Текст книги "Побег"

Побег
Роберт Сперанский

© Роберт Сперанский, 2023

ISBN 978-5-0060-2102-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Отличается ли бытие солдата российского от быта солдата советского? Не думаю, что кроме реновации казарменных помещений, сокращения срока службы и изменения покроя формы суть службы коренным образом поменялась. Сие введение предваряет небольшое путешествие в окончание века прошлого, где момента быта данной страты тогдашнего общества мы обязательно коснемся…

Сигнал селектора внутренней связи горел красным, что означало срочный сбор в кабинете прокурора. Он любил вот так созывать оперативный состав нашей спец. прокуратуры, используя «технические средства». В своем кабинете у него рядом со столом, на котором стояли обыкновенные телефонные аппараты, располагался на специальной подставке целый телефонный комплекс, похожий на такие же, установленные в дежурных частях милиции. Действовал он или нет, не помню. Но не видел, чтобы он по нему звонил. Однако ж, следует сказать, что для того времени выглядел этот комплекс солидно и соответствовал статусу нашей прокуратуры, которая в силу своей специфики надзора за предприятиями оборонного комплекса Совка, подчинялась напрямую Генеральной прокуратуре Союза ССР.

В прокурорском кабинете кроме самого прокурора находился комендант воинского гарнизона и командиры всех наших поднадзорных полков, солдаты которых трудились на нескольких атомных объектах.

– Садитесь! – нервно приказал прокурор, когда мы вошли.

Мы – это четыре следователя, включая Вашего покорного слугу и двух помощников прокурора. Такой состав собравшихся действительно заставлял предполагать, что произошло какое-то ЧП.

– Продолжайте доклад! – обратился прокурор к коменданту, прокурора в миру величали Александром Ивановичем.

Был он грузен, величав, как положено прокурору, напрямую подчинявшемуся Москве и носившему чин полковника. Однако явственная краснота большого носа свидетельствовала о пристрастии его владельца к горячительным напиткам, которая, правда, пока на производственном процессе соблюдения законности на поднадзорных объектах не сказывалась.

– Так вот, – прокашлявшись, заговорил комендант, – стрелок комендантского взвода рядовой Голиков Андрей Сергеевич, в ночь на сегодня заступил на пост у оружейной комнаты. Когда пришла смена, было выявлено его отсутствие. Голиков покинул пост с личным оружием. Кроме того из оружейной комнаты пропали два цинка с патронами к автоматам. Принятыми мерами розыска Голиков не обнаружен.

– Местный ОВД сориентирован?! – спросил прокурор.

– Видите ли, – замялся комендант, – я решил, что этот вопрос мы решим после этого совещания на нашем уровне, а потом уже примем решение информировать местную милицию или справимся собственными силами.

– Да, какие на …собственные силы! – Александр Иванович дал волю гневу, – В гарнизоне его нет! Он, наверняка, шляется по городу с автоматом да еще с таким боезапасом! Сколько патронов в цинках?!

– Две тысячи, – понурил голову комендант, – с таким грузом по городу ему, как Вы выразились, шляться несподручно! Наверняка, где-нибудь отсиживается.

– Что он у тебя побежал то? – спросил один из командиров полка.

– Да то-то и оно, что вроде причин не было!

– Как у него с сослуживцами? Неуставные? Конфликты? На телефонные переговоры, может, ходил накануне, или письма какие из дома были? – деловито вступил в разговор Валентин – наш следователь по особо важным делам.

– Ну, явных случаев не было… Но весь личный состав мы еще не успели опросить, – комендант старался не встречаться взглядом ни с Валентином, ни с прокурором.

– Так! – Александр Иванович рубанул рукой по столу, – Я поднимаю на уши местную милицию! Командирам полков и коменданту подготовить личный состав для возможного прочесывания лесополос и строительных площадок. Валентин, возбуждай дело по дезертирству, хищению оружия и боеприпасов! Голикова сразу в розыск! Роберт, составляй спец. донесение в Москву!

Услышав последнее словосочетание о спец. донесении комендант и командиры полков окончательно пали духом, ибо в ближайшей перспективе это грозило им различной степени фитилями, снятием стружки и иными изысками служебных неприятностей.

Я возглавил группу, в которую кроме десятка солдатиков входило еще пара знакомых мне территориальных оперов из уголовного розыска, с которыми я как следователь постоянно сталкивался на долгу службы. Ибо наши поднадзорные из воинских частей не только укрепляли обороноспособность страны на предприятиях, но совершали различный спектр уголовных деяний, как на производстве, так и в городе, где находился наш гарнизон.

