Текст книги "Гвенди и ее волшебное перышко"

41

Гвенди запирает машину и идет к дому. Где-то на полдороге она слышит шаги за спиной.

Оглянувшись через плечо, она всматривается в темноту. На стоянке вроде бы никого нет, хотя Гвенди явственно слышит чьи-то поспешные шаги. А потом видит его: мужчину, едва различимого в сумраке между двумя уличными фонарями. Он идет в ее сторону быстрым шагом. Сейчас их разделяет ярдов тридцать.

Тоже прибавив шаг, Гвенди подходит к подъезду и набирает код на домофоне. Рука заметно дрожит. Гвенди толкает дверь, но та почему-то не открывается.

Гвенди снова оглядывается, вдруг запаниковав. Мужчина приблизился. Теперь между ними не больше пятнадцати ярдов. В темноте непонятно, но, похоже, он в лыжной маске, закрывающей лицо. Точно как в ее сне.

Она опять набирает код, сосредоточившись на каждой цифре. Тихонько звякнув, замок открывается. Гвенди ныряет в подъезд и, захлопнув за собой дверь, бежит вверх по лестнице на второй этаж. Когда она отпирает квартиру, снизу доносится дребезжание входной двери. Кто-то ломится в дом.

От волнения Гвенди не сразу попадает ключом в замок. Ворвавшись в квартиру, она запирает дверь, бежит к окну, выходящему на стоянку у дома, и выглядывает наружу.

На стоянке пусто. Незнакомца нигде не видно.

42

– Доброе утро, Шейла, – говорит Гвенди, на удивление бодро для столь раннего часа. – Я к шерифу Риджвику.

Тощая, как огородное пугало, женщина с ярко-рыжими волосами отрывается от журнала.

– Привет, Гвенди. Жаль, что я пропустила ту вашу встречу. Говорят, там искрило неслабо.

Шейла Брайхем служит диспетчером в полицейском участке Касл-Рока уже двадцать пять лет. Она также отвечает за работу регистратуры и кофейного аппарата. Окончив местный муниципальный колледж, Шейла сразу устроилась на службу в полицию – в те незапамятные времена, когда брюки-клеш еще были на пике моды, а Джордж Баннерман патрулировал улицы Касл-Рока. Она прожила здесь всю жизнь, здесь вышла замуж и вырастила детей. Она опекала Алана Пэнгборна все десять лет, что он занимал пост шерифа, и в отличие от многих жителей Касл-Рока не сбежала из города после большого пожара в 1991 году, хотя сама пострадала в огне и провела три недели в больнице.

– Боюсь, не все избиратели мне доверяют, – говорит Гвенди.

Шейла небрежно отмахивается.

– Не бери в голову. Кэрол Хоффман злая как сто чертей даже в хорошие дни – причем хорошие дни выдаются нечасто.

– Все равно как-то нехорошо получилось. Бедная женщина…

Шейла фыркает себе под нос.

– Если хочешь кого-нибудь пожалеть, пожалей ее мужа.

– Тут я согласна.

Шейла вновь берет в руки журнал.

– Проходи. Он тебя ждет.

– Спасибо. С Рождеством, Шейла.

Та опять фыркает и утыкается в журнал.

Дверь в кабинет Риджвика приоткрыта, и Гвенди входит без стука. Шериф сидит за столом, говорит с кем-то по телефону. Подняв вверх указательный палец, он произносит одними губами: «Минуточку» – и жестом предлагает ей сесть.

– Я понимаю, Джей. Но время не терпит. Результаты нужны были еще вчера. – Лицо шерифа мрачнеет. – Мне все равно. Мне нужны результаты.

Он вешает трубку и смотрит на Гвенди.

– Прошу прощения.

– Ничего страшного, – отвечает она. – А теперь объясни, зачем столько секретности. Почему нельзя было поговорить по телефону?

Шериф качает головой.

– Не доверяю я этим сотовым телефонам. Не хватало нам только утечки информации.

– Ты такой же параноик, как мой папа. Он себя накрутил до истерики. Он уверен, что вся электроника в мире отключится сразу, как только часы пробьют полночь на следующей неделе.

