Текст книги "Я красива. Я умна. Я кусаюсь"

Ринат Рифович Валиуллин
Я красива. Я умна. Я кусаюсь
Сборник рассказов

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

В книге присутствуют упоминания социальной сети (Instagram) относящейся к компании Meta, признанной в России экстремистской и чья деятельность в России запрещена.

© Р. Валиуллин, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

* * *

Тонкие стены

За девушкой надо ухаживать. То, что ты пишешь ей день и ночь, еще ничего не решает, считай, что ты просто заполняешь анкету, чтобы устроиться к ней на работу.

Мы спотыкаемся там, где влюбились, мы падаем, где нас бросили, мы пытаемся подняться там, где нас любили. Меня зовут Миранда. Итак, я потеряла работу. Общество в лице директора небольшого издательства сказало, что больше не нуждается в стенографистках. Я почувствовала себя Америкой в эпоху глубокого кризиса, душа моя была разбита на штаты, в каждом из которых случилась своя внештатная ситуация, все, что соединяло их, это только желание как можно быстрее чем-то заполнить эту озоновую дыру. Я нервничала, я переживала, но как такое пережить, в результате то и дело выходила из себя. Мой психолог, которого я, похоже, уже достала, однажды положил меня обратно одной фразой: «Кем вы работали? Стенографисткой. Вот идите и пишите свои стены».

Благо мне было куда идти. Небольшая квартирка в панельном доме, которая досталась мне от бабушки, как-никак, но грела. Я вышла на балкон, посмотрела на новый красивый дом напротив, террасы которого поблескивали уютным оранжевым стеклом, и тот казался некой близкой мечтой, где я хотела бы оказаться. «Дом тоже способен обнять» – было написано на большом баннере одной из террас. В Испании все знали компанию Alegria, все недвижимое под ее чутким руководством вдруг становилось движимым и перспективным, а теплое имя как нельзя лучше внушало, что смысл жизни заключается в радости. Именно так переводилось с испанского название фирмы. Я подняла глаза чуть выше и увидела мужчину, который курил на террасе. Он был в одних трусах. Вид его был а-ля беззаботный сегодня и уверенный завтра; я оперлась о перила и смотрела на него, будто пыталась спросить: «Как вам там живется, в мечте?»

Мужчина в ответ почесал свое причинное.

«Все заеби…» – прочла я в его жесте и продолжила немой диалог.

Еще бы, в таком прекрасном доме – что он мог еще ответить.

«Как вам это удалось?»

Мужчина выпустил дым в небо.

Умеете очень хорошо пускать дым в глаза… По крайней мере честно. А то начал бы про то, что для этого надо много работать, сразу стало бы скучно.

«Раз вы такой умный, может, вы знаете, что такое писать стены?»

Мужик почесал голову, затушил сигарету и исчез.

«Думай сама», – перевела я.

Все мужчины одинаковы, когда у них нет готового ответа на поставленные вопросы, они уходят.

Она представила на минутку себя рядом с этим мужчиной в трусах, что она его жена, которая не любила его, просто осталась с ним ради удобств. Стало немного не по себе.

– Может, займемся любовью?

– Безответная тебя устроит?

Так сразу захотелось ему ответить. Секс с нелюбимым человеком – что может быть хуже? Ничего… пожалуй, ничего у нас не выйдет. Придется самой. Ни в коем случае не хотелось быть от кого-то зависимой. Даже ради такой квартиры.

«В одном ты прав, мужик: чтобы осуществить мечту, надо хорошенько подумать. Заболталась я с тобой, пойду думать, анализировать, не спать», – еще раз окинула я взглядом мечту и вернулась в свою конуру с тонкими стенами. Стены действительно будто бумажные. Слышимость идеальная. Мне казалось, я слышала все квартиры сразу. Это было одной из причин того, что хотелось переехать в дом напротив, где стены внушали доверие. Здесь же все доверительные разговоры становились легкой добычей соседей. За стеной ругались, там кипела настоящая жизнь.