Сейчас мы находились на территории местного кладбища, которое по плану розыска мы должны были осмотреть. Проинструктировав солдатиков из комендантского отделения, которым по такому случаю были выданы автоматы с боекомплектом, как прочесать отведенный под нашу ответственность сектор кладбища, мы втроем отправились к стоявшему на краю строению, похожему толи на небольшой домик, толи на хозяйственное помещение. Прошли уже сутки розыска. Безумно хотелось спать. Но Москва бушевала по всем доступным ей средствам связи, требуя результата. Поэтому поиски в течении всего этого времени не прекращались. Хотя организованная в связи с этим ЧП нашим прокурором следственная бригада уже склонялась к общему мнению о том, что наш фигурант покинул расположение и гарнизона, и города, направившись куда-нибудь по одному ему известному маршруту. Понятное дело, что ориентировки по месту его жительства и призыва незамедлительно ушли телетайпом.

Строение, к которому мы подошли, состояло из двух помещений. Первое представляло собой бытовку для кладбищенских рабочих с соответствующей обстановкой: несколькими стульями, обшарпанным столом, шкафчиками со спецодеждой. На столе стояла открытая банка рыбных консервов, рядом с ней лежала засохшая краюха черного хлеба и традиционный для этого русского натюрморта стакан. Один из оперов по имени Андрей подошел, осмотрел банку, пыльный стакан и на наши вопросительные взгляды отрицательно покачал головой:

– Явно недельной давности! Ну что? Потопали отсюда?

Со вторым опером (Сергеем) мы мельком глянули в помещение инвентаря, где спрятаться среди наваленных там лопат граблей и прочего инрумента человеку просто не было возможности ни с оружием, ни без. Постояли немного, закурили по очередной сигарете и собирались уже выйти на воздух. Но Андрей заметил еще небольшую дверь, ведущую то ли в кладовую, то в иное техническое помещение. Он задумчиво потянул ее за ручку, дверь не поддалась. В обозримом пространстве ключей от дверного замка этой двери не наблюдалось. Андрей задумчиво пнул дверь ногой и спросил:

– Ну, что вскрывать будем?

По идее надо было для очистки совести ее вскрыть, но засутки нас так уже все достало, что мы с Серегой чуть ли не один голос сказали :

– Да ну ее на х…! Явно в этой сторожке уже несколько дней никого не было, тут колотун такой, что он явно хоть бы вон той электропечкой трамвайной пользовался. Все же холодное как в аду!

Андрей еще раз пнул дверь, и мы вышли на улицу.

В этом месте следует немного забежать в будущее. Эта безалаберность, благодаря которой дверь так и осталось закрытой, а пространство за ней не осмотренным, спасла нам троим жизнь. Поскольку Голиков, нескольким десятком минут ранее, увидев прочесывание кладбища, в окрестностях которого он скрывался, а на само кладбище приходил поживиться нехитрой снедью и выпивкой, которую по обычаю оставляли на могилах приезжающие к усопшим, действительно с автоматом нырнул в кладовку и подпер дверь изнутри. Когда он услышал наше приближение, то он дослал патрон в патронник и был готов опустошить магазин, если его укрытие будет обнаружено. Тогда в тот момент, мы уставшие, даже не подозревали, насколько тонка наша грань между жизнью и смертью. Но если существует Бог, Провидение, Предначертанность или иное Высшее управление над нами, то тогда оно посчитало, что рано нам, не достигшим еще и тридцати лет гибнуть под пулями дезертира…

ГОЛИКОВ

Когда меня призвали из моего захолустья на службу, да еще когда выяснилось, что я буду служить под Ленинградом, радости моей не то, чтобы не было предела, но все-таки это было намного лучше, чем Вологодское районное захолустье, в котором кроме чадящего филиала Череповецкого металлургического комбината, окрашивающего небо над моим поселком городского типа в причудливые тона желтоватого цвета своими выхлопами, по сути и не было ничего больше. Если прожить здесь всю свою жизнь, то после десятилетки и местного ПТУ она, жизненная линия, непременно бы уперлась в этот заводишко, на котором трудился весь поселок, чтобы потом в выходные дни, а также по советским праздникам тупо жрать водку, просиживая штаны в местной пивной. Единственный поблизости большой областной центр – Вологда по тем временам, тоже не был особо ничем примечателен, кроме разве что известной песней белорусской группы «Песняры».

