нужно, она немедленно пригласила его к себе. Они ждут нас.

– Судя по всему, они что-то обнаружили, – сказал Хью. – Что-то важное. Но не хотят говорить, что именно.

И мы, буквально наступая друг другу на пятки, бросились к лестнице.

Лодка, на которой приплыли Эмма и Хью, ждала нас у пристани; на сей раз она была оснащена мотором. Эмма рявкнула на лодочника, велела плыть как можно быстрее, как будто за ним гонятся все демоны ада, и уже через минуту мы влетели в туннель, ведущий в петлю. У меня даже закружилась голова. Мы неслись по Лихорадочной Канаве, оставляя за собой широкую бурую кильватерную струю и вцепившись в борта, чтобы не вывалиться. Когда мы, наконец, пришвартовались в центре городка, я подумал, что никогда больше по доброй воле не сяду в лодку.

Кабинет мисс Шилоклювки находился в здании, в котором были расположены и другие странные министерства – в бывшем «Приюте святого Варнавы для умалишенных, шарлатанов и преступно злонамеренных лиц». Мы протиснулись через вестибюль, заполненный народом, где за крошечными окошками восседали неприступные бюрократы, преодолели несколько лестничных пролетов и очутились в коридоре.

Кто-то неожиданно выскочил из двери и врезался прямо в меня. Во все стороны полетели бумаги.

– Да пропади ты пропадом! У меня все было сложено по порядку! – воскликнул человек и опустился на колени, чтобы собрать документы. Только тут я его узнал.

– Гораций! – окликнула его Нур. – Это мы!

Он резко поднял голову. Вид у него был немного безумный – бумаги торчали у него под мышками, были заткнуты за ленту шляпы, как перья; сочетание этих странных «украшений» и неуместно строгого смокинга делало его похожим на взъерошенного павлина.

– О! – воскликнул он. – Отлично! Столько всего нужно вам рассказать. Даже не знаю, с чего начать…

Мы опустились на колени и помогли ему собрать бумаги.

– Итак, насчет этого текста, о котором упоминал Эйч, – быстро заговорил Гораций. – Мисс Шилоклювка знает его. Он называется «Апокрифон»! Оказалось, что это настоящая книга.

Он запихал пачку бумаг в переполненную кожаную папку, потом засунул еще несколько листов за пазуху.

– Она очень туманно написана, и это при том, что странные пророчества по определению всегда бывают невнятными. Но когда я спросил об этой книге мисс Шилоклювку, она чуть с кресла не свалилась. Отменила все встречи, назначенные на сегодня, и собрала лучших имбрин-учениц, чтобы заняться нашей проблемой. Она сказала, что не слышала упоминаний ни о Пророчестве Семи, ни об «Апокрифоне» уже очень много лет – и все это время боялась наступления того дня, когда эти слова будут произнесены.

Собрав бумаги, он поднялся на ноги и указал на дверь, находившуюся напротив нас. Она была вдвое больше других дверей в коридоре; на табличке было написано: «Э. Шилоклювка. Прием строго по записи».

Я направился к двери, намереваясь открыть ее, но она распахнулась внутрь с громким скрипом раньше, чем я успел прикоснуться к ручке. Помещение было темным и напоминало пещеру. Мои глаза не сразу привыкли к полумраку. В дальней стене было несколько окон, но стекла, заклеенные газетами, пропускали внутрь лишь слабый оранжевый свет. Кабинет освещали свечи в подсвечниках и канделябрах – их было, наверное, больше сотни, и повсюду, куда ни глянь, мерцали и подрагивали огненные язычки. В тусклом свете я не мог разглядеть ничего, кроме книг и девушек. Спиралевидные башни из книг поднимались к потолку; стеллажи, уставленные книгами, занимали все стены; книги, сложенные в стопки, кренились под невообразимыми углами – но стопки чудесным образом не рассыпались. Около каждой сидела молодая женщина в длинном платье. Их было двенадцать, и все они с серьезным видом прилежно изучали книги и записывали что-то в блокноты, сутулясь так сильно, что у них наверняка болели спины. Это были ученицы академии имбрин мисс Шилоклювки, которую сама мисс Сапсан закончила много лет назад. Они были настолько погружены в свою работу, что даже не поднимали на нас глаз, когда мы проходили мимо.

