Текст книги "Перси Джексон и похититель молний"

Я пинался и отбивался. Мне и прежде приходилось драться, но у этой Клариссы хватка была железная. Она втащила меня в женский туалет. Вдоль одной стены были установлены унитазы, а вдоль другой – душевые кабины. Пахло тут как в обычном общественном туалете, и я подумал – оказывается, я еще могу думать, хотя Кларисса вцепилась мне в волосы, – что если этим местом владеют боги, они могли бы расщедриться на унитазы получше.

Подруги Клариссы заливались смехом, а я пытался найти в себе силы, которые помогли мне в бою с Минотавром, но все было без толку.

– Куда ему до Большой тройки, – сказала Кларисса, швырнув меня к одному из унитазов. – Размечтался. Минотавр, наверно, сдох от хохота над этим придурком.

Ее подружки захихикали.

Аннабет стояла в углу, закрыв лицо руками и наблюдая за нами сквозь пальцы.

Кларисса заставила меня опуститься на колени и начала пригибать мою голову к унитазу. Оттуда воняло ржавыми трубами и… короче, тем, что обычно попадает в унитаз. Я сопротивлялся и, глядя на грязную воду, думал, что ни за что не опущу туда лицо. Ни за что.

И вдруг что-то случилось. У меня возникло странное напряжение под ребрами. В трубах что-то заворчало, они затряслись. Хватка Клариссы ослабла. Струя воды выстрелила из унитаза и изогнулась надо мной дугой. В следующий миг я понял, что лежу на кафельном полу, а позади меня вопит Кларисса.

Я оглянулся и увидел, как из унитаза снова вырвалась струя и с такой силой ударила Клариссе в лицо, что та грохнулась на зад. Вода продолжала бить словно из пожарного шланга, пригвождая ее к стене.

Она отбивалась и хватала ртом воздух. Подружки хотели было помочь ей, но тут взорвались остальные унитазы, и шесть потоков туалетной воды отбросили их назад. Души присоединились к атаке, и вода вынесла камуфляжных девчонок из туалета, играя ими как отходами, которые нужно смыть.

Когда они оказались за дверью, напряжение в животе ослабло, и сантехника мгновенно успокоилась.

Весь туалет был залит водой. Аннабет тоже досталось. Она промокла до нитки, но ее не вышвырнуло на улицу. Она стояла на том же самом месте, изумленно уставившись на меня.

Взглянув вниз, я обнаружил, что сижу на единственном уцелевшем пятачке, в центре сухого круга. На меня не попало ни одной капли. Вообще.

Я неуверенно поднялся на ноги.

– Как ты… – сказала Аннабет.

– Не знаю.

Мы вышли наружу. Кларисса и ее подружки распластались в грязи, и вокруг них уже собирались зеваки. Волосы облепили Клариссе лицо. Ее камуфляжная куртка промокла насквозь и воняла канализацией. Она бросила на меня полный ненависти взгляд:

– Ты покойник, новичок. Ты труп.

Наверное, мне не следовало обращать на это внимания, но я ответил:

– Хочешь снова прополоскать горло водой из унитаза, Кларисса? Если нет – закрой рот.

Подругам пришлось ее удерживать. Пока они вели ее к пятому домику, другим ребятам пришлось уворачиваться от ее пинков.

Аннабет по-прежнему не сводила с меня глаз. Я не понимал: то ли она так потрясена, то ли злится, что я окатил ее.

– Что? – не выдержал я. – О чем ты думаешь?

– Я думаю, – сказала она, – что ты нужен мне в команде по захвату флага.

Глава седьмая
Мой ужин рассеивается как дым

Новость о том, что произошло в туалете, распространилась мгновенно. Куда бы мы ни шли, ребята показывали на меня пальцем и шептали друг другу что-то про воду из унитаза. А может, они просто разглядывали Аннабет, с которой по-прежнему ручьями текла вода.

