Текст книги "Слепое Озеро"

Тесс еще какое-то время просидела в своем убежище и оттуда видела, как миссис Коланджело закончила чистить дорожку и как по улице проехало несколько автомобилей, медленно и тщательно выбирая дорогу. Тесс решила, что снежные дни ей нравятся. Все поверхности, даже большое окно домика, выходящее во двор, казались непрозрачными и шершавыми и совершенно ничего не отражали. А отсутствие зеркальных поверхностей означало – можно не бояться, что она увидит Зеркальную Де– вочку.

Зеркальная Девочка часто притворялась отражением Тесс. Стоило Тесс зазеваться, как выяснялось, что Зеркальная Девочка смотрит на нее из зеркала в спальне или в ванной. Ее было не отличить от отражения Тесс, если бы не глаза – внимательные, требовательные, неотвязчивые. Зеркальная Девочка задавала вопросы, которые больше никто не слышал. Иногда совсем дурацкие; иногда взрослые вопросы, ответа на которые Тесс не знала; а иногда такие, что Тесс чувствовала неловкость и беспокойство. Вчера Зеркальная Девочка спросила, почему растения внутри дома живые и зеленые, а снаружи – мертвые и коричневые. («Потому что зима, – сердито ответила Тесс. – Уходи. Я в тебя не верю».) Одни мысли о Зеркальной Девочке и те уже беспокоили Тесс.

Она двинулась обратно к дому. Лужайка по-прежнему оставалась белой, снежной и нетронутой. Тесс остановилась, сняла варежки – руки успели замерзнуть, но это было неважно, она ведь шла домой – и вдавила обе ладони в белый как бумага снег. На снегу остались два безупречных отпечатка, зеркальные изображения ладоней. Симметрия, подумала Тесс.

Подойдя к двери, она услышала внутри голоса. Громкие голоса. Мамин звучал сердито. Тесс проскользнула внутрь и тихонько притворила за собой дверь. С ботинок на ковровую дорожку посыпались комья льдистого снега. Голова под шерстяной шапкой вдруг ужасно зачесалась. Тесс стянула шапку и бросила на пол.

Мама и жилец были на кухне. Тесс внимательно слушала. Жилец сказал:

– Послушайте, если для вас это проблема…

– Да, может стать проблемой! – Мамин голос звучал сердито, и в то же время будто она извиняется. – Черт бы побрал Рэя…

– Рэя? Прошу прощения, это еще кто?

– Мой бывший.

– А он-то тут при чем?

– Рэй Скаттер – это имя вам что-нибудь говорит?

– Разумеется, но…

– Думаете, вас Ари Вейнгарт сюда послал?

– Ну да, он мне дал ваше имя и адрес.

– Ари неплохой парень, но Рэй им вертит как хочет… Ладно, простите меня. Естественно, вы не понимаете, что тут происходит…

– Вы могли бы объяснить, – сказал жилец.

Тесс поняла, что мама говорит про папу. Обычно она в таких случаях не обращала внимания, все равно они постоянно только ругались; проще всего было не замечать. Но тут ей вдруг стало интересно. Жилец только что приобрел в ее глазах новый таинственный статус, потому что мама на него сердилась.

– Дело не в вас лично, – сказала мама. – Ну, то есть… послушайте, я вас сейчас впервые в жизни вижу, но вот ваше имя я уже слышала, и не раз.

– Может быть, мне лучше уйти?

– Дело в вашей книге. Рэй послал вас сюда из-за нее. В данный момент, мистер Кармоди, у меня в Слепом Озере нет особого авторитета, и Рэй делает все, что в его силах, чтобы лишить меня той поддержки, что еще осталась. Когда станет известно, что вы поселились здесь, это лишь укрепит ложные представления, которые обо мне сложились.

– Все парии под одной крышей?

– Примерно так. То есть я не это хотела сказать. Поймите, я не на вас сержусь, просто…

Тесс представила себе, как мама всплеснула сейчас руками.

– Доктор Хаузер…

– Зовите меня Маргерит.

– Маргерит, мне нужно лишь место, где можно временно пожить. Я поговорю с Ари Вейнгартом, чтобы он нашел другой вариант.

