Текст книги "Купидон на вишне. Большой переполох в Лувре"

Главный виночерпий – маркиз де Парейль – налил красное вино в бокал на высокой тонкой ножке, стоящий справа от Людовика. После того, как король первым отпил несколько глотков вина, лакеи, прислуживавшие остальным гостям, разлили вино во все бокалы, стоявшие на столе. В отличие от Людовика, уже достигшего совершеннолетия, Филиппу и Франсуа налили вино, наполовину разбавленное водой. Чуть розоватый цвет жидкости в бокалах из прозрачного стекла вызвал весёлое фырканье и насмешки кавалеров из свиты Филиппа Анжуйского, наблюдавших за Королевским обедом в трёх шагах от стола.

– Луи! Мне доложили, что вы посылали личного гонца в мои покои, – заговорила Анна Австрийская, обратив к старшему сыну взгляд, полный любви и материнской гордости. – Вы желали что-то передать для меня? Почему же вы не явились лично, сын мой? Мои двери всегда открыты для вас. В любое время, вы же знаете!

Людовик покраснел, но не спешил с ответом, сделав вид, что пережевывал особенно жёсткий кусок мяса. Королева прекрасно поняла значение этой паузы. Но на этот случай у неё была особая стратегия для того, чтобы добиться желаемого. Она устремила вопросительный взгляд на маленького маркиза, поглощавшего мясо с аппетитом и сноровкой, удивительными для его лет.

– Так и к кому же вас посылали, мой милый маркиз?

Вопрос королевы был задан с нежностью и теплом, за которыми были замаскированы интерес и уже напрашивавшийся строгий реприманд в адрес чересчур предприимчивого юноши.

– К мадемуазелям, Ваше величество! Мадам де Ланнуа сама проводила меня к ним и разрешила передать послания.

– И что же такое вы передали им, мой дорогой?

– Отвечайте же, маркиз! Извольте отвечать тотчас же, когда её величество задаёт вам вопросы! – властный тон маршала де Невиля, а ещё пуще суровый взгляд, обращённый к сыну, заставили того замереть с вилкой в руке, так и не достигнув приоткрытого рта, и залиться алым румянцем.

– Я попросил маркиза передать приглашения на прогулку для мадемуазелей Манчини и их кузин, а также для остальных барышень, – громко и отчётливо произнёс Людовик, прервав таким образом допрос своего друга. – Граф де Сент-Эньян посоветовал мне проявить вежливость и личное внимание ко всем, написав приглашения каждой мадемуазель отдельным письмом.

– Как это щедро и по-королевски, – усмехнулся один из присутствующих за столом маршалов и весело подкрутил кончик чёрного уса. – Воистину наш юный король растёт достойным преемником своего великого деда.

– Надеюсь, вы имели в виду именно военные заслуги Генриха Великого, господин де Грамон? – чуть строже произнесла Анна Австрийская, но затем всё так же мягко улыбнулась де Виллеруа, который по-прежнему краснел от смущения и сидел, держа кусок мяса на вилке перед собой.

– У вас растёт очень преданный и смышлёный сын, дорогой маршал, – с этими словами королева повернулась к герцогу де Невилю, который сидел слева от неё. – Вы уже подали прошение о зачислении маркиза в Корпус Королевских Пажей? Десять лет – самый подходящий возраст для возмужания, не так ли, господа?

– Мне уже девять лет, Ваше величество! – не удержался от существенной, на его взгляд, поправки Франсуа, и к счастью для него, на эту дерзкую выходку его отец не обратил внимания из-за дружного хохота гостей за столом и всех собравшихся в зале придворных.

– Прогулка – это прекрасно, Луи! Позовите с собой Филиппа. Мне кажется, что он смертельно скучает в обществе своих дворян.

– Фи! – протянул герцог Анжуйский, всем своим видом стараясь показать, что его не интересовали никакие прогулки с юными барышнями – воспитанницами королевы, ни первый снег, ни катания на санях, ни тем более общество старшего брата и его свиты.

