Текст книги "Проснуться живым"

Глава 7

Я припарковал машину за углом, вернулся пешком к Пятьдесят восьмой улице, свернул направо и, пройдя полтора квартала, добрался до нужного мне места. Это был дом в испанском стиле, казавшийся сооруженным из спрессованных опилок или застывшей каменноугольной смолы, но в действительности построенный из саманных кирпичей, между которыми, словно зубная паста между широкими коричневатыми зубами, виднелась белая известка.

Я проверил номер – 1521 – и прошел мимо. Дом казался пустым, нигде не было видно света. Спустя минуту я подошел к нему снова, но через задний двор соседнего дома и с кольтом 38-го калибра в руке. Дом не был пуст – из двух задних окон просачивался свет. Занавески внутри были задвинуты, но в окне справа от меня они приподнимались на дюйм над подоконником. Наклонившись и заглянув внутрь, я смог увидеть кусочек комнаты.

В этом кусочке я обнаружил человека, сидящего на деревянном стуле. Его руки, вероятно, были связаны за спиной, но я не видел ни запястий, ни того, что их стягивало. Он сидел прямо и неподвижно, в профиль ко мне, и глядел влево от меня; я мог различить полоску белого пластыря, прикрывавшую его рот. Видимый мне глаз был открыт, но сильно распух от удара.

Я никогда не встречал Эммануэля Бруно, но его лицо было мне знакомо по фотографиям в газетах и журналах и по телепередачам. Он выглядел лет на шестьдесят пять, был дюйма на три выше меня, худым и мускулистым, с массивной головой и лицом, которое выглядело бы уместным на древнеримской монете; губы у него были несколько полноватыми – кто-нибудь мог бы охарактеризовать их как чувственные или даже сатанинские – и обычно кривились в усмешке.

Лицо сидящего передо мной парня было видно мне далеко не полностью, но я сразу понял, что это не Эммануэль Бруно.

Я зажмурил глаза и тряхнул головой. На какой-то безумный момент я усомнился, действительно ли у меня сегодня был разговор с Друзиллой Бруно. Она сказала, что ее так зовут, и я ей поверил. А почему бы и нет? По какой причине она могла... Я быстро прервал поток размышлений. Это не имело никакого смысла. Девушка не сказала мне, куда идти, но я не сомневался, что это был дом, который мне нужен. Кроме того, не так часто натыкаешься на дома, где сидят привязанные к стулу люди с «фонарем» под глазом.

Передвинувшись немного вправо, я смог разглядеть угол комнаты и кусочек пола – красного и блестящего, словно покрытого новым ярким линолеумом. Внезапно я услышал царапанье стула о пол, невнятное бормотание, потом шаги – и между привязанным к стулу парнем и мной возникла мужская фигура.

Я не мог видеть его лица, но он был коренастым, плотным, в темных брюках с торчащей за поясом рукояткой пистолета и светло-голубой рубашке с запонками, которые я увидел потому, что он стоял подбоченясь. Через полминуты мужчина шагнул влево – как мне показалось, довольно странной походкой – и исчез из поля зрения. Я слышал, как он открыл дверь, потом звук шагов стал тише, но через несколько секунд снова усилился. Хлопнула дверь, и незнакомец на момент появился у меня перед глазами, срывая целлофан с пачки сигарет и по-прежнему двигаясь причудливой, почти семенящей походкой. Вновь царапнул стул, и наступила тишина.

Я подождал еще пару минут, но больше не слышал никаких звуков. Парень на стуле все еще сидел неподвижно, только моргая распухшим глазом. Глядя на него, я понял, что уже где-то видел этот профиль. Он показался мне знакомым с первого взгляда, но тот факт, что это не Бруно, не позволил мне на этом сосредоточиться.

Лицо было также известно мне по газетным фотографиям и паре передач теленовостей, но не так знакомо, как лицо Бруно, и если бы я не думал о Бруно, то не смог бы вспомнить, кто этот человек. Но поезд моих мыслей тронулся: Бруно... Лемминг... эровит... «Фармацевтическая компания Кэссиди и Куинса»...

