Текст книги "Люди без совести"

Белецкий Р. А.
Люди без совести

I

СВОБОДА

 
               С полупрожеванной ногой,
               хромой, испуганный, нагой
               сбежал поэт от каннибала.
               У людоеда был уют,
               но то, что все тебя жуют
               заколебало.
 

МОЛИТВА

 
Я наступил на торт на свадьбе друга,
я написал бумагу на отца.
О, Господи, когда мне станет туго,
не отверни огромного лица.
 
 
Мне сорок лет, и все, чего умею,
играть на телефоне «в поезда».
Давным-давно я сел тебе на шею,
и еду, блин, неведомо куда.
 
 
Курю табак, увы, смотрю порнушку,
несчитаны серьезные греси.
Спаси мою испорченную душку,
и чашу, если можно, пронеси.
 
 
Ведь я твой раб, и раб твоих посланцев,
чего не скажешь, о моих друзьях.
При встрече, покажу тебе засранцев,
которым и неведом божий страх!
 

47

 
         Мужчина сорока семи
         отягощен женой, детьми,
         собакой, банковским кредитом…
         И хорошо, а то взлетит он
         туда, где свет и облака
         смешала мощная рука.
 

НАМ С ТОБОЙ

 
Я ничего не понимаю.
Четыре сбоку, девять с краю.
Поёт артист, крошится сыр.
Над нами, видно, шутит мир.
 
 
Его простого притяженья
не знают наши отношенья.
А как узнают, я боюсь,
совсем загнётся наш союз.
 
 
Союз Елены и Париса,
союз Баранины и Риса,
союз Пастушки и Быка,
союз Весны и Ветерка.
 
 
Весна идёт. Пастушка плачет.
Безумный Бык куда-то скачет —
рога, повадки наглеца,
пока без жёлтого кольца.
 
 
Куда-то мимо едут люди:
мужчины думают о чуде,
для женщин чуда вовсе нет:
мужчины и обед.
 
 
И с первым справится сложнее,
оно упрямей и нежнее.
И продолжается борьба
за звание раба.
 
 
Мы в ней участвуем и знаем,
что ничего не понимаем.
 

БИЗНЕСМЕН

 
Я такой бизнесмен, что везде нахожу свою выгоду.
У меня есть, ни много ни мало, стратегия, план.
Всуе не суечусь, и за курсом валюты не прыгаю:
мне острейший финансовый нюх от рождения дан.
 
 
На все деньги, что мама дает, покупаю юани я.
Для меня это круче, чем ваш драгоценный металл.
Кто-то скажет: «Дурак». Кто-то скажет: «У малого – мания».
Я же к русско-китайской войне сколочу капитал.
 

«Ветер веет…»

 
Ветер веет,
мать болеет,
полотенце унесло.
Я без денег,
понедельник
и какое-то число.
 
 
За окошком
по дорожкам
ходят люди до метро.
Эти лица
не решится
описать мое перо.
 
 
Ты несчастный
я несчастный
этой ветреной зимой.
Это, братец,
случай частный,
частный случай,
Боже мой…
 

МЕЛОЧЬ

 
           Идет мужчина при параде,
           с утра побрившийся станком.
           Идет он, прямо скажем, к бляди,
           с которой он едва знаком.
 
 
           Все просто в мире происходит,
           отец с утра налево сходит,
           присядет вечером с детьми
           и почитает книжку
           о том, как лошадь, черт возьми,
           укачивает мышку.
 

«Гоголь, Боткин, Айвазовский и Панов…»

 
Гоголь, Боткин, Айвазовский и Панов
катятся в коляске на четыре места.
Еду во Флоренцию. У Айвазовского медальон
в котором по пояс писана невеста
Боткина. Играют в преферанс.
У кучера качается голова.
Группа итальянок на обочине поёт романс,
путаясь в языках и на ходу вспоминая слова.
А слова простые, очень простые: чувство,
томление, отношения между полами…
Там же и крестьяне, любящие искусство,
в чёрных шляпах с огромными полями.
И так хорошо, что хочется умереть,
ей Богу, и умертвить весь мир.
Знаю, что будет на третье
у Гоголя – макароны, масло и сыр.
 

СЮЖЕТ

 
            Если есть в мире радость —
            она начинается здесь.
            Если есть в мире гордость —
            она не находит ответа…
            Человек беспокойный
            не может ни пить и ни есть,
            не придумав себе в утешение
            другого сюжета.
 
 
            У него на бумаге
            куда-то плывут корабли
            и целуются пары
            напротив сухого фонтана,
            он не видит земли,
            он специально не видит земли.
            И заметит её слишком поздно,
            а может быть, рано.
 