– Решено, мои дорогие! Вы отправляетесь на эту прогулку все вместе, – не обращая внимания на реакцию младшего сына, продолжала королева и повернулась к придворным, стоящим у неё за спиной. – Граф д’Арманьяк, я прошу вас, как Главного Конюшего, приготовить всё необходимое для катания на санях. Только, бога ради, не коньки! Не эти фландрские забавы! И нет, Луи, даже не вздумайте настаивать! Дорогой граф, проследите особенно строго за тем, чтобы все держались подальше от реки!

Отдав распоряжения, королева сделала небольшой глоток из своего бокала, и обратила лучившийся дружеским тёплом взгляд в противоположную сторону зала.

– Граф де Сент-Эньян!

Из толпы придворных с поклоном выступил обер-камергер двора его величества.

– Дорогой граф! Вас я прошу также поучаствовать в этой прогулке. Я надеюсь, что вы будете бдительны и не допустите никаких инцидентов. И особенно примите все необходимые меры, чтобы никто ненароком не подхватил простуду. Я прошу вас, граф! Проследите, чтобы все оделись тепло и остались довольны прогулкой.

– Безусловно, Ваше величество! – отозвался де Сент-Эньян и склонился в галантном поклоне.

Лицо Людовика слегка помрачнело, но он тут же взял себя в руки и продолжил трапезу, с яростным аппетитом набросившись на пирог с почками. Терпеть капризы Филиппа ему ничего не стоило, к ним Людовик успел привыкнуть ещё с детства. И к тому же его младший брат, хотя и проявлял вызывающую дерзость на людях, на самом деле вовсе не был злым и уважал королевское достоинство старшего брата. Чего нельзя сказать о кавалерах из свиты Филиппа. Эти молодые дворяне, соревновавшиеся между собой в дерзости и бесшабашности, нередко становились зачинщиками скандалов и успели завоевать неприязнь к себе не только при дворе, но и среди простого люда в Париже. И ко всему, прочему они то и дело задирали друзей короля и дворян из его личной свиты. Нередко совместные игры или прогулки братьев королевской крови заканчивались серьёзными стычками между их друзьями. Так, прошлым летом между двумя маркизами – де Шале из свиты герцога Анжуйского и де Лозеном, тем самым, который заслужил себе прозвище «Маленький Гасконец», из свиты Людовика – разразилась нешуточная ссора, которая только по счастливой случайности не закончилась вызовом на дуэль.

– Я соглашусь на прогулку. Но только при условии, что Луи будет держать всю свою свору на коротком поводке! – достаточно громко, чтобы его услышали даже в противоположном конце зала, ответил Филипп и с угрюмым видом уткнулся в бокал.

– Кто бы говорил! – парировал Людовик, подтолкнув брата под локоть так, что розоватая жидкость выплеснулась из бокала и огромным пятном растеклась на белоснежном кружеве манишки.

– Ах!

Филипп моментально выскочил из-за стола. Но этот спонтанный манёвр привёл лишь к тому, что слетевшая с края его тарелки вилка, вымазанная в густом жирном соусе, полетела со стола и прежде, чем упасть на пол, оставила бурые полосы на атласном камзоле.

Громкий вопль отчаяния слился со звоном падающих со стола приборов. В ярости Филипп сорвал с себя белоснежную салфетку, не спасшую от вина и соуса его драгоценные кружева, швырнул её в сторону герцога де Креки, и ринулся прочь из зала сквозь толпу придворных, которые поспешно расступались перед ним. Молодые люди из его свиты устремились вслед за ним, невзирая на громкий запрещающий приказ королевы. Она сурово постучала кончиком столового ножа о край стеклянного бокала, когда кардинал Мазарини осторожно коснулся её руки и что-то тихо прошептал ей на ухо.

– Господин герцог! – Анна Австрийская снова повернулась к маршалу де Невилю. – Я надеюсь, герцог, что, как воспитатель, вы не забудете сделать должное внушение его высочеству герцогу Анжуйскому! Подобные выходки не должны повторяться. Ни в присутствии короля, ни в присутствии кого бы то ни было!

– Совершенно верно, Ваше величество! – исполнившись чувства собственной значимости, с готовностью отозвался де Невиль, на минуту оторвавшись от поглощения пирога с почками. – Я лично прослежу за этим! Всё будет непременно исполнено!