– Скажи это Томми Перкинсу. Он утверждает, что ежедневно ловит на свой коротковолновый радиоприемник по полудюжине разговоров с мобильных.

Гвенди смеется.

– Том Перкинс – впавший в маразм старикашка-извращенец. Ты что, веришь всему, что он говорит?

Шериф пожимает плечами.

– А как тогда он узнал раньше всех, что Шелли Пайпер беременна?

– Может, он сам этому поспособствовал, старый проказник.

Риджвик смотрит на нее, открыв рот.

– Гвенди Питерсон!

– Да брось, – говорит Гвенди, взмахнув рукой. – И не тяни, Норрис. Неужели все настолько плохо?

Его улыбка мгновенно гаснет.

– Боюсь, что да.

– Ну, давай. Говори.

Он встает и закрывает дверь. Вернувшись к столу, выдвигает ящик, вынимает оттуда большой конверт и вручает его Гвенди.

– Смотри сама.

Она открывает конверт. Там лежат две большие цветные фотографии. На первом снимке – три маленьких белых предмета. Не очень понятно, что это такое. Но на второй фотографии – крупным планом – они видны четче.

Гвенди удивленно оборачивается к шерифу.

– Зубы?

Он молча кивает.

– Откуда?

– Их обнаружили в кармане розовой толстовки Карлы Хоффман.

43

Эти три зуба никак не выходят у Гвенди из головы. Она размышляет о них весь день – и даже вечером, когда принимает душ и готовится ехать вместе с родителями на Рождественскую мессу.

Криминалисты уже подтвердили, что зубы, переданные на экспертизу, типичны для ребенка женского пола в возрасте Карлы Хоффман, и шериф Риджвик обратился в стоматологическую клинику, где наблюдается девочка, чтобы выяснить, есть ли у них рентгеновские снимки ее зубов. Родители Карлы знают, что полиция нашла толстовку, но не знают о жуткой находке в кармане.

– Это первая конкретная улика, – сказал шериф Гвенди сегодня утром. – Надо ее проработать, пока новость не разлетелась по всему городу.

Из-за этих зубов Гвенди совершенно забыла о вчерашнем случае на парковке, но сейчас, выбирая наряд для церкви, она вспоминает о нем.

Сегодня все это кажется дурным сном. Незнакомец был в лыжной маске, теперь Гвенди в этом уверена. Но в такое время года многие ходят по улицам в лыжных масках. А кроме маски Гвенди почти ничего и не помнит. Темная куртка, темные брюки – может быть, джинсы, – сапоги или ботинки на каблуках. Она сначала услышала его шаги и только потом разглядела его самого. И еще одна маленькая деталь: Гвенди не заметила на стоянке у дома никаких незнакомых машин. Значит, тот человек либо оставил машину неподалеку и пришел к дому пешком, либо живет где-то рядом.

Но зачем ему это понадобилось? – размышляет она, выбрав длинное черное платье и кожаные сапоги. Он хотел просто меня напугать? Или тут что-то другое? Если на то пошло, знал ли он, что это я? Может, это какой-то дурацкий розыгрыш. И не имеет ко мне отношения.

Гвенди сама толком не понимает, почему ничего не сказала шерифу Риджвику о вчерашнем случае. Хотя одно объяснение у нее есть. Похоже, все дело в шоколадном совенке, которого она съела пару дней назад. Да, волшебное лакомство сразу же придало ей спокойной энергии и ясности зрения – как внешнего, так и внутреннего, – но не только. Когда Гвенди съела ту шоколадку, к ней вернулось давно позабытое ощущение равновесия в мире, ощущение уверенности в своих силах. Она все так же скучает по Райану, все так же переживает из-за работы, беспокоится о маме и тревожится из-за президента с интеллектом кормовой репы и темпераментом главного школьного хулигана… но внезапно она снова поверила, что сможет выдержать свою ношу и даже чуточку больше. И все это благодаря маленькому кусочку чудесного снадобья… или конфетке. Мысль не слишком приятная. От этой мысли чувство вины за съеденную шоколадку становится еще сильнее. Гвенди – уже не та растерянная, не уверенная в себе девочка, какой была в далеком году, когда пульт управления впервые возник в ее жизни. Теперь она взрослая женщина, давно научившаяся отбивать крученые мячи, которые жизнь подает ей один за другим.

