Текст книги "Верняк"

Ричард С. Пратер
Верняк

Глава 1

«В конце концов, комфорт – совсем неплохая вещь», – лениво думал я, блаженствуя в своем трехкомнатном номере с ванной. В это время в гостиной зазвонил телефон. Я подошел – и услышал голос Эдди, дневного портье нашего отеля «Спартанец», это название совсем не вязалось с тем райским уголком, где я сейчас пребывал. Портье звонил снизу, из-за своей конторки.

– Шелл, – сказал он тихо, – тут какой-то мрачный субъект тебя домогается. Думаю, именно тебя. Ты ведь у нас единственный частный сыщик. Вот он и требует, чтобы его допустили к самому знаменитому и замечательному детективу, которого осеняют восходящий Юпитер и Марс с Венерой.

– Что? Знаменитый и замечательный? А Юпитер тут при чем?

– Не знаю. Но именно так говорит этот льстец. Он величает себя шейхом.

– Ха? Кем?! – Я покачал головой.

Обычно в середине даже такого жаркого осеннего дня, как этот, мои ответы звучат более живо и вразумительно, чем подобные "Что?" и "Ха?", отделенные друг от друга невнятным бормотанием. Другое дело – сразу после пробуждения, тут мне вообще не стоит задавать никаких вопросов, потому что пробуждаюсь я неохотно, как человек, восстающий от rigor mortis. He пугайтесь, это означает всего-навсего "трупное окоченение". В моем деле это не такая уж большая редкость... Но, однако, я уже восемь часов как поднялся! И я бодр, силен, полон замечательных идей в этот октябрьский день, четверг, в три часа пополудни.

Упомяну, что к этому времени я уже побывал в ядовитых парах, громе и лязге Лос-Анджелеса. Проехал по некогда обольстительному Голливуду, который теперь не более чем призрак самого себя. Побеседовал со многими людьми, выяснил, что по крайней мере двое-трое вдохновенно лгали. Посетил своего клиента, который, к моему великому замешательству, оказался в мемориальном госпитале Морриса с серьезным огнестрельным ранением. А через час после этого стреляли в меня самого! И это еще не все и не самое интересное.

Так что, вне всякого сомнения, я уже вполне бодрствовал. Но то, что говорил Эдди, было чересчур даже для ясного сознания.

– Эдди, – сказал я, – теперь помедленнее. Этот малый настоящий шейх? Как Рудольф Валентино?

– Кто такой Валентино?

– Ладно, не важно. Ну, как в "Тысяче и одной ночи"? Где Шехерезада с этими ее покрывалами и роскошными грудями? Али-Баба...

– Усек, усек. Да, как раз такой шейх, откуда-то из самого сердца Востока. Только он, по-моему, больше смахивает на одного из сорока разбойников.

– Ну и отлично, – сказал я с некоторым сомнением. – О'кей, Эдди, посылай шейха наверх.

Любому другому посетителю я после такого бурного дня сказал бы, что занят и пусть он пытает счастья в другой раз, тем более что у меня и дел и клиентов – хоть отбавляй. Но настоящий шейх из самого сердца Востока – это нечто особенное. За все тридцать лет своей жизни я не встретил ни одного шейха. Не то чтобы я страдал комплексом неполноценности по этой причине, но было все-таки любопытно взглянуть на этого необычного посетителя, который сейчас, наверное, уже поднимался на второй этаж отеля "Спартанец" и скоро должен был появиться у двери моего номера 212.

Я вернулся в свой номер только полчаса назад, чтобы наскоро перекусить сандвичем с бифштексом и спокойно поразмыслить, любуясь резвыми тропическими рыбками в двух аквариумах у моей входной двери. А поразмыслить было совсем нелишним, потому что дело, которым я занимался двадцать четыре часа с хвостиком, никак не сулило стрельбы в одного из моих клиентов и уж тем более близкого, мучительно близкого свиста пули у самого моего уха. Тем не менее оно оказалось именно таким.