Дейв Кэссиди! Я вспомнил, что Дру сказала: «Перед уходом папа пытался позвонить Дейву, но не смог с ним связаться». Может, все дело было в этом. Но твердо я знал две вещи: через эту щелку мне не удастся увидеть многое, и я должен проникнуть в комнату. Это был не самый веселый вывод, к какому я когда-либо приходил.

В полудюжине футов от другого окна, слева от меня, находилась дверь – она была закрыта, а осторожно повернув ручку, я убедился, что и заперта. Впрочем, выглядела она достаточно хлипкой, как и все задние двери. Я догадался, что за ней находится коридор, куда выходил из комнаты крепкий мужчина. Он вышел и вернулся очень быстро, захлопнув за собой дверь комнаты, которая почти наверняка была не заперта.

Пробраться в комнату беззвучно было невозможно, а так как и маленький шум мог испортить все дело, я решил устроить большой. Спрятав кольт в кобуру, я нагнулся, снял ботинки и выпрямился, держа их в руках. После этого я сделал пару глубоких вдохов, быстро шагнул вперед и толкнул дверь плечом.

К счастью, она и в самом деле была хлипкой. Дерево расщепилось, вырвав замок, и дверь распахнулась, ударившись о стену.

Я прыгнул назад во двор, взмахнул левой рукой и запустил ботинком в ближайшее окно. Ботинок с грохотом разбил стекло и влетел внутрь, но я не услышал звука падающих на пол осколков, либо потому, что его приглушила портьера, либо потому, что сам не останавливался ни на секунду. Увязая в грязи ногами в одних носках, я швырнул второй ботинок, который держал в правой руке, в окно, за которым сидел коренастый мужчина, – точнее, сидел раньше, так как я был готов держать пари, что его уже там не было.

Четырьмя длинными шагами я вернулся к сломанной двери и двумя короткими шагами вошел в коридор. В правой руке я держал кольт, а левую положил на ручку двери, за которой находился Кэссиди и по крайней мере еще один человек.

Не было времени размышлять, смотрит ли коренастый парень на одно из разбитых окон или на дверь в коридор, поэтому я повернул ручку, толкнул дверь и ворвался в комнату.

Мне удалось застать его врасплох: он смотрел не на меня, а, присев на корточки, уставился на один из моих больших ботинков, которые вызывали комментарии, даже находясь у меня на ногах. Тем не менее он успел выстрелить первым.

У меня не было никаких оправданий, кроме того, что я внезапно увидел больше крови, чем видел когда-либо в одном месте, хотя за свою жизнь я повидал крови более чем достаточно. Моя правая нога слегка поскользнулась, когда я пытался затормозить на бегу, поэтому я опоздал нажать на спуск своего кольта.

Слева от меня, рядом со стулом Кэссиди, стоял еще один стул. Привязанный к нему человек сидел спиной ко мне, но голова его была так запрокинута, что я мог видеть только три четверти его чеканного римского лица и губы, покрытые, как у Кэссиди, полоской пластыря. Это несомненно был Эммануэль Бруно. Но справа находились еще две фигуры – одна шевелящаяся, а другая неподвижная.

Шевелящаяся принадлежала плотному коренастому парню, который обернулся и направил на меня пистолет, а неподвижная – человеку, которого я раньше ни разу не видел. Он был привязан к стулу, как Бруно и Кэссиди, но его тело обмякло и удерживалось только веревками, лицо было совсем белым, голова безвольно поникла, а восковой подбородок почти касался груди.

Оба рукава его рубашки были закатаны до локтей, а левая штанина – выше колена. Из раны на левой икре, казавшейся небольшим порезом, алая кровь стекала по лодыжке, заливая носок и ботинок и просачиваясь на пол. Мою реакцию замедлил не человек, целившийся в меня из пистолета, не Бруно, которого я по меньшей мере ожидал увидеть, и даже не мертвец, а этот сверкающий, не правдоподобно красный пол.