– Хватит уже кричать, дорогая. Может, кофе?

– Кофе? Это все, на что ты способен.

– А ты?

– Кажется, с тобой я была готова на все, но все никто так и не предложил.

– Раньше ты говорила, что тебе много не надо, тебе надо с чувством.

– Да, много не надо, мне нужно все.

Это диалог за стенкой спальни занимал Миранду. Она уже прекрасно знала эти голоса. Мужчина и женщина. Парочка так красиво ругалась, что можно было записывать. Но ей было некогда, потому что надо было приготовить обед.

Миранда прошла на кухню и достала из холодильника курицу.

– Какая же ты курица.

– Сама ты курица.

По голосу ссорились две сестры, она их знала, потому что часто видела во дворе вместе с матерью. Одна из куриц была чуть старше. Они все время ругались. Именно из-за этого у меня частенько пригорал обед. Заслушивалась.

Было в ругани что-то притягательное, но жутко неудобное, от чего хотелось избавиться, как от камешка в ботинке. Скорее всего, им было все равно, слышит их кто-то или нет.

– Мне все равно, что ты обо мне думаешь.

– Ты все время искажаешь смысл моих слов.

– Я не думаю, если ты об этом. О своем друге. Но зачем ты привела его в дом, да еще спала с ним на моей постели?!

– Все это напоминает мне сказку «Три медведя».

– Их было трое? Вот это поворот.

– Я же говорю, что ты все время искажаешь мои слова и не только слова, но и мысли. Это была чистая любовь, если ты хочешь знать.

– Ну, конечно, а постель грязная. Любовь чистая, а постель грязная.

– Хватит завидовать, Хулия. Я же не виновата, что ты все еще в девках.

– Мне никто не нужен. Разве я виновата, что не могу провести вместе с парнем и дня, не сказав ему правды, от которой он меня возненавидит. Я не могу сидеть и молчать, как некоторые. Да, прежде чем тащить человека в постель, мне надо с ним поговорить, узнать его ближе.

– Романтика – это твое кредо.

– Вот и не отнимай.

– Я должна с этим смириться.

– Нет, ты должна мне три евро.

– За что?

– Ровно столько я потратила на стирку белья.

– Хорошо.

– Ничего хорошего. Знаешь, какая я была злая на тебя. Я так любила тебя. Для меня был полным разочарованием этот проходимец.

– Если ты хочешь ударить меня, сделай это… Но я должна тебя предупредить, где гарантии, что я не начну получать от этого удовольствие.

– Ах ты, зараза. Ты всегда знаешь, как выкрутиться.

Миранда поставила курицу и вернулась в зал. Там шел футбол. Она пыталась сосредоточиться на том, как ей жить дальше, что делать. Она по инерции вставила в свою печатную машинку листок и провела руками по клавишам.

* * *

– Можно сделать потише?

– Нет. Принеси лучше пива.

– Я тебе не официантка, а ты не в баре.

– С тобой всегда было трудно.

– Можно подумать, что с тобой легко.

– Можно просто помолчать.

– Да, можно не думать.

Для Миранды это была знакомая история. Ее дед тоже был заядлым болельщиком. В те самые дни матчей в стране царил футбол, матч за путевку на ЧМ. Все, как придурки, прилипли к экранам, будто этот матч был для них важней всего на свете, важней их личной жизни. Даже не финал, ощущение было такое, что если наша команда проиграет, наступит конец света. Все собрались в барах, в холлах гостиниц, где стоял большой телевизор. Настолько большой, что можно было запросто забежать в него и оказаться на поле. В первом ряду сидел директор базы и тренеры. Две команды гоняли между собой мяч, пытаясь как-то его прикормить, приручить, чтобы после затащить в ворота соперника. Все орали как ненормальные, едва мяч приближался к чужим воротам. Страна играла в футбол. Болела хорошо, играла плохо. Дед смотрел футбол дома, все время с досадой размахивал руками после очередного промаха наших. Бабушка смотрела на него снисходительно, но никак не хотела снизойти, тем самым лишний раз подчеркивая, что мы здесь теряем время. Могли бы заняться чем-нибудь приятным.

