Текст книги "Доктор Торндайк. Красный отпечаток большого пальца"

Ричард Остин Фримен
Доктор Торндайк. Красный отпечаток большого пальца

© Грузберг Александр Абрамович (перевод)

© ИДДК

Содержание цикла «Доктор Торндайк»:

Красный отпечаток большого пальца

Око Озириса

Предисловие

Работая над данной книгой, автор ставил перед собой только одну цель – доставить развлечение читателям, которые интересуются проблемами преступлений и их разрешением, и в этом смысле книга не отличается от других произведений того же класса, за исключением тех усилий, которые прилагались, чтобы оставаться в пределах вероятности обычной жизни – как в характерах, так и в происшествиях.

Тем не менее книга может оказаться полезной, развеяв некоторые распространенные недоразумения, связанные с темой отпечатков пальцев и их очевидной ценности; о размерах этих недоразумений мы можем судить, прочитав в газетах, что некоторые европейские коммерческие компании действительно сменили подписи на отпечатки пальцев.

Факты и цифры, содержащиеся в показаниях мистера Синглтона, включая слишком вольную оценку численности населения земного шара, конечно, взяты из очень важной и содержательной работы мистера Галтона об отпечатках пальцев; с целью получения очень интересной и важной информации мы адресуем читателя к этой работе.

В заключение автор хочет выразить благодарность своему другу мистеру Бернарду Э. Бишопу за помощь в некоторых экспериментах, связанных с фотографией, а также работникам Центрального уголовного суда, любезно снабдившим его информацией о подробностях процедуры криминального суда.

Глава 1. Мой ученый брат

«Основание заложено в 1677 году. Строительство завершено в 1698 году. Рикардо Пауэлл, рыцарь и казначей». Эти слова на четырех пластинах на фризе красивого кирпичного портика подытоживали историю одного из самых высоких домов в верхнем конце Кингз Бенч Уок, и я с отсутствующим видом читал надписи. Я восхищался изысканной кирпичной кладкой и спокойным достоинством здания и одновременно пытался представить себе покойного Ричарда Пауэлла и буйные времена, в которых он играл свою роль.

Я уже собирался отвернуться, когда в пустом портике появилась фигура, своим париком и устарелой мантией настолько соответствующая окружению старого мира, что я задержался и стал ее рассматривать. Барристер остановился, поправляя стопку бумаг, которые держал в руке, а когда вернул на место красную ленту, которой были перевязаны бумаги, поднял голову, и наши взгляды встретились. Несколько мгновений мы без интереса смотрели друг на друга, как смотрят на незнакомых людей, потом произошла вспышка взаимного узнавания, бесстрастное и строгое лицо адвоката смягчилось, на нем появилась улыбка, и человек, выйдя из рамки, с протянутой рукой спустился ко мне.

– Мой дорогой Джервис, – воскликнул он, когда мы тепло пожали друг другу руки, – какой большой и приятный сюрприз! Как часто я думал о своем старом друге и гадал, встречу ли его снова когда-нибудь, и смотрите: он выброшен на берег Иннер Темпл[1]1
  Иннер Темпл, Внутренний двор – самая старая и известная из четырех так называемых «иннов», судебных корпораций Лондона (здесь и далее примечания переводчика).


[Закрыть], как пресловутый хлеб, брошенный в воду.

– Ваше удивление, Торндайк, ничто по сравнению с моим, – ответил я, – потому что ваш хлеб по крайней мере вернулся как хлеб, в то время как я нахожусь в положении человека, который бросил хлеб, а получил кекс или сдобную булочку. Я оставил уважаемого врача, а нахожу его преобразовавшимся в стража закона в парике и мантии.

Это рассмешило Торндайка.

– Не сравнивайте старого друга со сдобной булочкой, – сказал он. – Скажите лучше, что вы оставили куколку, а вернулись и нашли бабочку. Но перемена не так велика, как вы думаете. Гиппократ только прячется под одеждой Солона, как вы поймете, когда я объясню мою метаморфозу, а это я сделаю сегодня же вечером, если вы не заняты.