Когда позвонил Эдди, я как раз был занят размышлением о том, как все это случилось и почему. Конечно, с одной стороны, была эта нефтяная скважина, из которой вместо хлещущего потока выбивалась едва заметная струйка. Были также эти мои бесцветные клиенты, два прирожденных неудачника, которые могли бы, скажем, мирно сажать дубы и выращивать желуди, но могли и стать причиной моей смерти. Я смутно припоминал, что один из них тоже что-то говорил о шейхе, Персидском заливе и о дворце, что-то, к чему мне следовало бы прислушаться более внимательно.

Имелась и другая причина моего внезапного любопытства к шейху: свежее незажившее еще воспоминание об интригующем, но обескураживающем разговоре с Сайнарой – звездочетом и астрологом, а может быть, даже и ведьмой. Разговор шел о таких непонятных мне материях, как переход Сатурна в положение, перпендикулярное Луне, что сулило подлог и обман, и о чем свидетельствует нахождение уязвленного Нептуна в седьмом доме, а Марса опять-таки перпендикулярно его родному Меркурию в созвездии Девы. Экая тарабарщина – как раз для новичков!

Нет нужды говорить, что случай был уникальным для фирмы "Шелдон Скотт. Частный сыск и расследования", – такая вывеска украшала дверь моей конторы на верхнем этаже Гамильтон-Билдинг на Бродвее, в деловой части Лос-Анджелеса. Но все это было до пришествия шейха Али-Бабы или кем бы он там ни был...

Рядом с дверью в мои апартаменты есть кнопочка – стоит только на нее нажать, как тут же разливается: динь-дон. На сей раз трели не последовало. Вместо нее послышался мощный, но, к счастью, недолгий стук.

"Этот малый, – воображал я еще до того, как его увидеть, – примерно восьми футов шести дюймов ростом". Но, открыв дверь, я вообще никого не увидел: настроенный на появление великана, я смотрел вверх, а там было пусто. Опустив глаза несколько ниже, я увидел человека ростом примерно пять футов шесть дюймов, самое большее – пять футов восемь дюймов. Стройный, он стоял легко и непринужденно в позе балетного танцовщика, готовящегося превзойти самого Нижинского. Голову шейх слегка откинул назад и набок и рассматривал меня из-за горбинки своего острого крючковатого носа, – глаза его сверкали, как черные солнца во тьме пылающего космоса, а ноздри раздувались, как маленькие кузнечные мехи. Кожа его была бронзовой, обожженной тысячами сухих, как пустыня, лет и бесконечными, жарко вздыхающими ветрами.

Должен признать, шейх оказался чрезвычайно красив. Но явная жестокость проступала в чертах его лица. А может, то был переизбыток еле сдерживаемых буйных сил? В целом же он производил не меньшее впечатление, чем если бы в нем было восемь футов шесть дюймов роста.

И с чего это мне пришли на ум Али-Баба, Шехерезада с ее грудью и прочая роскошь? А с того, что я ожидал: шейх явится в развевающемся бурнусе, а на голове у него будет то, что положено носить эмирам, не помню, как это называется. Но где все это? Где кривая сабля на боку?

Вместо всего на моем посетителе был черный, прекрасно сшитый костюм, белая рубашка и узкий, безукоризненно завязанный галстук. Неровные, как бы обуглившиеся края носового платка, тоже черного и, похоже, из тонкого шелка, выступали из нагрудного кармана пиджака. Свет переливался рябью на черных лакированных башмаках маленького размера. Если не считать рубашки, все у него было черным, от новехоньких башмаков до густых волос в крутых завитках.

По правде говоря, это моя одежда, а не его, напоминала арабский закат или поле битвы. Люблю феерию красок или хотя бы один яркий мазок в строгом мужском облачении! Сегодня на мне были брюки, по белому фону которых были разбросаны красные и синие пятна, похожие на маленькие, расплывающиеся оранжевые звезды. Вот это, я понимаю, палитра! А кроме того, розовая рубашка с воротом типа "Байрон" и низким вырезом в обрамлении выточек (я от этого без ума, особенно если вижу такое на красотках). Ну и широкий белый пояс и белые башмаки на микропоре. Так кто тут, спрашиваю я, был шейхом?

Мы смотрели друг на друга.

Думаю, мы оба были несколько ошарашены. Причем, мне кажется, он намного больше, чем я.

