Текст книги "Ранняя осень"

Глава 4

Мальчишка сидел рядом со мной на переднем сиденье и смотрел в окно машины. Сцепленные руки лежали на коленях, пальцы постоянно беспокойно шевелились. Ногти с заусеницами коротко обгрызены. Я повернул налево и направился на юг.

– Так все-таки, с кем бы ты предпочел жить, с отцом или с матерью? – спросил я.

Мальчишка снова пожал плечами.

– Это что должно означать: ты не знаешь или тебе все равно? – упорствовал я.

– Не знаю, – выдавил он.

– Что не знаешь: что ответить или с кем хочешь жить?

Мальчишка снова пожал плечами.

– Можно я включу радио? – попросил он.

– Нельзя. Мы разговариваем, – пресек я попытку уйти от разговора.

Он пожал плечами.

– Может хочешь, чтобы тебя усыновил кто-нибудь другой?

На этот раз привычного уже пожатия плечами не последовало.

– Хочешь, чтобы опекуна назначило государство?

Никакой реакции.

– Или планируешь присоединиться к банде карманников и жить в трущобах Лондона?

Он посмотрел на меня, как на ненормального.

– А может сбежать в цирк? Или сделать плот и плавать по Миссисипи? Или спрятаться на пиратском судне?

– Неважный из вас клоун получается, – с досадой сказал он.

– Мне это многие говорили, – ответил я. – Так с кем бы ты хотел остаться: с матерью или с отцом?

– А что вы будете делать, если я не отвечу? – вызывающе спросил он.

– Ездить по кругу и спрашивать, пока тебе не надоест.

Он промолчал. Но плечами не пожал. Только недоверчиво взглянул на меня.

– Хочешь – вернемся, и я отведу тебя к отцу?

– Какая разница, – устало вздохнул Пол. – Вам это надо? Это не ваша забота. Ну почему вы не оставите меня в покое?

– Потому что сейчас я за тебя отвечаю. И пытаюсь решить, как с тобой лучше поступить.

– По-моему, вас наняла моя мать. Почему же вы не выполняете ее распоряжения?

– А может мне не понравились ее распоряжения.

– Но ведь она вас наняла, – недоуменно проговорил он.

– Она заплатила мне сто долларов за один день работы. Если ты не хочешь ехать к ней, я отвезу тебя к отцу, а ей верну ее сотню.

– Да никогда вы этого не сделаете, – сказал он и отвернулся к окну.

– Убеди меня, что тебе с ним лучше, и я сделаю это.

– Хорошо. Мне с ним лучше, – сказал мальчик, все еще отвернувшись к окну.

– Почему? – спросил я.

– Вот видите. Я же знал, что вы этого не сделаете, – он торжествующе посмотрел на меня.

– Я не сказал, что не сделаю, – возразил я. – Я попросил указать причины. Выбирать одного из родителей – вещь нешуточная. И я не хочу, чтобы ты сделал выбор просто из духа противоречия.

Он опять уставился в окно. Мы были уже в северном Рединге и все так же ехали на юг.

– Понимаешь, Пол, я хочу, чтобы ты сделал правильный выбор. Я понимаю, вопрос очень трудный. Но ты же не хочешь, чтобы я решал за тебя?

– Мне все равно, с кем из них жить, – сказал Пол, все еще глядя в окно. – Они оба стоят друг друга. Никакой разницы. Оба ужасны. Я их ненавижу.

Голосок срывался. Казалось, он вот-вот заплачет.

– Вот черт, – сказал я с досадой. – Об этом я не подумал.

Он посмотрел на меня с печальным торжеством.

– Ну и что вы теперь будете делать?

Мне захотелось пожать плечами и отвернуться к окну. Но я сказал:

– Наверное, отвезу тебя к матери и оставлю себе сто долларов.

– Я так и думал, – вздохнул Пол.

– А ты хотел бы, чтобы я сделал что-нибудь другое?

Он пожал плечами. Мы все еще ехали по Редингу.

– А теперь можно включить радио? – спросил Пол.

– Нет, – отрезал я.

Я знал, что веду себя по-хамски, но мальчишка раздражал меня. Его упрямое, со всхлипом, отчаяние выводило меня из себя. “Мистер Уорм, – вдруг вспомнилась мне фраза – на свете просто не существует плохих мальчиков”.