Мы осторожно обходили кучи книг, пока не заметили знакомое лицо: мисс Шилоклювка сидела за письменным столом, заваленным бумагами.

– А, вот и вы наконец, – произнесла она. – Заходите, молодые люди. Фанни, подвинься!

Предмет, который я принял за ковер, издал грозное рычание; огромный бурый медвегрим неуклюже поднялся с пола, вразвалку направился в угол и свернулся там.

– Не бойтесь, моя дорогая, – обратилась мисс Шилоклювка к Нур. – Он ручной и смирный, как эму-раф, но ведет себя здесь, словно хозяин.

– Ничего, все нормально, – пробормотала Нур, хотя было видно, что она не до конца оправилась от шока.

Мисс Шилоклювка прищурилась.

– Надеюсь, вы не возражаете против скудного освещения. Китовый жир сильно чадит, а от газовых ламп у меня болят глаза. – И она пригласила нас сесть напротив стола, на длинную кушетку, обитую бархатом. Затем имбрина нацепила на нос крошечные очки в тонкой металлической оправе и наклонилась вперед, опираясь на локти. Доброжелательная улыбка, которой она приветствовала нас, исчезла, и в ее глазах, несмотря на катаракту, сверкнули решительные искорки.

– Не буду тратить время, поскольку у меня его мало, – заговорила она слегка дрожащим голосом. – «Апокрифон», как вы, должно быть, догадались по его названию, считается весьма сомнительным произведением в среде ученых, занимающихся странными пророчествами. Честно говоря, о нем вообще крайне редко вспоминают. Это малоизвестная книга. Точнее, это даже не книга: ее не написали, а просто записали. Полное название этого текста звучит как «Апокрифон Роберта Ле Бурже, Носителя Откровений из Авиньона», но я слышала и укороченную версию: «Апокрифон Боба Болтуна».

– А что такое «носитель откровений»? – удивилась Нур.

– Это такое шикарное слово, означающее то же, что и «пророк», – сказал Гораций.

– Жизнь Ле Бурже была далеко не шикарной, – продолжила мисс Шилоклювка. – Старина Боб был необразованным наемным работником на какой-то ферме. Он даже говорить едва умел, бормотал что-то неразборчивое. Большинство считали его одержимым, идиотом или тем и другим одновременно. Но иногда этот деревенский дурачок начинал трястись, словно в него ударила молния, и говорил звучными, правильными стихотворными импровизациями. Это было само по себе поразительно, но когда окружающие заметили, что его стихи похожи на предсказания – некоторые даже сбывались, – он стал знаменитостью, и люди начали записывать то, что он говорит.

– Должно быть, они решили, что он что-то вроде ангела, – сказала Нур.

– Скорее, вроде дьявола, – возразила мисс Шилоклювка. – Его бросили живьем в кипящее масло – такова была кара за ворожбу. Но он выбрался из котла целым и невредимым. В другой раз его повесили, но он притворился мертвым, а потом сбежал прямо с виселицы. Разумеется, он был странным – это одна из самых замечательных фигур в нашей истории. – Она слегка повернула голову и произнесла, ни к кому конкретно не обращаясь: – Кто-нибудь при желании может написать о нем отличную курсовую работу! – Потом снова взглянула на нас. – «Апокрифон Боба» – это сборник его изречений, записанный самыми разными лицами, которые случайно оказывались поблизости.

– А что насчет Пророчества Семи? – спросил я.

– Пророчество Семи появляется в нескольких переводах текста. По-видимому, в момент его произнесения Боба слушали люди из разных стран, и каждый записал стихи на своем родном языке. Между ними существуют некоторые разночтения, и наиболее известная версия пророчества – это в лучшем случае гипотеза, обоснованное предположение. Результат совмещения нескольких версий, переведенный на английский язык. К счастью, моя лучшая ученица говорит на большинстве древних языков и сейчас трудится изо всех сил, пытаясь разгадать загадку Боба.