За исключением полудюжины мест, самое маленькое из которых имело около фута в длину и всего пару дюймов в ширину, весь чертов пол был красным. Несколько сухих мест имели естественный белесый цвет пластиковых плиток – все остальное было залито кровью.

Человек, обмякший на стуле, был мертв – в этом не приходилось сомневаться. Его ударили ножом, и он попросту изошел кровью, хотя едва ли такое количество могло вытечь только из одного человека.

Эта мысль и зрелище кровавого озера затуманили мне мозги всего на какие-то полсекунды, но их оказалось достаточно, чтобы коренастый парень спустил курок. Однако его рука дрогнула, и пуля, просвистев мимо моей головы, угодила в стену позади меня.

В тот же момент я нажал на спуск кольта, потом выстрелил снова. Оба стадесятиграновых куска металла попали в него и расщепились внутри. Его колени подогнулись, и он начал медленно опускаться на пол, все еще держа пистолет. Я выстрелил в третий раз и увидел, как треснула его рубашка в том месте, где пуля пробила ему грудь.

Пистолет со звоном упал на пол, и его владелец тяжело рухнул следом за ним, ударившись головой о плитки пола. Я подбежал к нему и отпихнул оружие ногой, забыв, что на мне только носки, и тут же вскрикнув от резкой боли, потом отошел к стене и прислонился к ней.

Мой противник умер не сразу – дрожа, как от озноба, он перевернулся на спину, царапнул пол правым каблуком и наконец затих.

Некоторое время – не знаю, как долго, – я смотрел на белесую полосу, проделанную его каблуком в луже крови; потом поверхность вновь стала алой.

Глава 8

Я повернул голову – и револьвер – в сторону двери, через которую вошел в комнату. Но нигде не было слышно ни криков, ни топота ног. Я вышел в коридор и быстро обследовал дом. Никого. Вернувшись в комнату, я снял пластырь со рта Бруно и начал развязывать его. Первым, что он произнес своим звучным и богатым тембрами голосом, было: «Как поживаете, мистер Скотт?» Таким же тоном он мог бы сказать: «Какой прекрасный день!»

– Со временем дам вам знать, – отозвался я. – Здесь есть кто-нибудь еще, кроме этого парня и Кэссиди? Это ведь Дейв Кэссиди, верно?

– Да, это он. Было еще двое мужчин. Они ушли примерно полчаса назад. Сейчас здесь никого, кроме нас четверых... – Бросив взгляд на труп коренастого парня, он добавил:

– Или, возможно, троих.

– Троих. Так что с вами произошло? – Я продолжал возиться с веревками на его запястьях.

Бруно не упоминал Дру, но, по-видимому, понимал, что она рассказала мне все, о чем знала и догадывалась, поэтому продолжал, словно добавляя свою информацию к тому, что уже сообщила она:

– Я встретил Андре перед церковью. Вместе с ним был Дейв, которому Андре также позвонил и который только что прибыл. Через несколько секунд двое мужчин, которые ушли отсюда полчаса назад, – один – вашего роста, но более плотный, другой – худощавый, ростом примерно на дюйм ниже шести футов, с седеющей прядью волос посредине и с маленькой родинкой слева от носа, – подошли к нам с пистолетами и заставили нас сесть в синий «крайслер» – седан прошлогоднего выпуска с четырьмя дверцами, небольшой закрашенной вмятиной на правом переднем крыле и восемнадцатью тысячами четырьмястами двадцатью милями на спидометре. Номера я не знаю.

– Откуда он приехал?

– Я не видел.

Кэссиди издавал мычание из-под кляпа, словно напевая последний хит тинейджеров. Я обернулся к нему:

– Через минуту я вами займусь.

– Левую сторону машины я тоже не видел, – продолжал Бруно. – Правую сторону мне удалось окинуть взглядом, потому что, прежде чем мы сели в «крайслер», на стоянку подъехала еще одна машина и осветила его фарами. Эта машина остановилась рядом с нами. Оттуда вышла девушка и поспешила к церкви, махнув рукой, когда пробегала мимо нас. Худощавый втолкнул Дейва на переднее сиденье и стоял снаружи, ожидая, пока сядет Андре. Я сидел сзади с другим мужчиной, а Андре только что сел впереди. Сомневаюсь, что девушка знала мужчину с пистолетом, очевидно, она помахала Андре. Девушка вошла в церковь, а высокий мужчина повез нас сюда, где ждал человек, которого вы только что убили. У вас есть вопросы, мистер Скотт?