Мальчишка чуть ли не ухмылялся.

– Хочешь знать, почему я везу тебя к матери? – спросил я.

– Чтобы получить сто долларов.

– Да. Но дело не в ста долларах. Просто из двух зол выбирают меньшее.

Мальчишка пожал плечами. Мне захотелось остановить машину, взять его за ноги и треснуть об асфальт.

– Когда выбираешь из двух паршивых вещей, – назидательно сказал я, – надо выбирать наименее паршивую. Тебе в равной мере плохо и с матерью, и с отцом. Тебе все равно, где жить. Если я отвезу тебя к отцу, тебе будет плохо, а я ничего не получу. Если я отвезу тебя к матери, тебе будет тоже плохо, но я получу сто долларов. Поэтому я везу тебя к матери. Ты понял?

– Понял. Вы хотите получить сто долларов.

– Да хоть десять центов. Главное – ход рассуждений. Только так можно противостоять случайностям.

– И мамочка даст вам денежку. А может вы ее еще и трахнете, – сказал он, искоса наблюдая за моей реакцией.

– Твой отец об этом тоже говорил, – невозмутимо сказал я. – Твоя мать что, сильно сексуально озабочена?

– Не знаю.

– Или ты думаешь, я настолько неотразим, что это неизбежно?

Пол пожал плечами. Я прикинул, что, пожалуй, еще пару таких жестов я выдержу, а потом остановлю машину и вышвырну его вон.

– Я не хочу об этом говорить, – сказал он.

– Тогда не нужно было и начинать, – подытожил я.

Пол промолчал.

Я свернул на 128-ю южную трассу, ведущую в Лексингтон.

– А кроме того я считаю, что нехорошо так говорить о своей матери с незнакомыми людьми.

– Почему?

– Так не делают.

Мальчишка пожал плечами и опять уставился в окно. Все. Еще раз пожмет плечами – и мое терпение лопнет.

– А что бы вы делали, если бы отец затеял с вами Драку?

– Я бы его успокоил.

– Как?

– Ну, смотря насколько он крепкий.

– Он был футболистом, а сейчас поднимает тяжести в спортклубе.

Я пожал плечами. Заразился.

– Как по-вашему, вы его побьете? – поинтересовался он.

– Уверен, – ответил я. – Может, он большой и крепкий, но я-то этим зарабатываю на жизнь. К тому же я в хорошей форме, а он – нет.

– Подумаешь, – почему-то обиделся он.

– Не я это начал, – примирительно сказал я.

– Мускулы – не главное, – буркнул Пол.

– Правильно, – согласился я.

– Мне кажется, вы считаете себя очень крутым со своими мускулами.

– Я считаю, что в моей работе они необходимы, – ответил я.

– А я считаю, что мускулы выглядят безобразно.

Не отпуская руля, я развел руками.

– А почему вы стали детективом? – вдруг спросил Пол.

– Как сказал один человек, потому что я не умею петь и танцевать.

– А по мне, так это просто скукотища.

Я снова развел руками, вернее ладонями. Мы проезжали по Бердингтон-Мапл.

– По какой дороге лучше ехать? – спросил я.

– По четвертой, а потом – по двести двадцать пятой до Бедфорда, – ответил он. – А на кой черт вы занимаетесь этой скукотищей?

– Она позволяет мне жить так, как я хочу. Нам точно в сторону Бедфорда?

– Да. Я покажу, – ответил он и действительно показал.

Мы домчались до Бедфорда, затем свернули направо и, выехав на верхнюю трассу, устремились к Лексингтону. Эмерсон-роуд проходила недалеко от трассы. По обеим сторонам – одинаковые кирпичные дома, утопающие в зелени деревьев, современного дизайна, но все же прекрасно вписывающиеся в ландшафт Лексингтона.

Я остановился на подъездной дорожке перед входом, и мы выбрались из машины. Начинало темнеть. Ветер усилился. Мы прошли к задней двери. Пол открыл ее и, не постучав, вошел внутрь.