– В данный момент я не занят, – ответил я, – и весь к вашим услугам.

– Тогда приходите ко мне в семь, – сказал Торндайк, – мы съедим отбивную, выпьем вместе бутылку кларета и обменяемся автобиографиями. Мне через несколько минут нужно быть в суде.

– Вы живете за этим благородным старым портиком? – спросил я.

– Нет, – ответил Торндайк, – но часто хочу тут жить. Памятник человеку увеличивается на несколько дюймов, если над его норой красуется латинское изречение, заставляющее задуматься восхищенных незнакомцев. Нет, я живу на несколько дверей дальше, номер 6а.

Когда мы пересекали Кроун Оффис Роу, он повернулся и показал на дом.

Наверху Миддл Темпл Лейн мы расстались. Торндайк в развевающейся мантии пошел к Дому правосудия, а я направился на запад к Адам-стрит, излюбленному пристанищу медицинских агентов.

Колокол часов Темпл мягко прозвонил семь (словно извиняясь за нарушение трудолюбивой тишины), когда я вышел из-под арки Митр Корт и повернул на Кингз Бенч Уок.

Мощеный тротуар был пуст, за исключением одинокой фигуры, прохаживающейся мимо дома 6а; хотя парик уступил место фетровой шляпе, а мантия пиджаку, я без труда узнал своего друга.

– Пунктуален, как в старину, – сказал он, встречая меня на полпути. – Какая благословенная добродетель пунктуальность, даже в мелочах. До сих пор я дышал свежим воздухом в Фаунтин Корте, а сейчас познакомлю вас со своей квартирой. Вот мое скромное убежище.

Мы вошли в общий вход и по каменной лестнице поднялись на первый этаж[2]2
  Англичане называют первый этаж ground floor – наземный этаж, а first foor, то есть первый этаж, – это второй этаж дома.


[Закрыть], где увидели массивную дверь, над которой белыми буквами было написано имя моего друга.

– Не очень привлекательно внешне, – заметил Торндайк, вставляя ключ в скважину, – но внутри уютно.

Тяжелая дверь открылась наружу, и стала видна другая дверь, внутренняя, обитая байкой; Торндайк открыл ее и придержал, пропуская меня.

– Вы увидите в моей квартире странную смесь, – сказал Торндайк, – потому что в ней сочетается привлекательность офиса, музея, лаборатории и мастерской.

– Вы забыли ресторан, – добавил невысокий пожилой мужчина, выливавший кларет из бутылки в стеклянный сифон.

– Да, забыл, Полтон, – произнес Торндайк, – но вижу, что вы не забыли.

Он взглянул на столик у огня, уставленный принадлежностями нашего ужина.

– Расскажите, – попросил Торндайк, когда мы попробовали результаты кулинарных экспериментом Полтона, – что произошло с вами с тех пор, как десять лет назад вы оставили больницу.

– Моя история короткая, – с горечью сказал я. – И довольно распространенная. Как вы знаете, мои средства кончились неожиданно. Когда я заплатил за экзамены и регистрацию, мой сундук совершенно опустел, и хотя медицинский диплом содержит в себе, используя выражение Джонсона, потенциал богатства, превосходящего самую алчную мечту, существует огромная разница между потенциалом и его практическим осуществлением. Я зарабатывал на существование иногда как ассистент, иногда как временный заместитель. Сейчас у меня вообще нет работы, так что я занес свое имя в список ищущих работу.

Торндайк поджал губы и нахмурился.

– Какой позор, Джервис, – сказал он, – что человек ваших способностей и подготовки тратит время на случайные работы, как какой-то неквалифицированный мот.

– Это верно, – согласился я. – Мои способности сильно недооцениваются тупым и упрямым поколением. Но что тут можно поделать, мой ученый брат? Если за вами нищета, которая скрывает ваш талант с мощностью в тридцать тысяч свечей, его вряд ли заметят.