Она показала мне еще несколько мест: кузницу (где ребята ковали собственные мечи), студию для занятий искусствами и ремеслами (где сатиры чистили песком гигантскую статую козлоногого человека) и стену для скалолазания, а точнее две стены, расположенные друг напротив друга (причем по ним катились булыжники и текла лава) и готовые в любой момент столкнуться, поэтому мешкать с подъемом не следовало.

Наконец мы вернулись к озеру с каноэ, откуда тропинка вела к домикам.

– У меня тренировка, – сухо сказала Аннабет. – Ужин в полвосьмого. Иди за остальными – и дойдешь до столовой.

– Аннабет, мне жаль, что так вышло с туалетом.

– Ерунда.

– Я не виноват.

Она скептически на меня посмотрела, и тут я понял, что и правда виноват в том, что произошло. Это я заставил струи воды взбеситься. Только не знаю как. Но туалеты мне подчинились – мне удалось как-то договориться с трубами.

– Тебе нужно поговорить с Оракулом, – заключила Аннабет.

– С кем?

– Не с кем. А с чем. С Оракулом. Я спрошу у Хирона.

Я посмотрел на озеро, гадая, получу ли хоть раз прямой ответ на вопрос.

Чего я точно не ожидал, так это того, что кто-то наблюдает за мной со дна, и у меня сердце екнуло, когда я увидел двух девчонок, сидящих под причалом, примерно в двадцати футах под водой. На них были синие джинсы и переливающиеся футболки, а в каштановых волосах, развевающихся в воде, сновали мальки. Девчонки улыбнулись и помахали мне, словно другу, с которым давно не виделись.

– Не потакай им, – предупредила Аннабет. – Наядам лишь бы с кем-нибудь позаигрывать.

– Наядам, – повторил я, понимая, что это уже слишком. – Всё. Я хочу домой.

Аннабет нахмурилась:

– Ты разве не понял, Перси? Ты уже дома. Только здесь дети вроде нас могут жить в безопасности.

– Дети с психическими расстройствами?

– Нет, «вроде нас» – в смысле не люди. По крайней мере, не совсем. Наполовину люди.

– Наполовину люди, а наполовину кто?

– Ты и сам знаешь.

Мне не хотелось этого признавать, но так и было. По ногам и рукам у меня пробежали мурашки – так иногда случалось, когда мама рассказывала об отце.

– Боги, – сказал я. – Наполовину боги.

Аннабет кивнула:

– Твой отец не погиб, Перси. Он один из олимпийцев.

– Это… безумие.

– Думаешь? А чем боги занимались в древних мифах? Влюблялись в смертных и заводили с ними детей. С чего бы за несколько тысяч лет они поменяли свои привычки?

– Но это же просто… – я чуть снова не сказал «мифы». А потом вспомнил, как Хирон говорил, что через две тысячи лет меня могут посчитать мифом. – Но если все ребята здесь наполовину боги…

– Полубоги, – поправила Аннабет. – Так принято нас называть. Или полукровки.

– А кто твой отец?

Ее рука крепче сжала перила причала. Похоже, вопрос задел ее за живое.

– Мой папа профессор в Уэст-Пойнте[12]12
  Уэст-Пойнт – военная академия в США.


[Закрыть], – ответила она. – Я не видела его с раннего детства. Он преподает историю Америки.

– Он человек.

– И что? Думаешь, только боги-мужчины могут влюбляться в смертных женщин? Ты что, сексист?

– Тогда кто твоя мама?

– Шестой домик.

– То есть?

Аннабет выпрямилась:

– Афина. Богиня мудрости и военного дела.

Ладно, подумал я, почему бы и нет?

– А кто мой отец?

– Ты еще не признан, – сказала Аннабет, – я ведь уже говорила. Этого никто не знает.

– Кроме моей мамы. Она знала.

– Может, и нет, Перси. Боги не всегда раскрывают свою личность.