Она пристегивается и выезжает с парковки, чтобы встретиться с родителями в церкви, когда в голове возникает знакомый неприятный вопрос: Какую часть своей жизни она творит собственными руками, а какая часть определяется пультом с его кнопками и шоколадками?

Гвенди еще никогда так не сомневалась в ответе.

44

Сколько Гвенди себя помнит, Питерсоны всегда посещали вечернюю мессу в канун Рождества в католической церкви Девы Марии Безмятежных Вод, а после мессы отправлялись на ежегодную праздничную вечеринку в доме семейства Брэдли. Когда Гвенди была маленькой, она часто задремывала по дороге домой, уткнувшись головой в холодное стекло заднего окна и высматривая в ночном небе искру красного носа Рудольфа – вожака упряжки оленей Санта-Клауса.

Сегодняшняя рождественская служба продолжается чуть больше часа. Хью и Бланш Гоффы, давние соседи Питерсонов, опаздывают к началу на пару минут. Гвенди охотно подвигается, освобождая им место на скамье. От миссис Гофф пахнет мятными леденцами и нафталином, но Гвенди это не раздражает. Своих детей у Гоффов не было, и она отчасти заменила им дочь.

Гвенди закрывает глаза и слушает проповедь отца Лоуренса. Его умиротворяющий голос – такая же часть ее детства, как субботние походы в бассейн с Оливией Кепнес. Гвенди знает все проповеди отца Лоуренса почти наизусть, но ей все равно нравится его слушать. Она украдкой наблюдает за мамой, которая со счастливым лицом подпевает хору, и подавляет смешок, когда мистер Гофф пускает ветры во время святого причастия и отец Гвенди легонько толкает его локтем в бок.

И вот служба закончена, прихожане выходят на улицу и стоят на широком церковном крыльце – общаются с соседями и друзьями. Все основное внимание сосредоточено на маме Гвенди, появившейся в церкви впервые за много недель. Но есть одно исключение: отец Лоуренс сжимает Гвенди в медвежьих объятиях и даже приподнимает ее над землей, так что ее ноги и вправду болтаются в воздухе. Прежде чем попрощаться, он берет с нее обещание зайти снова в ближайшее время. Толпа потихоньку редеет, Гвенди провожает мистера и миссис Гофф к их машине, потом садится в свою и едет следом за родителями к дому Брэдли на Уиллоу-стрит.

Анита Брэдли – если верить завистливым слухам, гуляющим по Касл-Року уже третий десяток лет, – вышла замуж за старого богатея, то есть исключительно по расчету. Когда ее муж, Лестер Брэдли, настоящий магнат лесопильного производства, на девятнадцать лет старше жены, скончался от сердечного приступа в 1991 году, многие горожане были уверены, что как только прах покойного будет предан земле, безутешная вдова соберет свои вещи и умчится на солнечное побережье Флориды, а то и куда-нибудь на острова. Но они ошибались. Анита решительно заявила, что Касл-Рок – ее дом и она никуда отсюда не уедет.

Ее присутствие, как оказалось, принесло городу немало пользы. Почти девять лет, минувших со смерти супруга, Анита Брэдли занималась благотворительностью. Где-то она помогала деньгами, где-то – своими умениями и временем. Например, шила костюмы для театрального кружка городской средней школы, председательствовала в библиотечном опекунском совете и пекла совершенно невероятные яблочные пироги, которые каждое лето продавались в кондитерской «У Норы».

