Текст книги "Ставка на Водолея"

Глава III

Горин

18 февраля 200… г.

– Фантастика! – выдохнул я, положив на рычаг трубку. Самое удивительное – разговор толком ничего не прояснил.

Михаил Данилович, гость из Москвы, как представился таинственный абонент, лишь записал мой адрес, не забыв подробно расспросить об ориентирах, так как в Пятигорске он впервые. Понял одно – через час меня приедут поздравлять.

«Грабители? – мелькнуло озарение. – Бред!» Стоимость газетной площади, на которой «вывешено» объявление, в несколько раз превышает мое месячное пособие.

«Мошенники! – упрямо застучало в висках. – Приедут, поднесут ненароком пойло с клофелином или с другой какой-то гадостью, и дарственная на мою “распашонку” у них в кармане! А что! В самый “черный” день она запросто уйдет за двадцать пять тысяч у. е…»

Что я плету… Скоро окончательно превращусь в параноика – все к этому идет. Да-а-а, и эта версия не состоятельна. Мошенники – люди информированные. Их бы не одурачило мой одиночество. Квартира (единственное ценное имущество!) записана на всю семью, включая Ленку и Тему. Да и развод наш официально не оформлен…

Я бросил думать-гадать и стал готовиться к приему московского гостя.

Гость – седоватый высокий господин, типичный «боинг» (по классификации одной моей давней подружки) – пришел не один. А вот лицо его спутника мне было знакомо.

– Михаил Данилович, – представился «боинг» и протянул три метровые гвоздики в ореоле атласных лент и живого зеленого декора.

Его спутник вручил мне емкий целлофановый пакет, откуда выглядывала картонная упаковка знаменитого «Прасковейского» коньяка, и коротко представился: Арсений.

– А! Вы из «Кавминводских вестей»? Журналист?! – наконец-то вспомнил я и тут же выпалил: – Совместная благотворительная акция столичного мецената и местной прессы? Что ж, милости просим: раздевайтесь, заходите, – скороговоркой затараторил я. – Заходите-заходите, присаживайтесь, проходите. В комнату, сюда, пожалуйста…

Мой язык продолжал молоть что-то в этом духе, чтобы скрыть острое до боли разочарование. Несмотря ни на что, в глубине души, как в далеком-далеком детстве, я надеялся на… чудо.

Загадочное объявление бесцеремонным толчком разбудило дремавшую в недрах сознания надежду. Надежду – на внезапное счастье, на крутой поворот от безнадеги к полноценной жизни. И именно так – под фанфары «вдруг», под глиссандо «однажды» и непременно с шумной, по-цыгански беспардонной свитой эмоций, которые не развеются даже через много-много лет… И, начиная с этого волшебного «вдруг», я буду рассказывать эту историю внукам, делая значительные паузы и меняя модуляции голоса от таинственного шопота до торжественной риторики.

Эх, жаль, я не музыкант! В тот неполный час ожидания моя надежда виртуозно исполнила римейк оды «К радости» и, пожалуй, заткнула за пояс «оригинальную версию». Затем неистово закружилась в зажигательном смерче ликования – куда там заключительным ритмам «Болеро»! Когда же я механически перетер запыленную на горке посуду и прибрался на кухне, надежда слегка утихомирилась. И уже вместе мы, напевая, плавно закружились под восхитительные звуки «Вальса» из драмы Лермонтова «Маскарад». Тут я не могу не отдать должное маэстро Хачатуряну. Он неподражаем!

* * *

После того как была выпита за стандартным тостом первая рюмка, сценарий грозился пойти по раннему Надсону:

 
Праздник чувства окончен,
Погасли огни,
Сняты маски…
 

Я взглянул на гостей с немым вопросом.

– Ну, а теперь, господин Горин, мы хотели бы узнать о вас чуточку больше. Ведь главный подарок не здесь, – тут «боинг» обвел ломящийся от деликатесов стол. – И его мы обязательно вам вручим, но лишь в конце нашего праздничного ужина.