Глава 6. Прогулка в садах Тюильри
Сады Тюильри, 12.12.1653 г.

Первый снег, выпавший после непродолжительной метели, искрился нетронутой белизной повсюду: на крышах домов, на оконных карнизах, на обтёсанных булыжниках, которыми были вымощены площади, на мёрзлой земле извилистых улочек и на пожухлых высоких стеблях камышей в зарослях по обоим берегам Сены. Тонким слоем, подобно дорогому полотну из прозрачного кружева, снежный покров украсил великолепные газоны, подстриженные в форме геометрических фигур кусты и деревья в садах Тюильри. На усыпанных гравием аллеях снег уже начал таять, оставляя после себя россыпи сверкающих капелек. Из-за внезапного потепления пришлось отменить долгожданные зимние развлечения молодёжи – катания на санях и состязания в беге на голландских коньках. К разочарованию юных кавалеров и барышень, получивших приглашение на королевскую прогулку в садах Тюильри, им пришлось довольствоваться всего-навсего любованием стремительно тающим снегом. С наступлением ранних сумерек мороз крепчал, тогда как свет декабрьского солнца, клонившегося к закату, становился ярче и ослепительнее, отражаясь в замёрзших капельках воды на ветках деревьев и кустов.

– Мне холодно! Давайте заглянем в Оранжерею, – потирая замёрзшие ручки, предложила одна из сестёр Манчини.

– Мария! Тебе лишь бы с книжками запереться, и никаких прогулок до самого июля, – хихикнула, поддразнивая её, одна из младших сестёр.

– Ортанс! – с наигранной суровостью окликнула дерзкую шутницу Олимпия.

Она зябко спрятала руки в меховой муфточке и обернулась в сторону восточного крыла дворца, где располагались интендантские службы, кабинеты дворцовых смотрителей и некоторых министров. Там же находился и скромный зал для репетиций нового королевского музыкального ансамбля Малых скрипок.

К условленному часу осталось дождаться лишь нескольких приглашённых гостей, которые, находясь в свите короля или Филиппа Анжуйского, задержались на королевском парадном обеде, на котором все гости были обязаны присутствовать до его окончания. На встречу опаздывали ещё два человека: мэтр Бошан – придворный учитель танцев, и месье Люлли – молодой скрипач и композитор, который уже заслужил к себе особое внимание со стороны короля. Его музыкальные пьесы исполняли на камерных концертах в салонах и гостиных Парижа, а в театре Итальянской комедии на его музыку ставили настоящие балеты.

– А кого мы ждём? Кроме его величества, конечно же, – спросила Катрин де Невиль и обернулась, чтобы позвать своего младшего брата:

– Франсуа! Не смейте снимать шляпу! И почему у вас плечи и весь камзол в снегу? Боже мой, да посмотрите на себя! Только вы могли угодить в единственный во всём Париже сугроб! Если вы простудитесь, сударь, то так и знайте – я не буду вашей сиделкой!

– Не беспокойтесь, милая сестрица! Это Франсуаза посидит со мной. Она так и говорила, что всегда будет заботиться обо мне, – выкрикнул на бегу мальчуган в светло-серой курточке из плотной парчи, с меховой оторочкой по краям и на воротнике, поднятом до самых ушей.

Он поспешно нахлобучил широкополую шляпу с пером на мокрые от снега волосы, чтобы избежать дальнейших упрёков, и догнал группу смеющихся и переговаривающихся между собой девушек и юношей.

– Там был такой сугроб! У самых ворот. Вон там, – он показал на невысокую снежную горку, которую соорудили помощники конюхов с королевских конюшен после того, как расчистили подъездную дорожку к парадному крыльцу.

– Так, сударь! Извольте доложить, с чем вас прислали на этот раз? – спросила его Олимпия Манчини и для пущей суровости нахмурила тонкие чёрные брови.

– Его величество просил передать вам, сударыни, что его задерживают, – с чинным поклоном ответил маленький маркиз, играя роль королевского гонца по всем правилам придворного этикета. – Это всё из-за выходки во время обеда, – пояснил он, видя нахмуренные брови Олимпии, – но он уже скоро прибудет.