Снова долгая пауза из тех, которые для Тесс означали, что мама чувствует себя несчастной. Потом она спро– сила:

– Вы до сих пор спите в спортзале?

– Да.

– Так-так… Ладно, присаживайтесь. Хотя бы согреетесь. Я поставлю кофе, вам сделать?

– Если это не слишком вас затруднит, – неуверенно ответил жилец.

Было слышно, как по полу кухни царапают ножки стульев. Тесс тихонько сняла ботинки и повесила одежду в шкафчик.

– Багажа у вас много? – спросила мама.

– Нет, я обычно путешествую налегке.

– Простите, если я вела себя излишне враждебно.

– Мне не привыкать.

– Вашу книгу я не читала. Но всякое от людей слы– шала.

– Чего только люди не говорят. Вы руководите департаментом наблюдения и интерпретации, ведь так?

– Это междисциплинарный комитет.

– А почему Рэй с вами воюет?

– Долгая история.

– Понимаю, не обо всем следует судить по первому взгляду.

– Я вас не сужу, мистер Кармоди. Честное слово.

– А я не собираюсь добавлять вам проблем.

Опять молчание. Звяканье ложек в чашках. Потом мама сказала:

– Обычная подвальная комната, ничего из ряда вон. Хотя и лучше, наверное, чем спортзал. Можете остаться, пока Ари не подберет другой вариант.

– Вы это всерьез или просто из жалости?

Мама Тессы – голос у нее был уже не сердитый – негромко рассмеялась.

– Из чувства вины, надо полагать. Но всерьез.

Снова молчание.

– Тогда я согласен, – сказал жилец. – Благодарю вас.

Тесс пошла на кухню, чтобы ее тоже представили гостю. В глубине души она была очень даже рада. Жилец! И книгу написал!

Она о таком и не мечтала.

Тесс поздоровалась с жильцом, высоким, с темными вьющимися волосами и чрезвычайно учтивым. Жилец пил кофе и болтал с мамой о том о сем почти до самого заката, а потом отправился за вещами.

– На какое-то время у нас появилась компания, – сказала мама Тесс. – Не думаю, что мистер Кармоди нас сильно побеспокоит. И потом, может статься, он совсем нена– долго.

Тесс сказала ей, что не возражает.

До ужина она играла у себя в комнате. На ужин были спагетти с консервированным томатным соусом. Пищу каждую неделю доставлял черный грузовик, потом ее распределяли по спискам через тот же самый супермаркет, куда люди ходили за покупками до карантина. Это означало, что теперь уже нельзя было выбирать, что ты покупаешь. Каждый получал один и тот же недельный рацион овощей, фруктов, консервов и замороженных про– дуктов.

Тесс против спагетти не возражала. Тем более что к ним был еще хлеб с маслом и сыром, а на десерт – груша.

После ужина позвонил папа. С начала карантина наружу уже не проходили ни звонки, ни электронные письма, однако внутреннюю связь собственный сервер Слепого Озера продолжал поддерживать. Тесс ответила на звонок по своему собственному телефону, розовому, пластиковому, фирмы «Маттел», без экрана, да и памяти у него почти не было. Папин голос в игрушечном телефоне звучал тонко и совсем издалека. Первым делом он спросил:

– С тобой все в порядке?

– Да.

– Чем ты сегодня занималась?

– Я играла.

– Со снегом?

– Да.

– Ты осторожно себя вела?

– Да, – сказала Тесс, хотя и не была уверена, в чем именно следовало проявлять осторожность.

– Я слышал, у вас сегодня были гости?

– Жилец, – сказала Тесс. Она удивилась, что папа так быстро об этом узнал.

– Все правильно. И как тебе гость?

– Нормально. Я не знаю.

– Мама хорошо за тобой смотрит?

Еще один привычный вопрос.

– Да.

– Ты сама знаешь, если у тебя вдруг будут проблемы, сразу же звони мне. Я приеду и тебя заберу.

– Я знаю.

– В любом случае еще неделя – и ты снова дома, у меня. Потерпишь еще неделю?

– Да, – сказала Тесс.

– А пока веди себя хорошо.

– Ладно.

– Если у тебя будут проблемы с мамой, позвони мне.

– Ладно.