Мой рост шесть футов два дюйма, и вешу я двести пять фунтов, когда голоден. В противоположность его черным кудрям, буйным, но аккуратно уложенным, мои волосы белее песков Сахары и устремлены вертикально вверх на всю свою длину. Они точно встали дыбом, напуганные моими такими же белыми бровями. Брови эти, добавлю, изогнуты под таким углом, что напоминают бумеранг. А глаза для разнообразия – серые.

Лицо шейха наводило на мысль о неистовом солнце и неукротимых ветрах. А мое, должно быть, производило впечатление побитого градом. А то и молнией! Нос, вероятно, самая примечательная деталь моего лица. После того как с ним произошла первая неприятность, он был исправлен прекрасным доктором. Но, увы, еще до того, как мой бедный нос был чудовищно изуродован вторично, этот доктор умер. Смерть – дело тяжкое, конечно, но и мне пришлось нелегко. Над моим правым глазом тонкий шрам, а кожа над левым ухом так и не наросла в том месте, где ее отхватила пуля головореза, и... Но сказанного достаточно!

Человек, стоявший в двери, проговорил:

– Вы мистер Шелдон Скотт.

Это было категорическое утверждение, а не вопрос. Категоричность была в самой манере говорить, а не в тембре его металлического, но мягко звучавшего голоса.

– Верно, Шелл Скотт, – сказал я. – Входите. Вы?..

– Я шейх. – За этим последовал поток восхитительных звуков, похожих на переливы флейты. Бархатные согласные, атласные гласные – из всего этого я сумел уловить только слово "шейх" и то, что было очень похоже на имя "Файзули".

Что он там ни сказал, все обласкано мой слух, но осталось загадкой. Так изящная вязь над входом в магометанские мечети чарует глаза непосвященного, но ничего не говорит разуму. Мне стало ясно, что придется догадываться о многом.

Я указал на огромный коричневый диван, косо стоящий на моем мохнатом золотистом ковре, украшающем гостиную, и он двинулся к нему упругой походкой балетного танцовщика. Мгновение – и он уже сидел, при этом ни одна пружина даже не скрипнула.

Я переспросил:

– Шейх Файзули?

– Да, так звучит мое имя. Не совсем так, но достаточно близко...

– Ну, если я ошибся на дюйм или даже пару футов, я попытаюсь...

– Шейх Файзули... Что ж, пусть будет так... Мистер Скотт, я хочу нанять вас, я хочу, чтобы вы оказали мне услугу, услугу особого рода, в известном смысле уникальную, я требую от вас полной конфиденциальности, что крайне важно для меня и моих...

– Подождите минутку, Шейх. Давайте внесем в этот вопрос ясность. Во-первых, я уже нанят. А мое правило – посвящать всего себя целиком одному делу и клиенту.

– Я вам заплачу, я заплачу прекрасно. Я дам вам... мешок золота.

"Так-так, – сказал я себе. – Мешок золота. Парень, это даже лучше, чем просто деньги. Особенно в наши дни".

Шейх, по-видимому, успевший составить некоторое представление о местных обычаях, счел "мешок золота" неоспоримым аргументом и добавил настойчиво:

– Вам лучше поверить мне!

– Звучит заманчиво. Но я ничем не могу помочь вам, Шейх. По крайней мере пока связан делом, которым занимаюсь. А это может значить, что и никогда.

– Но вы даже не знаете, о чем речь. Мой... ах, у меня затруднение, – сказал он. – Вы, конечно, выслушаете, а потом решите?

– Я выслушаю. Могу хоть побиться об заклад, что выслушаю. Весь дрожу от любопытства. Но боюсь, что я уже решил.

Наступило молчание. Шейх Файзули нахмурился и поджал губы.

Через минуту я спросил ободряюще:

– Ну так в чем это затруднение?

– Ах да. Я потерял...

Хотите верьте, хотите нет, но еще до того, как он раскрыл рот, я уже знал, что он собирается сказать. Это была дикая, почти неясная мысль, чудовищная, невероятная. И все-таки!

– Мой гарем.

– Ух! Я знал это.

– Знали?!

– Представьте.

– Мисс Лэйн уверила меня, что вы действительно замечательный детектив.

– Сайнара? Так вот откуда Юпитер!