– Из-за выходки? И чьей же?

Разочарование промелькнуло в глазах мадемуазель Манчини, но она только пожала плечами, демонстрируя подругам и сёстрам насколько мало её интересовали проступки короля.

– Да так, – замялся с ответом маркиз. – Герцог Анжуйский сбежал из-за стола прямо посреди обеда. А ещё они поссорились с Людовиком. Вот королю и пришлось держать ответ за него.

Объяснение казалось простым и доходчивым, но только для самого де Виллеруа. Однако же слушатели ничего не поняли из его рассказа, кроме лишь того факта, что Людовику вновь пришлось отвечать за последствия очередной ссоры с Филиппом. К счастью для маркиза, дальнейшие расспросы были прекращены с появлением ещё двух участников этой прогулки.

– Сударыни! Мадемуазель Манчини! – со стороны дворца к ним спешили два кавалера.

Оба они были одеты в щегольские короткие панталоны поверх чулок из тонкой шерсти и недавно вошедшие в моду курточки с широкими прорезями в рукавах, сквозь которые просматривался великолепный шёлк нижних рубашек. На плечах у них были небрежно накинуты зимние плащи, подбитые мехом, с капюшонами, которые они заблаговременно сняли из уважения к юным барышням.

– А, вот и вы! Мэтр Бошан! – Олимпия обрадовано кивнула учителю танцев, который, не скрывая своего неудовольствия по поводу холодной погоды, плотнее запахнул свой плащ. Затем она бросила заговорщический взгляд на Люлли:

– Маэстро, а вы получили мою записку?

– Мадемуазель! – тот поклонился, театрально раскинув руки в стороны, и выпрямился, горделиво встряхнув разлохмаченными под дуновением лёгкого ветерка чёрными кудрями. – Не извольте сомневаться, мадемуазель! Господин де Сент-Эньян уже объяснил мне, то есть нам с господином Бошаном всё, что от нас ожидает его величество.

Судя по неуверенному взгляду учителя танцев, тот не совсем понимал, о чём шла речь. Он явился на встречу лишь потому, что приглашение было передано от имени короля, к тому же самим графом де Сент-Эньяном.

– Его величество опаздывает! – выпалили в один голос младшие сёстры Манчини, но их старшие сёстры и подруги тут же посмотрели на болтушек с осуждением и упрёком.

– Короли не опаздывают! – вздёрнув тонкий выразительный носик, заявила одна из воспитанниц из свиты королевы – Катрин де Грамон. – Мой папенька – маршал Франции! Так вот, он говорит, что короли задерживаются, но никогда не опаздывают.

– Ага, сказал бы он это королевскому воспитателю! Чтобы нас не отчитывали за опоздания, – пробормотал маркиз де Виллеруа и потёр затылок, отчего щегольская шляпа съехала набок, по-разбойничьи закрыв ему левый глаз.

Уж кто-кто, а Франсуа прекрасно знал, насколько велика была разница между королём, который был вправе получить оправдание всему, что бы ни взбрело в его голову, и Людовиком де Бурбоном, которого за малейшие провинности сурово отчитывали его воспитатели и учителя. Уж эта разница была шире, чем русло Сены в дни весеннего разлива!

– Идут! Они идут! – внезапно встрепенулись и закричали девушки, и Франсуа с интересом отметил, как ярко зарделись щёчки у нескольких из них. Особенно же у мадемуазель Олимпии Манчини, которая тщетно старалась скрыть волнение, подняв до самых щёк меховой воротник своей тёплой накидки.

Со стороны парадного крыльца дворца к ним приближалась компания молодых людей, среди которых выделялся высокий юноша в зимнем плаще с меховой пелериной на плечах и в шляпе с пышным султаном из голубых и белых перьев. Завидев ожидающих их барышень, юноша устремился вперёд, ускорив свой шаг настолько, что его спутникам пришлось едва ли не бегом поспевать вслед за ним.

– Сударыни! Господа! – Людовик остановился, вежливо снял шляпу и отвесил поклон юным барышням, присевшим в глубоком реверансе. – Добрый день!