– Я люблю тебя, Тесса.

– Знаю.

Тесс убрала розовый телефон обратно в карман.

Жилец вернулся вечером и принес с собой большую сумку. Он сказал, что уже поужинал, и сразу отправился в подвал – поработать. Тесс пошла к себе.

За день ледяные узоры на стекле растаяли, но после заката стали формироваться заново – опять симметричные, только уже по-другому; они росли, словно у нее теперь был свой собственный садик. Тесс представила себе хрустальные дороги, дома из хрусталя и хрустальных человечков, которые в них обитают. Ледяные города в ледяных мирах.

Снег снаружи перестал, температура начала падать. Небо сделалось очень чистым. Стерев с окна ледяные узоры, Тесс смогла увидеть поверх согнутых под тяжестью снега веток множество зимних звезд над башнями «Хаббл– Плазы».

Двенадцать

Крис и Элейн встретились, чтобы поужинать, в ресторане Сойера в аркаде. Несмотря на то что пища выдавалась согласно рационам, Ари Вейнгарт пробил для местных ресторанов право продолжать работу, чтобы дать людям возможность встречаться и чтобы общее настроение в городе совсем уж не упало. Горячее подавали исключительно на обед, после трех вечера – лишь сэндвичи, никаких добавок, никакого алкоголя, – но и счета посетителям тоже не выставляли: зарплату никто в городе не получал, а поддерживать экономическую деятельность одними наличными все равно не удалось бы. Сотрудникам ресторанов пообещали, что причитающаяся им зарплата будет учтена и выплачена целиком по окончании карантина; в свою очередь, посетителям, у которых завалялось в кармане немного наличных, рекомендовали не стесняться оставлять чаевые.

Сегодня вечером в ресторане, кроме Криса и Элейн, никого не было: все предпочли остаться по домам из-за вчерашнего снегопада. Единственная вышедшая на смену официантка, юная Лорен Бранк, большую часть вечера просидела в дальнем углу, читая «Холодный дом» с карманного дисплея и поклевывая чипсы.

– Говорят, тебе нашли квартиру, – сказала Элейн.

Следом за бураном пришел холодный фронт. Воздух был чистым и колючим, а усилившийся ветер переобустраивал последствия вчерашнего снегопада и звенел оконными стеклами.

– Я угодил в какую-то странную ситуацию, которую не совсем понимаю. Ари Вейнгарт нашел мне комнату у женщины по имени Маргерит Хаузер – она вместе с дочкой живет в районе на западной окраине.

– Знакомое имя. Недавно перевелась из Кроссбэнка, возглавляет департамент наблюдения и интерпретации. – Элейн непрерывно брала интервью у всевозможного руководства Слепого Озера; Крису, с его репутацией, таких интервью добиться было значительно сложнее. – С ней лично я не разговаривала, но не похоже, чтобы у нее здесь было много друзей.

– А врагов?

– Да и врагов. Просто она здесь новичок. Ее пока не держат за свою. Хотя одна проблема у нее имеется, и это…

– Ее бывший муж.

– Именно. Рэй Скаттер. Как я поняла, разошлись они не лучшим образом. Скаттер настроен весьма агрессивно. По его мнению, она не годится на должность главы коми– тета.

– Он прав?

– Откуда я знаю? Послужной список у нее безупречный. Она никогда не поднималась так высоко, как Рэй, и несколько уступает ему по степеням и публикациям, но и столь вопиющих ошибок, как у Рэя, за ней не значится. Ты слышал про спор о взаимной осознаваемости культур?

– Некоторые полагают, что рано или поздно мы сможем понять лангустов. Некоторые – что никогда не сможем.

– Если бы лангусты смотрели сейчас на нас, много бы они поняли в том, что мы сейчас делаем? Пессимисты говорят: ничего бы не поняли или совсем мало. Быть может, они разобрались бы в нашем экономическом устройстве и в каких-то аспектах биологии и технологии, но каким образом могут они понять Пикассо, или христианство, или англо-бурские войны, или «Братьев Карамазовых», или всего лишь эмоциональное значение человеческой улыбки? Наши сигналы направлены на таких же, как мы, и основаны на всевозможных свойственных человеку идиосинкразиях, начиная от физиологии и заканчивая структурой мозга. Потому-то ученые и используют, говоря о лангустах, столь причудливые поведенческие категории – совместное питание, экономическое взаимодействие, начертание символов. Все равно что европеец девятнадцатого века пытался бы разобраться в племенной организации индейцев-квакиутлов, не зная языка и вообще не имея возможности с ними общаться… и это с поправкой на то, что фундаментальные потребности и мотивации у европейца такие же, как и у индейцев, а с лангустами у нас даже этой общнос– ти нет.

