Текст книги "Миссия Шута"

– У меня не слишком хорошо получалось, – тихонько фыркнув, ответил я. – Мне удалось лишь перестать сознательно бередить старые раны. Когда наконец наступило лето и мы двинулись в путь, у меня было ощущение, будто я оставляю позади сброшенную шкуру. – Я замолчал, и в комнате воцарилась тишина.

– Итак, ты покинул горы и вернулся в Бакк.

Шут знал, что я не стал бы возвращаться. Это была всего лишь невинная уловка, чтобы побудить меня продолжать рассказ.

– Не совсем так. Ночной Волк возражал, но я понимал, что не могу покинуть горы, пока снова не пройду по тем дорогам, по которым уже прошел один раз. Я вернулся на каменоломню, туда, где Верити вырезал своего дракона. Постоял немного, глядя на плоскую голую площадку, окруженную высокими стенами, тянущимися к холодному серому небу. Ничто не указывало на события, там происшедшие, – кругом только кучи мусора, мелкие осколки камней и старые инструменты. Я прошел через наш лагерь. Упавшие палатки и разбросанные повсюду вещи когда-то принадлежали нам, но большинство из них превратились в самый обычный хлам – мокрые, грязные тряпки, истлевшие от непогоды и времени. Кое-что я прихватил с собой… мне удалось найти камешки для игры Кеттл, и я их взял. – Я перевел дыхание. – А потом я подошел к тому месту, где умер Кэррод. Его тело лежало так, как мы его оставили, кости и куски сгнившей ткани. Животные его не трогали. Знаешь, они не любят тех, кто владеет Силой.

– Знаю, – тихо сказал Шут, и мне показалось, что он стоит рядом со мной в заброшенной каменоломне.

– Я довольно долго стоял и смотрел на кости, пытался вспомнить, каким Кэррод был, когда мы познакомились, – и не смог. Но, глядя на его останки, я словно получил подтверждение истинности случившегося. Так было, а теперь все закончено. Теперь я действительно мог уйти, оставив за спиной это место и происшедшие здесь события, зная, что они не последуют за мной.

Ночной Волк заскулил во сне. Я положил руку ему на бок, радуясь, что он рядом и я в любой момент могу прикоснуться к нему физически или разумом. Он не одобрял моего желания вернуться в каменоломни. Ему не нравилось путешествовать по дороге Силы даже несмотря на то, что моя способность сохранить ощущение самого себя и противостоять соблазнительному зову магии становилась все сильнее. Когда я заявил, что хочу еще раз побывать в Каменном саду, он расстроился.

Я услышал, как Шут снова наполнил наши кружки бренди. Он молчал, предлагая мне продолжать.

– Драконы вернулись туда, где мы их впервые нашли. Я их посетил. Лес постепенно забирал их себе – повсюду высокая трава и вьющиеся растения. Они были так же незабываемо прекрасны, как в тот миг, когда мы увидели их в первый раз. И так же неподвижны.

Они пробили бреши в могучих кронах деревьев, когда восстали ото сна, чтобы сразиться за Бакк. Их возвращение тоже не отличалось деликатностью, и теперь с неба на землю, сквозь густую зелень, проливались солнечные лучи, которые словно позолотили драконов. Я ходил между ними и, как и прежде, почувствовал призрачный зов Дара, который исходил от спящих статуй. Я нашел рогатого дракона короля Вайздома и даже осмелился прикоснуться к его плечу голой рукой, но ощутил лишь холодную чешую. Они все были там: вепрь-дракон, крылатый кот… самые разные существа, вырезанные из камня Элдерлингами и магами, владеющими Силой.

– Я видел Девушку-на-драконе. – Я улыбнулся огню в камине. – Она крепко спит. Только теперь она немного изменила положение – тянется вперед и с любовью обнимает за шею своего дракона.

К ней я не решился прикоснуться, потому что еще не забыл, как она набрасывалась на воспоминания, которыми я с ней делился. Может быть, я боялся получить назад то, что добровольно ей вручил. В общем, я осторожно, стараясь не шуметь, прошел мимо нее, а вот Ночной Волк ощерился, шерсть у него на загривке встала дыбом – он миновал Девушку так, словно вышел на охоту. Волк знал, кого я искал.

