Текст книги "Р. Л. Стивенсон. Сборник произведений"

Проход, в котором очутились Дик и Джоанна, был узок, грязен и короток. На другом конце его была полуоткрытая дверь, без сомнения та, которую открывал предполагаемый убийца. С потолка спускалась густая паутина; на каменном полу глухо отдавались самые легкие шаги.

За дверью проход разветвлялся под прямыми углами. Дик выбрал наудачу один из ходов, и оба пошли быстрыми шагами вдоль выемки кровли капеллы. Сводчатый потолок подымался при слабом мерцании лампы, словно спина кита. Там и сям попадались отверстия, приспособленные для наблюдений, скрытые с другой стороны резьбой карнизов. Взглянув в одно из этих отверстий, Дик увидел устланный плитами пол часовни, алтарь с его горящими восковыми свечами и распростертую перед ним на ступенях фигуру сэра Оливера, молившегося, подняв руки кверху.

Дойдя до конца коридора, они спустились по нескольким ступеням. Проход становился уже; стена с одной стороны была из дерева; через щели слышен был шум разговора и видно мерцание огней. Беглецы дошли до круглого отверстия в стене величиной с человеческий глаз. Дик заглянул в него и увидел внутренность столовой. С полдюжины людей в латах сидели вокруг стола, уничтожая паштет из дичи и жадно запивая его вином. Наверно, это были недавно прибывшие воины.

– Тут нам не найти помощи, – сказал Дик, – попробуем вернуться назад.

– Нет, – сказала Джоанна, – может быть, есть проход дальше.

Они пошли вперед, но через несколько ярдов проход заканчивался маленькой лестницей. Ясно было, что бегство невозможно с этой стороны, пока солдаты занимают столовую.

Они возвратились назад с возможной быстротой и принялись исследовать другой проход. Проход был чрезвычайно узок, так что можно было еле пройти одному человеку; идти приходилось по постоянно спускавшимся и подымавшимся головоломным лестницам; Дик потерял всякое понятие о том, где он находится.

Наконец проход стал еще уже и ниже; лестницы продолжали спускаться все глубже; стены с обеих сторон были сыры и липки на ощупь. Вдали слышались писк и беготня крыс.

– Должно быть, мы в подземной темнице, – сказал Дик.

– А выхода все нет, – прибавила Джоанна.

– Но должен же быть выход! – ответил Дик.

И действительно, вскоре они дошли до крутого поворота; тут проход заканчивался лестницей. Она была завалена тяжелой каменной плитой. Беглецы употребляли все усилия, чтобы сдвинуть ее. Она оставалась неподвижной.

– Кто-нибудь держит ее, – заметила Джоанна.

– Ну нет, – сказал Дик, – будь то человек, обладающий силой десяти людей, он все же подался бы немного. А она не поддается, точно упирается в неподвижную скалу. Там лежит какая-нибудь тяжесть. Тут нет выхода, и, говоря по правде, добрый Джек, мы здесь такие же пленники, как если бы у нас были кандалы на ногах. Сядем здесь и поговорим. Через некоторое время мы вернемся назад; может быть, тогда они будут менее осторожны; кто знает, может быть, нам и удастся вырваться. Но, по моему скромному мнению, мы пропали.

– Дик! – сказала молодая девушка. – Печален тот день, когда ты встретил меня! Потому что я, несчастная, неблагодарная девушка, завела тебя сюда.

– Что за глупости! – возразил Дик. – Так уж было суждено, а что суждено, исполняется помимо нашей воли. Расскажи-ка мне, что ты за девушка, и как попала в руки сэра Даниэля – это будет лучше, чем оплакивать меня или себя.

