Текст книги "Звездная жатва"

– Что будет дальше? Хотя бы по вашему предположению.

Уильям задумался.

– Полковник, вам больше не у кого спросить? Жена, подруга? Родственники? У меня в этом деле особой роли нет, я знаю не больше других.

– Я не женат, – ответил Тайлер. – И родных у меня нет.

Вот он, недостающий фрагмент мозаики Джона Тайлера: давнее, мучительное одиночество. Тайлер был одиночкой, и Контакт окончательно изолировал его от остального человечества.

Мысль об этом была грустной и пугающей.

– Полковник, я со всей серьезностью могу сказать, что вы задали чрезвычайно сложный вопрос. Вы и без меня понимаете, что все меняется. У людей новые запросы, они отказываются от старых привычек… и нам еще предстоит свыкнуться с этим. Думаю… когда-нибудь неудобные тела станут не нужны нам. Но до этого еще далеко. – Ответ Уильяма был абсолютно честным.

Тайлер посмотрел на него страшным взглядом – отчасти испуганным, отчасти возмущенным, отчасти презрительным.

– А потом?

– Не знаю. Надо будет принять решение – коллективное решение. Но догадка у меня есть. Думаю, нашей измученной планете нужен ремонт, и очень скоро она его получит.

Сделав по городу круг, они вернулись к воротам Белого дома. День двигался к полудню; заметно потеплело.

Несмотря на опасность, Уильям устал от словесной дуэли с Джоном Тайлером. Он ощущал себя оставленным после уроков школьником, который считает минуты до свободы.

– Ну что, полковник? – Он посмотрел Тайлеру в глаза. – Решили стрелять?

– Выстрелил бы, если бы знал, что это поможет. Если бы чувствовал, что так можно вернуть хотя бы дюйм этой страны. Господи, я убил бы вас не моргнув глазом. – Тайлер сунул руку под куртку и почесался. – Но вы не представляете угрозы. Среди известных предателей вы – один из самых жалких.

Уильям скрыл облегчение. «Пусть я и бессмертен, – подумал он, – расставаться с этим воплощением еще рано».

К тому же как он объяснит свою смерть Элизабет? Она назовет его недотепой, и вполне справедливо.

– Если думаете, что конфликт исчерпан, вы ошибаетесь, – сказал Тайлер. – Есть люди, еще готовые сражаться за страну.

«Зачем сражаться? – подумал Уильям. – Страна ваша! Полковник Тайлер, берите ее!»

Но эти мысли он оставил при себе.

– Надеюсь лишь, – Тайлер отвернулся, – что остальные холощеные кони так же смирны.

Уильям проводил полковника взглядом.

Тайлер был человеком на грани. Оставшийся в меньшинстве одиночка, несущий мрачный груз каких-то старых грехов. Мир, в котором он жил, менялся, выходя за рамки его понимания.

Хуже всего, что этого можно было избежать. Полковник, вы могли сказать «да». И понимаете это, пусть и не признаетесь.

Погрустив о судьбе полковника Тайлера, Уильям сложил и убрал эти мысли, как складывал и убирал в карман свой шелковый галстук.

Встреча с полковником могла быть не последней, но до поры до времени об этом не стоило беспокоиться.

День стоял прекрасный, и до его конца было еще далеко. До ланча оставалось пятнадцать минут. А главное – его, Уильяма, не убили.

Он окинул взглядом лужайку перед Белым домом. Поиски пасхальных яиц, дипломатические фотосессии, вручение премий. Смотрел ли он когда-нибудь по-настоящему на лужайку во время всех этих мероприятий? Садовники прекрасно выполняли свою работу. Трава была ярко-зеленой и еще блестела от росы.

Уильям подумал, что хорошо бы развязать шнурки, стянуть ботинки с носками и пройтись босиком по мягкой зеленой лужайке.

И решил, что настало время сделать это.

Глава 11. Киндл

По мнению Тома Киндла, сон был именно тем, чем казался: приглашением погрузиться в уютное общественное бессмертие. Киндлу такая перспектива казалась омерзительной, но он не сомневался, что другие сочтут ее манящей.