Он с улыбкой поприветствовал вежливым поклоном каждую из девушек, а после этой короткой церемонии прошёл навстречу к Олимпии Манчини и с галантным поклоном протянул ей руку.

– Вы позволите мне сопровождать вас на прогулке? – скорее утвердительным тоном, нежели вопросительным, обратился он к ней и повернулся к аллее, ведущей к садам.

– Это честь и величайшая радость для меня, сир, – ответ Олимпии Манчини вызвал насмешливые гримасы на лицах молодых кавалеров, но Людовик и бровью не повёл.

– Я желаю поговорить о предстоящих праздниках, дамы и господа! – заговорил он важным тоном, словно это было заседание министров в Королевском Совете. – У меня есть кое-какие идеи. И я пригласил сегодня всех, кого я ожидаю видеть участниками в моей новой постановке на святочном балу. Я хочу устроить триумфальный марш! Не просто парад, а марш! Это будет шествие в масках, как на маскараде. И вначале мы пройдём по галереям дворца и через все парадные залы. А потом с праздничным шествием, с музыкой и танцами мы появимся перед почётными гостями в зале Зимнего сада.

Вся его свита – и барышни, и кавалеры – принялись наперебой обсуждать эту новость, а вместе с ней и другие сопутствующие ей темы. Кто-то заговорил о форме масок, кто-то о костюмах, а кто-то о подходящих для нового представления танцах и музыке.

И только один человек из всей компании – маркиз де Лозен – перебил общие разговоры и пересуды, громко обратившись к королю за разъяснениями:

– А где именно мы будем проходить, сир? Неужели вы хотите танцевать прямо в садах? Да мы же замёрзнем, не пройдя и каких-нибудь пятнадцати шагов, и тогда в Зимний сад явится процессия из ледышек. Святочная ночь будет морозной – это наверняка! А, может, ещё и метель поднимется. Да от холода все наши маски примерзнут к носам! От костюмов и вовсе придётся отказаться. Ну не одевать же тёплые плащи поверх задрапированных туник!

– Ну и что, что примёрзнут! – хохотнул де Вивонн, шутливо подтолкнув де Лозена в бок. – Вот, дорогой маркиз, и подвиги, достойные героев! Мы будем отогревать наших барышень всеми известными издревле способами!

Приятели заговорщически переглянулись и расхохотались в полный голос, на что идущие рядом с ними девушки дружно ответили им насмешливым: «Фи!»

– Нет! Мороза не будет, – твёрдо и решительно высказался Людовик, и тут же смолкли и смех юношей, и возражения девушек. – Мы пройдём шествием по дворцовым галереям и залам, а сам балет будет представлен в Оранжерее, точнее в зале Зимнего сада. Там есть аллеи, которые достаточно широки для прохода большой процессии и просторный зал, где можно собрать зрителей. Там расставят кресла и скамьи. Самое главное, там же можно соорудить и сцену для выступления танцоров. К тому же там будет очень тепло, даже жарко от огня в жаровнях.

Предложение короля было приятно единодушно, и всё общество юных кавалеров и барышень вновь увлеклось спорами и обсуждениями насущных вопросов моды, музыки, сюжета для балетной постановки и, конечно же, танцевальных партий. Посыпались предложения разыграть сценки из жизни античных богов и героев. Уже начались разговоры о распределении ролей, и, несомненно, роль лучезарного бога Солнца была безоговорочно отдана самому Людовику.

Де Вивонн заявил, что, как человек, который единственный из присутствующих успел понюхать порох в самом настоящем военном сражении, он должен получить роль Марса. На что его приятель де Лозен скептично усмехнулся и справедливо заметил, что военных в их компании и без того хватает – он сам, а также господа де Гиш и де Шале из свиты герцога Анжуйского. Да и все они, в том числе и король, и даже маленький маркиз де Виллеруа успели прочувствовать на собственной шкуре дыхание войны во время недавнего мятежа принцев.

– Де Вивонн! А вы будете Вакхом, так и быть! – Людовик по-своему решил этот спор и повернулся к Антуану де Лозену. – А вы, де Лозен, какую возьмёте роль?

– Да за чем же дело стало, сир? Я могу взять на себя любую роль. Да хоть бы и бога Януса! – со смехом откликнулся тот.