– Получается, бессмысленно даже пытаться?

– Пессимист скажет – да. Вернее, скажет – давайте собирать информацию, анализировать ее и обобщать, но о полном понимании лучше сразу забыть. И Рэй Скаттер – из их числа. В одной из лекций он сравнил идею экзокультурного взаимопонимания с «викторианской модой на столоверчение и медиумов». Сам он себя считает убежденным материалистом.

– Однако не все в Слепом Озере с ним согласны, – заметил Крис.

– Очевидно, не все. Существует и другая школа мысли. И его бывшая супруга в ней – один из записных членов.

– Оптимисты.

– Логично. Они утверждают: хотя культура лангустов обусловлена присущими им уникальными физиологическими особенностями, эти особенности можно наблюдать и фиксировать. Сама же культура – не более чем поведение, приобретенное в результате обучения, пусть даже оно обусловлено особенностями среды обитания и физиологии. Раз ему можно научиться, значит, его можно и понять. Они полагают, что, если узнать достаточно о повседневной жизни лангустов, за этим неизбежно последует и понимание. Они утверждают, что определенные потребности для всех живых организмов одни и те же: потребность размножаться, потребность питаться и удалять из организма отходы, и так далее – и что этой общности достаточно, чтобы рассматривать лангустов как отдаленных родственников, а не как безнадежно нам чужих.

– Любопытно. А сама ты что думаешь?

– Что я думаю? – Похоже, Элейн совершенно не ожидала такого вопроса. – Я агностик. – Она склонила голову набок. – Допустим, на дворе 1944 год. Допустим, некий инопланетянин изучает Землю, и ему случилось выбрать в качестве объекта концлагерь в Польше. Он наблюдает, как нацисты выдирают у мертвых евреев золотые зубы, и сам себя спрашивает: это экономический обмен, или звено в пищевой цепочке, или что? Он будет пытаться понять происходящее, но так никогда и не поймет. Никогда. Потому что некоторые вещи просто не имеют смысла. Ни хрена не имеют ни малейшего смысла.

– Так, значит, между Рэем и Маргерит имеются философские разногласия?

– Нет в них ничего философского, во всяком случае на уровне внутренней политики Слепого Озера. Здесь делаются карьеры – и рушатся тоже. В отношении UMa47 самым важным оказалось открытие действующей разумной культуры, и на ней сосредоточено все время и все внимание исследователей. Но если культура лангустов статична и в конечном итоге ее все равно невозможно понять, такое распределение ресурсов неоправданно. Здесь есть планетологи, которые предпочли бы изучать геологию и климат; даже среди экзозоологов имеются такие, которые хотели бы поподробнее исследовать других представителей местной фауны. Глядя не отрываясь на этих существ, мы очень многое игнорируем, включая другие пять планет системы. Пусть даже они непригодны для жизни, все равно это кладезь нового знания. Астрономы и космологи требуют диверсификации уже не первый год.

– Иными словами, за Маргерит лишь меньшинство?

– Не совсем. При всем многообразии мнений большинство поддерживает изучение Лангуста-Сити, по крайней мере на сегодняшний день, однако большинство это неуклонно сокращается. И Рэй как раз пытается склонить чашу весов в пользу диверсификации. Он не любит заниматься исключительно чем-то одним, а Маргерит, напротив, целиком фокусируется на единственном Субъекте.

– Только сейчас-то все это не имеет значения? Я хочу сказать – с тех пор, как мы в осаде.

– Борьба просто приняла другие формы. Кое-кто теперь выступает за то, чтобы вообще отключить Око.

– Если его отключить, нет никакой гарантии, что потом оно снова заработает. Это даже Рэй должен пони– мать.