– Да, вероятно, это так, – согласился Торндайк и на какое-то время глубоко задумался.

– А теперь, – сказал я, – послушаем ваше обещанное объяснение. Мне не терпится узнать, какая цепь обстоятельств превратила Джона Эвелина Торндайка из успешного врача в светило закона.

Торндайк снисходительно улыбнулся.

– Дело в том, – произнес он, – что никакого превращения не было. Джон Эвелин Торндайк по-прежнему медик.

– А парик и мантия! – воскликнул я.

– Да, просто овца в волчьей шкуре, – ответил он. – Я вам расскажу, как это произошло. После того как шесть лет назад вы ушли из больницы, я остался, исполнял различные незначительные обязанности, был помощником демонстратора, куратором и все такое, работал в химических и физических лабораториях, в музее и в помещении для вскрытия и тем временем получил дипломы доктора медицины и доктора наук, потом пытался стать коронером, но вскоре неожиданно ушел в отставку Стедман – вы помните Стедмана, он читал лекции по медицинской юриспруденции? – неожиданно ушел в отставку, и я попросился на его место. К моему удивлению, меня назначили лектором, поэтому я отказался от попыток стать коронером, поселился в этой квартире и стал ждать, что подвернется.

– И что подвернулось? – спросил я.

– Любопытный набор самых разнообразных занятий, – ответил он. – Вначале меня просили провести анализы в сомнительных случаях отравления, но постепенно сфера моего влияния расширялась и сейчас она включает все случаи, когда в суде требуются специальные сведения из медицины или физики.

– Но я заметил, что вы выступаете в суде, – сказал я.

– Очень редко, – ответил он. – Обычно я выступаю темной лошадкой судьи или адвоката – научным консультантом. В большинстве случаев я вообще не появляюсь в суде; я провожу исследования, анализирую их результаты и предоставляю факты и предложения для перекрестного допроса.

– Это гораздо интересней, чем быть дублером отсутствующего лечащего врача, – немного завистливо сказал я, – но вы заслуживаете успеха, потому что всегда были усердным работником, не говоря уже о ваших способностях.

– Да, я много работал, – ответил Торндайк, – и по-прежнему много работаю, но у меня есть часы работы и часы отдыха, в отличие от бедняг врачей общей практики, которых могут вытащить из-за обеденного стола или ночью во время сна… Проклятие! Кто это может быть?

Как бы в качестве комментария к его словам послышался стук в наружную дверь.

– Пожалуй, стоит посмотреть, кто это, – продолжал он, – хотя надеешься, что в такое время, увидев закрытую дверь, люди поймут намек.

Он прошел по комнате и с раздраженным видом открыл дверь.

– Сейчас позднее время для делового визита, – послышался виноватый голос снаружи, – но мой клиент очень хочет встретиться с вами немедленно.

– Входите, мистер Лоули, – несколько натянуто произнес Торндайк, открывая дверь и впуская двух посетителей. Оба мужчины. Один средних лет, очень похожий на хитрого адвоката, второй – красивый молодой человек привлекательной наружности, но бледный и взволнованный.

– Боюсь, – сказал этот молодой человек, посмотрев на наш стол, – наш визит, за который несу ответственность только я, неразумен. Если мы причиняем неудобства, доктор Торндайк, прошу сказать нам. Мое дело может подождать.

Торндайк бросил на молодого человека проницательный любопытный взгляд и ответил гораздо любезнее:

– Полагаю, ваше дело ко мне не может ждать, а что касается неудобств, мой друг и я – мы оба врачи, а врач должен предоставлять свои услуги неограниченно двадцать четыре часа в сутки.

При появлении посетителей я встал и сказал, что прогуляюсь по набережной Виктории и вернусь позже, но молодой человек прервал меня.

– Не уходите из-за меня, – попросил он. – Факты, которые я сообщу доктору Торндайку, утром станут известны всему миру, поэтому нет необходимости их скрывать.