– Я – сирота, как и ты, без отца и матери, – сказала Джоанна, – и на великое мое, а следовательно, и твое, Дик, несчастье, богатая невеста. Опекуном у меня был лорд Фоксгем, но оказывается, что сэр Даниэль купил у короля право на выдачу меня замуж… и заплатил очень дорогую цену. И вот я, бедный ребенок, еще у кормилицы, стала предметом борьбы между двумя знатными и богатыми людьми, желавшими каждый для своей пользы выдать меня замуж! Ну, свет перевернулся, появился новый канцлер, и сэр Даниэль купил опекунство надо мной через голову лорда Фоксгэма. Новая перемена, – и лорд Фоксгэм купил право на выдачу меня замуж помимо сэра Даниэля; и с тех пор между ними продолжается вражда. Но все это время я была в руках лорда Фоксгэма, и он был для меня добрым господином. Наконец, я должна была быть выдана замуж или, если хочешь, продана. Лорд Фоксгэм должен был получить пятьсот фунтов. Гэмлей – так зовут моего жениха, и как раз завтра, Дик, я должна быть помолвлена с ним. Если бы сэр Даниэль не узнал этого, я была бы, наверное, обвенчана, и никогда бы не увидела тебя, Дик… дорогой Дик.

Она взяла его руку и поцеловала ее с нежной грацией; Дик притянул к себе ее руку и сделал то же самое.

– Ну, – продолжала она, – сэр Даниэль неожиданно схватил меня в саду и заставил переодеться в мужское платье, что для женщины смертельный грех, и к тому же это платье не идет мне. Он поехал со мной, как ты сам видел, в Кеттлей, сказав мне, что я должна выйти за тебя, но я в душе решила, что назло ему выйду за Гэмлея.

– А! – вскрикнул Дик. – Значит, ты любила этого Гэмлея.

– Нет, – ответила Джоанна, – не любила. Я только ненавидела сэра Даниэля. А потом, Дик, ты помог мне, и был добр ко мне, и очень смел, и помимо моей воли мое сердце обратилось к тебе и теперь, если бы мы могли устроить это, я очень охотно выйду за тебя. А если жестокая судьба не допустит этого, ты все же будешь дорог мне. Пока бьется мое сердце, я буду верна тебе.

– А я, – сказал Дик, – никогда и не думал о женщинах до сих пор, я полюбил тебя, когда считал тебя мальчиком. Мне было жаль тебя, я сам не знал почему. Когда я хотел отколотить тебя, у меня не поднялась рука. Но когда ты созналась, что ты девушка, Джек, – я все-таки буду звать тебя Джеком – я убедился, что ты именно та девушка, которая мне нужна. Слушай! – перебил он себя. – Кто-то идет.

Действительно, тяжелые шаги отдавались эхом в проходе, и целая армия крыс снова разбежалась во все стороны.

Дик оглядел позицию. Неожиданный поворот в проходе был выгоден для него. Таким образом он мог безопасно стрелять под прикрытием стены. Но свет был слишком близко от него; он выбежал несколько вперед, поставил лампу посреди прохода и потом вернулся на свое место.

В отдаленном конце прохода показался Беннет. Он, казалось, шел один; в руке он нес горящий факел, благодаря которому в него легче было целиться.

– Стой, Беннет! – крикнул Дик. – Еще один шаг, и ты мертв.

– Так вы здесь, – произнес Беннет, вглядываясь в темноту. – Я не вижу. Ага! Умно вы поступили, Дик, что поставили вашу лампу перед собой. Право, хотя это и было сделано для того, чтобы прострелить мое сердце, я все же радуюсь, видя, как вы воспользовались моими уроками! Но скажите, что вы делаете, чего ищете здесь? Зачем вы хотите стрелять в старого, доброго друга? А молодая барышня еще здесь?

– Ну, Беннет, спрашивать-то нужно мне, а тебе отвечать, – ответил Дик. – Почему моя жизнь подвергается опасности здесь? Почему являются какие-то люди, чтобы убить меня в постели? Почему я должен бежать из безопасного дома моего собственного опекуна и от друзей, среди которых я жил и которых ничем не обидел?

– Мастер Дик, мастер Дик, – сказал Беннет, – что я говорил вам? Вы храбрый, но самый бесхитростный юноша из всех, кого я помню!

– Ну, – сказал Дик, – я вижу, что ты знаешь все, и что я осужден в самом деле. Хорошо. Я останусь здесь. Пусть сэр Даниэль добывает меня отсюда, если сумеет.

Хэтч помолчал немного.