– Она сказала, что вы – личность с безграничной силой и с аппетитами Гаргантюа, детектив, который почти наверняка быстро найдет мой потерянный, ах, мой любимый...

– Шейх, минуточку. Я просто догадался! Я ничего не знаю о вашем гареме.

– Вы ясновидящий!

– Никакой я не ясновидящий... Ну, поймите, Шейх... танцующие девушки, Аладдин, Али-Баба и сорок разбойников...

– Ах, вот в чем дело! А я-то обрадовался, думал, вы сейчас скажете, где мой гарем и что с ним случилось...

– Нет, ни малейшего представления не имею. Мы ведь говорим о настоящем гареме, так?

– Насколько я знаю, других не бывает.

– Вам видней, вы тут специалист. Так вот вопрос к вам, Шейх. Вы что, потеряли свой гарем?

– Да. Или... нет.

– Может быть только "да" или только "нет". Верно? Но кому лучше петуха знать, куда подевались его курочки?

Кажется, он не заметил или по крайней мере не подал виду, что заметил мою шутку. Вместо этого он медленно произнес:

– Боюсь, он не потерян. Он похищен.

– Похищен?

– Именно так, – подтвердил он.

– Но кем? – спросил я с изумлением. – Кто мог украсть гарем?

Глава 2

– Кто? – повторил я, но уже не удивляясь, а раздумывая – И почему?

– Не знаю, – ответил Шейх Файзули. – Об этом можно только гадать, вот я и пришел к вам. Я вам расскажу об этом затруднении, да?

– Лучше не надо. У меня и так дел по горло, просто голова кругом идет.

– Может, вам кажется, что мой мешок золота, около тысячи долларов, маловат? Я мог бы предложить мешок побольше.

– Не говорите о мешке. Это напоминает мне об Одри. И, право, Шейх, дело не в деньгах. Поверьте, я был бы рад заняться поисками гарема. Но если говорить серьезно, то я всегда работаю с полной отдачей, то есть работаю на одного клиента, а не на двух-трех одновременно. И не собираюсь менять свои правила. Нет, нет.

– Я бы мог предложить по мешку, нет, по мешочку за каждую – ах! – из моих жен. Это составило шесть мешков.

– Точнее, шесть мешочков. Верно? Значит, в гареме шесть курочек. Это весь ваш гарем?

– Ха-ха-ха, – скорее проворковал, чем засмеялся он. Такое предположение его, по-видимому, искренне позабавило. – Это только малая его часть, можно сказать, походный вариант. На самом-то деле у меня – даже не гарем, а сообщество.

– Сообщество, – сказал я тупо. – Так ведь и полдюжины – уже кое-что, Шейх. Хм-м... Их шесть. Шесть.

– Да, шесть. Шесть великолепных созданий. И каждая из них молода, грациозна, чувственна, каждая – хрупкий цветок, помещенный в самые орошаемые сады Аллаха, чтобы благоухать там. Они полностью расцвели, они стройны и гибки, как нежные травы, колеблемые дуновением ветра...

– Шейх, оставим это...

– Белейшими песками Лакашами, да, песками, и жар этих песков не более пламенен, чем уста моей Зизик, или Виздраили, или Моне-ши... Шерешим, Якимы и Разаженлах с глазами, как у пугливой лани... Их груди налиты соками жизни и тяжки, как те сладостные плоды, которые гнут к земле ветви благоуханных садов...

– Прекратим это, Шейх, – сказал я, изнемогая. – Я никогда раньше не бил по зубам шейхов, не хочу учиться этому и теперь. Успокойтесь... ну?

– Успокоиться... да, стать спокойным, умерить свой пыл, почувствовать, как овевает прохлада ночи бедра... прохлада... бедра... ах! Да, сэр, вы мне кажетесь человеком, способным на насилие.

– Не только кажусь, Шейх, – улыбнулся я.

Он замолчал. Но в черных пронзительных глазах я углядел – ведь на то я и детектив, правда, это была чистая случайность, – да, углядел в них пляшущие огоньки восторга, дикого веселья, а возможно, и садизма.

– Для человека, который видит меня в первый раз, – сказал я, – вы довольно быстро уловили, в чем моя слабость.