Нет, мои гости свои маски еще не сняли…

Если это новый стиль журналистов, пытающихся понять драму «лишнего человека» двадцать первого века, то я действительно отстал от жизни. В мое время, то есть когда я еще работал в «Стройтресте» (а со времен оного прошло меньше года!), даже сельская бюджетная «карлица» (тиражом в пятьсот экземпляров) и то пыталась содрать с нашего руководства пять тысяч деревянных за репортаж с торжественного открытия восстановленного нами в том самом поселке моста…

Впрочем, все вопросы странных гостей настолько расслабили меня своей деликатностью и искусной имитацией сопричастности, что я и сам не заметил, как наша беседа застрочила в ритме искрометного интервью. Причем чаще всего свои вопросы задавал «боинг». Время от времени он уединялся, якобы на перекур, на кухню. Но не курил. Я это просек, когда нес что-то из холодильника. «Боинг» сидел, склонившись над какой-то толстенной книгой, испещренной занятными то ли формулами, то ли знаками, и водил по странице артистически длинным указательным пальцем. Сигарета сонно дымилась в пепельнице. «Боинг» сконфуженно взглянул на меня и потянулся к почти догоревшей до фильтра сигарете.

В комнату «боинг» вернулся с маской довольства на лице.

– Я рад, что мы в вас не ошиблись, – невпопад брякнул он. – А теперь я разрешаю Арсению представить меня по всей форме.

– Господин Горин, – торжественно начал Арсений, – позвольте представить вам известного в научных кругах магистра астрологии, профессора и т. д. и т. п. – Михаила Даниловича Мармарова. – Я не буду зачитывать шлейф прочих званий. Прочтете сами. – И журналист протянул мне визитку астролога.

– А теперь о цели визита, – добавил Мармаров. – Мы пришли вручить вам бесценный дар – ключ к исполнению вашего заветного желания.

– Какого такого желания? – процедил я.

– К концу нашей беседы я окончательно убедился: вы – человек на распутье. А желание у вас одно! – прожег меня взглядом магистр. – И оно совпадает с нашими возможностями…

Тут его многозначительная пауза разбилась о мой очумелый взгляд, и он оборвал сам себя.

– Итак! – прогремел он. – Мы вручаем вам ключ к интересной, захватывающей, полноценной жизни! – и астролог протянул для пожатия ладонь. Но, как и прежде, в руках его ничего не было…

Арсений

Когда мы открыли Горину все карты, рассказав все о нашей авантюре, недоумение не покинуло горемыку. И после непродолжительной паузы он вдруг застрочил-затараторил вопросами, даже не дожидаясь ответов:

– Вы хотите опозорить меня?! А моя нога? Я, быть может, месяц не смогу натянуть на нее ничего, кроме тапка! А мое семейное, то есть совсем не семейное положение? А деньги?! Откуда я возьму на все это деньги?!!

– Вы еще спросите, куда вы денете кота? – не выдержал я.

– А куда нужно деть кота?.. – начал было Горин и сплюнул.

…Только к полуночи мы заключили тройственный союз и обмыли его последними каплями «Прасковейского». Время следующего заседания определили на субботу, 24 февраля. К этому времени я обещал:

– созвониться с женой Горина, которая обитала с малышом у матери в Саратове;

– представить план будущей PR-кампании в целом;

– выдать в своей передаче репортаж о недостатках в Солнечногорске, с которыми не справляется нынешний мэр. (Запросто! Кто нынче без недостатков?);

– прозондировать по своим каналам конъюнктуру «рынка кандидатов».

Горину предстояло привести себя в порядок и, отправившись на денек в краевой центр, поработать над «образом» в фотосалоне мэтра Можайко (его телефон я заблаговременно записал в крошечный блокнот Горина).

Что же касается Мармарова, то он оставил Горину конверт с «подъемными» и сказал нам, что остается на связи.

* * *

Взятые на себя обязательства я даже перевыполнил. Воспользовавшись плановым – ко Дню Российской армии – интервью с полковником Вязовым, чей вертолетный полк расположен в семи километрах от Солнечногорска, я дополнил материал парочкой наивно-риторических вопросов, ответы на которые не могли сулить ничего хорошего солнечногорскому мэру Кривошееву. Вязов, утомленный бесчисленными претензиями мэра за давно просроченные коммунальные и прочие насущные платежи, напоследок даже злорадно намекнул: вряд ли горожане изберут Кривошеева на второй срок.