– Слушайте, – наконец проговорил он, – я возвращусь к сэру Даниэлю, чтобы сказать ему, где вы находитесь и в каком именно месте; ведь он затем и послал меня. Но если вы не глупы, то вам лучше уйти до тех пор, пока я вернусь.

– Уйти! – повторил Дик. – Я ушел бы давно, если бы знал, как это сделать. Я не могу сдвинуть плиту.

– Суньте руку в угол и посмотрите, что найдете там, – ответил Беннет, – веревка Трогмортона еще в той комнате. Прощайте.

Хэтч повернулся и исчез в изгибах прохода.

Дик сейчас же вернулся за лампой и последовал совету. В одном углу прохода в стене была глубокая впадина. Дик всунул руку в отверстие, нашел железный болт и сильно дернул его кверху. Послышался громкий треск, и каменная плита сейчас же отодвинулась.

Беглецам открылся выход. С небольшим усилием им удалось поднять дверь, и они вошли в комнату со сводами, выходившую одной стороной во двор, где два-три человека с голыми руками чистили лошадей недавно приехавших солдат. Несколько факелов, воткнутых в железные кольца на стене, освещали эту стену своим колеблющимся светом.

Дик затушил лампу, чтобы не привлекать внимания, поднялся наверх и прошел вдоль коридора. В темной комнате он отыскал веревку, привязанную к чрезвычайно тяжелой старинной кровати. Дик взял клубок веревки, подошел к окну и начал медленно и осторожно спускать ее в ночную темноту. Джоанна стояла рядом с ним; по мере того, как веревка удлинялась, а Дик все еще продолжал разматывать ее, сильный страх поколебал решимость молодой девушки.

– Дик, – сказала она, – неужели это так высоко? Я не решусь спуститься. Я непременно упаду, добрый Дик.

Она заговорила как раз в самую критическую минуту. Дик вздрогнул, остаток клубка выскользнул из его рук, и конец веревки с плеском упал в ров. В то же мгновение раздался голос часового с башни:

– Кто идет?

– Черт возьми! – вскрикнул Дик. – Мы пропали! Скорее спускайся по веревке.

– Я не могу, – сказала, отшатываясь, молодая девушка.

– Если ты не можешь, то не могу и я, – сказал Шельтон, – как же я переплыву ров без тебя? Значит, ты бросаешь меня?

– Дик, – задыхаясь проговорила она, – я не могу. Силы покинули меня.

– Клянусь мессой, тогда мы оба погибли! – крикнул он, топнув ногой, потом, услышав шаги, он бросился к двери комнаты и хотел захлопнуть ее.

Прежде чем он успел затворить засов, чьи-то сильные руки налегли на дверь с другой стороны. Одно мгновение он боролся, потом, чувствуя себя побежденным, побежал назад к окну. Девушка прислонилась к стене у окна; она была почти без чувств. Когда Дик попробовал взять ее на руки, тело ее безжизненно повисло.

В то же мгновение люди, которые помешали ему затворить дверь на засов, бросились на него. Одного из них он заколол кинжалом, остальные отступили в беспорядке. Дик воспользовался этим случаем, подбежал к подоконнику, схватил обеими руками веревку и спустился по ней.

Веревка была узловатая, отчего спускаться было легче, но Дик так спешил и так мало привык к гимнастике подобного рода, что качался в воздухе, словно преступник на виселице, и то ударялся головой, то разбивал себе руки о грубую каменную стену. Воздух свистел у него в ушах; он видел звезды над головой и отражения этих звезд во рву; они кружились, словно опавшие листья перед бурей. Наконец он выпустил веревку, упал и опустился с головой в ледяную воду.

Когда он выплыл на поверхность воды, его рука наткнулась на веревку; освободясь от тяжести, она сильно раскачивалась в разные стороны. Над головой у него виднелся красный огонь; взглянув наверх, он увидел при свете факелов и треножника, наполненного горячими углями, что зубцы стен башен усеяны людьми. Он видел, как головы этих людей поворачивались во все стороны, ища его, но он был слишком низко, свет не достигал его, и все поиски были напрасны.