Глава 5

Я дал длинный звонок в дверь и вошел вслед за ним. В холле были две белых двери и короткая лесенка. На стене висела большая гравюра работы Мондриана в хромированной рамке. Чтобы попасть в гостиную, нужно было подняться на четыре ступеньки. Пол уже начал подниматься, когда на пороге гостиной показалась мать.

– Какая встреча, ну наконец-то я дома, – язвительно улыбнулся он.

– А, Пол, я и не ожидала тебя так быстро, – небрежно сказала Пэтти Джакомин.

На ней были шелковые зауженные брючки и свободная хламида, стянутая в талии золотистым пояском.

Я стоял внизу в двух шагах от Пола. Наступило неловкое молчание. Наконец, Пэтти Джакомин нарушила тишину:

– Ну, заходите, мистер Спенсер. Выпейте что-нибудь. Пол, пропусти мистера Спенсера.

Я вошел в гостиную. На низком кофейном столике перед кушеткой стояли два стакана и бутылка в форме кувшина, похоже с мартини. На блюдечке – нарезанный сыр, тарелка с печеньем. В камине уютно потрескивал огонь. У кушетки стоял мужчина – само воплощение современной элегантности. Примерно моего роста. Стройный. Бледно-серый в “елочку” костюм-тройка, розовый узкий галстук, воротник с пуговичками и мягкие кожаные туфли от “Гуччи”. В кармане пиджака – черно-розовый платочек. Волосы коротко подстрижены, виски высоко подбриты. Аккуратная бородка и усики. Неизвестно зачем на нем были розовые очки в тонкой черной оправе. Розовый галстук слегка поблескивал.

– Пол, ты уже знаком со Стивеном, – сказала Пэтти. – Стивен, познакомься с мистером Спенсером. Стивен Корт.

Стивен протянул загорелую руку с маникюром. Рукопожатие твердое, но не сильное.

– Рад познакомиться, – произнес он.

Полу он ничего не сказал, впрочем. Пол на него и не взглянул.

– Выпьете с нами, мистер Спенсер? – предложила Петти.

– Конечно, – согласился я. – Пиво у вас есть?

– Даже не знаю, – поморщилась она. – Пол, глянь в холодильнике.

Не снимая бушлата, Пол подошел к телевизору, включил его, не выбирая канала, и уселся в черное кожаное кресло. Телевизор нагрелся и начал показывать какую-то рекламу. Звук ревел на всю комнату.

– Пол, ради Бога, – укоризненно воскликнула Пэтти Джакомин и уменьшила звук.

Пока они этим занимались, я сходил на кухню, открыл холодильник и нашел банку пива “Шлиц”. Кроме еще двух банок больше там ничего не было. Я вернулся в гостиную. Стивен сидел в кресле, потягивая мартини. Ноги он вытянул, чтобы не помялись стрелки на брюках. Пэтти стояла с бокалом мартини в руках.

– Ну как, мистер Спенсер, сложно вам было найти Пола?

– Раз плюнуть, – небрежно бросил я.

– С отцом были проблемы?

– Нет.

– Угощайтесь сыром и печеньем, – предложила она. Я взял кусочек сыра и положил на печенье. Не совсем в моем вкусе, но я ведь так и не пообедал. Тишину нарушал только приглушенный звук телевизора.

Стивен отпил глоток мартини, слегка откинулся назад, смахнул несуществующую пылинку с лацкана пиджака и спросил:

– Скажите, мистер Спенсер, а где вы работаете?

В его голосе мне почудился оттенок презрительности, хотя может быть я слишком подозрительный.

– Диск-жокей в “Реджине”, – развязно сказал я. – Мы там не встречались?

– Мистер Спенсер, – быстро залепетала Пэтти Джакомин, – я вам так признательна, вы столько для меня сделали, но, понимаете, я не думала, что вы так быстро управитесь, а у нас со Стивеном уже заказан столик… Вы бы не могли сводить Пола куда-нибудь… Ну хотя бы в “Макдональдс”? Конечно, я заплачу.

Я посмотрел на Пола. Он сидел по-прежнему в бушлате и тупо смотрел рекламу.

– В городе есть приличный китайский ресторан, – поддержал ее Стивен. – Там неплохо готовят.

– Да-да, это хорошая идея, – Пэтти Джакомин уже рылась в кошельке. – Пол вам покажет. Он любит там обедать.