– Признаюсь, мистер Скотт. Мисс Лэйн информировала меня не только о том, что вы могли бы очень скоро избавить меня от внезапного затруднения. Она намекнула мне и на то, что почти наверняка вызовет ваш живейший интерес. Ваш пламенный интерес! Впрочем, она облекла свою мысль не совсем в такие слова.

– Не сомневаюсь. И, однако, снова Сайнара, да? В этом есть что-то странное и подозрительное.

– Я убежден, мистер Скотт, что мне удастся избежать разглашения некоторых своих тайн. Но я понимаю, что должен предоставить вам кое-какие дополнительные разъяснения. Уверяю вас, сэр, немедленное возвращение и безопасность моего гарема, – на этот раз он произнес это слово более гортанно, – для меня вопрос первостепенной важности. А может быть, и для всей моей страны, Кардизазана. Вам, безусловно, известно, где она располагается?

– Понятия не имею.

– На берегу Персидского залива... Значит, если не ошибаюсь, вы были бы не прочь заняться делом, о котором я вам только что сообщил, если бы не испытывали моральной ответственности перед другим клиентом. Не так ли?

– Да, так.

– Ну а если я смогу доказать, что мои затруднения тесно связаны с вашим нынешним делом? И что вы, вероятно, сможете заняться моим затруднением, не жертвуя своей честью? Как тогда?

– Тогда – возможно. Да, думаю, что возможно. Если я правильно понял то, что вы сказали.

– В таком случае, мистер Скотт, вы могли бы по-прежнему уделять все свое внимание тем, кто вас нанял, а попутно разыскивать мой пропавший гарем. Действуя таким образом, появляется надежда не только удовлетворить вашего работодателя, но и получить шесть мешочков золота для себя.

– У вас есть дар убеждать, Шейх. Но вы не все мне рассказали. Осталась одна неясность, одно большое "Если", и оно застит мне свет.

– Попытаюсь разъяснить. Мне известно, какое дело вы сейчас ведете, я даже знаю ваших клиентов. Во-первых, мистер Уилфер.

– Джиппи?

– Да, думаю, это Джиппи.

– Вы знаете, что в него стреляли, что его ранили и сейчас он в больнице?

– Стреляли? – Брови поднялись, черные глаза расширились и стали ярче. – Пулями?

Я улыбнулся.

– В нашей стране нет другого способа стрелять в людей и ранить их. Если только вы не имеете в виду уколы пенициллина.

В его глазах снова заплясали веселые огоньки. Но потом он нахмурился.

– Стало быть, все намного хуже, чем даже я опасался. Во-вторых, сэр, я знаю миссис Уилфер.

– Одри?

– Я знаю и о нефтяных скважинах, и особенно об одной маленькой нефтяной скважине. И о мистере Трапмэне, и о мистере Моррейне. Да и про все остальное – тоже.

– Неужели и это вам сообщила Сайнара Лэйн?

– Только кое-что. Многое, даже большую часть я знал раньше.

– Как вы познакомились с Сайнарой? Если вы действительно шейх, с походным гаремом из шести жен...

– Со всей серьезностью уверяю вас, мистер Скотт, что я шейх, Шейх Файзули.

И вновь из уст его полилась сладкозвучная невнятица, чрезвычайно похожая на то, что я уже слышал раньше.

– Собственно говоря, я – султан, абсолютный и самодержавный повелитель Кардизазана. Моя страна – член Организации Объединенных Наций. – Он назвал имя представителя и продолжал: – Вы можете с ним связаться, если желаете, позвоните по... я дам номера всех его телефонов позже. Или можете справиться в вашем министерстве иностранных дел. Или в вашем министерстве торговли. Или у самых крупных ваших деловых людей. У президента, наконец, если всего этого мало. Я подожду, пока вы будете наводить обо мне справки.

– Как я могу спрашивать о вас, если не умею ничего этого выговорить? Ни вашего имени, ни названия вашей земли обетованной? Ладно, проехали, Шейх. Допустим, я вам верю. Что дальше?

– А дальше...