– Верити, – едва слышно проговорил Шут, словно подтверждая мою невысказанную мысль.

– Да, Верити, – не стал спорить я. – Моего короля. – Я вздохнул и продолжил рассказ: – Я его нашел. Когда я увидел зеленоватую шкуру Верити, испещренную пятнами солнечного света, Ночной Волк сел и аккуратно уложил хвост вокруг лап. Он не хотел подходить слишком близко. Я почувствовал, как смолкли его мысли, – он оставил меня наедине с самим собой. Я медленно приблизился к Верити-дракону, чувствуя, как оглушительно стучит в груди сердце. В теле, вырубленном из Силы и камня, спал мой король. Ради него я принял такую страшную боль, что шрамы от этих ран – телесных и душевных – останутся со мной до конца жизни. Я шел и чувствовал, что по щекам текут слезы. Как же мне хотелось услышать его такой знакомый голос.

«Верити», – хрипло позвал я. Моя душа тянулась к нему, словами, Даром, Силой – я искал своего короля. Мне не удалось его найти. Тогда я положил ладони на холодные плечи, прижался к нему лбом и снова, не способный думать ни о чем другом, потянулся к нему. Я его почувствовал, но на самом деле это уже был не он, лишь едва знакомое присутствие. Точно так же можно поймать солнечный свет, подставив ему руки. «Верити, прошу вас», – умолял я и снова попытался с ним связаться, воспользовавшись всей Силой, что имелась в моем распоряжении.

Придя в себя, я обнаружил, что лежу на земле рядом с драконом. Ночной Волк не сдвинулся с места, продолжая нести вахту. «Он ушел, – сказал я ему то, что он знал и без меня. – Верити ушел».

А потом я спрятал голову в коленях и зарыдал, оплакивая своего короля безутешнее, чем в тот день, когда он стал драконом.

Я замолчал и откашлялся. Выпил немного бренди, потом поставил кружку и увидел, что Шут смотрит на меня. Он подвинулся ко мне поближе, чтобы лучше слышать мой рассказ, и огонь камина позолотил его кожу, но не открыл мне его мысли.

– Думаю, именно в тот миг я понял, что моя прошлая жизнь сгорела дотла. Если бы Верити сохранил какую-нибудь форму, до которой я мог бы дотянуться, если бы он продолжал существовать и оставался звеном, связующим меня с Силой, тогда часть меня захотела бы остаться Фитцем Чивэлом Видящим. Но его не было. Конец моего короля означал и мой конец. Когда я встал и вышел из Каменного сада, я понял, что наконец получил то, о чем всегда мечтал: возможность самостоятельно решать, кто я такой и как буду жить дальше. Теперь только я сам мог принимать за себя решения.

Почти, вмешался волк.

Я не обратил на него внимания и сказал Шуту:

– Прежде чем мы покинули горы, я задержался еще в одном месте. Ты наверняка его помнишь. Столб, у которого нас с тобой посетило видение.

Он молча кивнул, и я продолжил свой рассказ.

Когда мы подошли к месту, где на перекрестке стоял высокий камень Силы, я замер, не в силах справиться с искушением. Меня захлестнули воспоминания. Впервые я сюда пришел со Старлинг, Кеттл, Шутом и королевой Кетриккен в поисках короля Верити. Здесь мы остановились, и на меня накатило видение многолюдного рынка, выстроенного на месте роскошного зеленого леса. Шут сидел на верхушке каменного столба, а рядом стояла похожая на него женщина, с белой кожей и почти бесцветными глазами. В этом ином месте и времени ее короновали деревянной диадемой, украшенной резными петушиными головами и хвостовыми перьями. Ее диковинный вид и Шут рядом с ней привлекли внимание толпы. Картинка возникла в моем сознании всего на одно короткое мгновение, словно мне удалось на минутку заглянуть в окно, ведущее в другой мир. Затем все исчезло, и потрясенный Шут свалился со столба. Я знал, что он разделил со мной мое видение иного мира и иного времени.