Поэтому после той необычной ночи Киндл две недели не показывался в городе. Он не знал, каким предстанет Бьюкенен, и сомневался, что хочет это знать.

Поход в город откладывался и откладывался, но стал необходимостью, когда Том не удержался на скользкой горной дороге, скатился на двадцать футов вниз по западному склону горы Бьюкенен и сломал бедро.

Если подумать, непонятно, что он вообще забыл на этой тропе. Никто не заставлял его туда идти. В хижине хватало провианта и книг. В данный момент Киндл продирался через «Историю упадка и разрушения Римской империи» Эдварда Гиббона. Чтиво такое, что можно помереть со скуки, но книга входила в собрание «Классика западной литературы», которое Киндл приобрел вместе с полкой, – не хотелось, чтобы деньги оказались потраченными впустую.

Клаустрофобия тоже была ни при чем. В хижине было весьма просторно. Он купил участок в нескольких милях от Бьюкенена – на старой дороге, которой раньше пользовались лесорубы, – в 1990 году. Сама хижина была каркасной; собирать ее помогали несколько друзей, один из которых был строительным подрядчиком и имел доступ к хорошим инструментам. С тех пор все деньги, не уходившие на ремонт лодки и еду, Том тратил на улучшение своих жилищных условий.

Городской муниципалитет провел сюда водопровод еще во времена земельного бума восьмидесятых, и Тому приходилось платить также и за воду. А вот электричество он получал от бензинового генератора в сарае. Зимы не всегда были снежными, но Киндл все равно утеплил жилище и поставил внутри дровяную печь, чтобы не мерзнуть. В это время года в отоплении еще не было нужды.

Да, это была всего лишь хижина, недостаточно большая, чтобы зваться домом, но вполне комфортабельная, и Том не чувствовал себя отрезанным от внешнего мира. Внезапный позыв погулять по горным тропам был беспричинным. Ему просто захотелось. Очевидно, затея вышла глупой. Трехнедельная засуха прервалась на прошлой неделе; дождь лил без перерыва уже три дня, и тропы стали скользкими. А местами и очень крутыми.

Киндлу не хотелось это признавать, но он был уже далеко не мальчиком. На вопрос «Сколько вам лет?» он обычно отвечал: «Под пятьдесят». На самом деле он не считал годы. Ему это не нравилось. Когда живешь и работаешь один, на кой тебе дни рождения? Кто в здравом уме будет их считать?

Тем не менее в январе ему исполнилось пятьдесят три, и тело понемногу теряло былую проворность. Поэтому, поднимаясь по грязному серпантину, где тропа была разбита поваленной елью, он не успел ухватиться за корень или молодое деревце – ботинки поехали прочь, и мир вдруг перевернулся.

Когда нога переломилась, он потерял сознание.

Очнувшись, он не стал шевелиться. Видимо, сработал инстинкт самосохранения. Он не отваживался двинуться, лишь моргал, глядя на заслоненное хвойными деревьями небо, и пытался найти объяснение затруднительному положению, в которое попал.

Голова кружилась, и Том не стеснялся говорить сам с собой, – впрочем, он никогда этого не стеснялся.

– Ты упал. – Констатация очевидного. – Поскользнулся на тропе, болван.

Он повернул голову и определил траекторию своего падения по сломанным деревцам и взрытой земле. Немалое расстояние. Остановился в овражке; задница в ручье, ноги обвили мшистый пень от старой канадской ели.

Том особо отметил неприятный факт: левое колено было выгнуто под неестественным углом.

– Вот дерьмо! – выругался Киндл. Вид сломанной ноги одновременно напугал его и рассердил. Больше рассердил. Он громко ругался, не стесняясь в выражениях, а когда закончил, даже лес, казалось, затих от смущения. Затем пришлось задаться вопросом: – Ну что, Том Киндл, угробил ты себя, дурачина?