– В таком случае, – сказал Торндайк, – придвинем стулья к огню и немедленно займемся делом. Мы кончили ужин и ждем кофе, и я слышу, что мой человек его несет.

Мы сели, и, когда Полтон принес кофе, поставил его и вышел, адвокат без всяких предисловий перешел к делу.

Глава 2. Подозреваемый

– Пожалуй, – сказал он, – сообщу вам общие сведения об этом деле, какими они представляются юридическому сознанию, а затем мой клиент мистер Рюбен Хорнби при необходимости добавит подробности и ответит на вопросы, если вы захотите их задать.

Мистер Хорнби занимает важное и доверенное положение в бизнесе своего дяди Джона Хорнби, оценщика и дилера золота и серебра и вообще драгоценных металлов. Некоторые операции проводятся за пределами фирмы, но главный бизнес заключается в проверке и очистке образцов золота, поступающего из шахт Южной Африки.

Пять лет назад мистер Рюбен и его кузен Уолтер, еще один племянник мистера Хорнби, окончили школу и оба поступили в фирму дяди с перспективой стать его партнерами; с тех пор они здесь остаются, занимая, как я сказал, ответственные должности.

Теперь несколько слов о том, как ведутся дела в фирме мистера Хорнби. Образцы золота получает в порту полномочный представитель фирмы, обычно мистер Рюбен или мистер Уолтер, который встречает корабль и в зависимости от обстоятельств отвозит образцы в фирму или в банк. Конечно, прилагаются все усилия, чтобы в самой фирме находилось как можно меньше золота, и слитки при первой же возможности отвозят в банк, но все же неизбежно слитки значительной ценности остаются на ночь в фирме, и для их сохранности установлен большой сейф. Сейф находится в кабинете главы фирмы под его непрерывным присмотром, а в качестве дополнительной предосторожности хранитель, выполняющий и обязанности ночного сторожа, находится в комнате непосредственно перед кабинетом, а по ночам периодически обходит все здание.

Так вот с этим сейфом произошло нечто очень странное. Так случилось, что один из клиентов мистера Хорнби из Южной Африки владеет алмазной шахтой и, хотя фирма не занимается драгоценными камнями, он время от времени посылает мистеру Хорнби пакет необработанных алмазов, чтобы тот поместил их в банк или передал дилерам, занимающимся продажей.

Две недели назад мистер Хорнби получил сообщение, что пакет с алмазами будет доставлен на пароходе «Эльмина Кастл»; партия очень большая, и в ней алмазы необычайно большого размера и ценности. При таких обстоятельствах мистер Рюбен отправился в порт, надеясь встретить корабль и отвезти камни в банк. К несчастью, так не получилось, и алмазы пришлось отвезти в фирму и положить в сейф.

– Кто поместил их в сейф? – спросил Торндайк.

– Сам мистер Хорнби, которому мистер Рюбен передал пакет, вернувшись из порта.

– Да, – сказал Торндайк, – и что произошло дальше?

– На следующее утро, когда сейф открыли, алмазов в нем не было.

– Помещение взломали?

– Нет. Все было заперто, как обычно, и хранитель, который совершал свои обычные обходы, ничего не слышал; сам сейф внешне не тронут. Очевидно, его открыли ключом, а потом, взяв камни, снова закрыли.

– У кого были ключи от сейфа? – спросил Торндайк.

– Обычно ключи у мистера Хорнби, но иногда, когда он отсутствует в офисе, он отдает их одному из племянников – тому, кто в это время будет на работе. Но на этот раз с того времени, как он закрыл сейф, поместив туда камни, и до того, как снова его открыл на следующее утро, ключи находились у мистера Хорнби.

– Было ли что-нибудь такое, что бросило бы на кого-нибудь подозрения? – спросил Торндайк.

– Да, – ответил мистер Лоули, кинув неловкий взгляд на клиента, – к несчастью, было. Кажется, человек, забравший камни, порезал или поцарапал палец, потому что на дне сейфа нашлись две капли крови и одна или два пятна крови на листке бумаги, и вдобавок удивительно четкий отпечаток большого пальца.