Вперед выступила элегантная молодая женщина, сжимавшая в руках записную книжку. У нее были пышные волнистые волосы, уложенные в виде двух «крыльев», темная кожа; глаза ее светились умом и проницательностью.

– Это Франческа, – представила девушку мисс Шилоклювка, – и если она сдаст экзамены в конце семестра, а я полагаю, что так и будет, она получит титул «мисс Выпь» и станет нашей самой молодой имбриной.

Лицо мисс Шилоклювки просияло от гордости. Франческа скромно улыбнулась.

– Начинайте, дорогая.

Франческа открыла записную книжку.

– Пророчеству Семи примерно четыреста лет, – заговорила она, – но оно начинается с описания современных нам реалий. Вот, например…

 
Послушайте слово, короткий рассказ,
О том, что в грядущем ожидает всех нас.
Когда будут люди, как птицы, летать,
Не вол и не плуг будут поле пахать,
Как молния, быстрей стрелы,
Мысль облетит вокруг земли.
Когда созданья мерзкой тьмы
Начнут охоту за детьми,
Имбрины оставят заботу о нас…
 

Она умолкла и взглянула на нас поверх очков.

– В общем, вы понимаете. – Она перевернула несколько страниц. – Далее еще несколько стихов в том же духе, а потом:

 
Когда стены тюрем рассыплются в пыль,
Пророчества обратятся в быль,
Предатели вызовут короля,
Восстанут старейшины ото сна,
Кровавая бойня нам суждена.
 

Мне показалось, что в комнате вдруг стало холодно, пламя свечей заколебалось и потускнело. Франческа подняла взгляд от своих записей.

– Затем описана какая-то война.

 
Нигде не будет спасенья, увы,
Весь мир потонет в грязи и крови,
Трупный смрад затянет поля,
Лишится травы и деревьев земля.
 

– Спасибо, Франческа, – перебила ее мисс Шилоклювка. – Думаю, все понятно. – Она обернулась ко мне и моим друзьям. – Как видите, старина Боб был склонен к излишней драматизации.

– Неужели имбрин ждет поражение? – спросила Эмма. – И мир между странными долго не продержится?

В огромной комнате внезапно стало очень тихо: все имбрины-ученицы прекратили шуршать страницами и подняли головы.

– Ничего подобного, – сердито произнесла мисс Шилоклювка. – Дайте мне посмотреть. – Франческа подала ей книжку, и мисс Шилоклювка начала поспешно перелистывать страницы. – В целом, перевод довольно двусмысленный… Например, здесь не обязательно говорится о войне между кланами странных. Придется вам впредь приносить мне свои работы на проверку, Фрэнни.

– Разумеется, мэм, – покорно кивнула Франческа. – Возможно, я допустила ошибку при транслитерации с латыни, венгерского или древнего странного языка…

– Да, должно быть, именно так.

– Я верю в имбрин, – мне показалось, что Франческа чувствует себя обязанной успокоить старушку.

Мисс Шилоклювка похлопала ее по руке.

– Я прекрасно это знаю, дорогая.

– Но пророчество все равно означает, что произойдет что-то ужасное, – вставил Хью. – И многие погибнут.

– А что же с Семью? – спросила Нур.

Я кивнул.

– Верно, разве не предполагается, что они предотвратят эту войну? «Спасут странный мир»?

– Но если речь идут о «спасении», значит, нечто страшное действительно произойдет, – сказала Эмма. – А уж потом эти семеро нам помогут.

– Этот кусочек почти в самом конце, – сказала мисс Шилоклювка. – Прочтите сами, моя дорогая, у вас глаза молодые. – Она вернула книжку Франческе.

– «Спасти» – еще одно расплывчатое слово, – сказала Франческа, – хотя ясно, что Семь очень важны для нас. Единственная строчка, которая встречается во всех переводах, гласит: «Для того чтобы покончить с ужасами войны, семеро должны запечатать дверь».