Возможно. До хижины было четверть мили вниз по прямому склону, а по тропе – больше мили. Предположим, ему удастся добраться до дома. Но телефона в хижине нет. Помощь можно найти в Бьюкенене либо у ближайшего соседа, ниже по склону – три мили по гравийной дороге.

И кто сказал, что получится дойти хотя бы до ближайшего дерева, снова не потеряв сознание?

Он слегка пошевелился, чтобы проверить, и едва не отключился. Боль при движении была ему незнакома; в ногу и до самой поясницы будто втыкали раскаленный прут. Том слабо вскрикнул, спугнув птиц с ближайшего дерева. Пока он лежал спокойно, боль стихала, но не отпускала. Источником ее была левая нога между тазом и коленом; ниже все онемело.

Нужно наложить шину. Зафиксировать ногу, иначе он не сможет двигаться.

Том поднял голову и оценил характер травмы. На первый взгляд, крови не было, кость не торчала, – по крайней мере, не все так ужасно. Когда-то Киндл работал на лесопилке в Британской Колумбии и видел, как у одного лесоруба бедренная кость вышла наружу: что-то вроде окровавленного шестидюймового куска мела.

Но были и плохие новости. Похоже, перелом был непростым; пострадало и колено. Насколько Киндл помнил уроки первой помощи, при повреждении суставов не нужно пытаться их вправить. Нужно обездвижить конечность до получения «квалифицированной медицинской помощи».

Осмотревшись, он заметил походный посох из ореха, с которым всегда ходил в горы. Надежная старая палка. Как старый друг. Достаточно прочная, чтобы зафиксировать перелом. «Сгодится», – подумал он. Но палка лежала в полутора футах от его руки.

Он с криком придвинулся к ней.

Он кричал без остановки, пока перематывал ногу. Действие было волнообразным. Когда волны боли достигали апогея, Том чувствовал, что теряет сознание, и лежал без движения, как в дурмане, тяжело дыша, пока в глазах не прояснялось; затем он продолжал работу над шиной.

В конце концов, через бог знает сколько времени, ореховый посох был примотан к бедру и голени обрывками хлопчатобумажной рубашки. Вышло на славу, как у профессионала.

А если пошевелиться?

Шина удерживала ногу более или менее неподвижно и облегчала боль. Киндл немного прополз по мокрому руслу ручья. Глубина достигала всего нескольких дюймов, вода едва струилась, но была ледяной. К счастью, день выдался теплый… но он уже клонился к вечеру, а в конце лета, когда небо ясное и высокое, вечерами бывает холодно. Стоит солнцу зайти, как жары и след простынет. Тогда Тому станет мокро и холодно.

– Гипотермия, – вслух произнес Киндл.

А еще болевой шок. Возможно, он у него уже был. Том одновременно дрожал и потел.

Дюйм за дюймом он двигался по ручью. В нескольких ярдах впереди ручей пересекал тропу. Там можно было выбраться из воды. Но не раньше. Невозможно было тащить горящую от боли, бесполезную ногу через густые заросли тихоокеанского леса.

Пока Том полз по каменистому руслу, ему пришло в голову, что, если бы он принял предложение инопланетян, с ним не случилось бы этого. Он стал бы бессмертным. Для него было бы приготовлено место, как выражалась мать. Она была религиозной. Баптисткой из Дакоты. Суровой баптисткой. Придерживалась философии в духе «Пинай меня, пока я не попаду в рай». Родной отец Киндла работал в городской коммунальной службе и умер от инфаркта за рулем снегоуборочной машины; через два года мать вышла замуж за укладчика напольных покрытий, который напивался каждую субботу. Его звали Оскар. Оскар был знаменит тем, что однажды холодной зимней субботней ночью помочился прямо из окна второго этажа, распевая при этом «I Heard That Lonesome Whistle Blow»[16]16
  «Я слышал этот одинокий свисток» (англ.).