– Папа бы ей рассказал. Он любил ее.

Аннабет настороженно взглянула на меня. Ей не хотелось лишать меня последней надежды.

– Может, ты и прав. Может, он пошлет знак. Только так можно узнать наверняка: твой отец должен послать знак и признать тебя своим сыном. Иногда это случается.

– А иногда, значит, не случается?

Аннабет провела рукой по перилам:

– У богов много дел. И много детей, поэтому они не всегда… Да, порой им нет до нас дела, Перси. Они просто забывают о нас.

Я вспомнил, какой мрачный и подавленный вид был у некоторых ребят из домика Гермеса. Они как будто ждали, что им кто-то позвонит, но звонка все не было. Я встречал таких детей и в Академии Йэнси. Богатые родители, которым не хотелось с ними возиться, просто запихивали их в интернат. Но боги могли бы поступать и получше.

– Похоже, я тут застрял, – проговорил я. – Значит, так и будет? Всю жизнь?

– Бывает по-разному, – ответила Аннабет. – Некоторые остаются только на лето. Если ты ребенок Афродиты или Деметры, то огромной силой не обладаешь. Монстры таких иногда просто не замечают, так что можно обойтись парой месяцев летних тренировок, а остальное время проводить в мире смертных. Но некоторым из нас покидать лагерь опасно. Мы живем тут круглый год. В мире смертных монстров будет тянуть к нам. Они нас чувствуют. Провоцируют. Маленьких они обычно не трогают, но когда полубогу исполняется десять-одиннадцать лет, он либо добирается сюда, либо погибает. Кому-то удается выжить за пределами лагеря и прославиться. Поверь, тебе знакомы их имена. Некоторые даже не подозревают, что они полубоги. Но таких очень-очень мало.

– Значит, сюда монстры не могут пробраться?

Аннабет покачала головой:

– Только если кто-нибудь не спрячет их в лесу или специально не призовет их.

– Зачем кому-то призывать монстра?

– Чтобы потренироваться. Или подшутить над кем-нибудь.

– Подшутить?

– Суть в том, что границы не пропускают сюда смертных и монстров. Смертные видят на месте лагеря обычную долину и земляничную ферму.

– Получается… ты живешь здесь круглый год?

Аннабет кивнула. Она достала из-под ворота футболки кожаный шнурок с разноцветными глиняными бусинами. Точно такой же я видел у Луки, только у Аннабет на шнурке висело еще большое золотое кольцо, похожее на перстень выпускника колледжа.

– Я здесь с семи лет, – сказала она. – Каждое лето, в августе, в конце обучения мы получаем бусину за то, что пережили еще один год. Я провела здесь больше времени, чем большинство старост, а они все учатся в колледже.

– Как ты оказалась здесь так рано?

Она покрутила кольцо на шнурке:

– Это тебя не касается.

– Ясно. – Повисла неловкая пауза. – Значит… если я захочу, то могу прямо сейчас уйти отсюда?

– Это самоубийство, но ты можешь, если получишь разрешение мистера Ди или Хирона. Но они не дадут разрешения до конца летнего обучения, если только…

– Если только?

– …тебя не решат отправить в квест. Но такое случается крайне редко. В последний раз… – Она замолчала. По ее тону я понял, что в последний раз все закончилось плохо.

– Когда я болел, – сказал я, – а ты кормила меня этой штукой…

– Амброзией.

– Да. Ты спросила про день летнего солнцестояния.

Плечи Аннабет напряглись:

– Так ты все же что-то знаешь?

– Вообще-то… нет. В прошлой школе я подслушал, как Гроувер говорил об этом с Хироном. Гроувер упомянул день летнего солнцестояния. Мол, у нас время на исходе. Что это значит?

Она сжала кулаки:

– Хотела бы я знать. Хирон и сатиры в курсе, но они мне не говорят. На Олимпе что-то случилось, что-то очень нехорошее. Но когда я была там в последний раз, мне показалось, что все нормально.