Именно загадочность этого места заставила меня сюда вернуться. Черный монолит, возвышавшийся над кругом камней, стоял, неподвластный мхам и лишайникам, письмена, вырезанные на гладкой поверхности, звали меня в неизведанные земли. Теперь я знал, что передо мной были одни из Врат Силы. Я медленно обошел камень, узнавая руны, которые могли вернуть меня в каменоломни. А другие помогут найти покинутый город Элдерлингов. Не думая о том, что делаю, я провел пальцем по одной из рун.

Несмотря на свои размеры, Ночной Волк может двигаться очень быстро и почти бесшумно. Он схватил мое запястье зубами и встал между мной и обелиском. Я упал вместе с ним, чтобы он не разорвал мне руку. В конце концов оказалось, что я лежу на земле, а он стоит надо мной, не выпуская из зубов моего запястья.

Ты этого не сделаешь.

– Я хотел только потрогать камень и не собирался его использовать.

Этим штукам нельзя доверять. Я побывал во мраке, который царит внутри камня. Если мне придется снова за тобой туда последовать, чтобы защитить твою жизнь, ты знаешь, что меня ничто не остановит. Но не проси меня идти туда ради удовлетворения твоего щенячьего любопытства.

Ты не против, если я ненадолго схожу в город один?

Один? Настоящего «один» для нас с тобой больше не существует.

Я же тебя отпустил, чтобы ты пожил немного в волчьей стае.

Ты прекрасно знаешь, что это не одно и то же.

Я знал. Он выпустил мое запястье, я встал и отряхнул грязь с одежды. Мы больше не говорили о случившемся. Это одно из достоинств Дара. Нет никакой необходимости в долгих и тяжелых объяснениях, чтобы убедиться, что твой собеседник тебя понимает. Однажды, много лет назад, волк оставил меня, чтобы побыть немного со своими сородичами. Когда он вернулся, я без слов понял, что со мной ему лучше, чем с ними. За прошедшие с тех пор годы мы стали еще ближе друг другу. Он однажды совершенно справедливо заметил, что я не совсем человек, а он – не вполне волк. И мы больше не являемся самостоятельными существами. Получалось, что это не он возражал против моего решения, а я спорил с самим собой, пытаясь разобраться, стоит ли мне так поступать. Однако во время нашей короткой перепалки мы оба осознали вещи, о которых не думали.

– Наша связь с годами становилась все глубже и сложнее. И ни один из нас не знал, как с этим поступать.

Волк поднял голову и посмотрел мне в глаза. Мы обменялись своими сомнениями, но он предоставил мне самому принимать решение.

Рассказать ли Шуту о том, куда мы отправились дальше и что узнали? Принадлежит ли то, чему я научился среди людей Древней Крови, только мне? Тайны, которые я хранил, оберегали многие жизни. Лично я был готов доверчиво вручить Шуту свою. Но имею ли я право делить с ним секреты, принадлежащие не только мне?

Не знаю, как понял Шут мои колебания. Думаю, он догадался, что я не могу принять решение.

– Ты прав, – быстро сказал он, поднес кружку к губам и допил бренди.

Затем он поставил кружку на пол и помахал изящной рукой. Тонкая кисть замерла в воздухе, указательный палец вытянут – жест, который я так хорошо знал. Шут словно говорил мне: «Подожди».

Как будто подчиняясь воле кукольника, дергающего за веревочки, он легко поднялся на ноги и, хотя в комнате царил полумрак, уверенно нашел свою сумку. Я слышал, как он ищет в ней что-то. Прошло всего несколько минут, он вернулся к камину с холщовым мешком в руках и уселся рядом со мной, словно собирался открыть мне тайны, настолько личные, что их даже темноте нельзя доверить. Мешок, лежащий у него на коленях, был старым и грязным. Шут развязал веревку и вынул что-то завернутое в кусок красивой ткани. Я вскрикнул от неожиданности, когда он ее развернул. Мне еще ни разу не приходилось видеть такой шелковистой материи, такого изысканного рисунка и таких ярких красок. Даже в тусклом свете затухающего огня красный и желтый цвета сияли, словно наделенные собственным светом. С такой тканью в руках можно заручиться расположением любого лорда.