[Закрыть] Хэнка Уильямса. Ничего ужасного в этом не было, и, если бы его причуды ограничивались этим, Киндл не держал бы на него зла. Но Оскар по пьяни становился злым и не раз поколачивал мать Киндла. Та не жаловалась. Брак – тяжелое испытание, ей так или иначе уже приготовлено место и так далее. Киндлу тогда было пятнадцать, и, потерпев полгода, он решил, что если для него где-то и приготовлено место, то уж точно за пределами родного города. Он сел на автобус до Нью-Йорка, соврал о своем возрасте и нанялся юнгой на торговый корабль. Пять лет спустя он съездил домой. Оскар потерял работу и квасил токайское на ступеньках учебного манежа для солдат, и Тому расхотелось его колотить даже из мести. Мать давно куда-то переехала. Нового адреса не оставила – может, и к лучшему.

Итак, Киндл остался один и начал подозревать, что для него не приготовлено никакого места. За последующие тридцать три года эти подозрения только укрепились. В существование рая он не верил и отказался, когда его предложили. Однако теперь начал об этом жалеть.

Уж лучше в «приготовленном месте», чем в сыром лесу, с каждой минутой делавшемся все темнее.

Синева неба становилась яркой, насыщенной. Солнце зашло? Да, но совсем недавно. Старые пихты и ели ушли в густую тень.

Том обнаружил, что ползет по дороге, среди грязи и слякоти. Когда он успел?

Горло саднило после крика, но он не помнил, как кричал. Теперь он скорее стонал. Стонал певуче, отчасти даже мелодично. Звук напоминал песню летучих обезьян из фильма «Волшебник страны Оз».

Эта мысль развеселила Киндла. Он посмотрел на звезды – уже высыпавшие – и подумал, не спеть ли настоящую песню. Несмотря на боль, ситуация вдруг показалась ему забавной. В смешное положение он попал. А если спеть, станет еще смешнее.

Вот только он знал очень мало песен. Не считая той, что распевал Оскар, в памяти почти ничего не отложилось. В воскресной баптистской школе он выучил «Иисус любит меня», но черта с два он станет петь христианскую песню, когда для него не приготовлено места. Еще он знал один куплет «Улиц Ларедо». Может, одного куплета и хватит.

– Я вышел пройтись по улицам Ларедо…

Не надо было ему никуда выходить.

– Как-то днем я вышел пройтись по Ларедо…

День уже сменился ночью.

– И встретил я ковбоя в белой рубахе…

Киндл засомневался, нравится ли ему такой сюжетный поворот.

– В белой рубахе, холодного как камень.

Нет, совершенно неподходящая песня.

Но Том продолжал ее петь, пока отрешенная веселость не покинула его и он не стал корить себя за то, что не смог подобрать подходящую песню.

Его хижина замаячила впереди как раз в тот момент, когда на западе в небе показался Артефакт. Он был вроде луны и даже слабо светил. Свет помогал Тому. Но сам Артефакт его пугал.

Нельзя сказать, что Киндл его ненавидел. Не за что было ненавидеть. Но он относился к Артефакту с подозрением. Впрочем, как и все, но подозрения Киндла были глубже, чем у остальных. Большинство людей подозревало, что Артефакт – инопланетный военный корабль, который прилетел, чтобы взорвать Землю или что-то в этом роде. Киндл в этом сомневался. Длительный опыт подсказывал, что твои ожидания всегда расходятся с действительностью. Артефакт обязательно что-нибудь учудит, но это не будет похоже на фильм ужасов. Это будет нечто иное, ничуть не лучше, но точно иное, новое, неожиданное.

И разве он оказался не прав? Никто не ожидал, что к ним явятся под покровом ночи и станут нашептывать на ухо слова о вечной жизни.

Безусловно, Киндл не рассчитывал, что прокравшиеся в его нервную ткань крошечные машинки начнут спрашивать, хочет ли он отринуть свое тело и некоторые привычки, превратиться из Киндла в нечто большее, но в то же время остаться Киндлом.

Он ответил незамедлительно. Господи, конечно нет. Он привык к своему стареющему телу и несдержанному эго и не собирался от них отказываться. Ему не нравилось, что его душа попадет в сборище других душ. Он был отшельником по природе и не хотел ничего менять; таков был его осознанный выбор.