…Раз в двадцать – двадцать пять лет прикумские села и города подвержены разрушительной силы паводкам. Последний раз это выпало на прошлый год: разлившаяся Кума и ее притоки разрушили мосты и дома нескольких прибрежных селений. Не обошла стихия и Солнечногорск. И спустя год солнечногорцы, особенно малообеспеченная часть населения, продолжали страдать от последствий стихии. Основная беда – городской мост через Подкумок, разделяющий город на две неравные части, который так до сих пор и не восстановлен. Действующий мэр оказался пассивным руководителем. И привычно ссылался на дефицит бюджетных средств. А жителям славного городка приходилось тратить время и деньги на ежедневный тридцатикилометровый круг рейсовым автобусом.

Поэтому тему репортажа можно было не изобретать. Уже на следующий день после первого заседания нашей троицы я выехал на «плэнер» в Солнечногорск и, прикинувшись простачком, растравил местных обывателей почти до истерики. Рады были переложить на корреспондента свою головную боль и встреченные мной пара-другая служащих. Особенно возмущались в камеру две женщины, вынужденные спозаранку собирать детей на семичасовой рейсовый автобус, когда до детсада и школы рукой подать. До паводка они тратили на дорогу по мосту максимум двадцать минут, причем прогулочным шагом.

Итак, сюжет выстроен. Плюс «веер картинок», иллюстрирующих грязь на улицах и убогость дорог-тротуаров. И проблемный репортаж под рубрикой «Наболело!» в целом готов. По большому счету, не помешал бы комментарий губернатора, но время поджимало, и губернатора я оставил на другой раз. В тот же вечер я тщательно подобрал тринадцать самых «кричащих» фотоснимков и наудачу отправил их по e-mail в северо-кавказскую редакцию «Российского репортера» («РР», как привычно все называют популярнейшее в стране издание). Но главное, в эту чертову дюжину я подложил четыре групповых снимка годовой давности, предварительно изъятых у Горина. Они должны сработать на контрасте – там наш строитель-прораб с работягами борется с последствиями паводка, не чураясь грязной (в прямом смысле) работы: вычерпывает экскаватором метровые залежи ила, вытаскивает из забитого русла бревна и ветви… Увы, фамилию нашего героя вписывать рано. Но он узнаваем! И я был уверен, что в семидесятитысячном городке, где Горин, как выяснилось, всегда был на виду, выход Горина из небытия состоится. Решив оставить напоследок звонок в Саратов, я с усердием взялся за пункт номер четыре.

* * *

Пятница, выпавшая на 23 февраля, оказалась самой плодоносной.

Во-первых, сегодня выходит в эфир интервью с Вязовым. На утренней редакционной летучке утвержден на завтра мой репортаж «Наболело!», анонс которого появится уже нынче в вечерних местных «Вестях». Удалось что-то нащупать и по рынку кандидатов.

Судя по всему, кроме Кривошеева, собирается испытать судьбу Иван Сметанин – коренной солнечногорец, владелец двух мельниц, элеватора и полдюжины придорожных кафе. Также прорисовываются два «варяга». Владимир Боткин – гендиректор юридической фирмы «БОТиК^о» (город Барайск), известный в южном регионе своим последовательным членством в трех партиях и пяти движениях. Впрочем, этот, скорее, намерен поиграть мускулами, а там как бог даст. В крайнем случае, сорвет какие-то, лишь одному ему ведомые политдивиденты…

Второй «варяг» – землевладелец из станицы Подречной Алексей Рамзесович Рамзесов (по кличке Рамзес Второй). Наверняка, Алексеем его кличут для удобства русскоязычного населения. Но это, конечно, не криминал. Не стоит упускать из виду, что Рамзесов – «профессиональный» скупщик обанкротившихся хозяйств. Кажется, в его активе таких четыре. И вот уже несколько месяцев он старательно подбирается к пятому, где расположена одна из скважин минеральной воды «Бештаугорской». В его активе: «Опаловый крест», «Нефритовый перстень общества меценатов», членство в попечительском совете «Все для детей». Пассив: ничего конкретного – слухи и домыслы…