 
            И проснувшись от боли,
            захочет за жизнью идти,
            придавая значение
            каждому малому шагу.
            Но опять забывая
            о выбранном кем-то пути,
            он сидит и в надежде на чудо
            марает бумагу.
 

ЛОЖНЫЕ ДРУЗЬЯ ПЕРЕВОДЧИКА

 
Было страшно этой ночью, как
никогда еще. Дело в том,
что Ложные Друзья Переводчика
пришли глаголом поджечь мой дом.
 
 
Один сутулый.
лицо, как блин.
Родился под Тулой,
кличка «Between».
 
 
Второй: кадык вперед,
кривая шпага.
Два шага пройдет,
упадет,
встанет, и снова два шага.
 
 
Третий, как Аполлон Бельведерский,
но очень маленький, и очень мерзкий.
 
 
И вот он кладет
с моими грехами кривой листочек.
А я ему: «Ты, идиот,
я вообще-то не переводчик»!
 

МОСКВИЧ

 
   Вслед за новым законом умеренный стон.
   Утром в «ЦУМе» кочевник вернул «Вюиттон».
   Незнакомые люди в уборной.
   Черный хлеб… Подозрительно черный…
 
 
   Вот бездетная пара на йогу идет.
   Я боюсь за неё: упадет, пропадет!
   Ведь москвич – он пугливей мышонка,
   у него лишь айфон да мошонка.
 
 
   На работе – запара, а дома – загон.
   Так от смеха трясется тяжелый вагон.
   На перроне привычная слякоть.
   Я – москвич, и мне хочется плакать.
 

II

ОКСАНА БОРИСОВНА

 
   Оксана Борисовна, женщина строгая,
   на службе стоит и почти не моргает.
   Ну, верю я в Бога! Ну, верю же в Бога я!
   Тогда почему же он не помогает?!
 
 
   Я столько постилась, молилась, Ты слышал,
   себя выворачивала наизнанку.
   Да только пропала квартира, а Гриша
   зачем-то влюбился в соседскую Нанку.
 
 
   Зачем эти церкви, кресты с куполами,
   когда не допросишься даже здоровья!
   Не только молилась, ведь я и делами…
   Еще эта Нанка, эх, жопа коровья!
 
 
   Ведь всё это несправедливо и больно!
   Оксана Борисовна, женщина строгая,
   отеческой верой была недовольна,
   икону Матроны за краешек трогая.
 

СЛЕПОК

 
Боже, извини, я совсем не крепок:
Твоего лица говорящий слепок.
Шаг один вперед, и назад два шага.
Чтоб любить Тебя, мне нужна отвага.
 
 
Боже мой, прости, я совсем не стоек:
опираюсь я на систему стоек.
На подпорках я из гнилого древа,
и, того гляди, завалюсь налево.
 

ЗЛОДЕЙ

 
    Разбирает архив перед смертью злодей:
    здесь веселые письма убитых людей,
    на открытках Ильинский хохочет,
    виды Сочи.
 
 
    У него была форма и был пистолет.
    Было много злодею отпущено лет.
    Много сил для командного крика,
    а поди-ка…
 
 
    Как Поддубный силен, как Баталов красив.
    Все прошло. Вот старик разбирает архив.
    Пальцы трогают клей на конверте.
    Дело к смерти.
 

ТРОИЦА

 
Вера в Христа
меньше фигового листа,
слабее голоса в дальней комнате.
– «Во словесех твоих»… дальше напомните?
– Сорри, я не напомню, нет.
Вера с обеда. Сейчас обед.
Бог его знает, когда откроется.
– С праздником.
– Праздник?
– Сегодня Троица.
 

РОДИНА

 
    Родина – пыль на стыках,
    стояние долгое на перегонах,
    короткие юбки на чиках,
    (а чики – в погонах).
 
 
    Холод – плохо, жара – плохо,
    дохнут люди от скуки.
    Возлюби ближнего, только не лоха,
    и ходи, широко расставив руки.
 
 
    Наша Родина – это кастрюля
    с кипятком и скачущей крышкой.
    Наша Родина – это пуля
    с олимпийским веселым мишкой.
 
 
    Правду ищешь с миноискателем,
    находишь пивные банки.
    – Мама, мама, я стану писателем,
    на полигоне описывать танки!
 
 
    Любовь в двух случаях из пяти,
    и всех постоянно жалко.
    Счастье возможно, но на пути
    карцер и коммуналка.
 
 
    Калашников бравый построил чертей,
    поздравил их с Новым Годом.
    Больше не будет нелепых смертей,
    а будут пряники с медом.
 