Но жить ему тоже хотелось. Киндл отклонил предложение не потому, что искал смерти. Ему отчаянно хотелось выжить, но на своих условиях.

Том хотел жить, а потому дополз до своего тринадцатилетнего пикапа «форд», хриплым слабым голосом напевая «Улицы Ларедо» и раздумывая о том, как выдержать следующее испытание.

Чтобы сесть в машину, нужно встать.

Киндл не сомневался, что стоять может и одноногий.

Если только ему не мешает боль.

Если только при подтягивании к дверной ручке старого пикапа сломанные кости не чиркнут друг о дружку, отчего он прекратит петь и снова заорет.

Если только он снова не хлопнется в обморок.

Но Киндл остался в сознании, даже когда вся местность сделала оборот вокруг раскаленной оси его позвоночника.

Бесполезная нога, согнутая в колене, как лапка дохлой мухи, стукнулась о дверь пикапа.

«Ключ!» – мысленно вскрикнул Киндл.

Он всегда носил ключи с собой. Опершись на правую руку, он порылся в кармане левой. Возможно, глупо запирать машину, когда живешь так далеко от людей. Кому придет в голову переться сюда и красть эту развалюху? Но у него была привычка все запирать: машину, лодку, хижину.

Он нашел ключ, переложил его в правую руку и умудрился открыть дверь, не шевеля всем телом.

Затем перевел дух, отполз от двери и приоткрыл ее.

Отлично.

Но на левой ноге была шина, с которой он опасался возиться – как с ней садиться за руль? И даже если он сядет, что дальше?

Вынув ключ из двери, он крепко зажал его в правой руке.

– Том, – прохрипел он вслух. – Самое трудное впереди. До этого было легко. Теперь будет трудно.

Проще было бы прилечь и поспать, а поехать утром. Если получится дожить до утра.

«Скорее всего, не получится», – подумал Киндл. Чтобы умереть, большого труда не требовалось. Пожалуй, он мог бы даже заползти в хижину и приличия ради умереть на родном диване. Когда-нибудь его найдут. Может, найдут даже след, который он оставил, ползя вниз по горе, как червяк. Люди скажут: «Черт побери, как старался этот мужик, труп которого лежит на диване! Он достоин восхищения!»

Это диван, что ли? Нет. Киндл понял, что это водительское сиденье его старого «форда» – и растянулся на нем.

Провалы в памяти беспокоили Киндла. Еще ему казалось, что он слышит, как отголоски его криков затихают внизу, у подножия горы. Поэтому он решил не слишком зацикливаться на прошлом.

Том подтянулся и сел спиной к дверце, положив обе ноги поперек сиденья. Приборную панель он видел хорошо, но спустить ноги к педалям не мог.

По крайней мере, он укрылся от ветра. Немалое достижение. Он попытался придумать, как управиться с педалями. Под рукой ничего особенного не было: пустая кружка из пенополистирола, щетка для снега и журнал «Пушки и пули». Ничего полезного.

Ах да. Еще посох, который он использовал в качестве шины. Нога невероятно распухла и от паха до колена напоминала сардельку в оболочке. Тряпки, которыми он привязал шину, врезались в плоть, узлы натянулись.

«Избавьте меня от необходимости делать это, – подумал Киндл. – Это чересчур. Не могу решиться».

Но руки уже предательски потянулись к болезненной плоти.

Когда он очнулся, то увидел, что посох крепко зажат в дрожащей левой руке.

Утро еще не наступило, хотя Артефакт уже скрылся. Вероятно, близился рассвет, но Киндл не знал наверняка; часов он не носил. Звезды были похожи на утренние.

Он дрожал, как больной зверь. Плохой симптом. Из-за этого было трудно прижимать посохом педали. А на ходу будет еще сложнее.

Том вставил ключ в замок зажигания, дважды нажал на педаль газа и повернул ключ.

Мотор кашлянул, но не завелся.