– Дверь куда? – спросила Нур.

Франческа нахмурилась.

– Этого я не знаю.

– Я вовсе не желаю становиться центром внимания, – сказала Нур. – Но не упоминается ли там случайно обо… мне?

– Да. Почти в самом конце, – ответила мисс Шилоклювка и взглянула на Нур со странной теплой улыбкой, словно ждала этого момента. – Пророчество предсказывает рождение семерых. Точнее, начинает предсказывать, поскольку имеющийся текст, судя по всему, неполный.

– Тогда откуда вам известно, что я – одна из них? – воскликнула Нур. – Может быть, Боб назвал номер моей карты социального страхования или…

– Текст неполный, но об одном из семерых там все-таки сказано, – перебила ее Франческа. – Там говорится, что одним из этих людей станет «дитя, которое сосет свет».

Холодок пробежал у меня по спине.

На Нур это, однако, не произвело особого впечатления.

– Дитя? – переспросила она. – То есть… новорожденный?

Теперь Эмма нахмурилась.

– У новорожденных странные способности не проявляются.

Мисс Шилоклювка едва заметно кивнула.

– Это правило соблюдается практически в ста процентах случаев. Тем не менее подобное может произойти. Очень, очень редко, но может.

– Я всего несколько месяцев назад обнаружила, что могу делать вот так, – возразила Нур, хватая рукой воздух и «забирая» из него свет. – Выходит, в пророчестве никак не может говориться обо мне.

– Ах, – тяжко вздохнула мисс Шилоклювка и кивнула. – Сейчас я должна рассказать вам одну историю. Мне кажется, что вам нужно сесть, прежде чем я начну, – добавила она, глядя на Нур.

– Я уже сижу.

Мисс Шилоклювка подняла очки на лоб и, прищурившись, взглянула на девушку.

– Это хорошо. – Она положила подбородок на сплетенные пальцы, помолчала немного для пущего эффекта и только после этого заговорила. – Пятнадцать лет назад к нам доставили младенца. Крошечного ребенка, который, хватая воздух пальчиками, забирал свет из детской комнаты и глотал его.

Нур сидела совершенно неподвижно, пристально глядя на мисс Шилоклювку.

– Я считаю, что вы и были этим самым ребенком. – Мисс Шилоклювка наклонилась вперед. – Скажите мне, дорогая, нет ли у вас за правым ухом родимого пятна в виде маленького полумесяца?

Нур помедлила, сделала глубокий вдох и, подняв руку, убрала пряди волос, прикрывавшие ухо. За ухом мы увидели то самое родимое пятно, которое только что описала мисс Шилоклювка.

Рука Нур задрожала, она отпустила волосы. Я напрягся всем телом.

– Это была я, – очень тихо произнесла Нур, сдвинув брови.

– Да. Это вы. – Мисс Шилоклювка улыбнулась. – Я часто задавала себе вопрос: увижу ли я вас снова и когда это произойдет?

– О боже, – прошептал Гораций, прижимая руки к груди.

Но Нур покачала головой.

– Кто доставил меня сюда? Где были мои родители?

– Вас привезла одна имбрина из Бомбея. Она сказала, что там крошечной девочке грозит опасность. Ее родителей убили, а теперь охотятся за ней.

– Кто за мной охотился?

– Пусто́ты, дорогая моя. Особенно жестокая и злобная разновидность, которую прежде не видели в наших местах – они пришли через несколько месяцев после вашего появления. Произошла череда нападений, и имбрины решили, что безопаснее для всех, в том числе и для вас, будет отправить вас в Америку – в надежде, что океан, разделяющий два континента, собьет пустот со следа.

– Но я все равно не понимаю, – возразила Нур, и в ее голосе я услышал нотки раздражения. – У меня никогда не было сверхъестественных способностей, это проявилось совсем недавно. Я росла как все.

Мисс Шилоклювка понизила голос и подалась вперед.