Тут он заметил, что веревка была слишком длинна, и начал пробиваться, насколько мог, к другой стороне рва, продолжая держать голову над водой. Таким образом ему удалось сделать более половины пути; берег был уже вблизи, как вдруг веревка напряглась и начала тянуть его назад. Дик собрал все свое мужество и сделал прыжок в сторону спускавшихся к воде побегов ивы, которые в тот же вечер помогли посланному сэра Даниэля выбраться на берег. Он опустился в воду, снова поднялся, опустился во второй раз, потом схватился рукой за ветку и с быстротой молнии поднялся в гущу дерева и прижался к стволу. Вода текла с его одежды, он задыхался, не вполне уверенный, что ему удалось спастись от преследования.

Но все это произошло не без всплесков воды, указавших следившим за ним с башни место, где он находился. Стрелы летели вокруг него во тьме словно град. Вдруг с башни бросили факел, он блеснул в воздухе при своем быстром полете, остановился на мгновение на краю берега, где сильно вспыхнул и осветил всю окрестность, словно костер, – но, на счастье Дика, соскользнул, упал в ров и мгновенно погас.

Он достиг, однако, своей цели. Искусные стрелки успели разглядеть иву и Дика, спрятавшегося между ее ветвями; и хотя юноша сейчас же спрыгнул и побежал изо всех сил выше на берег, однако ему не удалось избегнуть выстрела. Одна стрела попала ему в плечо, другая задела голову.

Боль от ран словно дала ему крылья; он взобрался на ровное место и побежал быстро и прямо в темноте, не думая о направлении, куда бежать.

Стрелы продолжали преследовать его на расстоянии нескольких шагов, но вскоре это прекратилось. Когда он наконец остановился и обернулся назад, он был уже далеко от Моот-Хауса, хотя еще видел, как факелы двигались взад и вперед вдоль зубцов башни.

Он прислонился к дереву, истекающий кровью, разбитый, раненый, одинокий. Но все же он спас себе жизнь, хотя Джоанна осталась во власти сэра Даниэля; он не упрекал себя за случайность, которой он не был в силах предотвратить, и не ожидал каких-либо роковых последствий для молодой девушки. Сэр Даниэль жесток, но вряд ли он будет жесток к молодой благородной девице, у которой есть другие покровители, могущие легко призвать его к ответу. Вероятнее всего, он постарается поскорее выдать ее за кого-нибудь из своих друзей.

– Ну, – думал Дик, – до тех пор я еще успею найти средства укротить этого изменника. Клянусь мессой, я считаю себя теперь освобожденным от всякой благодарности или обязанности, а в военное время всем открывается удобный случай изменить свое положение.

Но пока положение его было очень печальное и затруднительное.

Некоторое время он продолжал еще пробираться сквозь чащу леса. Но боль от ран, темнота ночи, тревога и смятение мыслей мешали ему отыскивать направление и продолжать пробиваться сквозь густые заросли. Наконец он вынужден был сесть и прислониться к дереву.

Когда он очнулся от состояния между сном и обмороком, серый рассвет уже начал сменять ночную тьму. Легкий прохладный ветерок шелестел листвой деревьев. Дик еще не вполне проснулся, когда, пристально смотря перед собой, заметил какой-то темный предмет, раскачивавшийся на ветвях дерева ярдах в ста от того, под которым он сидел. Становилось постепенно светлее, Дик пришел в себя и был в состоянии рассмотреть этот предмет. То был человек, висевший на суку большого дуба.

Голова его была опущена на грудь, при каждом более сильном порыве ветра тело его раскачивалось, а руки и ноги вертелись, словно какая-то странная игрушка.

Дик с трудом поднялся на ноги; шатаясь и придерживаясь за стволы деревьев, он подошел ближе к ужасному предмету.

Сук был на высоте приблизительно двадцати футов от земли, и бедный малый был поднят палачами так высоко, что Дик не мог достать рукой даже до его сапог; так как лицо повешенного было закрыто капюшоном, то невозможно было узнать, кто он.