– Ты была на Олимпе?

– Некоторых ребят, живущих здесь круглый год, как Лука, Кларисса и я, водили туда на экскурсию в день зимнего солнцестояния. В это время боги устраивают ежегодный большой совет.

– Но… как вы туда добрались?

– По железной дороге Лонг-Айленда, как же еще? Доезжаешь до Пенсильванского вокзала, заходишь в Эмпайр-стейт-билдинг и поднимаешься на специальном лифте на шестисотый этаж. – Она посмотрела на меня с таким видом, будто я обязан это знать. – Ты ведь из Нью-Йорка?

– Да, конечно.

Насколько мне известно, в Эймпайр-стейт-билдинг всего сто три этажа, но я решил об этом промолчать.

– После той экскурсии, – продолжала Аннабет, – погода стала чудить, словно боги начали ссориться. Пару раз я слышала, как шепчутся сатиры. Но поняла только, что было украдено нечто важное. И если его не удастся вернуть до дня летнего солнцестояния, будет очень плохо. А потом появился ты, и я надеялась… Понимаешь… Афина ладит почти со всеми, кроме разве что Ареса. И конечно, они с Посейдоном соперничают. Но в остальном, я думала, мы с тобой сможем объединить усилия. Мне казалось, ты что-то знаешь.

Я покачал головой. Мне хотелось ей помочь, но я так проголодался, устал и был переполнен эмоциями, что не мог задавать больше вопросов.

– Я должна получить квест, – пробормотала себе под нос Аннабет. – Не такая уж я маленькая. Если бы они только рассказали мне, в чем дело…

Откуда-то запахло жареным мясом. Аннабет, наверное, услышала, как урчит у меня в животе. Она велела мне идти и сказала, что потом мы еще увидимся. Я оставил ее на причале. Она водила пальцем по перилам, словно чертя план битвы.

Ребята в одиннадцатом домике болтали и валяли дурака в ожидании ужина. Я впервые заметил, что многие из них похожи: остроносые, с высокими бровями и озорной улыбкой. Таких детей учителя обычно считают сорвиголовами. К счастью, на меня никто не обращал особого внимания, и я с рогом Минотавра в руках спокойно пробрался к своему месту и плюхнулся на пол.

Ко мне подошел староста Лука. Он был похож на других детей Гермеса. Сходство нарушал шрам на правой щеке, но улыбка его выдавала.

– Нашел тебе спальный мешок, – сказал он. – И стащил туалетные принадлежности из магазина.

Может, насчет последних он и пошутил, понять было невозможно.

– Спасибо, – поблагодарил я.

– Не вопрос. – Лука сел рядом, прислонившись к стене. – Трудности в первый день?

– Мне здесь не место, – ответил я. – Я даже в богов не верю.

– Ну да, – кивнул он. – Никто поначалу не верит. А стоит начать верить – и что? Легче от этого не становится.

Горечь в его голосе удивила меня, ведь Лука казался веселым парнем. Глядя на него, можно было подумать, что ему по плечу что угодно.

– Значит, твой отец Гермес? – спросил я.

Он достал из кармана складной нож, и на миг мне показалось, что он ударит меня, но он просто счистил грязь с подошвы сандалии.

– Ага. Гермес.

– Вестник в крылатых сандалиях.

– Точно. Вестники. Медицина. Путешественники, торговцы, воры. Все, кто пользуется дорогами. Поэтому ты и оказался здесь, в гостеприимном одиннадцатом домике. Гермес не слишком разборчив в том, кому покровительствовать.

Я знал, что Лука не хотел меня обидеть. Он просто ушел в свои мысли.

– Ты когда-нибудь встречался с отцом? – спросил я.

– Один раз.