Она выудила из кошелька двадцатидолларовую бумажку и протянула мне.

– Вот. Этого должно хватить. Он не дорогой.

Я не стал брать деньги.

– Хочешь сходить? – обратился я к Полу и одновременно с ним пожал плечами.

– Что это вы делаете? – спросил он.

– Отрабатываю синхронность, – ответил я. – Ты очень выразительно пожимаешь плечами, а я пытаюсь скопировать. Хочешь что-нибудь поесть?

Он приподнял было плечи, но тут же замер и пробормотал:

– Мне все равно.

– А мне не все равно, – бодро сказал я. – Я умираю от голода. Пойдем.

Пэтти Джакомин снова протянула двадцатку. Я отрицательно покачал головой.

– Вы просите меня об одолжении. Для этой работы вы меня не нанимали. Так что угощаю я.

– Ну, Спенсер, не глупите, – настаивала Пэтти.

– Давай, паренек, – обратился я к Полу. – Пошли, я потрясу тебя своими познаниями восточных обычаев.

Мальчик слегка шевельнулся.

– Пойдем, – повторил я. – Я чертовски проголодался.

Он встал.

– Когда ты вернешься? – спросил он у матери.

– До полуночи буду уже дома.

– Приятно было познакомиться с вами, Спенсер. Приятно было повидать тебя, Пол, – попрощался Стивен.

– Уверен, что удовольствие было обоюдным, – отозвался я.

Мы вышли.

Уже в машине Пол поинтересовался:

– Почему вы это сделали?

– Согласился тебя покормить?

– Да.

– Просто пожалел тебя, – сквозь зубы сказал я.

– Почему?

– Ты возвратился домой, а тебе, похоже, никто не рад?

– Мне все равно.

– Может быть это и к лучшему, – размышлял я вслух. – Не обращать внимания.

Мы выехали на Эмерсон-роуд.

– Теперь куда? – спросил я.

– Налево, – показал он.

– Но я бы, пожалуй, не смог, – пробормотал я.

– Что?

– Не обращать внимания. Если бы меня в первый же вечер после возвращения отправили ужинать в ресторан с незнакомцем, я бы расстроился.

– Ну а я не расстроился, – сказал он нарочито равнодушным тоном.

– Это хорошо. – Я взглянул на него. – А ты хочешь ужинать у этих китайцев?

– Мне все равно, – последовал неизменный ответ.

Мы подъехали к перекрестку.

– А теперь куда? – спросил я.

– Налево, – механически ответил он.

– Эта дорога ведет к китайскому ресторану? – уточнил я.

– Да.

– Ну что ж. Поужинаем там.

Мы проехали через весь Лексингтон по темным, почти пустым улицам. Люди прятались по домам от холодного ветра. В Лексингтоне было много белых построек колониального типа, большинство из них действительно построены еще во времена колоний. Зеленые ставни на окнах. Много цветных стекол и маленьких узорчатых боковых окон. Мы выехали в центр города. Статуя минитмена одиноко стояла на площади. Никто ее не фотографировал.

– Вон там, – указал Пол, – за этой площадью.

Уже в ресторане Пол спросил:

– А почему это вы решили не брать у нее денег?

– Мне показалось это неуместным, – ответил я.

– А почему бы и нет? С чего это вы должны платить сами? У нее денег много.

– Если не будем слишком шиковать, – сказал я, – денег и у меня хватит.

Подошел официант. Я заказал себе пиво “Бек”, а Полу кока-колу. Мы начали изучать меню.

– Что я могу заказать? – спросил Пол.

– Все, что хочешь, – ответил я.

Мы еще раз прочитали меню. Официант принес пиво и кока-колу и, приготовив карандаш и блокнот, замер у столика.

– Заказывать будем? – спросил он.

– Пока нет, – ответил я, – мы еще не выбрали.

– Хорошо, – улыбнулся он и ушел.

– Я не знаю, что выбрать, – сказал Пол.

– А что тебе нравится?

– Не знаю.

– М-да, – кивнул я. – Вообще-то я ожидал, что ты это скажешь.

Он снова уставился на меню.

– Может мне самому заказать на двоих? – предложил я.

– А если мне не понравится?

– Не ешь.

– Но я голодный.