…И наконец, совершенным сюрпризом этой пятницы явился цветной (!) разворот в «Российском репортере»… с моим фоторепортажем. Шустрые ребята, сразу сориентировались. Видимо, они уже негласно ведут «своего» кандидата в Солнечногорск и мои фотки пришлись им впору. Либо – льют воду на мельницу своему постоянному рекламодателю. Nota Bene: внимательно просмотреть подшивку – кто из наших «скаковых лошадок» мелькал там за последние два-три месяца. Все! Теперь можно со спокойной совестью звонить в Саратов. Я набрал домашний телефон тещи Горина. Отлично – трубку взяла сама Елена. Я официально представился и сказал, чтобы она обязательно нашла свежий номер «РР». И оставил ей номер своего мобильника.

Глава IV

Лена

Саратов, 1 февраля 200… г.

Зачирикал воробьем сотовый. Эту игрушку подарил Кирилл, он же подобрал забавный звуковой сигнал.

– Кира, что так рано? Да, сегодня… Сегодня годовщина отца. А откуда… Мама говорила? Да-да, конечно. Хорошо, ничего не будем готовить. Я скажу маме, да, ровно в три ты за нами заедешь. Бай!..

В спальню заглянула мама:

– Это Кирилл звонил?

– А кто еще знает мой сотовый?!

– Чем ты недовольна, Лена?

– Просто не выспалась… Да, Кирилл сказал, что папину годовщину мы отметим в «Византии», а в три он заедет и повезет нас на кладбище… Когда ты успела сказать ему о папиной дате?

– Не помню, может, когда-то обмолвилась… Какой же Кирилл чуткий, внимательный… Кстати, когда он тебе сделает предложение? Кажется, все идет к этому…

– Мама! Когда сделает, я тебе скажу первой, не волнуйся.

– Я и не волнуюсь. Я просто радуюсь, что у тебя появился Кирилл. Знакомы почти полтора месяца, а Тема в нем уже души не чает…

– Это ты в нем души не чаешь!

– По крайней мере не чета твоему Горину. Ладно, ванну я тебе уже набрала. Завтрак на столе. Пойду будить Тему. Через полчаса за мной заедет машина.

Мама – начальник одного из Саратовских отделений УФПС. Руководит почтой, как по старинке мы называем мамину службу, почти двадцать пять лет. Там она на хорошем счету – иначе кто бы ее стал держать в пенсионном возрасте? Но через месяц всеми уважаемая Евгения Васильевна будет отмечать шестидесятилетний юбилей. И мама опасается, что ни послужной список, ни опыт руководителя ей не помогут… Может, поэтому мамочке так не терпится устроить мое семейное счастье? Даже наше нечаянное знакомство с Кириллом случилось в декабре на рождественской вечеринке у кого-то из ее коллег. Но мама божится, что Кирилла она и сама увидела там впервые и никакого отношения к нашему знакомству не имеет. Более того, в начале января, когда наш роман набирал обороты, мама стала расспрашивать у той своей сослуживицы о Кирилле. Что самое удивительное, коллега ответила, что ей самой представили молодого человека впервые, на том же званном вечере, какие-то приятели – весьма обаятельная пара, с которой хозяйка вечера сама виделась всего пару раз в жизни. Естественно, их телефонов у коллеги не оказалось. И мама оставила попытки разузнать что-либо о нем со стороны. Тем более, что к началу февраля Кирилл ее обаял на все сто.

Евгения Васильевна

Саратов, 3 февраля 200… г.

Сегодня Кирилл сделал мне предложение. Деловое разумеется. В обеденный перерыв он назначил мне встречу в только что открытом роскошном ресторане, с фонтаном, зимним садом и дорожками для боулинга. В зале мы были одни – ресторан работает с восемнадцати, но на качестве обслуживания это не сказывалось. Более того, за роялем сидел какой-то пузатый старичок в черной бабочке и практически нон-стоп услаждал наш слух джазовыми импровизациями. Получается, играл он для нас двоих. Лене бы здесь понравилось…

Предложение было не новое, дельное, но меня оно ошарашило. Быть может, из-за Лены? Почему-то мне хотелось, чтобы проекты такого рода (подобное не раз приходилось мне слышать от разных там дельцов, которых я легко, в свою очередь, ставила на место) не исходили из уст Кирилла. Но он был убедителен.