– Ты куда?

– К любовнику.

– Зачем к любовнику? – весь поглощенный матчем спрашивал дед.

– Чтобы любил.

– А я что, разве не люблю?

– Ты любишь футбол.

– Слушай, это же только один раз в жизни бывает такой матч.

– Я тоже один раз. Или ты думаешь, таких, как я, завались?

– Я не думаю.

– Не думай дальше, пошла я.

– А как же футбол?

– Никак.

– Если ты в магазин, купи пива.

– Ладно. Пошли, Миранда.

– Миранда, слышишь меня или нет? Шевелись! О чем ты все время думаешь? – будто услышала голос бабушки Миранда, все еще сидя перед чистым листом бумаги. Начать с чистого листа не получалось. Тем более что наши забили гол. Дом закричал и запрыгал. А потом через несколько минут наступила тишина. Видимо, пропустили.

В памяти всплыл летний лагерь, соревнования в бассейне, где все тоже шумели и галдели, поддерживая своих, все, кроме тренера нашей команды по плаванию, колоритного лысоватого мужчины в красной майке и с секундомером на шее. Он сидел на трибуне и смотрел на нас обреченно. Выражение его лица выглядело нецензурным, настолько красноречивым, будто соревновалось в красноте с футболкой. Открытым текстом читалось, что нам в случае поражения будет лучше утопиться с горя, чем видеть горе его. Я уже знала, что если мы выиграем, то он напьется, а если проиграем, то он напьется так, что неделю его не будет видно на горизонте.

Я увидела, как позади него появилась Грета, вот что мне подсказывало сердце. Она помахала мне рукой и села рядом с Дэном, я тоже помахала ей в ответ. Между теми махами, которыми я пыталась еще сильнее разогреть свое тело, а скорее всего движениями этими мне хотелось быстрее подогнать к финишу Хорхе, который все еще боролся там на середине бассейна со стихией. Конечно, ему было сложно, он ковырялся еле-еле, будто у него не было одной руки.

Возможно, если бы он мог видеть, что сейчас рядом с Гретой рассаживались еще несколько подружек-гимнасток, среди которых была и Сальма, по которой он сох (даже сейчас, будучи в воде), хотя шансов у него не было никаких, она – дочка директора центра. Девочка симпатичная, но заносчивая, а голова у нее была завалена всякой ерундой. С ней можно было провести некоторое время, пока она не начнет совать свой длинный нос (нос у нее действительно был длинноват, но длинные ноги все компенсировали) в дела людей, которых ты знать не знаешь. Знай он, что она сейчас смотрит на него, он начал бы по обыкновению сохнуть, и, возможно, ему было бы легче плыть.

Ах, как же нам не хватало сейчас этой легкости, потому что две соседние дорожки уже плыли кролем и разрыв между нами, между нашим брассом и их кролем, теперь начал увеличиваться с геометрической быстротой. Все равно что лягушка пыталась догнать окуня и щуку.

Я уже стояла на тумбочке и видела в воде человека в плавательных очках и в синей шапочке, который приготовился к прыжку, будто вот-вот хотел наброситься на меня, когда Хорхе вытянулся в последний раз.

Едва он коснулся бортика, я вылетела с тумбочки, насколько это было в моих силах. Прохладная пучина поглотила тело, я сделала несколько мощных движений тазом, будто пыталась проникнуть, протиснуться в самую сущность воды, в ту невесомость, где тело мое стало космическим.

Так прошло лето, потом осень, потом зима, весна, снова лето. Снова я вышла на балкон и встретила мужчину в трусах и с сигаретой, который теперь стоял рядом и курил на соседней террасе. Он многозначительно посмотрел на меня:

– Как вам это удалось?