Поэтому и радовался я, когда после многодневного сидения после призыва на срочную в пересыльном пункте той же Вологды в ожидании «куда пошлют», узнал, что еду служить под Ленинград. Первые разочарования меня постигли сразу же по прибытии на место. Место «под Ленинградом» оказалось ни много, ни мало в девяноста километрах, а то и всех ста от города «белых ночей». Хотя городок, где располагался гарнизон, был молодой, недавно отстроенный, и ни шел, ни в какое сравнение с моим захолустьем. Но главное разочарование было даже не в отдаленности бывшей русской столицы, что исключало поход в увольнительные в город Ленина, чтобы самолично увидеть то, что раньше видел только на картинках. Самое неприятное было узнать, что попал я служить в строительные войска. Причем не в инженерно-строительные, как их иногда официально называют, а в самый натуральный стройбат, который относился к тому же к какому-то оборонному министерству. То есть предстоящие два года мне предстояло тупо месить бетон на советских стройках или класть кирпич, если доверят. Говорили, что чуть ли не весь этот городок, в котором и базировалась оборонка, был выстроен стройбатом министерства. Да и контингент прибывших со мной для укрепления мощи Советского Союза был еще тот. Больше половины составляли выходцы из республик Средней Азии, Казахстана и Кавказа. Причем городских среди них было очень мало. В основном селяне из кишлаков. Некоторые и по русски-то знали всего несколько слов. Причем наше оборонное министерство (не путать с Министерством Обороны) не чуралось призывать в ряды воинов-строителей молодых людей, уже успевших получить судимость на гражданке или с имеющимися неоконченными условными сроками. Не говоря уже о большом количестве призывников, которых явно не осматривал психиатр в их далеких провинциальных призывных комиссиях. К окончанию так называемой «учебки», где мною было освоено несколько самых низших рабочих строительных специальностей, я находился в состоянии глубокого уныния. Какую-то надежду давали рассказы сослуживцев об удачных женитьбах служивших здесь ранее. Они смогли осесть в городе и получить хорошую работу на атомных производствах, да еще вблизи от второго самого крупного города СССР.

Однако не пришлось мне, окончивши «курс молодого бойца», погрязнуть в строительстве. Меня как-то вызвали в штаб и, тщательно расспросив об успеваемости в школе (а она у меня на фоне остальных была очень даже не плохая), а также поинтересовавшись состоянием моего здоровья (тоже еще не отравленным пока родным заводом) сказали, что направляют меня служить в комендантский взвод Военно-строительного управления.