Однако Шут хотел показать мне вовсе не чудесную материю. Он принялся разворачивать сверток, не обращая внимания на то, что ткань падает на пол. Я, затаив дыхание, потянулся к нему, стараясь рассмотреть чудо, которое таилось внутри. И вот ткань соскользнула, и я озадаченно уставился на то, что она скрывала, не веря собственным глазам.

– Я думал, она мне привиделась.

– Она тебе привиделась. И мне тоже.

Деревянная корона у него в руках была очень старой. Куда-то исчезли украшавшие ее перья, и потускнели краски. Я смотрел на простую диадему, искусно вырезанную из дерева и потрясающе красивую.

– Ты приказал ее сделать? – спросил я.

– Я ее нашел, – ответил Шут, вздохнув, а потом добавил дрожащим голосом: – Или она меня нашла.

Я ждал, когда он скажет что-нибудь еще, но он молчал. Тогда я протянул руку, чтобы потрогать корону, и Шут чуть отодвинулся от меня, как будто не хотел ее отдавать. Но уже в следующее мгновение он сдался и протянул ее мне. Взяв в руки диадему, я понял, что, поделившись со мною своей тайной, Шут дарит мне огромную часть себя. Я вертел в руках древний артефакт, видел следы краски на резных петушиных головах. В двух из них сохранились драгоценные камни, заменявшие глаза. Отверстия, идущие по краю диадемы, указывали на места, где когда-то были перья. Я не смог понять, из какого дерева она вырезана. Легкое, но очень прочное, казалось, оно что-то нашептывает моим пальцам, делится секретами на языке, которого я не знал.

Я протянул Шуту диадему.

– Надень, – тихо сказал я.

Он взял корону, и я видел, как он с трудом сглотнул.

– Ты уверен? – едва слышно спросил он меня. – Должен признаться, я ее уже надевал. Ничего не произошло. Но мы здесь оба – Белый Пророк и Изменяющий… Фитц, вполне возможно, что мы имеем дело с магией, которой не понимаем. Я столько раз копался в памяти, пытаясь отыскать хоть какой-то след, но ни в одном из известных мне пророчеств не говорится о короне. Я не имею ни малейшего представления о том, что она означает, да и означает ли вообще что-нибудь. Ты помнишь свое видение обо мне; у меня остались лишь смутные воспоминания, словно передо мной мелькнула легкая бабочка, слишком хрупкая, чтобы пытаться ее поймать, но прекрасная в своем полете.

Я промолчал. Шут держал перед собой корону. Мы оба колебались, любопытство сражалось с осторожностью. А потом медленная беззаботная улыбка расцвела на его лице. Точно так же он улыбался в ту ночь, когда положил свои исполненные Силы руки на тело Девушки-на-драконе, вырезанной из камня. Вспомнив страдания, которые мы, сами того не желая, причинили, я вдруг испугался. Но прежде чем я успел что-либо сказать, Шут поднял корону и надел ее на голову. Я затаил дыхание.

Ничего не произошло.

Я смотрел на него, испытывая одновременно разочарование и облегчение. Несколько секунд между нами висела тишина, а потом Шут захихикал, и мы оба громко расхохотались. Напряжение отпустило, и мы смеялись, пока по щекам у нас не потекли слезы. Когда мы немного успокоились, я посмотрел на Шута, так и не снявшего деревянную корону, так и оставшегося моим другом, каким он всегда для меня был. Он вытер слезы.

– Знаешь, в прошлом месяце в схватке с лаской мой петух потерял почти все свои перья. Нед их собрал. Может, вставим их в корону?

Шут снял диадему и с деланым огорчением повертел ее в руках.

– Давай завтра. Может, мне удастся стащить кое-какие из твоих чернил и восстановить краски. Ты их помнишь?

– Думаю, ты и без меня справишься, Шут, – пожав плечами, сказал я. – У тебя всегда был дар к подобным вещам.