НАБОЖНЫЙ ЧЕРНОРАБОЧИЙ

 
Набожный чернорабочий,
маясь в чужой стране,
светлой московской ночью
дань отдавал жене.
 
 
Образ супруги милой
крепко зажал в руке.
Вспомнил, она ходила
голая, но в платке.
 
 
Не баловство, не похоть,
строго: туда-сюда.
Только б с тоски не сдохнуть,
после эрзац-труда.
 
 
Утром в пять тридцать вскочит,
битва за кипяток,
после до поздней ночи
будет кидать песок.
 
 
Стыдно и сладко дяде.
родина далека.
Как часовой в наряде,
ходит его рука.
 

РУССКАЯ ЖЕНА

 
             Однажды русская жена
             сидела в Дублине одна
             с бутылкой виски.
             Что за дурацкая страна;
             в двенадцать не найти вина,
             всё по-английски!
 
 
             Ирландский муж
             сбежал под душ,
             потом – к сеструхе
             скорее ноги унести.
             Он знал, что может огрести:
             жена не в духе.
 
 
             Конец привычным тормозам,
             и после виски был бальзам
             с душком аниса.
             Никто не знает, а она
             не просто русская жена,
             она – актриса.
 
 
             Ведь это правда: был успех,
             она на курсе лучше всех,
             звезда прогонов!
             Её улыбкой одарил
             и комплименты говорил
             Жендос Миронов.
 
 
             Сглупила. По ее вине
             остался в сумрачной стране
             любимый Леха.
             Горит на кухне русский газ,
             и слезы капают из глаз,
             и очень плохо.
 
 
             Увы, бальзама больше нет.
             встречает розовый рассвет
             веселый Дублин.
             Погас на кухне русский газ…
             О чем тут говорить сейчас?
             Талант загублен.
 

ЭЛЕГИЯ

 
         Я ожидаю скромной ласки
         от дамы в желтой водолазке.
         И на щеках пунцовой краски
         имею искренний мазок.
 
 
         А в Центре вечер так обилен,
         разносторонен, рокабиллен,
         под звуки дальних сексапилен
         попробуем еще разок
 
 
         поверить в то, что мира нету,
         что много грязи, мало свету,
         что к пожелтевшему скелету
         еще «кудрявые» спешат.
 
 
         Что между нами все закрыто,
         что на земле лежит корыто,
         что Маргарита – это Рита,
         что Алабама – это штат.
 
 
         Попробуй все же затаиться,
         пока язык еще дымится,
         пока не видит заграница,
         пока по берегу реки,
 
 
         друг другу громко возражая,
         на сапоги плевки сажая,
         распоряжаясь и мужая,
         проходят в рифму рыбаки.
 

БЕЗ ЛЮБВИ

 
Гложет, гложет, гложет, гложет,
помогите, кто чем может.
гложет, с ночи до утра.
Утром – черная дыра,
яма с обожженным краем.
Без любви мы умираем.
Мы, Белецкий Родион,
без любви несём урон.
 

УЛЫБКА ЕЁ

 
Улыбка её – это то же, что, знаете, звезды,
которые светят на землю, не ясно, на кой.
Она улыбнулась, и в комнате кончился воздух,
я выронил кружку, а после утратил покой.
 
 
Её добиваясь, я вырезал спящую стражу,
и в замок пробрался, используя нужный момент,
и там обезглавил дракона и, знаете, даже,
в бассейн «Олимпийский» взял месячный абонемент.
 
 
Я шел по пустыне, страдая от солнца и жажды,
и ты протянула мне кружку холодной воды.
И если мне жизнь доведётся осваивать дважды,
я первым же утром тебе притараню цветы.
 

ЛЕТЯЩЕЕ СЕРДЦЕ

 
Летящее сердце сбивает подушка,
цветы изошли на окошке слезами,
проснулась для новых событий пастушка
и смотрит на мир золотыми глазами.
 
 
Ведь только казалось, сегодня случится
с ней то, что с другими случиться не может,
но снова за стенкой поет половица,
хозяйка, сверчок – не одно ли и то же!
 
 
Горшок упадет, и сметана прольется
и кошки сбегутся на белые лужи.
Не хочется верить, что все остается
как прежде. Ну, может быть, чуточку хуже…
 

ИЗ ИЖЕВСКА С ЛЮБОВЬЮ

 
         В Ижевске нечего смотреть
         проедет танк, пройдет медведь,
         четвертый день метеориты
         сбивают пушкой. Ставят сеть
         на крупных роботов суниты,
         ломают и сдают на медь.
         Короче, не на что смотреть.
 