Это было нормально. Иногда Киндлу казалось, что пикап страдает икотой. Двигатель «форда» заводился, работал какое-то время, потом глох или почти глох, терял обороты, кряхтел и стучал, пока не успокаивался.

– Давай, мешок дерьма, – прошептал Киндл. – Давай, говешка ленивая.

Мотор завелся и затрясся так, что Киндл вскрикнул. Пикап подпрыгивал на старых рессорах. Сломанная нога Тома была плотно прижата к креслу, но ее ничто не держало, и она болталась так, что Киндла затошнило.

Включив первую передачу и нажав на газ, он снова затянул «Улицы Ларедо». Машина до жути резко рванула вперед, съехала с грунтовой дорожки перед хижиной и двинулась к лесовозной дороге.

Киндл включил свет. Тени придорожных сосен зловеще нависали над машиной.

Он сидел боком, чуть ниже обычного. Вести машину левой рукой было непривычно, реакция была замедленной, но Киндлу удавалось удерживать «форд» примерно посередине дороги, между двумя призрачными колоннадами деревьев. Если бы навстречу ехал другой водитель, ему было бы несдобровать, но кто сунется сюда в такой час?

Отсюда до окраины Бьюкенена дорога шла под уклон, и Киндл заметил, что может не слишком часто нажимать на газ. Ему и без того было непросто притормаживать с помощью посоха, чтобы не позволить машине слишком разогнаться. До него вдруг дошло, что еще раз потерять сознание – значит навлечь на себя серьезные неприятности.

– Так не теряй сознание, – сказал он себе.

Киндл подумал, что в региональном госпитале для него будет приготовлено место – главное, не свести икающий пикап с улиц Ларедо.

Он проехал мимо еще двух хижин, хозяевами которых были такие же отшельники, как он, но не остановился. Вдруг дома никого не окажется? Перспектива заводить пикап второй раз Киндлу не улыбалась. Лучше доехать до Бьюкенена или хотя бы подобраться как можно ближе к городу, до места, где есть уличное освещение.

А потом… тут Киндл неожиданно для себя испугался, вспомнив, что нынешний Бьюкенен может отличаться от прежнего.

Неделю назад в Бьюкенен пришли чудовища.

Удивительные ходячие губки, заразившие людям кровь.

Это случилось на самом деле или после травмы у него начались галлюцинации? Киндл подумал, что по крайней мере эти воспоминания кажутся реальными.

Тем не менее… чудовища?

Если это правда…

Он старался не представлять их себе, но картинки все равно всплыли в голове: чудовища из комиксов, существа со щупальцами на головах, вылезающие из летающих тарелок, люди-евнухи с пустыми глазами, как во множестве фильмов, рабы инопланетных властелинов, голодные зомби-каннибалы. Они приготовят ему место на всеобщем барбекю.

Киндл помотал головой, не зная, веселит его это или пугает. Может, разумнее просто затормозить и умереть здесь, под темной горой.

(Он действительно затормозил – пикап успел набрать изрядную скорость.)

«Нет, – твердо сказал себе Киндл. – Умирать непозволительно. Ищи помощь. Следуй плану».

Если придется, иди хоть к чудовищам.

И пикап погромыхал дальше.

Он пересек границу города ровно в тот момент, когда его боль и усталость сошлись воедино. Пикап покатился под откос и замер, уставившись фарами на созвездие Ориона.

От толчка Киндл ударился о руль; раздался сигнал, после чего Том в полубессознательном состоянии откатился на сиденье. Мотор продолжал ворчать.

Сигнал и шум мотора разбудили тридцатилетнего страхового следователя Бадди Уинклера, который недавно стал бессмертным, но не отказался от привычки хорошо поспать. Бадди подошел к окну своего нового типового дома и сквозь сон с удивлением увидел в канаве у соседнего пустого участка застывший в полувертикальном положении «форд». Он позвонил по номеру 911, схватил одеяло и поспешил на место аварии, где быстро понял, что помочь пострадавшему водителю не может. Раненый смертный мужчина орал от боли и бешено вращал глазами при виде Бадди.