– Вы про книгу?

– Гм, – замялся мужчина.

– Я сама не знаю. Мне до сих пор не верится, что можно проснуться однажды знаменитой. Я думала, что такое бывает только в американских фильмах.

– Нет, как вы оказались здесь? Вы же недавно только были в доме напротив. А теперь в моем.

– А, извините, я думала вы из… В общем… Не важно. Если вы об этом. О доме. Так два года прошло.

– Два года? Не может быть. А что за книга?

– Ну, это долгая история.

– Я так понимаю, теперь мы соседи, так что время есть.

– Вижу, у вас его прямо вагон.

– Да вы не обижайтесь. Я правда про книгу ничего не знаю. Практически не читаю.

– Я тоже не знаю, с чего начать.

– С самого начала.

– Меня уволили, я была стенографисткой, а печатать жуть как хотелось, но что? Я начала слышать то, что говорят стены.

– Стены?

– Один добрый человек мне посоветовал. Если бы вы знали, какие в том доме были стены.

– Знаю. Здесь железобетон. Ни писка от меня не услышите.

– А там стены тонкие настолько, что все жизни как на ладони, причем в каждой комнате своя. Вот я их и записала. Потом дала почитать подруге. Та без моего ведома отнесла рукопись своему другу, редактору одного из издательств. В один прекрасный день вдруг звонок. Приятный мужской голос приятно удивляет меня и предлагает контракт на книгу.

– Похоже на сказку.

– Не, сказка была потом. Когда книга вышла, сначала небольшим тиражом, потом еще и еще, будто шаги на пути к мечте. Пока я вдруг ясно не ощутила, что ее уже можно достать рукой и потрогать.

– А какая была мечта?

– Переехать в этот дом. Я продала свою квартиру, добавила гонорар – и вуаля, вот я здесь, рядом с вами. В доме с оранжевыми террасами.

– Аллилуйя!

– Алегрия, – с улыбкой парировала я.

– Чудеса. А я выходил покурить, а вас все нет и нет. Вы, оказывается, вся в делах. Деловая женщина.

– Скучали?

– Еще как скучал. Даже бросил курить, – затушил сигарету мужчина.

– Бросили?

– Да, бросал много раз, – бросил он окурок в свою пепельницу.

– Ну и как?

– Не помогло. Вы так и не вышли ни разу.

– Не люблю большие дистанции.

– Так вы работали над ее сокращением?!

– Просто хотела разглядеть вас поближе, – рассмеялась Миранда.

– Тогда, может быть, кофе?

– А крепче ничего нет?

– Есть. Чувства.

– Тогда лучше кофе.

8 Марта

Анна всегда появлялась внезапно, в самый неподходящий момент, словно это был не момент вовсе, а автобус, которого давно не было. Ты стоишь на остановке, а он все не подходит и не подходит; ты ждешь этот самый момент, когда перед тобой откроются двери, ты войдешь, тебе станет тепло и хорошо. Такие моменты надо ценить и помнить, вешать дома в рамке на стену и иногда стирать с них пыль.

Я снимал квартиру на куличках Москвы с Ириной, беременной Мартой. Марта внутри, март снаружи, и даже не просто март, а 8 Марта. Единственный день марта женского пола. Отношение женщин к Женскому дню особенное. Цветы, как положено, уже воткнуты в вазу, как в самолюбие твоей женщины, и уже дали корни. Откупорена бутылка вина, какие-то фрукты облагораживают ее. Мы в постели разводим нежности. В этот самый момент она позвонила из Италии:

– Ну давай поздравляй.

– Поздравляю! С Международным женским днем, – вспомнил я королеву в черном. И мне захотелось сделать ей шах. Но получился мат.

– Ты не любишь меня.

– Я знаю.