Беседу вел с безупречно обоснованной сметой, демонстрировал мне, вытащив из кожаной папки, устав какого-то ООО «Дилижанс», где учредителями были всего двое: он и… я. Уставной капитал, правда чисто символический, был внесен, как указывалось в документах, обеими сторонами. Мне осталось лишь поставить свою подпись. И я ее поставила.

Конечно, только автографом мое участие уже в общем и без пяти минут семейном деле не ограничилось, но перспективы мне Кирилл рисовал головокружительные. Наутро, сделав несколько звонков «наверх», я уже сама составила договор с ООО «Дилижанс» на обслуживание нашего района по доставке пенсий. Доход «Дилижанса» за месяц составлял три процента от пятнадцати миллионов пенсионных рублей. Но и четыреста пятьдесят тысяч ежемесячно было для нас двоих более чем достаточно. Главное, что затраты ожидались смехотворные – мы могли не тратить средства на зарплату доставщикам пенсий в полном объеме, ведь по негласному сценарию пенсионные деньги разносили по адресам те же почтальоны, которым и так приходится ежедневно разносить газеты и телеграммы…

«Дилижансу» оставалось только доплачивать им по шестьсот рублей в месяц. Полностью зарплату «наши» почтальоны получали на основной службе. Правда, я нашла статью расходов УФПС по дополнительному поощрению наших доставщиков – премией и «матпомощью». Зарплата у рядовых почтальонов маленькая, пусть порадуются…

Лена

Саратов, 18 февраля

Сегодня – день рождения Горина. Мне очень плохо… Вновь хочется, чтобы мы были вместе, чтобы никогда не было этих четырех месяцев без него…

Я только что пришла от мамы, вернее, из больницы, так как к маме пока не пускают. Мне лишь на секунду удалось заглянуть в эту страшную реанимационную палату: рядом с кроватью – железки, гири, одна нога подвешена, голова перевязана, сквозь бинты просачивается кровь… Меня насилу увел врач, который что-то частил, но я услышала только три слова: авария, кома, крепитесь…

Уже на выходе из больницы всплыли и угнездились в памяти другие слова доктора: водитель – погиб (дядя Саша?!)… Это был наезд… КамАЗ скрылся…

…Кирилл тоже куда-то пропал. Уже с неделю. Его сотовый «выключен или находится вне зоны действия…». Тему я отвела к Зойке, попросила присмотреть – на пару дней. Завтра в два у меня встреча со следователем.

Правосудие по-китайски

Саратов, 22 февраля около полуночи

Если бы у света был край, самоубийц было бы гораздо больше. Многих останавливает отталкивающий вид после насилия над собой. Смерть должна быть достойной, возможно, более достойной, чем жизнь.

А так бы, как в сказке, подошел к самому краю света, всего один шаг – и ты паришь, летишь, растворяешься. Возможно, легкое головокружение, самое страшное – разбойничий свист в ушах и… все – обручение с небытием состоялось…

Лена тяжело вздохнула, повернулась на другой бок и приказала себе: бай-бай, завтра снова будет солнце, завтра будет завтра. И жить, скрипя от бессилия зубами, все же придется. Ради Темы, ради памяти отца и теперь уже и… мамы. Слезы вновь закипели, горло перехватил спазм. Лена поднялась с кровати и пошла в ванную, где, наскоро умывшись, долго держала руки под струей холодной воды. Затем прошла на кухню и включила электрочайник. Заварив чай, попыталась разобраться в том, о чем же допрашивал ее вчера следователь.

…А следователь ее именно допрашивал – под протокол. Она думала, что речь пойдет о преступнике, который совершил наезд и скрылся. Речь и пошла о преступнике, но им, по словам следователя, оказалась… мама. И речь пошла совсем об ином преступлении – «о хищении в особо крупных размерах».