И вот сегодня улыбчивая и слегка пьяная Анита Брэдли – ее седые волосы, длинные и густые, собраны в высоченную трехъярусную прическу, явно не подчиняющуюся земному притяжению, – радушно приветствует Питерсонов у себя дома. Ее объятия изящны и деликатны, поцелуи в щеки гостей – легки, как папиросная бумага (и шершавы, как мелкая наждачка). Трехэтажный дом Брэдли занимает более семи тысяч квадратных футов на вершине скалистого холма. Все комнаты в доме буквально заставлены антиквариатом конца прошлого века. Гвенди всегда боялась разбить что-нибудь ценное. Сейчас она снимает пальто, забирает пальто у родителей и относит в библиотеку. Пристроив верхнюю одежду на спинке дивана, идет в большой зал, уже полный народу, и высматривает знакомые лица. Она решила по-быстрому показаться гостям и потихоньку уехать домой.

Знакомые лица, конечно, есть. Но, как это часто бывает в Касл-Роке, среди них не так уж много ровесников Гвенди. Многие из ее школьных друзей и подруг не вернулись в Касл-Рок после колледжа. Кто-то, как сама Гвенди, устроился на работу в Портленде, Дерри или Бангоре. А кто-то и вовсе переселился в другие штаты и лишь иногда приезжал в родной город повидаться с родными. Бриджит Дежарден – редкое исключение из этого правила и, похоже, единственная из подруг детства Гвенди, кто присутствует в этом году на рождественской вечеринке у Брэдли. Гвенди встречается с ней и с ее мужем Трэвисом у большой чаши с пуншем. Разговор получается душевным, но коротким. Их прерывает нетрезвая коллега Бриджит по городскому родительскому комитету. Гвенди улыбается и идет дальше.

Разумеется, многие из гостей хотят пообщаться с Гвенди Питерсон. Если знакомых лиц мало, то дружелюбных – или просто любопытных – хоть отбавляй. Кажется, все присутствующие желают сфотографироваться с Гвенди или хотя бы перемолвиться с ней словечком. Вопросы сыплются со всех сторон:

Где ваш муж? Где Райан? («За границей, в командировке».)

Как себя чувствует ваша мама? («Намного лучше, спасибо, она где-то здесь, я как раз пытаюсь ее разыскать».)

Что собой представляет президент Хамлин? («Э… у него сложный характер».)

Как оно у вас там в Вашингтоне? («У нас все в порядке, работа идет, мы стараемся делать ее хорошо».)

Почему вы не пьете? Погодите, сейчас я вам что-нибудь принесу. («Спасибо, не надо. Я немного устала, и я вообще почти не пью».)

Что вы скажете о пропавших девочках? («Это ужасно. И очень страшно. Я знаю, шериф и полиция города делают все, чтобы скорее их найти».)

Вчера вечером я видел вас на пробежке. Вы никогда не устаете от бега? («Не устаю, даже наоборот. Я так отдыхаю».)

Стоит ли нам беспокоиться насчет событий в Северной Корее? Как вы считаете, будет война?

(«Можете спать спокойно. Чтобы Америка вступила в войну, должно произойти что-то совсем уж страшное. И это вряд ли случится».) Насчет последнего Гвенди не слишком уверена, но она – государственный служащий, и ее прямая обязанность – успокаивать избирателей.

Она находит родителей в самом дальнем конце зала. Они сидят на диванчике в уголке и беседуют с кем-то из папиных сослуживцев (он тоже хочет сфотографироваться с Гвенди, и она добросовестно улыбается в камеру). У нее ощущение, как будто она только что отсидела многочасовую автограф-сессию на презентации новой книги, и еще у нее жутко болит голова.

Когда папин коллега уходит, Гвенди говорит родителям, что очень устала и хочет поехать домой.

– Вы тут справитесь без меня?

Мама тут же принимается сокрушаться, что Гвенди слишком много работает, и совсем себя не бережет, и, конечно, ей надо поехать домой и немедленно лечь в постель. Папа лишь фыркает и говорит:

– Думаю, уж один вечер мы как-нибудь справимся без твоего чуткого руководства. Езжай домой и отдыхай.

Гвенди шутливо шлепает его по руке, целует обоих родителей на прощание и идет в библиотеку забрать пальто.

И вот тут оно и случается.

Кто-то своей мускулистой рукой хватает Гвенди за плечо и разворачивает на сто восемьдесят градусов.