– Тогда выбирай сам.

Он еще какое-то время созерцал меню. Официант вернулся.

– Заказывать будем? – повторил он.

– Да, – взял я на себя инициативу. – Два равиоли по-пекински, две утки в сливовом соусе, две порции му-шу из свинины и две порции белого риса. И еще пиво и кока-колу.

– Хорошо, – кивнул официант, забрал меню и ушел.

– Не знаю, – угрюмо пробормотал Пол, – понравится мне эта фигня или нет.

– Скоро узнаем, – в тон ему сказал я.

– Вы пошлете счет моей матери?

– За еду?

– Да.

– Нет.

– Все-таки не понимаю, зачем вам платить за мои обед?

– Как бы это точнее выразиться, – задумчиво сказал я. – Видишь ли, это имеет отношение к уместности.

Официант вернулся и небрежно поставил на стол равиоли и две бутылочки с соусом.

– А что такое уместность? – озадаченно спросил Пол.

– Уместность – это когда выбираешь единственно правильный вариант поведения.

Пол задумчиво посмотрел на меня.

– Хочешь попробовать равиоли? – предложил я.

– Одну штучку, – согласился он. – Выглядит аппетитно.

– Я думал, тебе нравится здесь есть.

– Это моя мать просто так брякнула. Я здесь ни разу не был.

– Полей его соусом, – посоветовал я. – Но не сильно. Он горячий.

Пол разрезал равиоли пополам и съел вначале одну, а потом и вторую половинку. Официант принес остальной заказ. Мы уговорили по четыре равиоли каждый.

– Положи ложечку му-шу на этот блинчик. Вот так. А теперь сверни блинчик. Так. И ешь.

– По-моему, они сырые, – проворчал Пол, но взял блинчик и повторил за мной все операции.

– Хочешь еще кока-колы? – спросил я.

Он отрицательно покачал головой. Я заказал еще пива.

– Вы много пьете?

– Нет, – ответил я. – Не столько, сколько хотелось бы.

Он наколол кусочек утки вилкой и попытался разрезать его ножом на своей тарелке.

– Это едят руками, – подсказал я.

Пол молчал и продолжал упорно орудовать ножом и вилкой. Я тоже замолчал. В семь пятнадцать мы закончили есть и в семь тридцать вернулись к его дому. Я припарковался и вместе с Полом вышел из машины.

– Я не боюсь возвращаться один, – сказал он.

– Я тоже, – кивнул я. – Но в пустой дом входить неприятно. Я зайду с тобой.

– Зачем это вам? Я уже привык к одиночеству.

– Я тоже, – сказал я.

Мы вошли в дом вместе.

Глава 6

В пятницу вечером мы с Сюзан Сильверман пошли на баскетбол. Играли “Селтикс” и “Феникс Санз”. Я ел жареные орешки, пил пиво и объяснял Сюзан тонкости прорывов по краю. Я получал удовольствие. Она скучала.

– Теперь ты мой должник, – сказала она, пригубив пиво из бумажного стаканчика. На стаканчике остался след губной помады.

– Ну не продают тут шампанское в бумажных стаканчиках, – оправдывался я. – Что ж тут поделаешь?

– Может хоть сухое вино?

– Ты пытаешься выставить меня в дурном свете, – нахмурился я. – Не хочешь сама попробовать заказать “Бордо” в здешнем буфете?

– А почему все так обрадованно кричат?

– Вестфал только что положил мяч в корзину, стоя спиной к кольцу, разве ты не видела?

– Но ведь он играет против “Селтикс”.

– Да, но болельщики оценили бросок. Кроме того, он раньше играл за “Селтикс”.

– Боже, как это скучно, – пожаловалась Сюзан.

Я предложил ей орешки. Она взяла два.

– Зато потом я дам себя поцеловать, – с оптимизмом сказал я.

– Мое мнение об игре начинает исправляться, – оценила она перспективу.

Ковекс выбил мяч за боковую линию.

– А почему большинство игроков черные? – спросила Сюзан.

– Эта игра как бы создана для черных. Хоук говорит, это у них в крови. Говорит, в джунглях у них было много спортплощадок.

Она улыбнулась и сделала глоток пива. И тут же скорчила гримаску.