– Нет... почти нет. Продолжайте.

– Меня привели в эту комнату первым, и человек, которого вы застрелили, привязал меня к стулу, а потом привязал Андре. Следом привели Дейва и тоже привязали к стулу. Разумеется, я не смог с ним поговорить, но, прежде чем его связали, я слышал звуки потасовки.

– Да. Ему поставили «фонарь» под глазом. Сзади вновь раздалось мычание, и я опять повернулся:

– Потерпите еще немного, мистер Кэссиди. Я не могу делать два дела одновременно.

Кэссиди что-то буркнул и слегка дернулся.

– С вами плохо обращались? – спросил я у Бруно.

– Физически – нет. – Он сделал паузу, и его чеканное лицо исказилось, словно при виде чего-то отвратительного. – Они сказали мне, что им нужно – моя формула эровита, документы, записи опытов и все прочее, – и настаивали, чтобы я написал записку Дру, велев ей принести в указанное место конверт с пометкой «ЭРО».

– Понятно. Они знали, за чем охотятся, но было ли им известно, что документы находятся в конверте с надписью «ЭРО» и что конверт лежит в вашем напольном сейфе?

– Нет. Они как будто знали только то, что у меня есть эти бумаги. Естественно, я не мог выполнить их требования.

– Естественно?

Наконец мне удалось развязать веревку и освободить его запястья. Бруно глубоко вздохнул и начал растирать руки, покуда я, присев на корточки, стал трудиться над последним узлом, привязывающим его лодыжки к ножкам стула. Дейв Кэссиди вновь начал делать нечленораздельные замечания, но я их игнорировал.

– Заполучив формулу и документы, – спокойно объяснил Бруно, – они бы тут же убили меня и Дейва. Если бы Дру оказалась настолько глупа, что действительно принесла бы им бумаги, – а я не сомневался в обратном – они бы прикончили и ее. Конечно, у них не могло быть уверенности, что кроме меня формулу знает только Дру, но подобные личности расправились бы с ней, только чтобы не дать ей сообщить о происшедшем. Или вообще без всякой разумной причины. Если в этом сомневаетесь... – Он кивнул в сторону трупа на стуле. – Это Андре Стрэнг. Они безжалостно убили его, не проявляя при этом никаких эмоций, только для того, чтобы заставить меня написать эту записку Дру – по крайней мере, иной причины я не вижу.

Узел ослабел, и через несколько секунд лодыжки Бруно были свободны. Я выпрямился, чувствуя, что мои ноги влажны от крови. Мои носки хлюпали, когда я подошел к Кэссиди и, сняв пластырь с его рта, начал развязывать его запястья.

– У меня нож в кармане брюк, – сказал он. Я нашел у него в кармане нож, шагнул ему за спину и одним движением перерезал веревку, стягивающую запястья. Они связали ему запястья и лодыжки одной веревкой, так что больше возиться не пришлось.

– Мне не хочется быть невежливым, – заметил я, – но когда такое случится в следующий раз, пожалуйста, сразу предупреждайте насчет ножа.

Кэссиди серьезно посмотрел на меня.

– Не считайте меня неблагодарным, – сказал он. – Я вам чертовски признателен за себя и за дока. Но кто вы и откуда взялись?

– Я Шелл Скотт, а с остальным придется подождать. Меня не покидает ощущение, что нам лучше как можно скорее убраться отсюда.

– Меня тоже, – кивнул Кэссиди.

Я нашел свои ботинки, снял мокрые носки и счистил носовым платком следы крови с ног. Кэссиди встал, потянулся и, покуда я надевал ботинки на босу ногу, подошел к коренастому парню, присел на корточки и приложил палец к его шее.

– Он мертв, – спокойно заявил Кэссиди через несколько секунд.