– Так-так-так, вы посмотрите, какие люди!

Кэролайн Хоффман стоит перед Гвенди и щурит налитые кровью глаза. Рука, вцепившаяся в плечо Гвенди, сжимается еще крепче. Другая рука складывается в кулак.

Гвенди оглядывается в поисках помощи. Но мистера Хоффмана нигде не видно, а все остальные, кажется, не замечают, что происходит.

– Миссис Хоффман, я не понимаю, что вы…

– Меня от тебя тошнит, знаешь ли.

– Мне жаль, что так вышло, но я действительно не понимаю…

Она сжимает руку еще крепче.

– Отпустите меня, – говорит Гвенди, сбросив с плеча руку миссис Хоффман. Она чувствует запах дыхания этой женщины – там явно не пиво, а что-то покрепче. Меньше всего Гвенди хочется вступать с ней в перепалку. – Послушайте, я понимаю, что вы сильно расстроены и что я вам не нравлюсь, но сейчас не самое подходящее время и место.

– А по мне, так вполне подходящее, – говорит миссис Хоффман с недоброй усмешкой.

– Для чего?

– Для того, чтобы надрать твою самодовольную задницу.

Гвенди делает шаг назад, прикрывая лицо руками. Ей не верится, что это происходит на самом деле.

– У вас все в порядке? – спрашивает у Гвенди незнакомый высокий мужчина.

– Нет, – отвечает она, и ее голос дрожит. – Не в порядке. Эта женщина выпила лишнего, и ей надо домой. Может быть, вы найдете кого-то, кто ей поможет? Или отыщете ее мужа?

– Сейчас разберемся. – Высокий мужчина пытается взять миссис Хоффман под руку. Она толкает его со всей силы. Он врезается в другого мужчину и выбивает у того из руки бокал с вином. Бокал падает на пол и разбивается; все взгляды обращаются к миссис Хоффман и высокому незнакомцу.

– Чего уставились?! – кричит миссис Хоффман, ее лицо наливается кровью. – Стадо кретинов.

– О Господи, – говорит кто-то за спиной у Гвенди.

Воспользовавшись всеобщим замешательством, она спешит в библиотеку и вытаскивает свое пальто из-под кучи чужой верхней одежды, скопившейся на диване. Надев пальто, Гвенди ходит по комнате из угла в угол и периодически трет глаза, пытаясь сдержать слезы ярости. Как она смеет ко мне прикасаться? Как она смеет говорить со мной в таком тоне? Гвенди ускоряет шаг и чувствует, как по всему ее телу разливается обжигающий жар. Я же хочу ей помочь, а эта корова ведет себя так, словно…

Из зала доносится грохот.

И чьи-то встревоженные голоса.

Гвенди мчится обратно, заранее опасаясь того, что увидит.

Кэролайн Хоффман лежит без сознания на полу, широко раскинув руки. Из глубокой раны у нее на лбу хлещет кровь. Вокруг миссис Хоффман уже собралась небольшая толпа.

– Что случилось? – спрашивает Гвенди, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Она упала, – отвечает ей какой-то старик, оказавшийся рядом. – Она слегка успокоилась и собралась уходить. А потом вдруг упала и ударилась головой об угол стола. Вот же не повезло человеку.

– Ее как будто толкнули, – говорит какая-то женщина. – Но рядом с ней никого не было.

Вспомнив о своей давешней вспышке гнева и о давнем сне про Фрэнки Стоуна, Гвенди идет к выходу, как в тумане, и не оглядывается.

У нее кружится голова. Она даже не сразу вспоминает, где оставила свою машину. Как выясняется – в самом конце длинной подъездной дорожки. Гвенди садится в машину и едет домой.

45

Через пятнадцать минут Гвенди уже дома. Переодевшись в ночную рубашку, она умывается, чистит зубы и сразу ложится в постель. Не включает телевизор, не ставит телефон на зарядку и не берет пульт управления к себе в спальню. Впервые после его возвращения она на всю ночь оставляет пульт в сейфе.

46

Следующим утром – опять же впервые – Гвенди не проверяет, на месте ли пульт.