– Как ты можешь пить эту гадость в таких количествах?

– Главное – практика, – с апломбом ответил я. – Годы тренировок.

Уолтер Дэвис в прыжке забросил мяч.

– Что ты там рассказывал об этом мальчике, ну, которого ты в среду нашел? Как его зовут?

– Пол Джакомин.

– Да. Ты говорил, что хочешь рассказать о нем поподробнее.

– Но не на баскетболе же.

– Разве ты не можешь одновременно и смотреть, и говорить? Если нет, тогда сходи купи мне что-нибудь почитать.

– Не знаю, – я задумчиво раскусил орешек. – Просто он не выходит у меня из головы. Мне его жаль.

– Ну, это не удивительно.

– Что мне его жаль?

– Ты можешь пожалеть и Вилли-Койота.

Вестфал забил мяч левой рукой в одно касание. Команда “Селтикс” явно проигрывала.

– Малыш в ужасном состоянии, – продолжал я. – Такой тощий. Не способен принимать самых простых решений. Единственное, в чем он уверен, это то, что его родители – сволочи.

– Не столь необычная уверенность для пятнадцатилетнего подростка, – вставила Сюзан и взяла еще один орешек.

– Да, но в этом случае мальчишка, пожалуй, прав.

– Ну, утверждать ты еще не можешь, – возразила Сюзан. – Ты провел с ними слишком мало времени, чтобы делать какие-то выводы.

“Феникс Санз” оторвались уже на восемь очков. “Селтикс” взяли тайм-аут.

– Но я сам все это пережил, – настаивал я. – Я ведь тоже был пацаном. Одежда у него ужасная и сидит ужасно. Он не знает, как вести себя в ресторане. Никто его ничему не учил.

– А что, это так важно – уметь себя вести в ресторане?

– Само по себе это, конечно, неважно. Но это один из примеров, понимаешь? Я хочу сказать, что никто им не занимался. Его ничему не учили, даже самым элементарным вещам. Как одеваться, как есть в общественных местах. Всем было просто плевать на него. Никто не научил его даже правильно себя вести.

“Селтикс” провели вбрасывание. “Феникс Санз” перехватили мяч и тут же положили его в корзину. Я покачал головой. Только Коузи мог еще исправить положение. Но он уже больше не играл.

– Я не встречала этого мальчика, – авторитетно сказала Сюзан, – но я встречала множество других подростков. В конце концов это моя работа. Ты не представляешь, насколько отрицательно они реагируют в этом возрасте на любые указания со стороны взрослых. Эту фазу развития называют “эдиповой”, и, кроме всего прочего, она отличается тем, что подростки выглядят и ведут себя так, как будто никто о них не заботится, даже если на самом деле все наоборот. Таким образом они выражают протест.

“Селтикс” снова потеряли мяч. “Феникс Санз” заработали еще два очка.

– Знаешь такой термин – “сломаться”? – спросил я.

– В области психиатрии?

– Нет. Я имею в виду игру, – сказал я, печально глядя на площадку. – Сейчас на твоих глазах сломалась хорошая команда.

– “Селтикс” проигрывают?

– Да.

– Хочешь уйти?

– Нет. Дело не в том, кто выиграл. Я люблю смотреть, как они играют.

– М-м-м, – только и сказала она.

Я купил еще один кулек орехов и еще пива. За пять минут до финального свистка счет был 114:90. Я посмотрел вверх, где на щитах были написаны имена игроков, уже ушедших из спорта.

– Если бы ты только видела, – сказал я Сюзан.

– Что? – Она смахнула с колен крошки от орехов. На ней были французские голубые джинсы, заправленные в черные сапожки.

– Коузи, Шармана, Хайнсона, Лосткутофа, Рассела, Хавличка, Сандерса, Рамсея, обоих Джонсонов, Силаса и Дон Нельсона. А как они бились с командой “Никс”! С одной стороны Коузи – с другой Эл Макгир. А Рассел против Чемберлена! Ты бы видела Билла Рассела!

Сюзан зевнула. Рукав ее свободного черного свитера соскользнул до локтя. Кожа руки была гладкой и белой. На золотой цепочке на шее висел небольшой бриллиант. После развода она больше не носила обручальное кольцо, а камень вставила в другую оправу. На голове – модная прическа-перманент спиралью под африканку. Рот чуть широковат, а в больших темных глазах постоянно прыгает чертик скрываемого смеха.

