Текст книги "Право на смерть"

Роберт Шекли
Право на смерть

Боль эта просто неописуемая, вам все равно не представить. Скажу лишь, что она была невыносимой даже под анестезией, а перенес я ее только потому, что выбирать мне не приходилось. Затем она стихла, я открыл глаза и взглянул на лица стоящих рядом браминов. Их было трое, в обычных белых хирургических халатах и марлевых масках. Сами они утверждают, что носят маски, предохраняя нас от инфекции, но каждый солдат знает правду: под масками они прячут лица. Не хотят, чтобы их опознали.

Я был все еще по уши напичкан обезболивающими, поэтому в памяти мелькали лишь обрывки воспоминаний.

– Долго я пробыл покойником? – спросил я

– Часов десять, – ответил один из браминов.

– Как я умер?

– Разве ты не помнишь? – удивился самый высокий из них.

– Еще нет.

– Тогда слушай, – сказал высокий. – Ты со своим взводом находился в траншее 2645Б-4. На рассвете вся ваша часть пошла в атаку, чтобы захватить следующую траншею. Номер 2645Б-5.

– А потом? – спросил я.

– Ты нарвался на несколько пулеметных пуль. Тех самых, нового типа – с шоковыми головками. Теперь вспомнил? Одна попала в грудь, три в ноги. Когда тебя отыскали санитары, ты уже был мертв.

– А траншею взяли?

– На этот раз нет.

– Ясно.

Анестезия слабела, память быстро возвращалась. Я вспомнил парней из своего взвода. Вспомнил нашу траншею. В старушке 2645Б-4 я просидел больше года, и обжили мы ее как дом родной. Противник пытался ее захватить, и наша утренняя атака на самом деле была контратакой. Вспомнил, как пулеметные пули рвали меня на куски и какое я при этом испытал восхитительное облегчение. И тут я вспомнил кое-что еще...

Я поднялся и сел.

– Эй, погодите-ка!

– В чем дело?

– Я думал, через восемь часов человека уже не оживить, это предел.

– С недавних пор мы стали искуснее, – ответил один из браминов. – Мы все время совершенствуемся, и теперь верхний предел – двенадцать часов, лишь бы мозг серьезно не повредило.

– Что ж, радуйтесь, – буркнул я. Теперь память вернулась ко мне полностью, и я понял, что произошло. – Только со мной у вас ошибочка вышла. И немалая.

– Что еще за претензии, солдат? – осведомился один из них. Офицерские интонации ни с чем не спутаешь.

– Посмотрите на мой личный знак.

Он посмотрел. Его лоб – единственное, что не закрывала маска, – нахмурился.

– Да, необычная ситуация, – протянул он.

– Необычная, – согласился я.

– Видишь ли, – пояснил он, – в траншее было полно мертвецов. Нам сказали, что все они новобранцы, по первому разу. А приказано было оживить всех.

– И что, нельзя было сперва взглянуть на личный знак?

– Мы устали – слишком много работы. Да и время поджимало. Мне действительно очень жаль, рядовой. Если бы я знал...

– В гробу я видал ваши извинения. Хочу видеть генерал-инспектора.

– Ты и в самом деле полагаешь...

– Да, – отрезал я. – Пусть я не окопный юрист, но я сыт по горло. И у меня есть право на встречу с Г. И.

Пока они шепотом совещались, я принялся разглядывать себя. Брамины здорово залатали мое тело. Но, конечно же, не так хорошо, как в первые годы войны. Заплаты на коже наложили довольно халтурно, да и внутри что-то зудело и свербило. К тому же правая рука оказалась на два дюйма длиннее левой – скверно срастили сустав. Но в целом поработали они неплохо.

Брамины кончили совещаться и выдали мне форму. Я оделся.

– С генерал-инспектором не так просто, – начал один из них. – Видишь ли...

Стоит ли говорить, что к Г. И. я так и не попал. Меня отвели к старшему сержанту, эдакому верзиле-добряку из тех, кто умеет решить все твои проблемы, просто поговорив по душам. Только я его не просил лезть мне в душу.

– Да брось ты дуться, рядовой, – сказал добряк-сержант. – Неужто ты и в самом деле затеял склоку из-за того, что тебя оживили?

– Так оно и есть, – подтвердил я. – По военным законам даже у простого солдата есть права. Так мне, во всяком случае, говорили.

– Конечно, есть, – согласился сержант.

– Я свой долг выполнил. Семнадцать лет в армии, из них восемь на передовой. Трижды убит, трижды оживлен. И все это выбито на моем личном знаке. Но мне не дали умереть. Проклятые медики меня снова оживили, а это нечестно. Хочу остаться мертвым.

– Куда как лучше оставаться живым, – возразил сержант. – Пока ты жив, остается шанс попасть в нестроевые. Сейчас, правда, приходится долго ждать, потому что на фронте людей не хватает. Но все-таки шанс есть.

– Знаю. Но, по-моему, скорее стать покойником.

– Знаешь, могу тебе пообещать, что месяцев через шесть...

– Хочу остаться мертвым, – твердо заявил я. – После третьей смерти это мое законное право.

– Разумеется, – согласился добряк-сержант, улыбаясь мне товарищеской солдатской улыбкой. – Но на войне случаются и ошибки. Особенно на такой войне, как эта. – Он откинулся на спинку и сцепил руки за головой. – Я еще помню, как все началось. Поначалу никто не сомневался, что все сведется к нажатию кнопок. Но и у нас, и у красных оказалось навалом противоракет, так что пулять друг в друга атомными бое

...

конец ознакомительного фрагмента