– Тоже в крови? – спросил Торндайк.

– Да. Очевидно, большим пальцем стирали кровь, потом, пока палец был еще влажный, его прижали к листку, когда его доставали, или еще как-то.

– И что дальше?

– Что ж, – сказал адвокат ерзая, – коротко говоря, отпечаток был опознан как принадлежащий мистеру Рюбену Хорнби.

– Ха! – воскликнул Торндайк. – Это становится вдвойне интересно. Мне лучше кое-что записать, прежде чем вы продолжите.

Он достал из ящика маленькую, обтянутую бумагой записную книжку, написал на обложке «Рюбен Хорнби», потом положил книжку на блокнот с промокательной бумагой, который держал на коленях, и сделал несколько коротких записей.

– Теперь, – сказал он, закончив, – об этом отпечатке большого пальца. Нет никаких сомнений в идентификации?

– Никаких, – ответил мистер Лоули. – Люди из Скотланд-Ярда, конечно, забрали этот листок; его передали начальнику отдела отпечатков для сравнения с собранием. Специалисты сообщили, что отпечаток не совпадает ни с одним отпечатком преступников в их собрании, что у этого отпечатка очень своеобразный рисунок, вызванный шрамом, который делает опознание очень легким и неоспоримым, и что во всех отношениях отпечаток совпадает с отпечатком большого пальца мистера Рюбена Хорнби. В этом совпадении нет никаких сомнений.

– Есть ли возможность, – спросил Торндайк, – что листок с отпечатком большого пальца подброшен?

– Нет, – ответил адвокат, – совершенно невозможно. Это листок из книжки мистера Хорнби для памятных записок. На нем он сделал несколько записей о камнях и положил на конверт, закрыв его в сейфе.

– Кто-нибудь еще присутствовал, когда мистер Хорнби утром открыл сейф? – спросил Торндайк.

– Нет, он был один, – ответил адвокат. – Он сразу увидел, что алмазов нет, потом заметил листок с отпечатком, после чего закрыл сейф и вызвал полицию.

– Разве не странно, что вор не заметил отпечаток, ведь он отчетливо виден и сразу бросается в глаза?

– Думаю, нет, – ответил мистер Лоули. – Листок лежал на дне сейфа лицом вниз, и, только подняв его и перевернув, мистер Хорнби увидел отпечаток. Очевидно, вор взял пакет с листком на нем, потом листок упал на дно сейфа отпечатком вниз, очевидно, когда пакет перекладывали в другую руку.

– Вы упомянули, – сказал Торндайк, – что специалисты Скотланд-Ярда опознали отпечаток как принадлежащий мистеру Рюбену Хорнби. Могу ли я спросить, как у них появилась возможность сделать это сравнение?

– Ага! – обрадовался мистер Лоули. – Тут такая любопытная цепь совпадений. Полиция, поняв, что есть простой способ опознания преступника, захотела снять отпечатки всех работников фирмы, но мистер Хорнби не дал на это разрешение – очень по-донкихотски, как мне кажется, – сказав, что не допустит, чтобы его племянников подвергли такому унижению. Разумеется, поскольку эти племянники очень интересовали полицию – они ведь единственные, у кого бывали ключи от сейфа, на мистера Хорнби было оказало значительное давление, чтобы уговорить его разрешить снятие отпечатков.

Однако он оказался упрям, отвергал всякие подозрения относительно этих джентльменов, которым он полностью доверял и которых знал всю жизнь, и скорее всего, дело так и осталось бы загадкой, если бы не очень странное обстоятельство.

Возможно, вы видели в киосках и витринах прибор, который называется «тсамбограф»[3]3
  Thumb – большой палец.


[Закрыть]. Это книжечка с чистыми листками для собирания отпечатков пальцев друзей, к ней прилагается подушечка, пропитанная чернилами.