– С другой стороны, видел бы Рассел тебя, – покачал головой я.

– Дай мне орешек, – попросила Сюзан.

Матч закончился со счетом 130:101, и, когда в 9.25 прозвучал финальный свисток, зал был почти пуст. Мы надели куртки и пошли к выходу. Без толкотни, без суеты. Большинство болельщиков уже давно ушло. А многие вообще не приходили.

– Хорошо, что Вальтер Браун все это не видит, – вздохнул я. – Во времена Рассела надо было отчаянно пробиваться как в зал, так и к выходу после матча.

– Заманчиво, судя по рассказу, – улыбнулась Сюзан. – Жаль, что я это не видела.

– Хочешь, пройдемся до рынка, – предложил я. – Или поедем домой?

– Холодно, – поежилась Сюзан. – Поехали ко мне. Я приготовлю что-нибудь вкусненькое.

Она подняла воротник.

В машине я включил обогреватель и уже через пять минут можно было расстегнуть куртку.

– Беда с этим пареньком в том, – вернулся я к разговору о Поле, – что он вроде как заложник. Мать с отцом ненавидят друг друга и пользуются им для сведения счетов.

– Господи, Спенсер, сколько тебе лет? Конечно, они сводят счеты. Это делают не только те, кто ненавидит друг друга. Но обычно на детях это особо не отражается.

– На этом пацане обязательно отразится. Он этого не переживет, – возразил я. – Он так одинок.

Сюзан промолчала.

– Он совсем слабый, – продолжал я. – У него нет ни хитрости, ни силы, ни смазливости. Его нельзя назвать забавным или нахальным. Все, что у него есть – это какая-то крысиная подлость. А этого недостаточно для жизни.

– И что же ты собираешься предпринять? – осторожно спросила Сюзан.

– Ну, во всяком случае, я не собираюсь усыновить его.

– А как насчет государственных заведений? Например, Дома ребенка?

– У них хватает своих забот по выбиванию средств из федеральных фондов. Я не хотел бы обременять их еще одним ребенком.

– Я знаю добровольцев, которые работают в гуманитарных службах штата, – подсказала Сюзан. – Некоторые из них очень преданы этой работе.

– А сколько среди них компетентных?

– Кое-кто есть.

– А ты можешь сказать, какой именно процент?

– И преданных и компетентных одновременно?

– Да.

– Что ж, твоя взяла, – вздохнула она.

Мы повернули на 128-ю дорогу.

– Так что же ты предлагаешь? – спросила Сюзан.

– Предлагаю пустить его вниз по течению, – ответил я. – Больше я ничего не могу придумать.

– Но это тебя беспокоит?

– Конечно, это меня беспокоит. Но к этому я привык. В мире много людей, которых я не могу спасти. Я привык к этому еще тогда, когда служил в полиции. Любой полицейский привыкает. Или привыкнешь, или сам поплывешь вниз по течению.

– Я понимаю, – кивнула Сюзан.

– С другой стороны, я опять могу встретиться с этим парнем.

– По работе?

– Да. Его папаша снова его заберет. Она опять попытается вернуть его. Они оба слишком тупые и склочные, чтобы прекратить это. Не удивлюсь, если она снова меня вызовет.

– Будешь умницей, если на этот раз откажешься. Тебе будет неприятно опять влазить в это дело.

– Знаю, – согласился я.

Мы помолчали. Я свернул с 128-ой дороги и поехал к дому Сюзан.

– У меня есть бутылочка молодого “Божоле”, – сказала Сюзан уже на кухне. – Как насчет пары бутербродов с сыром? Будем есть бутерброды и запивать “Божоле”.

– Может поджаришь мне гамбургер?

– Конечно, – с энтузиазмом согласилась Сюзан. – А позже, пожалуй, даже разожгу для тебя камин, приятель.

– О, сладострастная, – воскликнул я. – Воистину ты знаешь, как надо говорить с мужчиной. Она вручила мне вино.

– Ты знаешь, где штопор. Открой бутылку, и пусть вино подышит, пока я сделаю бутерброды.

Так я и сделал.