– Пока что об этом шепчутся в кулуарах. Однако логика ясна: мы в осаде из-за Ока, кто-то боится того, что мы можем там увидеть. Если отключить Око, проблема ис– чезнет.

– Если бы снаружи хотели, чтобы мы отключили Око, они могли бы просто нас обесточить. Проблема решается единственным звонком в диспетчерскую электро– сети.

– Быть может, надо, чтобы работа продолжалась, а они посмотрят, что из этого может выйти. Мы же не знаем их логику. Как говорят сторонники этой точки зрения, мы все здесь подопытные кролики. Следует отключить Око от розетки и посмотреть, не откроется ли клетка.

– Для науки это будет огромной потерей.

– Сменных работников и гражданский персонал наука не особенно волнует. Для них намного важней поскорее увидеть собственных детей, или находящихся при смерти родителей, или женихов-невест. Даже некоторые из ученых понемногу начинают обсуждать «варианты».

– И Рэй среди них?

– Что именно думает Рэй, пока неизвестно. Однако в астробиологическую веру он обратился совсем недавно и привык считать Вселенную стерильной и необитаемой. Он присоединился к большинству в последний момент, чтобы спасти карьеру; подозреваю, что в глубине души ему совсем не хочется заниматься всей этой органикой. Согласно моим источникам он пока не произнес ни слова в поддержку отключения Ока. Только и против он ни разу не высказался. Рэй – политик до мозга костей. Скорее всего, просто выжидает, пытаясь понять, откуда ветер дует.

Как раз в этот момент ветер забарабанил в окно. Элейн улыбнулась.

– С севера, – кивнул Крис. – Резкий и порывистый. Лучше мне поторапливаться.

– Да, кстати. У меня тут для тебя кое-что есть. – Элейн нагнулась к стоящей у ног сумочке. – Утащила из бюро находок в клубе.

Она достала из сумочки коричневый вязаный шарф. Крис рассыпался в благодарностях.

– Чтобы тебе не дуло за воротник, – уточнила Элейн. – Говорят, ты пешком добрался аж до Глазной Впадины, чтобы поговорить с Чарли Гроганом.

– Было дело.

– Снова взялся за работу?

– В некотором роде.

– Вот и хорошо. Ты слишком талантлив, чтобы так просто махнуть на все рукой.

– Элейн…

– Молчи, молчи, все, что хотела, я уже сказала. Давай, Крис, не мерзни.

Оставив чаевые за обоих, он вышел в ночь.

Маргерит забыла дать ему ключ. Дойдя от Сойера пешком до самого домика, Крис позвонил в дверь. Он успел по достоинству оценить подарок Элейн, и все-таки ветер был по-хирургически острым и пронизывал, казалось, одновременно со всех направлений. В безжалостно ясном ночном небе мигали звезды.

Звонить пришлось дважды, и открыла ему в конце концов не Маргерит, а Тесс. Девочка смотрела на посетителя с важным видом.

– Могу я войти? – наконец спросил он.

– Ну, наверно…

Она придержала для него внутреннюю дверь. Крис поспешно захлопнул ее за собой. Пальцы в тепле сразу же начали гореть. Он содрал с плеч куртку, сбросил обледеневшие туфли. Жаль, что Элейн заодно не утащила для него пару ботинок.

– Мамы нет дома?

– Она наверху, – сказала Тесс. – Работает.

Девочка была очень милая, но явно не слишком общительная. Капельку полноватая и со взглядом, как у совенка. Она чем-то напомнила Крису его сестренку Поршу – с поправкой на то, что у Порши рот не закрывался вообще ни на секунду. Девочка внимательно смотрела, как Крис вешает куртку в шкаф.

– Снаружи холодно, – наконец промолвила она.

– Это точно!

– Вам нужна одежда потеплее.

– Верная мысль. Как, по-твоему, мама не будет возражать, если я сварю себе кофе?

Тесс пожала плечами и прошла за ним следом на кухню. Насыпав в фильтр нужное количество ложек, Крис сел за стол и стал ждать, пока заварится кофе, чувствуя, как в конечности потихоньку просачивается тепло. Тесс уселась на стул напротив.

– Школа сегодня была? – спросил ее Крис.