За окном сумрачно и уныло. День Рождества начинается хмуро. Тяжелые серые тучи затянули все небо над Касл-Роком. Если верить прогнозу погоды, к вечеру ожидаются сильные снегопады. Когда Гвенди едет к родителям, сотрудники городской коммунальной службы уже посыпают дороги солью. Сейчас половина одиннадцатого утра, но во дворах почти всех частных домов вдоль шоссе так и горят зажженные со вчерашнего вечера рождественские гирлянды. Только они почему-то не создают ощущения праздника. Эти тусклые огонечки под темным пасмурным небом лишь добавляют уныния.

Гвенди уже мысленно смирилась с тем, что проведет этот день в совершенно подавленном настроении. Но она твердо намерена сделать все, чтобы родители этого не заметили. Она уж точно не собирается портить им праздник. Им и так крепко досталось в последнее время.

Но после раннего обеда, во время обмена подарками, Гвенди вдруг с удивлением понимает, что ее настроение неожиданно поднялось. Вот такое рождественское волшебство: встречаешь праздник в родительском доме, и мир снова становится маленьким, и уютным, и безопасным, как в детстве. Пусть лишь ненадолго.

В этом году, как и во все предыдущие годы, мама с папой ворчат, что Гвенди снова балует их подарками – и опять перешла все границы.

– Мы же тебе говорили, что не надо столько всего накупать! В этом году у нас не было времени бегать по магазинам!

Но Гвенди видит: родители рады ее подаркам. Папа – все еще в халате поверх пижамы – уселся в кресло и изучает инструкцию для своего нового DVD-плеера. Мама вертится перед зеркалом в прихожей, примеряет жакет от Л. Л. Бина и сапожки. Остальные подарки лежат под елкой: свитера и рубашки, целая стопка пазлов, цифровой видеомагнитофон – чтобы мама могла записывать с телевизора свои любимые передачи, – мужская зимняя куртка от Л. Л. Бина, подарочные сертификаты на годовую подписку журналов «Нэшнл джиографик» и «Пипл». Там же лежат и нераспакованные подарки для Райана.

Гвенди тоже довольна подарками от родителей, особенно ее порадовал роскошный ежедневник в кожаном переплете, который мама нашла в одном маленьком магазинчике в Бангоре. Она сидит на диване, гладит рукой плотные, очень приятные на ощупь страницы, и тут папа протягивает ей большой красный конверт.

– У нас для тебя еще один маленький подарок, Гвенни.

– Что это? – спрашивает она, забирая у папы конверт.

– Сюрприз, – говорит миссис Питерсон, присев на подлокотник кресла, в котором сидит ее муж.

Гвенди открывает конверт и вынимает открытку. На открытке – нарядная рождественская елка, усыпанная золотистыми блестками. Маленькая девчушка с двумя забавными хвостиками стоит перед елкой и восхищенно ее разглядывает. Гвенди раскрывает открытку – изнутри выпадает маленькое белое перышко и приземляется на ковер.

– Это же… – говорит Гвенди, читая надпись внутри…

Милая Гвенди, ты ВСЕГДА верила в чудеса, а чудеса ВСЕГДА верили в тебя.

…и умолкает, не находя слов.

Она смотрит на родителей. Они радостно ей улыбаются. В глазах у мамы блестят слезы счастья.

Гвенди поднимает белое перышко, смотрит на него и не верит своим глазам.

– Не могу… – Она вертит перо в руке. – Как вы… Где вы его нашли?

– Я нашел, – с гордостью отвечает папа. – В гараже. Искал крестовую отвертку в шкафчике для инструментов, с которым ты так любила играть, когда была маленькой. Где много ящичков, помнишь?

Гвенди молча кивает.

– Открываю последний ящик в последнем ряду, и оно там лежит. Я сам не поверил.

– Наверное, ты сама его там и спрятала, – говорит мама. – Подумать только! Почти тридцать лет назад!

– Я не помню. – Гвенди смотрит на маму с папой и расплывается в счастливой улыбке. – Даже не верится, что вы нашли мое волшебное перышко…