Файзули обладал удивительным даром убеждения, что, я полагаю, свойственно мужчине, имеющему целые штабеля гибких и полногрудых жен и кучи мешков с золотом. Наконец он сказал:

– Право же, сэр, даже если вы считаете, что должны пренебречь всем, что я сказал, вы не должны думать, что оказались в тупике. Что на пути к выполнению вашего настоящего дела встало препятствие. Подумайте: я нашел вас здесь, в вашем доме. Но вы мечетесь, снедаемые сыскной лихорадкой, собирая улики? Или я не прав?

– Да, вы правы. Готов с вами согласиться, Шейх.

– Разве вы собирались сейчас же, сию секунду произвести расследование, невероятное по своему блеску и значению и чрезвычайно спешное?

– Я любовался рыбками.

– Любовались? Вы смотрели на них... А что они делали?

– Ну просто, знаете ли, плавали...

– Невероятно. Так почему бы не уделить и мне пару часов? Мисс Сайнара Лэйн убедила меня, что вы можете быстро разыскать моих жен, почти тотчас же. Она сказала, что среди ваших многочисленных талантов имеется один уникальный: вам особенно хорошо удается находить жен. В этом случае, сказала она, вы беретесь... нет, хватаетесь за дело с потрясающей энергией, и практически моментально добиваетесь. Она сказала, что вы неподражаемы в своем деле.

– Да, я единственный. Но откуда, черт возьми, Сайнаре знать обо всем этом? Я только вчера познакомился с этой головокружительной крошкой.

– Это не важно. Она узнала обо всем из вашего рождества.

– Какое отношение имеет к этому рождество?

– Ваше рождество... ах, простите, день вашего рождения! Я сам пока с трудом разбираюсь в этой науке.

– Так, стало быть, вы говорите о моем гороскопе? Обо всех этих дурацких кружках, закорючках и загогулинах, которые она там начертила?

– Да, именно. Начертила и говорила множество прекрасных слов. Что вы замечательный детектив, что у вас огромная работоспособность и целеустремленность, и еще многое другое, правда, это другое вовсе не показалось мне таким уж замечательным. Признаться, кое в чем я оказался разочарован...

Он нахмурился и пожевал губами.

– Увы, Шейх, не вы первый. Но, действительно, я сейчас в тупике. И не в восторге от самого себя. Собственно, я зашел к себе, чтобы немного подумать, поглядеть, как плавают рыбки, а там, может быть, решить, что делать дальше. Возможно, я провел бы за этим занятием час. Поэтому, вероятно, есть смысл в том, чтобы этот самый час ушел и на ваши проблемы.

– Так вы займетесь поисками? – Он заметно приободрился. – Вы найдете мой гарем?

– Точнее говоря, сделаю попытку. Найти? Только если повезет или случится какое-нибудь чудо... Да, чудо! Откровенно говоря, Шейх, правда в том, что я никогда бы не простил себе, если бы не воспользовался вашим предложением. Ведь это единственный в своем роде случай. Случай, который скорее всего никогда не повторится. Я презирал бы себя, если не сделал хотя бы крошечной попытки оглядеться, пошарить вокруг да около... Но, позвольте, ваше величество, один вопрос. Вы одеты в деловой костюм и не отличаетесь от других ребят, которые ходят по здешним улицам. А как насчет ваших жен? Они тоже одеты, как местные жительницы, во что-нибудь, так сказать, ненавязчивое, не бросающееся в глаза?

– Нет, только мне позволительно одеваться на европейский лад. Женщины же, все шестеро, одеты так, как подобает по обычаям нашего народа. В "гхазики" и "шуп-шупы". Лишь две из них носят покрывала, наполовину скрывающие их прекрасные лица. В моей стране женщина вольна в выборе – носить или не носить покрывало, и каждая делает этот выбор сама, сообразно своему вкусу. Носить или не носить его – в этом есть сладостный соблазн, вызов. Как обнаженность округлых щек, как нагота теплых уст...

– Опять вы за свое! – вскочил я, обрывая его, но невольно прислушиваясь, какое эхо будят во мне его слова.

– Ну если они выглядят так, то это уже другое дело, хоть не придется искать иголку в стоге сена. Меня удивляет, что всю эту орду еще не показали по телевидению.

– Иголку? Орду? Что такое "орду"?