– Я видел такие изобретения дьявола, – сказал Торндайк. – У меня есть такое, я купил его на станции Чаринг-Кросс.

– Так вот, несколько месяцев назад миссис Хорнби, жена Джона Хорнби, купила такую игрушку…

– Кстати, – вмешался Рюбен, – это мой кузен Уолтер купил эту вещь и подарил ей.

– Ну, не имеет значения, – сказал мистер Лоули (хотя я заметил, что Торндайк записал данный факт в свою книжку), – миссис Хорнби была одержима этой вещью и собирала отпечатки больших пальцев своих друзей, в том числе и племянников. Так получилось, что детектив, занимавшийся этим делом, вчера утром побывал дома у мистера Хорнби, когда того не было; детектив хотел попросить миссис Хорнби, чтобы она подействовала на мужа и уговорила его разрешить снять отпечатки пальцев у племянников. Он указывал, что данная процедура необходима не только в интересах полиции, но и самих молодых джентльменов, которых подозревает полиция; эти подозрения рассеются, если сравнение покажет, что отпечаток не принадлежит ни одному из них. Больше того, оба молодых человека согласились сдать отпечатки, но дядя им запретил. Тогда миссис Хорнби пришла в голову замечательная мысль. Она неожиданно вспомнила о тсамбографе и, подумав, что это сразу решит вопрос, достала маленькую книжку и показала детективу. В ней находился отпечаток большого пальца мистера Рюбена (наряду со всеми остальными), и, так как у детектива была с собой фотография отпечатка, немедленно сделали сопоставление; можете себе представить ужас и изумление миссис Хорнби, когда оказалось, что отпечаток ее племянника Рюбена полностью совпадает с тем, что оставлен в сейфе.

В этот момент появился мистер Хорнби и тоже пришел в ужас от того, как разворачиваются события. Он хотел бы замять это дело и из своих средств заплатить за потерю алмазов, но это практически означало бы сокрытие преступления, и у него не было выбора. В результате выдали ордер на арест мистера Рюбена, тем же утром его применили. Моего клиента отвезли в Боу-стрит[4]4
  Боу-стрит – главный уголовный полицейский суд Лондона.


[Закрыть] и предъявили обвинение в краже.

– Были получены какие-нибудь улики? – спросил Торндайк.

– Нет, только произведен арест. Задержанного отпустили под два поручительства и залог в пятьсот фунтов за каждое поручительство.

Выслушав рассказ, Торндайк какое-то время молчал. Как и мне, адвокат ему не понравился, тот как будто считал вину клиента само собой разумеющейся – позиция, которую с учетом обстоятельств можно понять.

– Что вы посоветовали своему клиенту? – спросил вскоре Торндайк.

– Я рекомендовал ему признать вину и просить суд о снисхождении, поскольку это первое преступление. Вы сами видите, что защита невозможна.

Молодой человек покраснел, но ничего не сказал.

– Но давайте определимся со своим положением, – продолжил Торндайк. – Мы защищаем невиновного или мы стараемся облегчить приговор человеку, признавшему свою вину?

Мистер Лоули пожал плечами.

– На этот вопрос может ответить только мой клиент, – произнес он.

Торндайк вопросительно посмотрел на Рюбена Хорнби и заметил:

– Я не призываю вас признавать вину, мистер Хорнби, но я должен знать, какую позицию вы намерены занять.

Я снова сказал, что могу выйти, но Рюбен прервал меня.

– Вам нет необходимости выходить, мистер Джервис, – произнес он. – Моя позиция такова: я не совершал ограбление и ничего не знаю об отпечатке большого пальца, найденном в сейфе. Я, конечно, не надеюсь, что при наличии подавляющих улик против меня вы мне поверите, но самым торжественным образом перед Богом клянусь, что абсолютно не виноват в этом преступлении и ничего о нем не знаю.

– То есть я так понимаю, что вы не признаете себя виновным? – сказал Торндайк.

– Не признаю и никогда не призна́ю! – пылко ответил Рюбен.