Последующая служба в комендатуре, учитывая наличие большого количества «дедов», конечно, тоже была не сахар. Но явление это временное, к тому же когда я конвоировал зачуханных азиатов или тех же представителей коренной национальности на гауптвахту или того хуже в знаменитые питерские «Кресты», поскольку многие, как и на воле продолжали в армии криминалить или просто сбегали со службы в надежде спрятаться в родном кишлаке или деревне, я все-таки считал, что на этой службе вытянул, как говорится, бумажку с крестиком. Как бойцу комендатуры впоследствии мне понемногу начали выдавать увольнительные в город атомщиков. Я ходил в кино, мог себе позволить иногда посидеть в кафе -мороженном, не стесняясь своего вида, поскольку мое обмундирование стрелка комендатуры выгодно отличалось от даже «парадного» вида находящихся в увольнении военных строителей. Когда увольнительные для меня перестали быть приятным исключением и в соответствии с уже отбытым сроком службы приобрели постоянную основу, я начал приглядываться к городу, к его жителям, к их быту и укладу. И они ведь здорово отличались от того, что было у меня на Малой Родине. Несмотря на то, что выбор в магазинах здесь должен быть таким же «советским» как и у нас в Вологодской губернии, вещей, которые можно было на себя одеть, и при этом не выглядеть огородным пугалом, было гораздо больше. А люди, которые попадались мне навстречу во время моих прогулок в увольнительных и вовсе в основном ходили в «фирме». «Фирменные» вещи здесь часто «выбрасывали» в магазинах, да и Питер был, как оказалось, не так уж далеко, всего то меньше двух часов на электричке. А это уже город портовый с полагающейся «толкучкой», где можно купить все от штанов до самых последних дисков. Да и продуктовые магазины здесь радовали глаз в отличие от наших на Вологодчине, где, чтобы отоварить продуктовые талоны надо было занимать очередь с утра. А уж машин в этом городе было просто наверное как на каком—нибудь Западе, на котором я, конечно, никогда не был и даже не мечтал побывать. Как-то в праздник 9 Мая я был в почетном карауле на местном мемориале. Здесь оказывается недалеко от города проходила ранее линия фронта по время Великой Отечественной. Так, когда нас везли на грузовых машинах к месту, от легковых самых различных моделей рябило в глазах. Люди выходили из этих разноцветных сверкающих автомобилей, покупали шашлыки, пиво, развлекались. Понемногу я стал чувствовать, что я ненавижу живущих здесь людей за их вот такую кажущуюся мне со стороны сытую и обеспеченную жизнь. Это при том, что в этой стране все у нас равны и прочее, прочее. Я понимал, что все эти байки, выслушанные мною в «учебке» об удачных женитьбах на местных, не больше чем красивая сказка. Ну, похожу я на танцы в здешний ДК. Ну, познакомлюсь с девчонкой местной, вряд ли она будет дочкой состоятельного человека. А если и окажется таковой, вряд ли ее родители согласятся выдать ее замуж за такого как я. А если (обязательное условие после окончания службы – это направиться по месту призыва) я каким-либо чудом зацеплюсь, отслужив, в этом городе или где-нибудь поблизости, то сколько же понадобится мне времени с моими, так и несформировавшимися строительными навыками копить на вот такие «Жигули» или «Москвич». Не говоря уже о возможности поселится в своей квартире. Как-то незаметно я все больше и больше стал впадать в уныние. А тут еще у нас в казармах в виде эксперимента установили цветные телевизоры, по которым в будние дни мы коллективно просматривали в обязательном порядке программу «Время» по Первому каналу. А по воскресеньям нам ставили для просмотра западные боевики, ведь телевизоры были подключены к видеомагнитофону, стоящему в штабе. Не знаю, чья это была идея, но чтобы такое было в других воинских частях не слышал. Так что два часа в воскресенье перед отбоем мы окунались в мир еще более привлекательный, нежели я видел в своих увольнительных. Там царили крутые парни со стволами и крепкими кулаками, которые ездили на еще более крутых тачках, нежели эти советские «Жигули», которые по сравнению с ними были просто неуклюжими тракторами. После каждого фильма, правда, выходил заместитель по политчасти и подробно рассказывал, что все, нами просмотренное, есть не что иное, как яркая обертка жуткого мира капитала. Что на такие вот обертки клюют несозревшие души и губят себя. По мере того как служба моя шла, я узнавал все больше и больше. Оказалось, что здесь рядом по морю проходит государственная граница, а чуть дальше есть граница и по суше. И в нескольких десятках километров от меня находится этот мир чистогана и свободного предпринимательства. Напротив нас через дорогу находился отряд пограничников. Как то случайно на стрельбах я познакомился с двумя земляками – пограничниками. Мы стали ходить вместе в увольнения в город, хотя на тех же танцульках они в своей форме с зелеными погонами и фуражками имели больший успех у женского пола. Я же, несмотря на принадлежность свою к комендатуре, обладал погонами черными и черным ободком фуражки, что для непосвященных ничем не отличалось от обычного военного строителя. Знакомство с земляками оказалось для меня очень полезным. Поскольку я находился у себя на хорошем счету, то мне разрешили проходить у них в погранотряде курсы по вождению УАЗика. Наконец-то я почувствовал, что такое управлять машиной! Пусть военной, неуклюжей. Но это все же была машина, и она подчинялась моей воле. Парни, с которыми свел дружбу, рассказывали иногда, как они несут свою службу по охране земного и морского участка границ. По их словам выходило, что при желании «за бугор» можно было свалить достаточно легко. Особенно если воспользоваться лодкой с мотором. По прямой тут будет несколько десятков километров, а учитывая традиционный нейтралитет соседней Финляндии, охрана границы по морю весьма условная. Мол, сколько раз уже ловили рыбаков, которые блудили в погранзоне в поисках рыбы. Так понемногу я стал все больше и больше задумываться о том, что не зря судьба забросила меня именно сюда из далекого глубинного русского поселка. Потом мои раздумья стали вырисовываться понемногу в четкий план действий…

– Голиков, сегодня в составе наряда по казарме! – эту команду я услышал сегодня.