 
         В Ижевске некуда пойти.
         Музей-могила Тамерлана,
         два-три французских ресторана,
         стрип-клуб «Кому до тридцати»
         А в целом, некуда пойти.
         Чуть-чуть Гонконг, слегка Париж,
         и, вместо Сены, речка Иж.
 
 
         Погода в городе на «И»
         ужасна, правда. Хочешь снега,
         а маешь солнце. Сразу нега,
         и лень, желание любви.
         С улыбкой глупой смотришь в небо,
         там попугаи: раз, два, три…
         Над городом на букву «И».
 

СОБАКИ

 
Мне больше нравятся собаки.
Они такие молодцы.
Махать хвостами после драки
они отменные спецы.
 
 
Они не сеют и не пашут,
они не ходят в ресторан.
Усиленно хвостами машут,
осуществляя тайный план.
 
 
Когда в четверг, после работы,
хозяева пошли домой,
собаки, словно вертолеты,
взлетели разом над страной.
 

ПОБЕДИТЕЛЬ

 
              Стою на пляс дё Мадлен,
              русский, вставший с колен.
              Чешу репу правой рукой.
              Весь суровый такой,
              непреклонный такой.
              Японец катит жену
              в детской коляске.
              Вова придумал войну,
              и стало, как сказке.
 

III

1919

 
      Хитровка. Брали Яньку Кошелька.
      Трепалов заряжает «смит-н-вессон».
      Над мостовой поземка мелким бесом.
      Стучит Мартынов – дятел из ЧеКа.
 
 
      На чайную напали вчетвером.
      Ганжа, табак и пАйки цвета глины.
     Доцента зарубили топором
      из-за куска просроченной конины.
 
 
      И ты там был, по улицам ходил!
     Я знаю, был. И нечего стыдиться!
      Ты грабил недоверчивых водил,
      и лишний раз не мог перекреститься.
 
 
      Ты лозунги писал, негодовал,
      отрекся от семьи, пошел на брата.
      Ты связанных людей водил в подвал,
      откуда, как и прежде, нет возврата.
 
 
      Ты лапал совнаркомовских блядин,
      ты хлопал Троцкому и прочим, под сурдинку.
      Ты получил румынский кокаин
      за старую печатную машинку.
 
 
      Ты проклял все. Ты клялся, ты юлил,
      под черную, заезжую пластинку.
 
 
      Убили звери Яньку Кошелька.
      О прочем вопиет Большая Книжка.
      Короче, не признаешься пока,
      ты в этом виноват. Прости, братишка.
 

БАЙРОН

 
         Юный Байрон ест бисквиты,
        раздраженно смотрит вдаль.
        Лондон, люди-паразиты,
        дождь, туман, тоска, печаль.
 
 
         Мальчик чешет ухо пяткой
        левой согнутой ноги.
        Джентльмен одной перчаткой
        вытирает сапоги.
 
 
        Темза – вогнутая призма —
        носит в теле сор и дрянь.
         Эх, больна моя Отчизна:
        слякоть, скука, глупость, брань.
 
 
         Юный Байрон бросил в блюдо
        недоеденный бисквит.
         Белый пар, любовь, простуда.
         – Что еще?
         – Спасибо, сыт.
 

КОЛЫБЕЛЬНЫЕ

 
Когда, после резни, искали армянских детей,
англичане нанимали женщин, умевших
                                                    петь колыбельные.
Армянки ходили по арабским деревням
И пели.
Одни дети играли,
другие оборачивались.
 
 
Усыновленные не помнили своих имен,
не помнили убитых родителей,
но помнили колыбельные песни.
 

БЛЮЗ

 
           Большой Бутуз играет блюз.
           Вздыхают люди за столами.
           Их посылает наш Бутуз
           к серьезной африканской маме.
 
 
           Висят аккорды, как белье
           на струнах маленькой гитары.
           Тоска какая, ё-моё.
           Какой я старый.
 

ТИШИНА НАД ХОПРОМ

 
Тишина над Хопром.
Три части, девять томов.
Ночью здесь парня убили багром,
наутро он снова здоров.
 
 
Старик, очумевший от одиночества,
перед глазами с бумагой маячит.
Он хочет узнать мое отчество,
а я не знаю, что это значит!
 
 
Тишина, тишина над Хопром.
Трилогия, девять томов.
Пять, или шесть, или восемь домов,
или один дом.
 
 
Ранее утро. Падает в Лету
Дамский смешной пистолет.
Ну что вы, ей-Богу, пристали к поэту,
который вообще не поэт.
 

УДАЧА

 
         Правда ужасна, неправда страшна.
         – Знаете, я не любитель вина.
         Мне бы, наверное, водки…
         Время течет по проводке.
 