– Вы были бы не первым невиновным, кто признал свою вину, – заметил мистер Лоули. – В безнадежных случаях это часто бывает лучшая политика.

– Я никогда не соглашусь с такой политикой, – сказал Рюбен. – Вероятно, меня признают виновным и приговорят, но, что бы ни случилось, я буду продолжать утверждать, что я невиновен. Вы считаете, – спросил он, повернувшись к Торндайку, – что в этом случае сможете взяться за мою защиту?

– Я могу согласиться взяться за это дело только в таком случае, – ответил Торндайк.

– И… могу я задать вопрос? – тревожно настаивал Рюбен. – Вы можете поверить, что я действительно невиновен?

– Конечно, – ответил Торндайк, и я заметил, что у мистера Лоули поднялись брови. – Я человек фактов, я не адвокат, заметьте это. Тем не менее, – продолжал он, видя надежду на лице несчастного молодого человека, – если бы я не считал, что вы, возможно, невиновны, то не стал бы тратить время и энергию, пытаясь доказать вашу невиновность. Я должен подтвердить, что дело представляет огромные трудности и что, несмотря на все усилия, мы можем столкнуться с непреодолимыми препятствиями.

– Я не ожидаю ничего, кроме признания себя виновным, – спокойно и решительно ответил Рюбен, – и могу встретить это, как мужчина, если вы не будете считать мою вину само собой разумеющейся и дадите мне шанс, пусть самый малый, на защиту.

– Будет сделано все, на что я способен, – сказал Торндайк, – это я вам обещаю. Что касается меня, то сами шансы против нас пробуждают меня приложить все усилия. А теперь позвольте спросить, есть ли у вас царапины или порезы на пальцах?

Рюбен Хорнби протянул обе руки, чтобы мой коллега мог их осмотреть, и я заметил, что руки сильные и хорошей формы, как руки мастера, содержащиеся безупречно. Торндайк поставил на стол мощную лампу, которую используют при работе с микроскопом, направил яркий свет на каждый палец клиента по очереди и с помощью карманной лупы осмотрел концы и подушечки пальцев.

– Прекрасные, способные руки, – одобрительно сказал он, закончив осмотр, – но ни на правой, ни на левой руке я не вижу никаких шрамов или царапин. Посмотрите, Джервис. Ограбление произошло две недели назад, так что было время, чтобы небольшая царапина залечилась и полностью исчезла. Однако это обстоятельство стоит отметить.

Он протянул мне лупу, и я осмотрел все части каждой руки и не заметил никаких недавних ран.

– Есть еще одно дело, которым мы должны заняться, прежде чем вы уйдете, – сказал Торндайк, нажимая на электрический звонок у своего стула. – Я сниму один или два отпечатка левого большого пальца для своей информации.

Из какого-то неизвестного мне места, скорее всего из лаборатории, в ответ на вызов появился Полтон; получив инструкции, он ушел, но вскоре вернулся и поставил на стол ящик. Из ящика Торндайк извлек яркую медную пластинку на плите из твердой древесины, маленький печатный валик, чернила для снятия отпечатков пальцев и несколько карточек с очень белой глазированной поверхностью.

– Я вижу, мистер Хорнби, – сказал Торндайк, – что по чистоте ваши руки вне всякой критики, но тем не менее мы еще раз почистим ваш большой палец.

Соответственно он протер подушечку большого пальца щеткой из бобрового волоса, вымыл водой, вытер шелковым носовым платком и еще раз протер замшей. Подготовив палец, он капнул густые чернила на медную пластинку и провел валиком, время от времени проверяя состояние покрытия кончиком своего пальца и делая отпечаток на карточке.