– Только после обеда. А вы писатель?

– Да, – ответил Крис. Возможно. Не исключено.

– Книги пишете?

Совершенно невинный вопрос.

– В основном я пишу для журналов. Но одну книгу тоже написал.

– А можно посмотреть?

– Я ее с собой не привез.

Похоже, он здорово разочаровал Тесс. Она принялась раскачиваться на стуле, ритмично подергивая головой.

– Может, скажешь маме, что я пришел? – спросил ее Крис.

– Мама не любит, когда я ее отрываю от работы.

– Она всегда работает так поздно?

– Нет.

– Может, я сам пойду поздороваюсь?

– Она не любит, когда ее отрывают, – повторила Тесс.

– Я просто постучу в дверь.

Тесс пожала плечами и осталась в кухне.

Вчера Маргерит провела его по всему дому. Дверь кабинета была открыта, и Крис кашлянул, чтобы предупредить, что он здесь. Маргерит сидела за заваленным бумагами столом и что-то записывала в блокноте, однако ее внимание было приковано к экрану на противоположной стене.

– Я не слышала, как вы пришли, – сказала она, не поворачивая головы.

– Простите, что отрываю от работы.

– Я не работаю. Во всяком случае, с формальной точки зрения. Просто пытаюсь разобраться, что происходит. Да вы сами взгляните.

На экране так называемый Субъект взбирался вверх по наклонному пандусу в свете нескольких вольфрамовых ламп. Виртуальная камера плавала позади, держа его верхний полуторс в центре кадра. Со спины, решил Крис, Субъект напоминал профессионального борца, на которого надели хиджаб из красной кожи.

– Куда он идет?

– Понятия не имею.

– Я думал, его привычки отличаются завидным постоянством.

– У нас не принято использовать гендерных местоимений, но если между нами – да, у него действительно очень постоянные привычки. В это время он должен был спать – если то, что они делают, неподвижно лежа в темноте, и есть сон.

Крис уже приучился ожидать от персонала Слепого Озера именно таких тщательно взвешенных, хирургически точных выражений.

– Мы наблюдаем за ним больше года, – сказала Маргерит, – и за это время он ни разу не отклонился от расписания более чем на несколько минут. Так было до недавнего времени. Несколько дней назад он провел в обеденном конклаве два часа, а должен был вдвое меньше. У него изменилась диета. Он стал меньше общаться с другими. А сегодня у него, похоже, бессонница. Если вам интересно, мистер Кармоди, присядьте и посмотрите.

– Крис, – сказал он. И убрал со стула подшивку «Астробиологического вестника».

Маргерит шагнула к двери и крикнула:

– Тесс!

Голос снизу:

– Чего?

– Тебе пора в ванну.

По лестнице застучали шаги.

– Может, мне необязательно в ванну?

– По-моему, обязательно. Ты сама помоешься? Я еще не освободилась.

– Наверное.

– Позови меня, когда закончишь.

Через несколько секунд послышался отдаленный шум льющейся воды.

Крис смотрел, как Субъект переходит на другой спиральный подъем. Он был совершенно один, что само по себе уже удивляло. Аборигены почти все делали толпой, только спали поодиночке.

– Режим у них тоже очень стабильный, день-ночь, – сказала Маргерит. – Еще одна аномалия. Насчет же того, куда он сейчас направляется… эй, смотрите!

Субъект дошел до открытой арки и вышел через нее прямо в инопланетную звездную ночь.

– Он никогда еще здесь не был!

– Здесь – это где?

– Балкон где-то на самом верху его башни. Господи, вид-то какой!

Субъект подошел к невысокому заграждению на самом краю балкона. Виртуальная камера следовала за ним, и перед Крисом из-за зернистого торса Субъекта открылся вид на ночной Лангуста-Сити. Вытянутые пирамиды башен были подсвечены – сквозь порталы и балконы пробивалось сияние лампочек во внутренних коридорах. Муравейники и раковины каури, думал Крис, перевитые золотыми нитями. Когда Крис был маленьким, раз или два в год родители брали его с собой, когда выезжали вечером на Малхолланд-драйв, чтобы посмотреть на раскинувшийся внизу Лос-Анджелес. Примерно таким был и этот вид. Таким же бескрайним. Таким же одиноким.