– Прежде чем вас увезли, вам сделали укол экспериментальной сыворотки, которая должна была значительно снизить странные способности и отсрочить их новое появление до наступления ранней юности. Понимаете ли, пусто́ты могут «учуять» нас, когда мы пользуемся своей силой. Поэтому мы подумали, что скрываться от врагов вам поможет не только бегство в Америку, но и эта сыворотка. – Она ласково улыбнулась. – И я рада видеть, что наши расчеты оправдались. Вы превратились в замечательную молодую женщину, мисс Прадеш. Я часто думала о вас, размышляла о том, как вам живется. Время от времени у меня возникало искушение навести справки, но я боялась, что мои поиски могут навести тварей на ваш след.

Нур сидела, уставившись в пол и потирая виски большими пальцами.

– Но ведь меня растили не имбрины, я не жила вместе с другими странными детьми. Сколько я себя помню, меня передавали от одних приемных родителей к другим…

– Кто привез ее в Америку? – спросил я.

– Одна из коллег вашего деда, – ответила мисс Шилоклювка. – Женщина по имени Велиана.

У меня отвисла челюсть. Нур резко подняла голову.

– Как она выглядела? У кого-нибудь есть ее фотография?

– Уверена, где-то здесь у нас имеется портрет, – произнесла мисс Шилоклювка и сделала знак Франческе.

Будущие имбрины засуетились, и меньше чем через минуту фотография женщины была найдена.

– Этот портрет сделан задолго до вашего отъезда в Америку, – заметила мисс Шилоклювка, и когда она подала Нур фотографию, я тоже смог ее рассмотреть.

Да, несомненно, это была Ви – тот же самый портрет нам показывали прорицатели в своей петле в Джорджии.

Нур трясущимися руками взяла фото.

– Мама, – прошептала она.

Мне стало холодно и страшно. Да и всем остальным, я думаю.

– Я жила с ней до шести лет и считала ее своей матерью, – сказала Нур. – А потом ее убили.

Нур вскочила с кушетки и принялась расхаживать перед письменным столом мисс Шилоклювки, вертя в руках фотографию Ви.

– Мне сказали, что это было ограбление, – говорила она. – Однажды вечером мы с мамой вышли погулять, и на нас напали какие-то люди. Я упала и ударилась головой. У меня до сих пор остался шрам. – Она рассеянно прикоснулась к правому виску. – Очнулась я в больнице. Мне сказали, что маму убили грабители.

– Уверяю вас, это были вовсе не грабители, – сказала мисс Шилоклювка. – И ее не убили. На вас напали твари, возможно, в компании пусто́ты. Видимо, ей удалось отбиться от них. Но вы пострадали, и она решила, что, живя с ней, вы подвергаетесь опасности.

– Поэтому она просто бросила меня, – пробормотала Нур со слезами в голосе. – Допустила, чтобы я считала ее мертвой.

Мисс Шилоклювка поднялась и вышла из-за стола. Она приблизилась к Нур и сжала ее руки.

– Поймите, у нее не было иного выбора. Она знала, что вы, Нур, будете в безопасности только среди нормальных и любой контакт с вами поставит под угрозу вашу жизнь.

– Боже мой, должно быть, для нее самой расставаться с тобой было просто ужасно, – тихо произнесла Эмма.

– Но кто-нибудь обязательно должен был время от времени проверять, как у нее дела, – вставил Хью. – Может быть, не сама Ви, но…

У меня вдруг возникла одна идея.

Я отвел мисс Шилоклювку в сторону и спросил ее, нет ли в ее архивах фотографий моего деда. Скоро одна фотография нашлась. Эйб был снят на веранде какого-то дома; он сидел в тени и смотрел на что-то через прицел винтовки. Мисс Шилоклювка объяснила, что снимок был сделан очень давно, во время учений по подготовке к вторжению в петлю. Я показал фото Нур.

– Здесь он выглядит намного моложе, но я думаю, что это мистер Ганди. – Она в недоумении посмотрела на меня. – А что? Ты его знал?

Мое сердце на мгновение замерло, затем забилось снова, быстро-быстро.

Эмма протиснулась ко мне, чтобы посмотреть, и ахнула:

– Эйб!