Больше вопросов я не задавал, понимая: если бы он захотел рассказать мне об этом, то рассказал бы. Но судя по всему, он не захотел. Может, эта история была как-то связана со шрамом на его щеке?

Лука посмотрел на меня и вымученно улыбнулся:

– Не волнуйся, Перси. Ребята в лагере по большей части отличные. В конце концов, мы все большая семья, ведь так? И заботимся друг о друге.

Похоже, он понимал, что я совершенно растерян, и я был ему благодарен: ведь парню его возраста – хоть бы и старосте – не пристало общаться с таким лузером-малолеткой, как я. Но Лука пригласил меня в свой домик и даже украл для меня туалетные принадлежности – ничего приятнее для меня сегодня никто не делал.

Я решился задать ему последний вопрос, очень важный, целый день не дающий мне покоя:

– Кларисса из домика Ареса смеялась над тем, что я недотягиваю до Большой тройки. И Аннабет… она два раза сказала, что я мог быть «тем самым». Что это значит?

Лука сложил нож:

– Ненавижу пророчества.

– Ты о чем?

Вокруг его шрама пролегли морщинки.

– Скажем так: я подпортил жизнь остальным. Последние два года, с тех пор как я провалил поход в сад Гесперид, Хирон никого не отпускает в квесты. Аннабет до смерти хочется отправиться за границы лагеря. Она достала этим Хирона, и как-то раз он сказал, что знает ее судьбу. Оракул дал ему пророчество. Хирон не стал раскрывать карты, но сказал, что ей пока не суждено отправиться в квест. Аннабет должна дождаться, пока… в лагере не появится некто особенный.

– Особенный?

– Не заморачивайся, парень, – сказал Лука. – Стоит новичку пересечь границу лагеря, как Аннабет думает, что это ее долгожданный знак. А теперь пошли, время ужина.

Едва он это сказал, как вдалеке прозвучал горн. Почему-то я был уверен, что трубили в раковину, хотя никогда прежде не слышал такого звука.

– Одиннадцатый, стройся! – громко скомандовал Лука.

Весь домик – около двадцати человек – высыпал в общий двор. Мы выстроились по старшинству, и я, понятное дело, оказался последним. Наружу стали выходить обитатели и других домиков, кроме трех пустых в конце и восьмого домика, который при дневном свете не был ничем примечателен, но сейчас, с заходом солнца, начал светиться серебром.

Мы поднялись по холму к обеденному павильону. С поляны к нам подтянулись сатиры. Из озера вышли наяды. Другие девчонки вышли из леса, причем в прямом смысле: я видел, как от ствола клена отделилась девочка лет девяти и вприпрыжку поскакала вверх по склону.

В общем, тут было около сотни ребят, несколько десятков сатиров и дюжина разных нимф и наяд.

В павильоне вокруг мраморных колонн зажгли факелы. В центре пылала огромная жаровня размером с ванну. У каждого домика был свой стол, накрытый белой скатертью с фиолетовой полосой по краю. Четыре стола пустовали, зато за столом одиннадцатого домика уместилась целая толпа. Мне пришлось устроиться на краешке скамьи, причем половина моего зада осталась висеть в воздухе.

Я заметил Гроувера, который сидел за двенадцатым столом вместе с мистером Ди, несколькими сатирами и двумя пухлыми мальчиками, очень похожими на директора. Хирон стоял в стороне: стол для пикника был слишком мал для кентавра.

Аннабет сидела за шестым столом вместе с серьезными спортивными ребятами, у которых были такие же, как у нее, серые глаза и медового цвета волосы.

Кларисса оказалась позади меня, за столом Ареса. Похоже, она забыла о том, что случилось, потому что вовсю хохотала и рыгала вместе с друзьями.

Наконец Хирон ударил копытом по мраморному полу павильона, и все замолчали. Он поднял стакан:

– За богов!

Все остальные тоже подняли стаканы:

– За богов!