Он с преувеличенной серьезностью склонил голову, признавая мой комплимент. Подобрав ткань с пола, Шут принялся заворачивать корону. Огонь в камине совсем погас, остались лишь мерцающие в темноте угли, которые отбрасывали на нас красноватые отсветы. Я долго смотрел на своего друга, представляя себе, что цвет его кожи не изменился, и передо мной прежний Шут из моего детства, и, значит, я так же молод, как и он. Он оглянулся, увидел, что я не свожу с него глаз, и его лицо ожило диковинным образом, стало таким напряженным, что я не выдержал и отвернулся. Через мгновение он заговорил:

– Итак, после гор ты отправился…

Я взял кружку с бренди и обнаружил, что она пуста. Мне стало интересно, сколько я уже выпил, а потом решил, что для одного вечера достаточно.

– Завтра, Шут. Завтра. Дай мне хорошенько выспаться и решить, как лучше рассказать тебе о том, что произошло дальше.

Неожиданно его изящные пальцы сомкнулись вокруг моего запястья – как и всегда, они были холодными.

– Подумай, Фитц. Но не забывай… – Казалось, он не знает, как лучше сказать то, что собирался. Он заглянул мне в глаза, и в его тихом голосе послышалась мольба. – Расскажи мне все, что сможешь, в подробностях, я ведь никогда не знаю, что мне необходимо услышать, пока не услышу это.

И снова его взволнованный взгляд проник мне в душу, вывел из равновесия.

– Загадки, – фыркнул я, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал легко и непринужденно, но получилось, что я лишь подтвердил слова Шута.

– Загадки, – согласился он. – Загадки, ответами на которые можем стать мы с тобой, если только сумеем узнать вопросы.

Он посмотрел на свои пальцы, сжимающие мое запястье, и разжал их. Потом грациозно, словно кошка, поднялся на ноги и потянулся, как будто пытаясь поставить на место все свои косточки и суставы, чтобы снова стать целостным.

– Иди в постель, Фитц, – сказал он мне, точно ребенку. – Отдыхай, пока можешь. Я хочу еще немного подумать, а бренди ударило мне в голову.

– Мне тоже, – признался я, и Шут протянул мне руку, за которую я с благодарностью ухватился.

Он легко поставил меня на ноги, я покачнулся, он подался вперед вслед за мной, схватил за локоть и помог сохранить равновесие.

– Потанцуем? – предложил я, заикаясь.

– А мы и так танцуем, – с серьезным видом ответил Шут. Словно прощаясь с партнершей по танцу, он низко склонился над моей рукой, но я ее вырвал. – Надеюсь, я тебе приснюсь, – мелодраматичным тоном заявил он.

– Спокойной ночи, – ответил я, стоически не поддавшись на его подтрунивание.

Я направился к своей кровати, и волк с тихим стоном последовал за мной. Он редко спал дальше чем на расстоянии вытянутой руки от меня. Я сбросил одежду на пол, натянул ночную рубашку и повалился на кровать. Волк уже выбрал себе местечко на холодном полу неподалеку. Я закрыл глаза и, опустив руку, погладил его густую шерсть.

– Приятных тебе снов, Фитц, – проговорил Шут, и я открыл глаза. Он уселся в свое кресло у погасшего камина и, улыбаясь, смотрел на меня. – Я буду охранять твой сон, – с важным видом заявил он.

Я покачал головой и помахал ему рукой, а потом меня поглотил сон.

VII. Сердце волка

Существует ошибочное представление, что Дар – это врожденная способность, которую человек может передать животному. Почти во всех историях о Даре рассказывается о том, как злодей-маг использует свою власть над животными или птицами, чтобы причинить вред своим соседям людям. Во многих из них такого мага ждет справедливое наказание – его слуги из мира зверей выступают против него, и он в конце концов становится таким же, как они, и тогда те, кого он обидел, могут ему отомстить.