Ганди – таков был один из псевдонимов Эйба.

– Это мой дед, – прошептал я, и теперь уже Хью с Горацием, отпихивая друг друга, заглядывали Нур через плечо.

– Время от времени он заходил проведать меня, – объяснила Нур. – Я думала, он госслужащий, проверяет моих приемных родителей!

– Эйб действительно заходил проведать тебя, – сказала Эмма. – Но он не был чиновником.

– Вы все это время оставались частью нашей семьи, дорогая, – обратилась мисс Шилоклювка к Нур. – Просто вы этого не знали. – Она приблизилась к Нур и обняла ее тонкими, хрупкими руками.

После того как имбрина отпустила Нур, девушка некоторое время стояла неподвижно, пытаясь взять себя в руки. В конце концов она неловко вытерла слезу, скатившуюся по щеке.

– Ты в порядке? – спросил я. – Непросто вот так сразу переварить столько всего нового.

Она быстро кивнула и подняла взгляд. В ее глазах я увидел решимость.

– Она жива, – произнесла Нур. – И я собираюсь ее найти.

– Кхм.

Я резко обернулся, но никого не увидел. Бросив вопросительный взгляд на друзей, я понял, что они тоже ничего не понимают. Мы все только что слышали, как кто-то довольно громко откашлялся, но когда взглянули в ту сторону, откуда доносился кашель, то никого не увидели.

– Миллард? – спросила Эмма, сообразив, в чем дело. – Когда ты вошел?

– Гораздо интереснее, – резко произнесла мисс Шилоклювка, – как вы сюда вошли?

– Я был здесь почти все время, – ответил тот. – Пришел, когда вы уже начали, не хотел вам мешать.

– У нас строгие правила в отношении невидимок, шныряющих по зданию без одежды, мистер Наллингс.

– Мадам, приношу свои глубочайшие извинения. – Насколько я понял, Миллард направился к нашей небольшой группе, собравшейся у стола мисс Шилоклювки. – Не знаю, сказал ли вам Гораций, но мы пытаемся не только разгадать смысл пророчества, но и расшифровать карту, которая, как мы считаем, поможет найти петлю Ви.

Мисс Шилоклювка взглянула на Горация, приподняв бровь.

– Нет, – медленно выговорила она. – Гораций о карте не упоминал.

– Я не успел, мэм, – оправдывался Гораций. – Кроме того, карты – это специальность Милларда.

Мисс Шилоклювка лишь вздохнула.

– Ну, и какие новости? – с надеждой обратилась Нур к Милларду. – Вы что-нибудь нашли?

– Пока нет. Оливия и Клэр сейчас в хранилище, перебирают карты Среднего Запада в поисках чего-то, хотя бы отдаленно напоминающего твой фрагмент, но это все равно что искать иголку в стоге сена. Тем не менее мне кажется, что очередная удивительная новость может нам помочь. – Он шагнул к Нур. – Ты жила с Ви, пока тебе не исполнилось шесть, верно?

– Пять с половиной, – поправила Нур и вдруг закивала; казалось, она угадала мысль Милларда. – Ты хотел спросить, не помню ли я чего-то о тех местах, где мы останавливались.

– Именно. Даже если ты не вспомнишь названия города или поселка, описание природы или построек может дать нам хотя бы общее представление о том, какие места она предпочитала.

– Почему ты думаешь, что Ви станет прятаться там же, где на нее напали? – спросил я.

– Если она сейчас в некоей тайной петле, то эта петля вполне может находиться рядом с ее бывшим домом. Это не важно, если вход в петлю искусно скрыт. Мне нужно хоть что-нибудь, какие-то конкретные детали. Названия городов, где вы жили, – это было бы идеально…

Нур наморщила лоб, затем покачала головой.

– Не могу вспомнить никаких названий. Мы часто переезжали, повидали множество разных поселков и маленьких городов. Нигде надолго не задерживались.

– Но ты должна что-то помнить, – настаивал Миллард, и по его голосу мне показалось, что он начинает отчаиваться. – Даже самое крошечное воспоминание может оказаться важным.