– Если бы он был еще жив, – откликнулся я, – мне пришлось бы сменить мой кольт на обрез 12-го калибра. Я всадил в него три свинцовые пилюли. Обычно хватает одной.

Завязывая шнурки, я слышал, как Кэссиди говорил Бруно:

– Откуда, черт побери, взялся этот парень? Как он нас нашел? Я слышал ваш разговор, пока это бабуин игнорировал все мои призывы. – При слове «бабуин» он криво усмехнулся. – Но это почти ничего мне не объяснило. Неужели что-то было в записке, которую они заставили вас написать?

– Да, Дейв, – ответил Бруно и быстро все ему рассказал.

– Вы имеете в виду, – недоверчиво осведомился Кэссиди, когда Бруно умолк, – что придумали и проделали все это, пока Андре... – Он не договорил.

Бруно ничего не сказал. Перед тем как выпрямиться, я бросил еще один взгляд на не правдоподобно белое лицо Андре Стрэнга.

– Что с ним случилось? – спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь. – С ним – и с кем-то еще? Похоже, здесь творилась форменная бойня. Такое количество крови просто не могло вылиться из одного парня.

– Могло, – промолвил Кэссиди. – Мы с доком вдвоем наблюдали за этим. Кровь текла не переставая из пореза на икре Андре, пока он умирал, и еще чертовски долго после того, как он уже умер.

– Погодите. Такого не может быть. Я достаточно насмотрелся на кровотечения, да и сам не раз терял много крови. Парень, которого я только что застрелил, уже перестал кровоточить, хотя в нем не одна, а целых три дырки...

– В теле Андре действительно всего один порез, мистер Скотт, – прервал меня Бруно. – После моих упорных отказов выполнить их требования, тот из двух мужчин, доставивших нас сюда, который был более худым и низкорослым, – по-моему, он был главным – заявил, что, если я буду упорствовать, Андре изойдет кровью у нас на глазах. Я... – Он немного помедлил. – Я ему не поверил. Тогда этот человек вытащил из кармана пиджака кожаный футляр и достал оттуда шприц – по-моему десятиграммовый. Он воткнул иглу в предлоктевую впадину руки Андре и ввел ему в вену содержимое шприца. После этого Андре, которому еще не заклеили рот, начал жаловаться на головокружение и ощущение холодного покалывания во всем теле. Через несколько минут тот же человек вынул из футляра скальпель и глубоко порезал икру Андре – небрежно, словно вскрывая конверт.

Бруно снова глубоко вздохнул и пошевелил ногами, стараясь восстановить кровообращение.

– Вы можете ходить? – спросил я.

– Скоро смогу, мистер Скотт. Веревки были очень тугие, в чем не было никакой необходимости. – Он нагнулся и потер обе лодыжки. – Рана Андре начала кровоточить, и кровь никак не сворачивалась. Очевидно, ему ввели нечто вроде гепарина – лекарства, понижающего протромбин и предотвращающего свертываемость крови, но более эффективное, типа варфарина. Увидев, что происходит, я сказал, что выполню их требования, и попросил остановить кровотечение. Они ответили, что сделают это только после того, как я напишу записку.

Я посмотрел на Бруно более внимательно: на его ярко-голубые глаза и твердую складку рта.

– Вы имеете в виду, что должны были писать Дру записку, покуда Андре Стрэнг исходил кровью? – Задавая вопрос, я понимал причину недоверия в голосе Дейва Кэссиди.

– Да. Это было нелегко. Я закончил писать так быстро, как только мог. Но... – Он посмотрел на меня. – Я знаю кое-что о человеческой натуре, мистер Скотт, знаю, как подлы и жестоки могут быть некоторые люди. Но я не верил, что они дадут Андре умереть. Тем не менее они это сделали – притом намеренно, когда я уже передал им записку. Их главарь хладнокровно объяснил, что это делается с целью дать нам понять серьезность их намерений, твердую решимость достигнуть цели любой ценой. Я очень волновался и поэтому не запомнил, в каких именно выражениях он дал это понять.