По большому счету план побега у меня уже был готов. Я твердо решил бежать именно из караула, чтобы быть с оружием, снабженным боевыми патронами. Хотя разум, конечно, подсказывал, что лучше бы исчезнуть по время отбоя, чтобы иметь какой-то запас времени, прежде, чем меня хватятся. Но с оружием решил я, мне будет спокойнее, хотя может, это было влияние более чем десятка просмотренных боевиков, где оружием не пользовались только китайские мастера ушу, но мне до них далеко. Еще одним важным пунктом плана было мое намерение несколько дней отсидеться в районе местного кладбища. Потому что уже по своему опыту (а комендатуру всегда привлекали к розыску сбежавших) я уже знал, что в основном будут прочесывать дачные массивы, а также железнодорожный вокзал. Все сбежавшие бегут в силу молодости и неподготовленности этих побегов домой, на этом пути их и хватают. Я же намеревался отсидеться несколько дней, не высовываясь в старой кладбищенской сторожке, которую я случайно обнаружил во время одного из таких вот поисков беглецов. Потом наступала самая главная часть плана – это добыча гражданской одежды и переход одной из лодочных стоянок, которые во множестве были расположены в устье реки, впадавшей в море. Здесь я не то, чтобы рассчитывал на везение, но полагаю, что к вечеру лодки с рыбаками будут приходить к причалу. Главное нейтрализовать хозяина лодки (выбрав при этом непременно одиночного рыбака) после чего на полных парах выйти из устья реки и сразу держать курс на Север, где в хорошую погоду над горизонтом видна была небольшая туманность над горизонтом, что обозначало наличие уже чужого берега. Ну а там стандартно попрошу политического убежища. Что рассказать представителям Запада о советских нравах я даже не заготавливал. Во время службы в комендатуре, находясь в конвоях при допросах арестованных в следовательских кабинетах, я выслушал множество историй об издевательствах над солдатами, что и служило в основном причиной их побегов. Нравы, царящие в расположении казарм военных строителей, состоящих наполовину из представителей неславянской нации и откровенно уголовного элемента, а также то, что творилось в камерах нашей гауптвахты известны мне были не понаслышке, и полагаю, поразят воображение тех, с кем мне придется беседовать за бугром.

Первую свою смену я отстоял на посту, который отлично просматривался из окна проходной штаба управления, и поэтому покинуть пост и совершить побег я не решился.

Ничего, после отдыха я вроде как должен уже буду заступить на пост около «оружейки», а там пост не просматривается ниоткуда, там все концентрируется на срабатывании тревожной кнопки и сигнализации после вскрытия самой оружейной комнаты.

Положенное время мне для отдыха я пролежал в караулке с закрытыми глазами, но ни на мгновение я не мог заставить себя заснуть. Нервы у меня были напряжены до предела. Наконец дежурный «разбудил» меня, велев наряду построиться для пересменки. И вот я уже стою на посту у оружейной комнаты. Когда разводящий вел нас двоих на смену, у меня на секунду замерло сердце, но на ненужный мне пост отправили другого солдата, а я попал, куда и планировал.

«Так, шаги разводящего и сменившегося наряда затихли, теперь, что бежать?!» – мысли хороводом проносятся в голове.

Я оглядываюсь кругом. Да, вроде все спокойно, и чем быстрее я покину расположение гарнизона, тем больше времени меня не обнаружат. Если, конечно, дежурному по управлению не взбредет в голову ходить проверять посты. Тут я замечаю, что оружейка —то не заперта. Как же так! Ведь должна сработать сигнализация! Вот уж, не знаю прихватить ли мне с собой еще боезапас или ограничится выданными мне в караул рожками с патронами и штык-ножом. Осторожно приоткрываю пошире окованную железом дверь. Внутрь падает полоска света из коридора. Вижу рядом с входом несколько запаянных цинков с патронами для автомата и карабина. Осторожно беру два. Тяжело, конечно. Однако тут же нахожу стопку новых вещмешков. То, что надо! Сгружаю туда цинки, не забыв проложить их между собой ветошью, чтобы не дай Бог не загремели. Все, пора! Я тихонько ухожу с поста и, держась в черной тени зданий казарм, в которых практически нет света в окнах, а только доносится какое-то рассеянное мутное свечение тусклых лампочек из коридоров. Плюс побега именно с этого поста в том, что не нужно проходить через караульное помещение и вахту. Я сразу бегу к участку забора, который в отличие от других не украшен сверху орнаментом из колючей проволоки. Сначала за забор летит вещмешок и глухо стукается о землю по ту сторону забора. Для меня с амуницией перемахнуть это препятствие дело пары секунд. Все свобода! Теперь быстро вдоль вот этой проходящей мимо управления дороги в промышленную зону и дальше к кладбищу. По расстоянию выйдет километров шесть, не меньше, а то и все семь. Но свобода стоит того!