На самом деле Даром обладают как люди, так и звери. Не все люди в состоянии создать особую связь с животным, которая и является сутью Дара. Так и не все животные могут откликаться на зов и поддерживать эту связь. А из тех, кто наделен такой способностью, далеко не все хотят иметь дело с людьми. Чтобы связь сформировалась, нужно обоюдное согласие партнеров, которые становятся равными друг другу. В семьях Одаренных когда младший ребенок достигает совершеннолетия, его отправляют на поиски спутника. Дело не в том, что он должен выбрать себе подходящее животное, а потом подчинить его своей воле. Скорее – найти среди домашних или диких животных существо с похожим сознанием, готовое установить с ним связь Дара. Иными словами, зверь должен быть не в меньшей степени, чем человек, наделен особыми способностями. И хотя Одаренный человек в состоянии общаться практически со всеми животными, связь сформируется, только если зверь обладает необходимыми способностями и хочет этого.

Однако в любых взаимоотношениях есть место насилию. Так, муж иногда бьет жену, а та унижает его своим неуважением. Человек может доминировать над своим партнером по Дару. Возможно, чаще всего встречается вариант, в котором человек выбирает животное, когда оно еще слишком мало, чтобы понимать значимость решения, принимаемого на всю жизнь. Гораздо реже возникают ситуации, когда животные сопротивляются или диктуют свою волю людям. Среди представителей Древней Крови известна баллада о Скитальце Грейсоне, который оказался настолько глуп, что связал жизнь с диким гусаком и до конца своих дней жил по законам птиц.

Баджерлок. «Сказания Древней Крови»

Утро третьего дня, проведенного мной с Шутом, наступило слишком рано и показалось мне неприятно ярким и солнечным. Мой друг проснулся раньше меня, и мне не удалось заметить в нем никаких последствий выпитого накануне бренди. Было ясно, что день будет жарким, поэтому Шут развел совсем небольшой огонь, чтобы приготовить на завтрак кашу. Я выпустил кур, отвел пони и лошадь Шута на склон холма, выходящий на море. Пони я отпустил, а Малту привязал – на всякий случай. Она наградила меня укоризненным взглядом, но вскоре принялась щипать траву с таким видом, будто ни о чем другом и не мечтала. Я постоял немного, разглядывая спокойное море, которое в лучах утреннего солнца походило на гладкую металлическую пластину. Налетел легкий бриз и взъерошил мои волосы, и мне показалось, что кто-то произнес слова, а я их повторил: «Пришло время менять».

Время перемен, эхом повторил волк вслед за мной.

Не совсем то, что сказал я, но у меня возникло ощущение, что так будет вернее. Я потянулся, расправил плечи и предоставил ветру унести мою головную боль. Потом я посмотрел на свои руки – покрытые мозолями, грубые руки крестьянина, в темных несмываемых пятнах от земли, обветренные непогодой. Почесав заросшее щетиной лицо, я вдруг сообразил, что не брился уже несколько дней. Моя одежда, чистая и удобная, кое-где залатанная, могла многое рассказать о том, как я провожу свои дни. Все, что казалось мне удобным и установившимся всего несколько мгновений назад, стало представляться нарядом, специально предназначенным для того, чтобы защищать меня в годы покоя. Мне вдруг отчаянно захотелось вырваться из этой жизни и снова стать не тем Фитцем, которым я был, а каким мог бы быть, если бы не умер для всего света. Неожиданно меня пробрала дрожь, и я вспомнил одно утро из своего детства, когда я стоял и наблюдал за тем, как гусеница превращается в бабочку, чтобы познать мир. Неужели покой и прозрачность моей жизни, окружавшие и защищавшие меня, вдруг начали меня душить, пробуждая мечты о свободе?

Я сделал глубокий вдох, задержал дыхание и выдохнул, надеясь, что тревоги рассеются, и часть их действительно отступила, но не все. Время перемен, как сказал волк.

– Ну и во что же мы превратимся?

Ты? Понятия не имею. Я знаю только, что ты меняешься, и иногда меня это пугает. Что касается меня, все гораздо проще. Я старею.

– Я тоже, – посмотрев на волка, сказал я.

Нет. Ты, в отличие от меня, не стареешь, ты взрослеешь. И мы оба это понимаем.