«Чудовища», – думал Киндл, когда был в состоянии думать.

На него зловеще смотрели чудовища.

Он кричал, пока не потерял голос.

Выйдя из тьмы, он сообразил, что находится в больничном коридоре и лежит на каталке, а вокруг суетится медицинский персонал.

Напротив него возникло хмурое лицо; Киндл собрал последние силы и схватил незнакомца за воротник.

– Приведите мне, – прохрипел он, – врача-человека.

– Успокойтесь, – ответило существо, – я человек.

– Не прикидывайся, что не понимаешь, говно инопланетное! Приведи мне человека, чудовище!

Задыхаясь, Киндл упал на каталку.

Мужчина отвернулся от него:

– Дайте обезболивающее! У пациента истерика. Да, и позовите Мэтта Уилера.

Киндл подумал, что теперь он, наверное, в безопасности, и погрузился в сон, который продлился двое суток.

Непостоянное головокружение и туман. Киндл снова пришел в себя.

Он лежал на больничной койке. Нога была перевязана и находилась на вытяжке. Было чуть-чуть больно. Киндл решил, что почти не чувствует ничего из-за обезболивающего.

Он ощущал себя оторванным от реальности. Все было как в тумане. Оторви ему руку и отколошмать ею его – и Том, наверное, все равно ничего не ощутил бы. Хорошее успокоительное у них в капельнице.

Главное, что он добрался до больницы. Том этим отчасти гордился. Воспоминания были путаными, но он помнил, что путь оказался долгим и тернистым.

Подошел мужчина в белом халате. Киндл наблюдал за ним отстраненно, апатично.

– Вы, должно быть, доктор, – выдавил он.

– Так точно, мистер Киндл.

– Я просил человека.

– Вы его и получили. Меня зовут Мэтт Уилер.

Мэттью Уилер был обычным человеком с печальным лицом.

«Такой молодой, – подумал Киндл, – а морщин уже навалом».

– Доктор Уилер, вы человек?

– Такой же, как вы, мистер Киндл.

– Не один из этих?

– Нет. Но они могут помочь вам не хуже меня. Не беспокойтесь.

– Может быть, – сказал Киндл. – Город сильно изменился? Я был в горах с… с…

Как это называется? Контакт?

– Не слишком. – Казалось, доктору Уилеру неловко об этом говорить. – Пока что.

– Как моя нога?

– Должна успешно срастись. Но потребуется время. Могу я спросить, как вы умудрились ее сломать?

– Пошел прогуляться. Поскользнулся в грязи.

– А до города как добрались?

– Дотащил свою задницу до пикапа. – В голове Киндла начало проясняться. – И поехал. – Он пожал плечами.

– Удивительно. Вы совершили настоящий подвиг.

Киндл уже достаточно пришел в себя, чтобы оценить комплимент.

– Меня так просто не убьешь, а?

– Похоже на то. Мне сказали, что вас привезли на «скорой», в скверном состоянии. Нога заживет, мистер Киндл, но придется полежать в больнице. – Врач сделал пометку на планшете. – Мне понятна ваша позиция относительно… людей. Но я не могу находиться с вами в палате круглосуточно. Придется потерпеть других врачей. Ради меня. Готовы?

– Но вы будете меня навещать?

– Обязательно. Возьму за правило.

Киндл согласно кивнул.

– Думаю, вам не помешает еще поспать. – Врач повернулся, собираясь выйти из палаты.

– Доктор Уилер? – Киндл закрыл глаза, потом снова открыл.

– Да, мистер Киндл?

– Сколько нас здесь? Я имею в виду… в городе еще есть такие, как мы?

Доктор поник еще больше:

– Несколько человек. Через пару недель я хочу созвать всех. Устроить что-то вроде городского собрания. Надеюсь, вы тоже сможете присутствовать. Если будете лежать спокойно и дадите ноге срастись.

Киндл рассеянно кивнул. Он успел забыть, о чем спрашивал, и снова погрузился в сон.