Когда чернила были раскатаны до нужной толщины, он взял руку Рюбена и мягко, но крепко прижал к смазанной чернилами пластинке, потом перенес палец на карточку, велев мне прижимать ее к столу. На карточке остался ясный и четкий отпечаток большого пальца, на котором с микроскопической отчетливостью видны папиллярные бороздки и даже отверстия потовых желез, которые казались маленькими белыми точками на краю бороздок. Этот маневр он повторил на картах дюжину раз, получив по шесть отпечатков каждого большого пальца. Потом Торндайк получил несколько отпечатков, проведя большим пальцем по смазанной чернилами пластинке, потом по карточке, таким образом на одной карточке отпечаталась гораздо большая поверхность пальца.

– Сейчас подготовим образец крови для необходимого сравнения, – сказал Торндайк.

Он промыл и вытер свой большой палец, проколол иглой и выдавил на карточку большую каплю крови.

– Вот, – произнес он, иглой расправляя каплю крови на карточке, – разве не готов любой адвокат отдать свою кровь за клиента?

Он сделал дюжину отпечатков на двух карточках, записывая против каждого карандашом номер.

– Теперь, – сказал он, окончательно вытерев большой палец клиента, – мы завершили подготовку материала для предварительного расследования, и если вы сообщите мне свой адрес, мистер Хорнби, можно считать, что на сегодня мы закончили. Должен извиниться перед вами, мистер Лоули, за то, что задержал вас на время этих экспериментов.

Адвокат действительно смотрел на происходящее с плохо скрываемым нетерпением и сейчас встал с явным облегчением.

– Мне было очень интересно, – неискренне произнес он, – хотя признаю, что не понимаю ваши намерения. И, кстати, я хотел бы поговорить с вами по другому делу, если мистер Рюбен согласится несколько минут подождать меня на площади.

– Конечно, – сказал Рюбен, которого, как я видел, нисколько не обмануло притворство адвоката. – Не торопитесь из-за меня, мое время принадлежит мне – сейчас.

Он протянул руку Торндайку, который сердечно ее пожал.

– До свиданья, мистер Хорнби, – попрощался Торндайк. – Не будьте слишком оптимистичны, но и не теряйте духа. Держите себя в руках и дайте мне знать, если случится что-нибудь, имеющее отношение к делу.

Молодой человек вышел, и, когда за ним закрылась дверь, мистер Лоули повернулся к Торндайку.

– Думаю, мне лучше поговорить с вами наедине, – сказал он, – чтобы узнать, какой линии вы будете придерживаться, потому что признаюсь: ваше отношение мне совершенно непонятно.

– А вы какую линию предлагаете? – спросил Торндайк.

– Ну, – пожал плечами адвокат, – положение кажется мне таким: наш молодой друг украл пакет с алмазами и был пойман; по крайней мере, так я вижу это дело.

– А я вижу его не так, – сухо сказал Торндайк. – Он мог взять алмазы, а мог и не взять. Я не могу принять решение, пока не проверю все показания и не соберу некоторые новые факты. Я надеюсь сделать это в следующие день или два и предлагаю отложить составление плана кампании, пока я не решу, какую линию защиты нам следует принять.

– Как хотите, – ответил адвокат, беря шляпу, – но боюсь, вы внушаете молодому мошеннику беспочвенные надежды, и его падение будет еще более болезненным. Мы ведь не хотим нелепо выглядеть в суде.

– Я точно этого не хочу, – согласился Торндайк. – Но я подумаю и свяжусь с вами через день или два.

Он держал дверь открытой, пока адвокат спускался по ступеням, потом, когда шаги стихли, резко захлопнул дверь и раздраженно повернулся ко мне.

– «Молодой мошенник», – заметил он, – не слишком удачно выбрал адвоката. Кстати, Джервис, как я понял, вы сейчас без работы.

– Это так, – ответил я.

– Не хотите ли помочь мне – в деловом смысле, конечно, – работать над этим делом? У меня сейчас много других дел, и ваша помощь была бы мне очень кстати.

Я правдиво сказал, что буду рад.

– В таком случае, – произнес Торндайк, – приходите завтра к завтраку, обсудим условия, и вы сразу сможете начать выполнять свои обязанности. А теперь закурим трубки и поболтаем, как будто возбужденных клиентов и тупых адвокатов не существует.