Я знал, что он прав.

– И что с того? – с вызовом спросил я, пытаясь скрыть смущение.

Мы подходим ко времени, когда придется принимать решение. Мы не должны дожидаться момента, когда обстоятельства нас вынудят делать то, что мы делать не хотим. Я считаю, ты должен рассказать Шуту о том, как мы жили среди людей Древней Крови. Не потому, что он сможет или станет за нас решать, просто мы оба думаем лучше, когда делим с ним наши мысли.

Очень сложное рассуждение для волка, такие доводы мог бы привести человек или часть меня, которая бегает по лесу на четырех лапах. Я опустился рядом с волком на одно колено и обнял его за шею обеими руками. Я и сам не знал, чего испугался, но я прижал его к себе, словно мог вобрать в свое существо и оставить там навсегда. Он несколько секунд терпел, потом опустил голову, высвободился из моих рук и отбежал на пару шагов. Ночной Волк встряхнулся, словно хотел привести в порядок примятую мной шерсть, и уставился на море, как будто изучал новую территорию, где собирался охотиться. Я вздохнул.

– Хорошо, я ему расскажу. Сегодня, – пообещал я.

Волк оглянулся на меня через плечо, потом опустил к земле нос и выставил вперед уши. В его глазах загорелись озорные искорки.

Я знаю, что расскажешь, мой брат. Не бойся.

Затем он грациозно сорвался с места, словно снова стал щенком, и, мелькнув серым хвостом, исчез среди кустов, которыми порос склон холма. Мне не удалось его разглядеть, так хитро он от меня спрятался, но мои мысли, как и всегда, последовали за ним. Я сказал себе, что мое сердце всегда сможет его отыскать, всегда найдет место, где мы будем вместе. Я послал ему эту мысль, но он мне не ответил.

Тогда я вернулся к дому, собрал яйца в курятнике и отнес в хижину. Шут испек их в углях, а я заварил чай. Мы решили позавтракать на крыльце, под синим небом. Ветер с моря не добирался до моей крошечной тихой долины, и листья на деревьях замерли в неподвижности. Стояла тишина, только куры, кудахча, возились на пыльном дворе. Я понял, что молчу слишком долго, когда Шут вдруг сказал, показав ложкой на могучие деревья:

– Хорошо здесь. Река, лес, неподалеку море и скалы. Теперь я понимаю, почему ты предпочел это место Оленьему замку.

Он всегда обладал непостижимым для меня умением переворачивать мои мысли с ног на голову.

– Вряд ли у меня была иная возможность, – задумчиво проговорил я. – Мне не пришлось сравнивать, а потом выбирать, где я буду жить. Первую зиму я провел здесь, потому что мы попали в страшную бурю и попытались спрятаться среди деревьев. Тогда-то мы и увидели старый след от телеги. Он привел нас к заброшенному дому – к этой хижине, – и мы вошли внутрь. – Я пожал плечами. – И с тех пор его не покидали.

– Получается, что, имея возможность выбрать любое место в мире, ты совсем ничего не выбирал, – искоса посмотрев на меня, заявил Шут. – Просто в один прекрасный день решил, что с тебя довольно скитаний по дорогам.

– Наверное. – Я с трудом выговорил следующие слова, потому что, как мне казалось, они не имели никакого отношения к нашему разговору: – Кузница находится чуть дальше по дороге.

– Ты остался из-за нее?

– Не думаю. Я там побывал, посмотрел на развалины, вспомнил те страшные события. Там сейчас никто не живет. Обычно из мест вроде этого люди уносят все, что можно унести. В Кузнице не так.

– С Кузницей связано слишком много тяжелых воспоминаний, – заметил Шут. – Здесь все началось, но люди запомнили те события и дали имя этого городка тому, что произошло потом. Интересно, сколько всего человек было «перековано»?