Успех этой женщины был предопределен тем, что она никогда не ждала подарков от судьбы, будь то Новый год или 8 Марта. Ей не нужны были ни цветы, ни слова, ни мужчины. Ей нужна была она сама. Песни – наверное, это было тем единственным, что могло нас соединять. Мотивы таких отношений закладываются где-то в голове, а потом появляются некой навязчивой мелодией. Ходишь, напеваешь их, пока она не пропадет.

– Может, в Питер махнем? – быстро пришла в себя королева, поправив волосы.

– Назови мне хоть одну причину.

– У меня два билета.

– Это меняет дело, – хотел я сказать «тело», но сдержался. Рука моя все еще обнимала жену.

Мы договорились встретиться в Питере. Лучшее место для встреч. Романтическая крепость из гранита, где можно было проверить отношения на климат. Наладить мосты, развести, снова свести и плюнуть с них на все.

Анна, как всегда, позвонила неожиданно. Я разговаривал с ней лежа в постели с Ириной в гостинице «Советская». Суть этого разговора можно было описать одним припевом: «Пить или не пить, вот в чем вино». Снова знакомая мелодия начала звучать в моей голове.

Через несколько дней Анна прилетела в Питер. На этот раз привезла мне брюки, рубашку и галстук. Пришлось померить. Анна смотрела на меня влюбленными глазами и спрашивала Ирину: «Ну как, он тебе нравится в этом наряде?» – «Да, – отвечала Ирина, – был бы только немного повыше».

«Выше только звезды, только со мной, – оценивала свой подарок на мне Анна. – Я сделаю из тебя звезду».

В общем, слово она сдержала. Я стал звездой, при этом она не забывала навести ей блеск, придать мне лоску при каждом удобном случае. Но этот случай вряд ли можно было назвать удобным.

Народная

Если женщина прилетает к тебе в Днепропетровск образца 1986 года, в год чернобыльской аварии, значит, ей можно доверять. Что у нее к тебе не только дело, но и чувства. Можно любить, можно не любить, но при этом доверять. Иногда доверие выходит на первое место, недаром сначала вера, потом надежда, а уже после любовь. Как это по-женски. В моем случае все немного иначе: сначала любовь, хотя можно и без нее, потом вера, да, Вера будет потом, а надежда чем-то напоминает мечту, стоит ей только сбыться, будто сбыл частицу своей души. С надежды какая прибыль?

Хотя женщина сама по себе – это уже авария. Она случилась как признание, прилетела как ветер, как рыжий осенний лист, как открытка, которую ты не ждал, но получить было приятно. Я буду вечно признателен Анне за то, что благодаря ей я узнал, что такое заграница и настоящий минет. Она женщина с большой буквы, с которой у меня не могло быть чего-то постоянного. Но как хозяйке положения я мог доверить ей свое хозяйство.

У меня были концерты в Днепропетровске, когда она решила меня навестить, прилетела и поселилась в гостинице «Днепропетровск». Здание было пришвартовано к берегу Днепра. Выглянешь в окно – там сильная, здоровая река, течением которой уносит все твои нездоровые мысли. Честно сказать, их после такого напряженного графика (я тогда работал по два концерта в будни и по три в выходные) не оставалось. Сплошная «Лунная ночь на Днепре». Даже Луна как у Куинджи, копия которой повешена в Русском музее в Санкт-Петербурге. Посмотришь на нее, повоешь. Глядишь – полегчало.

После второго концерта стильное черное платье встречало гостей в трехкомнатном люксе. Дама Пик, она угощала коньяком и шоколадными конфетами. Гостями были мы с братом. Он сказал, что черное ей к лицу, что она в нем неплохо выглядит.