– А богиня Виктория? А кто из нас получит роль Виктории? – посыпались вопросы от девушек.

– Я! Я буду Викторией! – заявила самая бойкая и живая из них – мадемуазель Катрин де Грамон. – Да, я буду Викторией. Ведь мой отец – маршал Франции! А вот роль богини Дианы мы отдадим её высочеству принцессе Анриэтт, – и она ласково обняла худенькие плечики идущей рядом с ней Генриетты Стюарт.

– Ой! Тогда я буду Минервой! – выкрикнула в пылу ажиотажа вокруг выбора женских ролей ещё одна мадемуазель – блондинка с яркими голубыми глазами. – И не смотрите на меня так, братец! – она показала кончик розового язычка Луи-Виктору де Вивонну.

– Хорошо, что хотя бы не Юноной, – огрызнулся тот, состроив рожицу в ответ своей сестрице Франсуазе де Рошешуар.

– Вы согласитесь взять роль богини Венеры, моя дорогая? – голосом, чуть дрогнувшим не то от холода, не то от волнующего и нежного чувства, предложил Людовик, повернувшись к Олимпии Манчини.

– Как вам будет угодно, сир, – согласилась та, пряча под полуопущенными ресницами огоньки, блеснувшие в красивых чёрных, как агаты, глазах. – Тогда за вами роль бога Марса? Или самого Вседержителя Юпитера?

– А давайте сделаем Купидоном нашего маленького маркиза! Де Виллеруа в Купидоны! – бесцеремонно перебил их де Вивонн и указал на маркиза, сидящего на корточках посреди заснеженной клумбы. – Он самый маленький и лёгкий. Мы посадим его на ветку вишнёвого дерева в Оранжерее! И он будет посыпать лепестками роз нас во время шествия триумфаторов!

Все дружно обернулись в сторону маркиза. А он как ни в чём не бывало беспечно рисовал прутиком смешные рожицы на снегу.

– Нет, – возразил Людовик и снял шляпу, чтобы стряхнуть с полей снежинки, налетевшие от дуновения ветерка. Вскинув голову, чтобы откинуть пряди волос, упавшие на лоб, он серьёзно посмотрел в лицо Олимпии, словно ища её одобрения:

– Ветка может надломиться, и маркиз упадёт с неё. И потом господин Ленотр не простит нам ущерба, нанесённого его драгоценному саду.

Понимающий смешок юных барышень, с лукавыми улыбками поглядывающих на Франсуа де Виллеруа поверх поднятых к лицам меховых муфточек, заглушили раскаты нарочито громкого смеха кавалеров, компания которых приближалась к ним со стороны Оранжереи. Один из них – черноволосый юноша с бледным худощавым лицом, на котором особенно ярко выделялись печальные карие глаза, обернулся к приятелям и медленно, словно нарочно растягивая слова, произнёс:

– Видимо, распределение ролей закончилось, господа. Мы опоздали! Неужели роли всех стреловержцев уже розданы? Какая досада! Я готов биться об заклад, что честь исполнять роль Лучезарного Аполлона снова перейдёт… Мы все знаем к кому!

– Де Гиш! А мы и не чаяли увидеть вас здесь! Зря вы так переживаете, кузен! – откликнулся на эти слова де Лозен. – Мы как раз ищем кандидата на роль Купидона. Кстати, де Вивонн только что предложил отдать её де Виллеруа, как самому младшему из нас. А я вот что думаю: а не предложить ли эту роль вам? Может, с колчаном, полным любовных стрел, вы сделаетесь хоть чуточку заметнее в глазах придворных красавиц? А? Как знать!

– Вот ещё! – тут же вскинулся де Гиш, и его красивые губы скривились в нарочитой усмешке. Он демонстративно отвернулся от де Лозена, давая понять, что его вовсе не интересовали мелкие детские забавы.

– Ха-ха! Милый де Гиш в роли Купидона! – пришедшие вместе с ним кавалеры из свиты Филиппа Анжуйского подхватили идею де Лозена, и принялись дразнить его гротескными ужимками и ухмылочками, жестикулируя и подпрыгивая вокруг него, со смехом изображая прицеливающегося в сердца своих жертв бога Любви. – Только посмотрите, Монсеньор! Де Гиш будет стрелять в сердца придворных стрелами Купидона! Да-да! Бойтесь грозного де Гиша – бога Любви, гения сладостных томлений!