– Неудивительно. Выходит, все это... – я указал на залитый кровью пол, – вытекло из одного Андре? Бруно кивнул.

– Тот, кто этого не видел, – сказал Кэссиди, – не может себе представить, насколько это ужасно, Скотт. Он бледнел, покрывался потом, издавал под кляпом жуткие звуки, а перед смертью у него начались конвульсии. Но и потом он продолжал кровоточить.

– Гипоксия, – добавил Бруно. – Конвульсии происходили из-за недостатка кислорода. Кровь доставляет кислород во все клетки – в том числе в мозг, – а крови у него оставалось немного. Отсюда кислородная недостаточность, судороги и смерть.

Я перевел взгляд на распухший глаз Кэссиди.

– А кто вам поставил «фонарь»? Он криво улыбнулся:

– На пару секунд я вообразил себя героем. Когда они привезли нас в этот дом, я какое-то время оставался в передней комнате только с худым парнем. Он отвел взгляд, а я потянулся за его пистолетом. – Кэссиди облизнул губы. – Мне не удалось даже притронуться к нему. Парень отодвинул пистолет и одновременно треснул меня кулаком, похожим на набитую камнями сумку. Очнулся я уже связанным.

– Этот худощавый парень – левша?

– Ну... да. – Кэссиди выглядел озадаченным. – Разве я об этом упоминал? Я покачал головой:

– Просто это наиболее вероятно. Парень заехал вам в левый глаз – значит, он, по-видимому, нанес удар правой рукой. В таком случае оружие было в левой – если бы вас ударили пистолетом, вы бы так легко не отделались. А если он левша, это может помочь нам отыскать его...

Кэссиди озвучил мою мысль:

– Если только он и этот здоровый бык не отыщут нас первыми. Давайте убираться отсюда.

Бруно уперся ногами в пол, слегка наклонился вперед и поднялся. Несколько секунд он стоял, закрыв глаза и, несомненно, ощущая боль в затекших ногах.

– Еще несколько минут. – Бруно взглянул на часы. – Почти одиннадцать, – промолвил он, потом снова посмотрел на меня. – Итак, это не Дру, а вы пришли к выводу, что если прочитать цифры комбинации сейфа в моей записке в обратном порядке, то получится адрес дома, где меня держат?

– Да. Возможно, когда мы расстались, ей пришло в голову то же самое. Она очень беспокоилась за вас... А как вы догадались, что это была моя идея?

– Это не совсем догадка – вроде вашего вывода насчет левши. Если бы такая мысль пришла в голову Дру, она бы тут же вам о ней сообщила и вы бы оказались здесь гораздо раньше.

Я кивнул:

– Когда у меня получился адрес на Пятьдесят восьмой улице, это хорошо сочеталось с указанием в письме, что конверт нужно доставить в дом на Пятьдесят седьмой улице здесь, в Уайлтоне, – всего в квартале отсюда. Между прочим, то, что подсказало мне идею прочитать цифры наоборот, явилось причиной моей задержки. Сначала я отправился в церковь Второго пришествия...

Бруно поморщился, как будто снова ощутил острую боль в ногах, а может, и повыше.

– Там было то, что они называют хоралом, и «самый святой пастор»... все это меня вдохновило... Да, доктор Бруно, я как раз вспомнил, что этим вечером Фестус Лемминг провозгласил вас никем иным, как ан... – Я чувствовал себя не в состоянии это произнести и переменил тему:

– Как ваши ноги? Думаю, вы сможете...

– Церковь? Почти одиннадцать? – вмешался Кэссиди. – Надо спешить. Мы должны...

– Так кем провозгласил меня пастор Лемминг? – осведомился Бруно.

– Да, конечно, вам следует знать... Ну, ведь мы с вами знаем, что некоторые до сих пор готовы поклясться на пачке Биб... готовы поклясться, что Земля плоская, как блин, а другие утверждают, что Земля круглая, но мы живем на ее внутренней стороне...

– Может, вы перестанете распространяться о плоской Земле и перейдете к делу, мистер Скотт?