Когда я достиг своей цели в виде сторожки кладбища, я думал, что сердце у меня выскочит из груди от бешеного бега. Всю дорогу я подспудно ждал погони. Но за исключением редких попутных и встречных машин, шелестевших шинами по дорожному полотну, мне никто не встретился. Отдышавшись и придя в себя, я вдоволь напился воды из фляжки, а потом достал, припасенную банку тушенки, которую мне удалось увести, когда я дневалил по кухне и спрятать в подсумке. Банка, конечно, была не велика, но умял я ее в один присест вместе с хлебом, предусмотрительно захваченным с ужина. Потом я свалил в кучу тряпье из старой спецодежды и мгновенно заснул, положив рядом автомат. Видимо, сказалось нервное напряжение.

И вот наступило первое утро моей новой, вольной жизни. Здесь была полная тишина, и несмотря на то, что я проснулся около одиннадцати часов утра, звуки от дороги ведущей в городскую промзону сюда практически не доносились. Я с сожалением посмотрел на пустую банку из-под тушенки, есть хотелось очень сильно. Я наскреб в кармане хлебных крошек и засунул их в рот, стараясь жевать как можно медленнее. Насыщению это помогло мало. То, что меня могут найти по следу, я совершенно не боялся. У нас в комендантском отделении собак не было. А мои дружки пограничники в разговорах надавали мне, сами того не подозревая, кучу советов, как сбить псов со следа. Это, к примеру, если тех же собак для моих поисков возьмут у погранцов. Все-таки не рядовой случай. Это не просто самовольное оставление части. Не каждый день у нас сбегают с оружием и таким боезапасом. Когда я перебрался через забор, то я сначала бросил «ложный след» в сторону недалеко находящейся железнодорожной платформы, где останавливаются электрички на Ленинград, а потом у мазутного небольшого озерца резко ушел через него в обратном направлении, не забывая часть пути пройти по местной речушке и нескольким ручьям. Но уверению моих приятелей мазут это такая гадость, что сжигает нюх у овчарок полностью. Что только его почуяв, они сразу дадут такого кругаля, что потом на след и при желании не выйдут!

Так, но есть то хочется все сильнее, а ведь по моему плану, мне здесь нужно отсидеться минимум пару дней, а лучше где-то неделю. За это время, знаю по опыту, поиски они прекратят и будут ждать, где я проявлюсь по дороге в родную Вологодчину. Но, черт возьми! С пропитанием нужно что-то решать! Не мог я, готовясь к побегу, аккумулировать продовольственные запасы в прикроватной тумбочке или на территории части! Мое внимание привлекает какое-то движение на границе кладбища. Вижу, что по дороге, ведущей к захоронениям, едет мотороллер. За рулем находится мужчина, у него за спиной сидит пацан лет десяти, как мне кажется с этого расстояния. На всякий случай досылаю патрон в патронник, ставлю автомат на предохранитель и через прицельную планку наблюдаю, как приближается этот двухколесный механизм. Мотороллер останавливается метрах в ста пятидесяти от моего укрытия. Мужик и пацан слазят с сидений, распаковывают какой-то груз, закрепленный сзади на багажнике. Потом они идут к одной из могил, что там приводят в порядок, выбрасывают мусор, подметают. Потом долго сидят на скамейке. От нечего делать я продолжаю следить за ними через планку и прицельную мушку своего автомата. Мужик долго стоит, глядя на фотографию могильного памятника, потом поворачивается, да так, что прицел ложится ему прямо в лоб. Это было для меня неожиданным, но в голове сразу понеслись мысли:

«Так! Транспорт есть! На мотороллере в своей деревне ездить мне не приходилось, но на мопеде старшие пацаны давали прокатиться. Не думаю, что между ними большая разница. Этого сейчас в лоб, потом придется и пацана тоже сразу уложить. Оттащу трупы в сторожку, закидаю тряпьем, одежду с мужика на себя и вперед на лодочную станцию!»