Маленькая, быстрая луна планеты была сейчас в полной фазе, и он даже мог частично рассмотреть сухие равнины за пределами города, далекие низкие горы на западе и облачную гряду, стремительно уносимую ветром. Над орошаемыми полями двигались вихри из электростатически заряженных частиц пыли, формируясь и тут же распадаясь, словно призраки.

Маргерит, внимательно наблюдающая за экраном, чуть вздрогнула.

Субъект подошел к изъеденной временем ограде балкона и остановился, словно в неуверенности.

– Он не самоубийство задумал? – спросил Крис.

– Надеюсь, что нет, – ответила Маргерит напряженным голосом. – Мы еще ни разу не наблюдали, чтобы они причиняли себе вред, но ведь мы тут совсем недавно! Господи, только не это!

Субъект, впрочем, стоял неподвижно и словно бы всматривался.

– Наслаждается видом, – решил Крис.

– Не исключено.

– А что еще?

– Мы не знаем. Поэтому стараемся не приписывать поступкам своих мотиваций. Я на его месте наслаждалась бы видом, а он, к примеру, наслаждается атмосферным давлением. Или рассчитывает кого-то здесь встретить, или заблудился, или чем-то озадачен. Это сложные разумные создания, и никто не делает вид, что понимает историю их жизни или их биологические императивы. Мы даже не знаем наверняка, насколько хорошее у них зрение – быть может, он видит совсем не то же самое, что мы.

– И тем не менее, – сказал Крис, – если бы мне предложили выбирать, я поставил бы на то, что он наслаждается видом.

Маргерит наградила его короткой улыбкой.

– Думать так мы можем, – согласилась она. – Но говорить не имеем права.

– Мама!

Голос из ванной.

– Уже бегу! Ты пока вытирайся! – Она поднялась на ноги. – Мне пора укладывать Тесс.

– Не возражаете, если я еще чуть-чуть посмотрю?

– Отчего бы? Если начнется что-то интересное, позовите меня. Хотя, конечно, все записывается. Только, скорее всего, вообще ничего не произойдет. Они могут так часами стоять.

– Не слишком-то на этой планете весело, – вздохнул Крис.

– Было бы довольно удобно, пока он неподвижен, отправить камеру куда-нибудь еще. Однако то, что мы научили Око следовать за отдельным индивидуумом, само по себе маленькое чудо. Если отвернуться, мы можем его потерять. Просто не ожидайте особой активности.

Она оказалась права: Субъект действительно стоял совершенно неподвижно перед открывшейся ему ночной панорамой. Крис смотрел, как скользят над залитой лунным светом равниной пыльные вихри, огромные и совершенно нереальные. Интересно, издают ли они в относительно разреженной атмосфере планеты какие-либо звуки? Холодный сейчас воздух или теплый и способен ли Субъект ощущать его температуру? Столь аномальное поведение – и ни малейшей возможности проникнуть в мысли внутри этой головы, хорошо видимой и при этом совершенно непроницаемой. Что вообще означает одиночество для существ, которые никогда не бывают одни – только ночью, когда спят?

До него доносились приятные для уха звуки негромкого разговора между Маргерит и Тесс – Маргерит укладывала дочь в постель. Обе над чем-то смеялись. Наконец Маргерит снова появилась в проеме двери.

– Он двигался?

Луна двигалась. Звезды тоже. Но не Субъект.

– Нет.

– Я сделаю чай, не хотите чашечку?

– Спасибо, с удовольствием, – ответил Крис. – Я…

Его прервал звук бьющегося стекла, а следом – громкий тонкий крик Тессы.

Крис вбежал в спальню девочки следом за Маргерит.

Тесс все еще чуть слышно повизгивала – старалась сдержать всхлипы. Она сидела на краю кровати, прижимая правую руку к фланелевой ночной рубашке у самого пояса. Постель была забрызгана кровью.

Из разбитой оконной рамы торчали острые куски стекла, в комнату порывами лился морозный воздух. Упав на колени перед кроватью, Маргерит подхватила Тесс на руки, подальше от осколков.

– Покажи руку, – потребовала она.

– Нет!

– Все будет хорошо. Покажи!