– Ну, Лемминг сказал, что вы... Я ведь был там и слышал собственными ушами... Короче, что вы Антихрист.

– Бросьте, мистер Скотт. Лемминг, конечно, сталкивается с немалыми трудностями, пытаясь мыслить рационально о чем бы то ни было, но даже он...

– Говорю вам, надо торопиться! – с беспокойством повторил Кэссиди. Потом до него дошел смысл моих слов, и его лицо изменилось. – Ну, знаете...

Бруно склонил голову набок, устремив перед собой рассеянный взгляд.

– Хм! – произнес он и посмотрел на меня. – Он в самом деле это сказал?

– Можете не сомневаться.

– Разумеется! – Бруно хлопнул себя по бедрам. – Мне следовало догадаться! Я должен был это предвидеть и приготовиться...

– Да забудьте об этом, док! – взмолился Кэссиди. – Подождите, пока...

– Годами Лемминг внушал этим слабоумным, что они должны следовать его примеру, и тогда он назовет им день второго пришествия. А когда Христос вновь явится на землю. Антихрист должен быть тут как тут. – Бруно снова похлопал себя по бедрам. – Завтра вечером этот второсортный святой Павел назовет им год и день, поэтому ему необходим Антихрист. А кто лучше всех подходит на эту роль?

– Доктор Бруно, – сказал ему я. – Вы так кричите, что вас могут услышать в церкви. А может, кто-то слышал выстрелы и послал сюда копов...

Руки Бруно ритмично взлетали вверх и опускались на бедра.

– Эти проклятые психопаты, именующие себя «Божьими леммингами», и их «самый святой»... Я ненавижу себя! Я должен был знать!.. – Оборвав фразу, Бруно опять посмотрел на меня. – Знаете, мистер Скотт, об этом человеке ходит сотня ужасных слухов, и девяносто девять из них – правда. Каждому известно, что Фестус Лемминг – некурящий, непьющий и соблюдающий целомудрие вегетарианец. А знаете ли вы, что, по слухам, он еще в школе лишил невинности свою первую и последнюю девушку?

– Нет, не знаю.

– Так знайте. Говорят также, что он бьет свою кошку, заставляя ее мурлыкать. Впрочем, в этом я сомневаюсь. Если у него и была кошка, то давным-давно сбежала. Есть и другие жуткие слухи...

– Вы их сами выдумываете, верно?

– Разумеется. Но я считаю, что придуманные мною слухи заслуживают широкого распространения. Что толку в слухах, если они никому не известны.

– Вижу, доктор Бруно, что с руками у вас все о'кей. Значит, и с ногами тоже. Давайте воспользуемся нашими ногами и добежим до моей машины, а там вы можете кричать что угодно...

Кэссиди слегка побледнел.

– Скотт, – быстро заговорил он, – наши с доктором автомобили возле этой треклятой церкви – мы приехали туда, когда Андре нам позвонил. Служба обычно заканчивается в одиннадцать, так что минуты через две вся паства хлынет наружу, переполненная тем, чем их напичкал пастор, и ринется к стоянке. Если мы хотим сохранить наши машины, нам лучше поспешить.

– Да, это верно.

Кэссиди подошел к Бруно и осторожно повернул его лицом к двери, продолжая говорить:

– Если Бруно – Антихрист, царь греха, то я по меньшей мере князь. Ведь это я изготовлял для него эровит и продавал его. Эти бешеные терпеть не могут дока, но бьюсь об заклад, что на меня им тоже хватит ненависти.

Я понимал тревогу Кэссиди. У меня самого не было особого желания возвращаться в церковь Второго пришествия в течение ближайших двух минут, а тем более позже, когда все овцы Лемминга, досыта накормленные своим пастухом, хлынут из массивных дверей под золотым крестом.

Бруно вышел в коридор, подталкиваемый Кэссиди. Я последовал за ними.

Я обратил внимание, что иду не как обычно, а двигаюсь на цыпочках, семенящей походкой по липкой алой пленке, покрывавшей пол, как немного раньше двигался коренастый парень, когда я следил за ним через окно.