– Я решил, – тихо произнесённая Людовиком фраза внезапно оборвала всеобщее веселье, и он обернулся в сторону маленького маркиза. – Де Виллеруа, друг мой! Вы будете Купидоном!

– Я?

Франсуа отвлёкся от физиономии чёртика, рожки которого он старательно вырисовывал на снегу, и, заметив повернувшиеся к нему лица всех собравшихся на прогулке, тут же принялся наскоро заметать хитро улыбавшуюся рожицу носком сапожка.

– А что нужно делать? У меня будет танцевальная партия?

– Нет. Это не танцы. Ваша роль будет заключаться в том, что вы будете осыпать нас сверху лепестками роз. Вы заберетесь на ветку вишни и будете изображать Купидона с колчаном, полным любовных стрел. А мэтр Бошан подаст вам сигнал, после которого вы начнёте посыпать лепестки роз нам на головы, – Людовик посмотрел на учителя танцев, а затем на притихшую компанию. Он заговорил, озарённый новой идеей, явившейся ему в порыве творческого вдохновения под взглядом милых его сердцу чёрных глаз Олимпии Манчини:

– Да, мы так и сделаем! Наша процессия пройдёт по Парадной галерее, через Большой зал, а потом к Оранжерее и завершится в зале Зимнего сада. Мэтр Бошан! Когда все мы пройдём мимо вон той клумбы, – он показал на застеклённую стену Оранжереи, – вы подадите сигнал маркизу – нашему Купидону. А вы, месье Люлли, начнёте играть новый марш со всем ансамблем Малых скрипок.

– С вашего позволения, сир! – отозвался Люлли.

Его глаза горели энтузиазмом, а выразительное смуглое лицо осветилось счастливой улыбкой. Прежде, чем заговорить, он низко поклонился, и столь формальное обращение к королю вызвало ухмылки собравшихся. Все, кроме Олимпии Манчини, Франсуа де Виллеруа и мэтра Бошана, пренебрежительно возвели вверх глаза. Но Люлли не обратил на всё это никакого внимания, а сам Людовик с величественным видом кивнул ему, тем самым выразив своё монаршее соизволение выслушать.

– Я бы предложил Вашему величеству немного изменить формат процессии. Вы ведь хотите устроить костюмированный танцевальный бал в честь святок? А вот я предлагаю поставить настоящий балет! Как пьесу, только музыкальную и с танцами.

Лёгкий шум начавшихся пересудов тут же прервал речь музыканта.

– И я предлагаю ввести ещё большее число участников, сир, – продолжал тот, не обращая внимания на шепот за спиной. – Я взял бы на себя труд пригласить нескольких музыкантов из театра Итальянской комедии. Мы можем пригласить танцоров! Да хоть целый кордебалет! С вашего соизволения, сир.

Чья-то рука нежно коснулась локтя Людовика. Он обернулся, нахмурив брови, но тут же улыбнулся, встретив смелый взгляд Олимпии Манчини, которая дерзнула потянуть его за рукав. Она тоже улыбнулась ему и метнула ободряющий взгляд в сторону Люлли.

– Музыканты из ансамбля Малых скрипок под моим управлением исполнят новую музыку. Я уже взялся за сочинение маршей и танцевальных партий специально для этого балета, сир, – продолжал Люлли и, с изяществом прирождённого танцора, отвесил ещё один поклон.

Теперь уже перешептывались все собравшиеся на прогулку. Голоса, обсуждающие это смелое предложение, звучали всё громче, пока не слились воедино, превратившись в настоящий гвалт. Пересуды уже перерастали в споры. Слышались басовитые, перекрикивающие друг друга юношеские голоса, и звонкие, похожие на щебетание птиц, девичьи.