Появились лесные нимфы с блюдами, на которых было полно еды: виноград, яблоки, земляника, сыр, свежий хлеб и да – жареное мясо! Мой стакан опустел, но Лука подсказал:

– Скажи ему, чего ты хочешь. Только не алкоголь, конечно.

– Вишневая кола, – сказал я.

Стакан наполнился шипучей карамельной жидкостью.

Тут мне в голову пришла идея:

– Синяя вишневая кола.

Шипучка окрасилась в ядовито-кобальтовый цвет.

Я осторожно сделал глоток. То, что надо. И выпил за маму.

Она не умерла, сказал я себе. По крайней мере, не навсегда. Она в Подземном мире. И если правда существует такое место, значит, однажды…

– Держи, Перси, – сказал Лука, подавая мне блюдо с копченой грудинкой.

Я положил грудинку себе на тарелку и уже хотел приняться за еду, как вдруг заметил, что все встают и несут свои тарелки к жаровне в центре павильона. «Может, пошли за десертом?» – подумал я.

– Пойдем, – позвал меня Лука.

Приблизившись к жаровне, я понял, что все берут что-нибудь с тарелки и бросают в огонь: самую спелую земляничину, самый сочный кусок говядины, самую теплую, блестящую от масла булочку.

Лука шепнул мне:

– Ритуальные жертвы богам. Им нравится запах.

– Шутишь?

Он серьезно посмотрел на меня, но мне просто не верилось, что бессмертному всемогущему существу может понравиться запах горелой еды.

Лука подошел к огню, поклонился и бросил в пламя гроздь крупного красного винограда.

– Гермес.

Настала моя очередь.

Знать бы еще, имя какого бога произнести.

Наконец я взмолился про себя: «Кем бы ты ни был, ответь мне. Прошу».

Я взял большой кусок грудинки и бросил в огонь.

Когда до меня долетел запах дыма, смеяться расхотелось.

Вопреки ожиданиям, я не ощутил запаха горелой еды. Пахло горячим шоколадом, свежим печеньем, гамбургерами на гриле, полевыми цветами. К этим ароматам примешивались другие, и все они должны были спорить друг с другом, но удивительным образом сочетались. Я был готов поверить, что боги могут питаться таким дымом.

После того как все вернулись за столы и закончили ужин, Хирон снова топнул копытом, призывая к вниманию.

Мистер Ди, тяжело вздохнув, встал:

– Да, наверное, я должен поприветствовать вас, детишки. Что ж, привет. Наш директор Хирон, ответственный за мероприятия, говорит, что следующий захват флага назначен на пятницу. Пока же лавры принадлежат пятому домику.

За столом Ареса радостно завопили мерзкие голоса.

– Лично мне, – продолжал мистер Ди, – плевать на это, но поздравляю. Да, еще у нас в лагере сегодня появился новичок. Питер Джексон.

Хирон тихо сказал ему что-то.

– А, ну да: Перси Джексон, – поправился мистер Ди. – Точно. Ура и все такое. А теперь бегите к своему дурацкому костру. Вперед.

С радостными криками все помчались к амфитеатру, где под руководством домика Аполлона начали петь. Мы пели о богах, ели сморы и дурачились. И вот что интересно: на меня больше никто не пялился. Я был дома.

Позже вечером, когда искры от костра, кружась, стали подниматься в звездное небо, горн загудел опять, и мы все направились обратно к домикам. Я представить себе не мог, как сильно устал, пока не рухнул на принесенный Лукой спальный мешок.

Пальцы сомкнулись на роге Минотавра. Я вспомнил о маме, но без горечи: я думал о ее улыбке, о сказках, которые она рассказывала мне в детстве на ночь, о том, как она велела не давать постельным клопам кусаться.

Стоило мне закрыть глаза – и я провалился в сон.

Это был мой первый день в Лагере полукровок.

Знать бы тогда, как недолго мне придется наслаждаться пребыванием в новом доме.