Дик оглянулся направо и налево; наконец он заметил, что другой конец веревки был привязан к стволу небольшого куста боярышника, обильно покрытого цветами, росшего под могучей сенью дуба. Кинжалом – единственным оставшимся у него оружием – молодой Шельтон перерезал веревку, и труп с глухим шумом упал на землю.

Дик приподнял капюшон – то был Трогмортон, посланный сэра Даниэля. Он недалеко ушел со своим поручением. Из-за пазухи его куртки торчала какая-то бумага, очевидно, ускользнувшая от внимания членов общества «Черной Стрелы». Дик вытащил ее и увидел письмо сэра Даниэля к лорду Уэнслейделю.

– Ну, – подумал он, – если опять будет какая-нибудь перемена, вот этим я могу пристыдить сэра Даниэля и, может быть, привести его к плахе.

Он положил бумагу себе за пазуху, прочел молитву над мертвецом и снова побрел по лесу.

Усталость и слабость все увеличивались; в ушах у него звенело, он спотыкался, терял временами сознание – так сильно он ослабел от потери крови. Без сомнения он много раз сбивался с пути, но наконец вышел на большую дорогу, не очень далеко от деревни Тонсталль.

Чей-то грубый голос крикнул, чтобы он остановился.

– Остановиться? – повторил Дик. – Клянусь мессой, я скорее могу упасть.

И в подтверждение своих слов он упал на дорогу во весь рост.

Из чащи вышло двое людей, оба в зеленых куртках, с длинными луками, колчанами и короткими мечами.

– Лаулесс, – сказал младший из них, – да ведь это молодой Шельтон.

– Вот радость для Джона Мстителя! – ответил его товарищ. – А ведь он побывал в бою. Тут на голове у него рана, которая стоила ему немало унции крови.

– А здесь, – прибавил Гриншив, – в плече у него дыра, должно быть, здорово ему попало.

– Кто бы мог это сделать, как ты думаешь? Если кто-нибудь из нас, то пусть принимается за молитвы; Эллис предложит ему длинную исповедь и короткую веревку.

– Подыми щенка, – сказал Лаулесс, – вали его мне на спину.

Когда Дик был поднят ему на плечи, он, обвив себе шею его руками, крепко захватил их и прибавил:

– Оставайся на посту, брат Гриншив. Я пойду один с ним.

Гриншив вернулся в засаду у дороги, а Лаулесс стал медленно спускаться с холма, неся на плечах Дика, по-прежнему находившегося в глубоком обмороке.

Солнце уже взошло, когда он вышел на окраину леса и увидел деревушку Тонсталль, разбросанную на противоположном холме. Все, казалось, было спокойно, только у моста, по обе стороны дороги, лежало человек десять стрелков. Как только они заметили Лаулесса с его ношей, они зашевелились и стали натягивать луки, как приличествовало бдительным часовым.

– Кто идет? – окликнул начальник отряда.

– Уилли Лаулесс, клянусь распятием, вы знаете меня так же хорошо, как свои пять пальцев, – с презрением ответил Лаулесс.

– Скажите пароль, Лаулесс, – сказал начальник.

– Да просветит тебя небо, большой ты дурак, – ответил Лаулесс, – разве я не сказал тебе своего имени. Но все вы сошли с ума от игры в солдаты. Когда я в лесу, то и хочу жить жизнью лесов, а мой пароль: наплевать на всю шутовскую солдатчину!

– Лаулесс, ты подаешь дурной пример, скажи пароль, глупый шутник, – сказал начальник поста.

– А если я позабыл его?

– А если позабыл, то, клянусь мессой, я всажу стрелу в твое толстое тело, – ответил начальник.

– Ну, если ты так плохо понимаешь шутки, – сказал Лаулесс, – то я, пожалуй, скажу мой пароль. Декуорс и Шельтон – вот мой пароль, а вот и иллюстрация: Шельтон у меня на плечах, и я его несу к Декуорсу.

– Проходи, Лаулесс, – сказал часовой.

– И где Джон? – спросил бывший францисканец.

– Он творит суд и расправу, собирает пошлины, словно вельможа, – крикнул один из часовых.