Тесс отвернулась, изо всех сил зажмурила глаза и выставила перед собой сжатый кулак. Кровь сочилась между пальцами, текла по костяшкам. Ночная рубашка спереди была вся заляпана кровью. Глаза Маргерит расширились, но она тут же решительно принялась отгибать пальцы, чтобы рассмотреть рану.

– Тесс, скажи мне, что случилось?

Тесс глубоко вдохнула и выпалила:

– Я хотела облокотиться на стекло.

– Облокотиться? На стекло?

– Да!

Крису было ясно, что это ложь и что Маргерит сознательно не стала возражать, словно обе прекрасно понимали, что произошло на самом деле. Вот только сам он этого не понимал. Так что он просто скатал одеяло и заткнул им дыру в стекле.

Из раскрытой ладони правой руки Тесс снова выплеснулась кровь, целая лужица. На этот раз Маргерит не смогла сдержать испуганного вздоха.

– В ране есть стекло? – тут же спросил Крис.

– Не знаю… нет, кажется, нет…

– Нужно перебинтовать рану, чтобы остановить кровь. Потом придется наложить швы. – От этой перспективы Тесс снова взвыла.

– Это не страшно, – успокоил ее Крис. – С моей сестренкой такое тоже однажды случилось. Споткнулась, в руке был стакан, она порезалась даже хуже, чем ты. Потом она даже хвасталась – все так перепугались, а мне было совсем и не страшно. Доктор все сделал как надо.

– Сколько ей было лет?

– Тринадцать.

– Мне только одиннадцать. – Тесс уже пыталась храбриться, чтобы соответствовать новому стандарту.

– В шкафчике в ванной есть марля, не принесете, Крис? – попросила Маргерит.

Крис нашел марлю и коричневый эластичный бинт. У Маргерит тряслись руки, поэтому Крис приложил свернутую марлю к ладони Тесс и велел ей покрепче сжать кулак. Марля тут же покраснела.

– Нужно отвезти ее в клинику, – сказал Крис. – Давайте ключи, я заведу машину, а вы пока что-нибудь на нее накинете.

– Договорились. Ключи у меня в сумочке, она на кухне. Тесс, ты можешь идти? Осторожно, не наступи на стекло.

На ковре до самой лестницы остались красные пятна.

Клиника Слепого Озера, небольшой комплекс рядом с «Хаббл-Плазой», вела прием круглосуточно. Дежурная медсестра, быстро глянув на Тесс, поспешно проводила ее и Маргерит в процедурную. Крис остался в приемной и принялся листать журналы шестимесячной давности под льющуюся с потолка негромкую поп-музыку.

Насколько он мог судить, рана Тесс не слишком опасна, а клиника должным образом оборудована для подобных случаев. Лучше не думать о том, что было бы, окажись рана серьезнее. Все же клиника – не полноценная боль– ница.

«Облокотилась на стекло». Просто облокотившись, такое стекло не разбить. Тесс соврала, а Маргерит сразу поняла, что случилось на самом деле. Однако не захотела говорить об этом вслух перед чужаком. С девочкой какая-то проблема, понял Крис. Психоз или депрессия из-за развода? Но когда они разговаривали на кухне, было вовсе не похоже, что она в депрессии. Он вспомнил веселый смех, доносившийся из спальни всего за несколько минут до того, что случилось.

Это не мое дело, твердо сказал себе Крис. Тесс немного напомнила ему Поршу – вероятно, невинным дружелюбием, – однако из этого не следует, что он теперь за нее отвечает. Он давно уже перестал, следуя старинному журналистскому завету, «успокаивать встревоженных и тревожить спокойных». Все равно ничего хорошего не выходило, все его крестовые походы заканчивались катаст– рофой.

Маргерит вышла из процедурной – бледная, в крови, но уже не столь встревоженная.

– Рану прочистили и наложили швы, – сказала она Крису. – Тесс вела себя очень храбро. Думаю, это из-за истории про вашу сестру.

– Рад, что сумел помочь.

– И вообще, спасибо вам.

– Не стоит благодарности.

– Доктор сказал, что, когда подействует обезболивающее, можно забирать Тесс домой. Правда, несколько дней руку придется держать на перевязи.