У меня как —то сразу вылетел из головы мой план, по которому я должен несколько дней здесь отсиживаться. Может быть, голод стал тому причиной? Мужчина все стоял в той же позе, как будто застыл. Мушка в выемке прицельной планки находилась аккурат посреди его лба. Мой большой палец убрал предохранитель, переводя автомат в одиночный режим стрельбы. Но тут мужчина резко ушел из сектора прицела. Блин! Он нагнул голову, одевая свой шлем. Все, решимость у меня как ветром сдуло, большой палец снова защелкнул предохранитель. Я уже опустошенно смотрел на то, как мужик с сыном идут к мотороллеру, как мужчина заводит его, как они уезжают с кладбища. Когда они скрылись из виду, я внимательно осмотрел местность из своего убежища. Потом вышел наружу и прошел до этой могилы, у которой собирался только что убить двоих людей. На приступке у памятника я нашел рюмку водки, по обычаю накрытую хлебом, несколько конфет, печенье. Я тут же все это проглотил, обжегши горло водкой, явно не лучшего разлива. Находка натолкнула меня на мысль, я стал осматривать могилы и на некоторых находил подобное продовольствие. Многое было, правда, поклевано птицами или размокло от дождей. Но в общем-то улов получился солидный, карманы мои распухли от конфет, печения и хлебных корок. Найденной водке я тоже отдавал должное и вскоре прилично опьянел. Это чуть меня не погубило. Я довольно далеко отошел от своего укрытия. И только каким-то чудом сквозь пелену опьянения услышал, как недалеко останавливается грузовая машина, и раздаются голоса команд. Вот, блин! Надо же так по-дурацки вляпаться! Я пригнулся и стал пробираться в сторону сторожки. Но от входа уже начали прочесывать местность. Опьянение мешало мне нормально думать. Сначала пришла мысль добраться чуть ли не в полный рост бегом до сторожки, а уж там с двумя цинками патронов я вам устрою пляску смерти. Но! Вдруг это мои же комендантские стрелки или ВВ-шники или те же погранцы. Они-то точно будут с оружием и с боевыми патронами в поиске беглеца с автоматом! Какой уж тут на хрен, бой! Увидев какой-то хозяйственный сарайчик я, пригнувшись, добежал до него. Внутри нашел дверь в небольшую кладовку, спрятался в ней и заперся изнутри подперев дверную ручку черенком от лопаты, кстати валявшимся под ногами. Ждал я долго, до меня доносились приглушенные голоса, видимо поисковики разбрелись по кладбищу. Потом я услышал, что несколько голосов приближаются все ближе и ближе. Вот они уже входят в сарай, расходятся по комнатам. Что говорят по поводу обстановки. Так! Кто-то дергает ручку двери моей кладовки. Я для верности упираюсь носком сапога в основание черенка. Дверь продолжает дергаться. Я снова взвожу автомат, ставя огонь на стрельбу очередями. Все-таки там за дверью их несколько. Но через мгновение тот снаружи, пнув дверь ногой, оставляет ее в покое, и они, о чем-то разговаривая, удаляются прочь. Я вытираю испарину со лба. Хмель как рукой сняло! Выжидаю для верности в этом месте еще около получаса. Потом осторожно выхожу. Хорошо, что прочесывали без собак. Обнаружить меня, источающего адреналин, за дверью служебному псу было раз плюнуть! Кладбище было пустынным. Поисковики, «отработав» сектор уехали восвояси. Так что я могу чувствовать себя в относительной безопасности, поскольку дважды они кладбище обыскивать не станут.

Через пару дней мне уже скулы сводило от всех видов конфет и разнообразной выпечки, что я добывал на могилах. И сегодня ближе к ночи я решил пробираться в город к лодочной станции. Идти придется лесом вдоль дороги. До лодочной станции путь займет часа два, если не три. Но когда уже понемногу началось смеркаться, на территорию кладбища въехал светло-коричневый «Москвич». Я залег за ближайшим могильным холмом. В салоне был один мужчина. Он заглушил машину недалеко от меня, вышел и пошел медленно вдоль могильных рядов. Наверное, хотел найти какое-то захоронение. Удача! Гражданская одежда и транспорт! Я тихо встал и пошел за ним. Когда расстояние между нами составляло уже несколько шагов. Он, видимо, услышав движение сзади, обернулся. Увидел меня, глаза его расширились.