«Неплохо», конечно, ей не подходило ни по званию, ни по самолюбию. Я мысленно крутанул ее в фуэте, сравнив с танцовщицей Людой, белой высокой тонкой гитарой моего гастрольного тура, героиней (героиной) моего концертного романа, и промолчал. Иногда молчание красноречивее всяких комплиментов. Просто не все умеют им пользоваться. Я уже умел. Паузы – вот что является мерилом мастерства для артиста. Откуда мне было знать, какая меня ждет начинка под этим шоколадом.

Некоторое время они еще покрутили фуэте вместе, будто соревновались, кому из них быть королевой. Но платье было одно, и оно было на Анне.

Скоро Люда испарилась в облаках своего легкого отношения к жизни. Она была легким вином, а здесь все серьезно, здесь коньяк. Словно дежурный по юмору, весь вечер Анна метала свои дежурные шутки, которыми она могла сразить кого угодно, только не меня, успевшего их наслушаться за последние два месяца. Я поливал их коньяком и заедал шоколадными конфетами. Во рту был ликеро-водочный завод, в голове эстрадно-симфонический оркестр никак не мог настроить инструменты на какой-нибудь знакомый мотив. Не было никаких мотивов, ради чего все это, будто кто-то забыл подключить конец. Было впечатление, что мы не только пели под фанеру, но и улыбались. Скоро коньяк начал хоть как-то попадать в ноты.

Когда мы остались одни, народная артистка СССР повела меня в спальню и уложила на кровать. «Дамы приглашают кавалеров». Это было похоже на медляк, в котором вела она. Я понятия не имел, куда, зачем и как это делают народные артисты. Но теперь я начал понимать, за что они народные – они знали, как это делать с народом.

Я лежал и не сопротивлялся. Наконец из оркестровой ямы начали выходить членораздельные звуки. Приятный мотив играл в голове все отчетливее, настроение поднималось, как торжественный флаг на линейке. На рейке развевалась всеми цветами удовольствий, став из крайней, бескрайняя плоть. Казалось, Анна нашла родник и хотела выпить меня залпом, она взяла меня не снимая платья. Королева всегда должна оставаться королевой.

Чувствовал ли я себя королем? Скорее, у нас был союз: ее прихоть, моя похоть. Она повелевала так искусно, что мне даже не приходилось подчиняться. Рабство это было приятным.

Оставаясь рабом любви, я ощущал, как во мне рождается этот дух свободы, как с каждым мгновением он все яростнее рвется наружу. «Вот откуда народные революции, восстания, когда долго сосут, из людей свобода рвется наружу», – самодовольно улыбался я про себя. Меня накрывало какой-то прекрасной волной, пока я думал, как неплохо у нее получается, и сочинял в уме песню.

Революция свершилась. Некоторое время я пребывал в теплом море любви. Продолжения, слава богу, не последовало. Королева получила все, что хотела, она молча лежала и смотрела на меня из-за черных кулис платья. По умолчанию я встал, застегнул штаны, спокойно вышел из ее номера и направился в свой.

Там меня ждал второй акт пьесы. А именно литовская красавица Люда, которая так к лицу была этой постели, как оказалось, не прекращала крутить свои фуэте, просто я о ней на время забыл. Это вышло продолжением банкета. Будто танцовщица вылезла из того шоколадно-коньячного торта, чтобы утешить мужчину после минета. Какой приятный сюрприз, добрый секс. В отличие от утра. Оно не было добрым.

– Кто это может быть? – разбудила меня нехотя Люда, мысленно открыв дверь.

– Не знаю.

«Черт, неужели, Анна? – испугался я. – Сейчас грянет буря, – спрятался я под одеяло. – Что ее дернуло в такую рань?» – подумал я про себя.

– Доброе утро, не правда ли.

– Не правда, – узнал я голос мамы. Мама отдыхала здесь недалеко в Трускавце. Она приехала неожиданно, и мне пришлось их познакомить.

– Тебе еще не надоели тощие блондинки? – спросила мать, когда Люда смывала следы ночи в ванной.

– Надоели, – вспомнил я Даму Пик. – Давно хочется чего-то простого, народного.