– Не важно. Важно, что я никак не уловлю суть дела. И лучше бы вам рассказать, как же все это случилось, с самого начала. Итак, вы просто глазели по сторонам, а потом хватились, что чего-то недостает, так? Но как такое возможно – потерять целый гарем, одетый в "гхазики" и "шуп-шупы", здесь, в Южной Калифорнии?

Прежде чем ответить, Шейх Файзули попросил разрешения воспользоваться одним из моих телефонов. Позвонил в отель на бульваре Уилшир. Поговорил (разговор был кратким) и повесил трубку. Опускаясь на диван, сказал:

– Мой созревший для брачного ложа, чувственно благоуханный, полно...

– Шейх, вы опять за свое?!

– ...грудый гарем все еще не найден. Он потерян! Похищен! Конечна, у меня нет улик, нет ни единой зацепки...

– Но, может быть, Шейх, есть какие-нибудь подозрения? Вы на кого-нибудь грешите?

– Я поведаю, как это все началось. Сегодня утром мы вылетели из аэропорта в Аздраке. На двух моих реактивных самолетах. В первом был я и еще один человек, мой телохранитель. Во втором, как и положено, шесть моих жен. Мы приземлились в Лос-анджелесском международном аэропорте около десяти утра. Нас, как и было условлено, ждали два лимузина.

– Лимузины? Откуда? Чьи лимузины?

– Они были присланы отелем "Касакасбах" (Я знал это место в Беверли-Хиллз – у них было именно такое представление об арабско-марокканской экзотике) с бульвара Уилшир, потому что там я снял верхний этаж и пентхауз.

– То есть практически два этажа... Два этажа. Два лимузина. Два реактивных самолета и шесть жен... Да, Шейх, вы умеете жить. Должен это признать.

– Что верно, то верно. Лучше много, чем ничего.

– Итак, всего по паре. Нет, не всего, если учесть, что жен шесть... Шейх, вы не будете возражать, если я спрошу, сколько всего жен в вашем гареме? Иными словами, каково их общее количество, если произвести сложение?

– Сорок семь, – сказал он, потом внезапно замолчал и нахмурился. – Плюс шесть пропавших. Значит, пятьдесят три.

Он уставился невидящим взором в потолок.

– Но там, дома, да... их сорок семь. Сейчас сорок семь, если считать только тех, что остались там. Если же с этими шестью, получается пятьдесят три. А было пятьдесят пять.

– Достаточно, чтобы запутаться любому, – посочувствовал я. – Так или иначе, пропало сразу шесть. Если будет продолжаться в том же духе, вы окажетесь на мели, Шейх. Впрочем, кто-то эту мель может принять просто за маленькую отмель...

– Вы хотите услышать, как произошло несчастье?

– Несчастье? О да. Я на минуту забыл об этом. Конечно, продолжайте. Последнее, что я помню из вашего рассказа, это то, что вы сняли в отеле два этажа.

– Истинная правда. Самый верхний, который называется "пентхауз", и тот, что под ним. Увы! Нижний этаж, предназначенный для моих жен, так и остался пустым. Ах! Даже прекрасная Разаженлах с устами, как увлажненные росой бутоны, раскрывающимися навстречу... с глазами, подобными пламени...

– Да, и невероятной величины коленями. Шейх, может быть, эти малышки запаниковали и улетели обратно к евнухам?

– В аэропорте я со своим телохранителем сел в один лимузин, а мои жены – в другой, который должен был следовать за нами. Прибыв в отель, я долго ждал и не мог дождаться своих прекрасных розовогубых...

– Да, да! – перебил я его поспешно.

– Я ждал напрасно. Они не прибыли.

– А как насчет второго лимузина? Он тоже исчез вместе с женами?

– Да, как выяснилось. Были сделаны запросы... Моим телохранителем Харимом Бабуллахом.

– Бабуллах. Готов поспорить, это здоровый парень. Как бык.

– Как слон. Да, он просто великан. Ноги, как каменные столбы, руки мощные, как слоновий хобот. Грудь его обширна, как арнкукубуки богини Шакимуккмак, чей торс описан на десяти страницах Священной книги "Нукник"...

– Ни слова больше! Я запомню Бабуллаха.

– Сегодня Бабуллах повержен в печаль. Он заточил себя в покоях и рыдает. Потому что он больше чем телохранитель. Его обязанность – следить за тем, чтобы мои жены не испытывали никакой беды или скуки.