– Тихо! – послышался требовательный возглас, и Филипп Анжуйский в первый раз за всю прогулку обратил на себя удивлённое внимание спорщиков. – Дайте же ему договорить! – он резко вскинул подбородок вверх и властным жестом, отдаленно похожим на манеру старшего брата, взмахом руки показал на Люлли. – Говорите, маэстро!

– Я благодарю вас, Монсеньор! – Люлли ответил принцу с исполненным достоинства поклоном. – Да, я не оговорился, Ваше величество. Это будет балет! И у всех участников будут не просто костюмы и маски. Каждый будет исполнять свою танцевальную партию.

– Фи… Фу… Вот ещё! – раздались голоса юношей, тут же сгруппировавшихся в кружок во главе с де Вивонном. – Танцевать? Мы что на придворных балах мало танцуем?

– Ах, как это чудесно! Балет – это же настоящее волшебство! – всплеснули руками юные барышни и, не сговариваясь, встали полукругом, окружив Олимпию Манчини.

– Балет? – переспросил Людовик, оказавшийся в окружении радостно переговаривающихся девушек. Он всё ещё мысленно взвешивал все за и против, глядя поочерёдно то на Луи-Виктора де Вивонна, то на де Антуана де Лозена, то на Олимпию Манчини.

– Балет, братец! Балет! – среди общего гомона голос Филиппа Анжуйского прозвучал не просто громко, а торжественно, словно речь шла не о святочном бале во дворце, а о начале военной кампании.

– Да. Пусть так. Это будет балет! – решительно подытожил Людовик, оставляя последнее слово за собой. – Вы распишете для нас партии, как это было в «Параде планет»? Вы ведь готовы к этому, Люлли? И вы вместе с мэтром Бошаном напишете сюжет и либретто?

Люлли с непринуждённым изяществом, танцующей походкой прошёл несколько шагов, скользя носками туфель по сверкающей ленточке льда, и остановился напротив удивлённо смотревших на него юных придворных. Отвесив театральный поклон, словно собираясь повторить свой выход на бис, взмахом правой руки он обвёл в воздухе воображаемую дугу, а левой рукой изобразил вырвавшийся из воображаемой палочки волшебный огонь. Эта импровизация вызвала восхищённые вздохи со стороны девушек и даже несколько едва слышных возгласов одобрения юношей.

– Именно это я и хотел предложить вашему вниманию, сир! Мэтр Бошан уже согласился сочинить ряд танцев и разработать хореографию танцевальных партий для нового балета. А я взял на себя смелость и попросил его высокопреосвященство позволить нам ангажировать актёров из театра Итальянской комедии.

Брови короля взметнулись вверх. Он хмуро посмотрел на Люлли, а затем на Олимпию Манчини. Та медленно провела пальчиком по запястью его руки, взъерошивая и разглаживая мех на манжете рукава.

– Но, сир, – мелодичный голос племянницы кардинала заставил прислушаться к ней всей компании, и даже тех, кто уже пустился в новые дебаты:

– Нам обязательно понадобятся танцоры для торжественной процессии. Для успешного балета необходим ещё и кордебалет. У нас будет настоящий парад звёзд. А исполнять танец планет вокруг главного светила будем мы сами. Ведь остальные светила – это все мы – планеты, которые кружат вокруг Солнца, – её сияющие глаза были обращены к Людовику. – И мы будем блистать в лучах вашего света, сир! Ну а звёзды будут сверкать вокруг нас.

– Да, сир! Именно так я и представляю себе всё это, – Люлли не сдавался и был готов с боем отстаивать каждую деталь нового грандиозного замысла.

Он обрёл важную для себя поддержку в лице Олимпии Манчини, а также получил неожиданное одобрение, похожее на союзнический жест, со стороны младшего брата короля Филиппа Анжуйского.

– Да, так мы и сделаем, – подытожил Людовик, чувствуя пресыщение от роли властителя и верховного светила на небосклоне придворной молодежи.

Роль монарха, доставшаяся ему по праву рождения, не тяготила его, а, напротив, увлекала, открывая перспективы для воплощения всех его амбиций и замыслов. И если для того, чтобы показаться перед всем двором в роли могущественного властителя, необходимо устроить балет и вновь надеть костюм Лучезарного Солнца или на этот раз Непобедимого Юпитера, то он был готов к этому.