Следователь, совсем молодой, что-то неприязненно цедил, бросал обвинения, усмехался, глядя в ее вытаращенные от ужаса глаза. Равнодушно подал пластиковую бутылку с минеральной водой, когда вместо слов у Лены вырвался глухой клекот из-за пересохшего горла.

Лене почему-то вспомнился урок истории – кажется, в шестом классе, когда учитель рассказывал о «правосудии по-китайски» – подозреваемых заставляли проглотить горсть сырого риса. Завороженно следя за рассказом учителя, она узнала, что именно у виновного из-за страха разоблачения становится сухо во рту и без глотка воды ему сухой рис не проглотить. Как оказалось, судьба преподала ей совсем иной урок: сушит губы и превращает язык в наждак, и немотивированный страх – страх, рожденный шоком от внезапной потери ориентации.

Тот день, 21 февраля, Лена запомнит на всю жизнь… Она ничего не понимала: почему маму обвиняют в мошенничестве? Почему следователь тычет пальцем в какое-то гарантийное письмо банку, якобы подписанное ее мамой (хотя это была не мамина подпись, очень похожая… но точно не мамина!), почему он кричит о каких-то пятнадцати миллионах? Почему ей не верят, что ни о каких дилижансах она знать не знает?.. И почему же стало так сухо во рту, что она не отрываясь, до донышка, выпила полуторалитровую бутылку минералки?.. Следователь же, казалось, все понимал. И – усмехался… Так же, усмехаясь, он дал ей подписать три бумаги: протокол, ордер на обыск в маминой квартире и подписку о невыезде.

В маминой квартире, как Лена и предполагала, они ничего не нашли, вернее, не нашли, что хотели. Денег мама накопила достаточно – необходимые им цифры они списывали с трех сберкнижек, но даты их не устраивали – книжки были открыты давно… Описали шкатулку с мамиными и бабушкиными драгоценностями, но и это у мамы хранилось давно… Покопались в гардеробе, простучали стену… И ушли. Просто ушли. Одновременно с ними ушли понятые – соседи из квартиры напротив. Они почему-то прятали глаза.

Саратов, 23 февраля 200… г.

…Лена смогла заснуть на рассвете и проспала до полудня. Она выспалась сразу за все четыре бессонные ночи. Но вставать не хотелось. Лене было стыдно перед собой, перед судьбой. Ее степень вины тянула «на вышку»: если бы она не ушла от Горина, то не познакомилась бы с Кириллом, стало быть, Кирилл не смог бы заморочить голову маме, а затем так подло оклеветать и подставить ее. И мама была бы жива. Если бы…

Но надо вставать и звонить Зойке. Ребенок у нее уже шестой день. Лена подошла к телефону, маминому стационарному аппарату (игрушку Кирилла с глупым воробьиным щебетом она пару дней назад в отчаянии растоптала), и потянулась к трубке. В этот же миг телефон ожил трелью. В трубке зазвучал сухой, словно выдержанный на морозе голос…

– Лена? Это Арсений Данилов, журналист из Пятигорска. Непременно найдите сегодняшний номер «Российского репортера». У вас есть на чем записать мой сотовый? Тогда записывайте…

Из Пятигорска? Что-то с Гориным? Так и не позвонив Зойке, Лена быстро оделась и выбежала из дома. Купив газету, она даже не просмотрела ее, решила добежать до дома…

«РР» сразу открылся на развороте, оттуда на нее глядел Горин сразу с четырех фотографий. Она узнала эти фото – они хранились дома, в «производственном» альбоме, где было много подобных снимков… Когда рабочих будней не стало, об этих фотографиях она забыла. Значит, с Гориным все хорошо.

Как и обещала, она сразу отзвонила журналисту.

– Арсений, у меня в руках номер «РР»…

– Лена, вы очень нужны Горину, если б знали, если б вы только знали, как нужны ему! И вы, и малыш…

– Я приеду! Я выезжаю! Слышите, я сегодня же выезжаю…

Лена позвонила, наконец, Зойке, попросила срочно привести Тему и стала наскоро собираться. Упаковала все вещи Темки, даже игрушки, а чтобы не нагружаться, взяла из своего самое необходимое. Затем сделала яичницу и налила чай. Только сейчас Лена вспомнила, что весь день ничего не ела.