– Держу пари, что он в этом преуспевает. Или... преуспевал?

– Видите ли, высочайший долг и главная обязанность Бабуллаха – это предотвращать то, чего сегодня он не предотвратил. Теперь его могучее тело сотрясается от страха, дрожит, как желе, он ожидает кары. И, поверьте, для этого у него достаточно оснований.

– С этим нельзя не согласиться. Кто-нибудь может дать ему жестокий подзатыльник, да? Что-нибудь в этом роде?

– С ним может случиться и кое-что похуже.

– Прекрасно. Я это запомню... Ну, так на чем мы остановились? На том, что Харим Бабуллах сделал запросы. Где же он их сделал?

– В отеле. В агентстве, сдающем напрокат лимузины. Это были большие черные "линкольн-континентали". У меня в гаражах есть несколько таких. Выяснилось, что в аэропорте из двух ожидавших нас лимузинов только один принадлежал этому агентству. Второй подменили, когда подлинный был выведен из строя – его шины кто-то проткнул. Прошло целых полчаса, пока удалось его починить. Этого времени вполне хватило, чтобы какой-то злоумышленник подогнал к аэропорту такой же точно "линкольн-континенталь", усадил в него всех моих жен и исчез вместе с ними!

– Всех?

– Ну, тех, которые прибыли со мной.

Я покачал головой.

– В самом деле подозрительно, Шейх. Как вы думаете, кто мог бы учинить вам такую обиду? Есть какие-нибудь соображения по этому поводу?

– Никаких. Ни одного соображения. Это вы должны сообразить, и немедленно!

– Да. Конечно. Но все-таки подобные действия подразумевают у злоумышленника какой-то план, разработанный заранее, знание деталей. Ведь надо было подобрать соответствующую машину, точную копию заказанного вами лимузина. И если эта шалость – дело рук какого-нибудь вашего недоброжелателя, он должен был загодя подыскать убежище, где можно скрыть похищенное. Целый гарем!.. Здесь предстоит небольшое расследование, Шейх. Он ведь не мог въехать в первый попавшийся отель! – Я сделал паузу. – Полагаю, у вас есть недоброжелатели?

– Ха-ха! – ответил он. – Есть ли у меня недоброжелатели? – Затем помрачнел. – Никто – ни враг, ни друг – не знал о моем намерении приехать сюда, в эту страну. Я уже предупреждал вас, что секретность в нашем деле – это главное.

– В каком деле?

– В нашем. И это очень много значит для меня.

– Я хочу все же уточнить, в чем именно следует соблюдать секретность?

– Об этом, мистер Скотт, разговор состоится позже. Если вообще состоится. Прежде всего найдите и верните гарем. Верните его мне! А потом, может быть, я расскажу вам все остальное. Но не раньше.

Мы еще побеседовали, но Шейх представил мне только самую необходимую и весьма скудную информацию. Ничего заслуживающего внимания! Сведения, полученные в агентстве по прокату машин и в отеле, где остановился Шейх, также мало что дали. В полицию не обращались, и не обратились бы ни под каким видом, из-за "особой секретности" дела, подчеркнул Файзули.

Я уже упомянул о том, что он звонил в отель "Касакасбах". Затем Шейх регулярно пользовался моим телефоном: набирал какой-то номер, молча слушал, молча вешал трубку. Так продолжалось не раз и не два. Наконец он снова позвонил в свой отель и после недолгого разговора повернулся ко мне.

– Ничего не изменилось. Ситуация все та же! Итак, мистер Скотт, слово за вами. Как вы собираетесь действовать дальше?

– Есть кое-какие мысли. Но, пожалуйста, не дергайтесь, если я не раскопаю чего-нибудь в ближайшие час или два или если меня будут занимать дела моих клиентов – все равно наш договор остается в силе. Я дам знать, если вдруг что-то прояснится.

– Это меня устраивает. Да, устраивает... Но вы сделаете попытку?

– Да-да. Не теряйте надежды... Только дайте мне сначала осмотреться и порыскать вокруг.

К этому времени мы оба уже были готовы отправиться из отеля в это неопределенное "вокруг".