Так и оказалось. Когда Лаулесс дошел до маленькой гостиницы деревушки, он увидел Эллиса Декуорса, окруженного арендаторами сэра Даниэля. Опираясь на силу своего отряда, он хладнокровно собирал с них арендную плату и выдавал расписки в приеме сумм. По лицам арендаторов ясно было видно, как мало им нравится эта процедура, – они очень ясно понимали, что им придется платить вдвойне.

Как только Эллис узнал, что привело к нему повара, он отпустил остальных арендаторов, и, с явными признаками интереса и тревоги, сопроводил Дика в одну из комнат гостиницы. Тут осмотрели раны юноши и привели его в чувство простыми средствами.

– Милый мальчик, – сказал Эллис, – ты в руках друга, который любил твоего отца и ради него любит и тебя. Отдохни немного, потому что ты еще не совсем пришел в себя. Потом ты расскажешь мне свою историю и мы вместе обсудим, как помочь тебе.

Позже, в течение дня, когда Дик проснулся после спокойного сна, чувствуя себя все еще очень слабым, но с более ясным сознанием и менее страдая от ран, Эллис пришел к нему, сел у его постели и, именем его отца, попросил его рассказать все обстоятельства его бегства из Моот-Хауса. Во всей сильной, крепкой фигуре Декуорса, в честном выражении его смуглого лица, в ясном, проницательном взгляде его глаз, было что-то, заставившее Дика повиноваться ему, и он рассказал со всеми подробностями все приключения последних двух дней.

– Ну, – сказал Эллис, когда Дик закончил свой рассказ, – смотри, Дик Шельтон, что сделали для тебя милосердные святые; они не только спасли твое тело от многочисленных смертельных опасностей, но привели тебя в мои руки – руки человека, у которого нет более задушевного желания, как желание помочь сыну твоего отца. Будь только верен мне, а я вижу, что ты можешь быть верен, – и мы с тобой накажем смертью этого вероломного человека.

– Вы нападете на его дом? – спросил Дик.

– С моей стороны было бы безумием и думать об этом, – возразил Эллис. – Он слишком силен, его люди собираются вокруг него; те, которые улизнули от меня вчера вечером и явились так кстати для тебя, охраняют его. Напротив, Дик, и ты, и я, и мои храбрые стрелки – мы все должны убраться из этого леса как можно скорее и оставить сэра Даниэля в покое.

– Меня тревожит мысль о Джеке, – сказал Дик.

– О Джеке? – повторил Декуорс. – А, понимаю, об этой девушке. Ну, обещаю тебе, Дик, что если пойдет разговор о свадьбе, мы сейчас же начнем действовать, а до тех пор, или пока не наступит время, мы все исчезнем, как тени в ночи с наступлением утра; сэр Даниэль будет смотреть и на восток, и на запад и нигде не увидит врагов; клянусь мессой, он подумает, что видел все это во сне, а теперь просыпается на своей постели. Но наши четыре глаза. Дик, будут пристально следить за ним, и наши четыре руки – да поможет нам небесное воинство! – одолеют изменника.

Два дня спустя гарнизон сэра Даниэля настолько усилился, что он решился на вылазку и во главе сорока всадников проехал без сопротивления до деревушки Тонсталль. Не пролетело ни одной стрелы, ни один человек не пошевелился в роще; мост более не охранялся и был открыт для прохода. Переезжая через него, он увидел крестьян, боязливо выглядывавших из дверей своих домов.

Наконец один из них собрался с духом, вышел вперед и с нижайшими поклонами передал рыцарю какое-то письмо.

Лицо сэра Даниэля потемнело, когда он прочел его содержание. Вот что было написано там:

«Невернейшему и жестокому джентльмену

сэру Даниэлю Брэклею, рыцарю, посылаю эти строки.

Я узнал, что вы были неверны и недобры с самого начала. У вас на руках кровь моего отца; пусть будет так – она не смоется. В один прекрасный день вы погибнете от моей руки, обратите внимание на это. Еще предупреждаю вас, что если вы попробуете выдать замуж благородную даму, мисс Джоанну Седлей, на которой я обещал жениться, то удар разразится скоро. Первый шаг в этом деле будет твоим первым шагом к могиле.

Рич. Шельтон».