– Да! Чуть не забыла! – Лена вновь вспорхнула – уже к массивному бюро и вытащила свой паспорт. Вдруг ей все вспомнилось: протоколы, обыски, паспортные данные, подписка о невыезде… Если бы не стул, на который она бессильно опустилась (крепкий, надежный, с мягкими подлокотниками), то Лена соскользнула бы на пол.

В это время в дверь позвонили. Зойка – вяло подумала она…

Мармаров

Пятигорск, 24 февраля 200… г, суббота

В дверь неожиданно позвонили. Я подошел к установленному в апартаментах домофону с видеокамерой и увидел Арсения. Через полминуты журналист уже расположился в кресле.

– Горин не придет. Эксперимент отменяется.

Я выслушал саратовскую историю молча. Квадратура[4]4
  Квадратура – сильный неблагоприятный аспект с углом в девяносто градусов.


[Закрыть] транзитных Марса и Плутона – это испытание не для слабонервных. Стало быть, приоритет за транзитами?..

– Эксперимент вместе с нами ставит сама судьба, и лишь в ее силах диктовать pro et contra, – наконец произнес я.

– А смена игроков на поле разрешается? – криво усмехнулся Арсений. – У меня биография – закачаешься! Может, это намек судьбы?..

– Ради всего святого, не ерничайте. О вас мы еще поговорим, когда придет время. Ваше время еще терпит… Сделаем так: встречу перенесем на понедельник. Но для целостной картины узнайте пожалуйста точную дату рождения Елены и сразу же телефонируйте.

Мы попрощались.

Я раскрыл «Книгу Судеб»…

Так транзиты или прогрессии?.. Многовековой спор астрологов, в котором должна наконец-таки проклюнуться истина. Приоритет какой из предсказательных методик позволит нам предугадать тот миг, когда провидение готово нажать на курок События?

Напряженные транзиты «быстрых» планет – это как пьяница из-за угла, когда спокойно совершаешь моцион по хорошо освещенной мостовой. Предугадать исход нечаянного столкновения трудно. Тут главное – не терять из виду улицу: именно там может отыскаться нежданный выход, прийти негаданная помощь… Это я уже о моих любимых прогрессиях – ими пренебрегать не следует. Впрочем, время покажет. Несмотря ни на что, эксперимент идет безостановочно, как и сама жизнь. Вот и Сатурн – верный копьеносец Времени наготове. Скоро грядет оно – Событие!

* * *

…В раннем детстве я мечтал о волшебной палочке, золотой рыбке и волшебных спичках. Но и тогда уже понимал, что всех чудес в одни руки никто не даст. Чаще всего я лелеял мечту о чудесном спичечном коробке, переполненном «потенциальными желаниями»: созрело одно – сломал спичку – желание исполнилось; загадал другое – сломал следующую спичку – и так далее. А уже лет с двенадцати я старательно учился жить с развенчанными мечтами о чудесном. Жажду удивительных открытий я искусно прятал за любознательностью и пристрастился в конце концов к запойному чтению.

Видимо, тогда же, в недрах отцовской библиотеки, я и открыл это словосочетание – «книга судеб» и с успехом вырвал его из контекста.

Как я мечтал – хотя бы мельком взглянуть на это негласное чудо света, я был бы переполнен счастьем, если бы смог тогда пролистать нерукотворную книгу… Но с годами даже мое одурманенное фантазией воображение взбунтовалось: если «Книга судеб» включает всех-всех людей поименно, то какой же толщины должен быть том! И каким микроскопическим шрифт!.. В юности же детские мечты посещали меня только во сне: порой наутро мне казалось, что я находил в той волшебной книге свое имя, и натужно пытался вспомнить – что же было начертано рядом?..

И вот она, эта «Книга Судеб», которая учит творить и понимать жизнь, – передо мной. «Эфемериды…» От слова эфемерность?