Мне стало не по себе, я смущенно поерзал на своем месте, а потом встал и взял у Шута пустую миску. Даже сейчас я не хотел вспоминать о тех страшных временах. Красные корабли грабили наше побережье несколько лет. Но только когда они начали отнимать у жителей Шести Герцогств человеческий облик, мы поднялись, чтобы противостоять набегам. Первой их жертвой стало селение под названием Кузница, из которого пираты увели часть людей, а потом вернули их, превратив в бездушных чудовищ. Одно время я выслеживал и убивал «перекованных» – такое задание дал мне король как наемному убийце, состоявшему у него на службе. Но с тех пор прошли годы, сказал я себе. Тот Фитц умер.

– Это было давно, – напомнил я Шуту. – Все закончилось.

– Кое-кто так и говорит. Другие же с ними не согласны. Они не могут избавиться от ненависти к жителям Внешних островов и заявляют, что драконы, которые прилетели на выручку Шести Герцогствам, поступили с ними слишком мягко. Многие, разумеется, считают, что мы должны оставить ту войну в прошлом, поскольку история отношений Шести Герцогств и Внешних островов изобилует вооруженными конфликтами. По пути сюда я остановился в одной таверне и слышал разговоры о том, что королева Кетриккен пытается заключить с островитянами мирный и торговый договор. Кажется, она собирается женить принца Дьютифула на нарческе с Внешних островов, чтобы скрепить договор, который она им предложила.

– На нарческе?

Шут чуть приподнял брови и пояснил:

– Кажется, это что-то вроде принцессы. Или по меньшей мере дочь могущественного лорда.

– Понятно. – Я попытался скрыть от него, как сильно меня обеспокоила эта новость. – Дипломатические отношения закрепляются подобным образом не в первый раз. Вспомни, как Кетриккен стала женой Верити. Их брак был заключен, чтобы заручиться поддержкой Горного Королевства. Но в конце концов все сложилось как нельзя лучше.

– Да уж, – не стал спорить со мной Шут, но его тон заставил меня задуматься.

Я отнес в дом наши миски и помыл их. Мне было интересно, как относится Дьютифул к тому, что его используют для закрепления договора, затем я отбросил эти мысли. Кетриккен наверняка вырастила сына по законам Горного Королевства, внедрив в его сознание, что правитель должен быть слугой своих подданных. Дьютифул выполнит свой долг, сказал я себе. Вне всякого сомнения, он без возражений примет решение матери, ведь именно так когда-то Кетриккен стала женой Верити. Я заметил, что бочка для воды наполовину опустела. Шут всегда был чистюлей, и ему требовалось в три раза больше воды, чем любому другому человеку. Я взял два ведра и вышел на улицу.

– Я схожу за водой.

Шут вскочил на ноги:

– Я с тобой.

Он шел за мной по расцвеченной солнечными пятнами тропе к ручью, где я вырыл и обложил камнями небольшой участок, чтобы было удобнее доставать ведрами воду. Шут тут же принялся мыть руки, а потом напился свежей холодной воды. Пригладив волосы, он быстро огляделся по сторонам:

– А где Ночной Волк?

Я выпрямился, держа в руках ведра.

– Ну, он любит иногда побегать в одиночестве. Он…

Неожиданно меня пронзила нестерпимая боль, я выронил наполненные до краев ведра и схватился за горло, не сразу сообразив, что эта боль не моя. Шут встретился со мной глазами, и его золотистая кожа вдруг стала землистого цвета. Думаю, он почувствовал мой страх. Я потянулся к Ночному Волку, нашел его и сорвался с места.

Я продирался сквозь лес, не обращая внимания на кусты, которые цеплялись за мою одежду, пытаясь остановить. Волк задыхался; его мучительные попытки сделать вдох болью отзывались в моем теле. Я изо всех сил старался не подпускать к себе его страх, чтобы ужас не поглотил меня. На бегу я вытащил нож, приготовившись сразиться с напавшим на него врагом. Но когда я вылетел на небольшую поляну около пруда, в котором жили бобры, я увидел, что он на берегу один. Ночной Волк цеплялся лапой за широко раскрытую пасть. На каменистом берегу рядом с ним лежала половина большой рыбы. Он метался кругами, тряс головой, пытаясь избавиться от того, что его душило.