 
         Чайные листья плывут в кипятке.
         Старый писатель уходит в пике.
         Где же ты? Где же удача?!
         Слава, машина и дача.
 
 
         Чуткие нервы, как струны дрожат.
         Что-то писатель сегодня зажат.
         Шепчет жене, чуть не плача:
         – Где же ты? Где же удача?!
 
 
         Странно работает вечный закон.
         Парень садится в плацкартный вагон.
         Хочет он травки надыбать в Крыму.
         Боже, ему-то удача к чему?!
 

БУДУЩЕЕ

 
Просыпаюсь через двадцать пять лет.
На коленях сидит незнакомый скелет.
Обещает удовольствие полового типа,
за это, говорит, сниму баллы с твоего чипа.
 
 
Хитрый какой.
Двинул по ребрам железной рукой.
(Да, у меня рука из железа и меха
с надписью: «Родя, желаем успеха!»)
 
 
Скелет ругается, мне насрать.
Много я видел пошлого.
На ТМЗ работала мать.
Я человек из прошлого.
 
 
В будущем нет супружеских пар.
От человека исходит пар.
Волнами движется тротуар.
На каждом голубе номер.
У президента фамилия Дрозд.
Все еще строят Керченский мост.
Наш космонавт долетел до звезд,
но, по дороге, помер.
 
 
Чистую правду вам говорю,
в будущем индивиду
палец достаточно сунуть в ноздрю,
чтоб заглушить обиду.
 
 
В Думе открыли прием волос
«Ё» москвичи произносят в нос,
а на Лубянке стоит Христос
с камнем в ладони.
 
 
Как я заметил, детей нема.
Где-то в тайге для детей дома.
Это для отдыха, не тюрьма,
как я там понял.
 
 
А в остальном, о, Боже,
как будущее на прошлое похоже.
 

IV

ЗРЕЛОСТЬ

1

 
         Кто страдает и ночью бродит,
         тот я.
         У ребенка улыбка, вроде,
         твоя.
         Раньше что-то всегда хотелось,
         щас – нет.
         Беспардонная, злая зрелость,
         привет.
         Надеваю за три движения
         пиджак.
         Улыбается в отражении
         чужак.
         Что-то было у пионера
         в душе.
         Тра-ля-ля-ля, любовь и вера,
         клише.
 

2

 
         Был мой дед как могучий
         титан.
         Ни чета нам ползучим
         кротам.
         Утром сотню подходов
         на пресс.
         Палки, лыжи и сходу,
         в лес.
         Снег в лесу сладкий, чисто
         лукум.
 
 
         Хоть кричи-голоси
         вакуум.
         Лес молчит и молчит
         человек.
         Оплывает, горчит
         белый снег.
 

СОВЕСТЬ

 
          Я знаю, что скрывает совесть.
          Поверьте мне, что там не густо.
          Копить грехи, к суду готовясь,
          Большое в принципе искусство.
          Лежать себе под солнцем юга
          и знать, что ты подставил друга.
 
 
          С утра спросонья о морали,
          а ближе к вечеру за баб.
          Талантов сколько б не давали,
          и дюже глуп и дюже слаб.
          Играть в священную войну,
          крича с надрывом на жену.
          Кому нужна твоя изнанка,
          кому нужна твоя война.
          Невелика моя полянка,
          но велика моя вина…
 
 
          Однако же, о чем тужу,
          я вам ни в жизни не скажу.
 

МОЛЧАНИЕ

 
Стоит толпа с крестами на груди.
Молчание хоть что-нибудь, да значит.
Никто не знает, что там впереди
маячит.
 
 
Катается по небу желтый диск.
Но кто бы знал, какая же морока,
какая же тоска, и, в целом, риск
стоять и ждать, и ждать, и ждать
до срока.
 

ПЛАТФОРМА «ЖИЗНЬ»

 
       Жизнь – тяжелая. Это норма.
       Длинная, как роман «Платформа».
        Скоро сказка сказывается, да не скоро
       переключение светофора.
 
 
        Перекрестки здесь, одни перекрестки,
       на дорогах лужи. На лужах доски.
        Отошел от дома, и сразу грязный.
        Постоял, подумал.
        Рискнул на красный…
 

РОЖДЕСТВО

 
Пришло Рождество, опустился нездешний покой.
Ребенок читает огромную старую книгу.
И звезды другие, и месяц немного другой
(тут я, как могу, создаю небольшую интригу).
И люди немного другие. Не знаю, на кой.
 

ВОСКРЕСНЫЙ ПАПА

 
         Шепчет ребенок: «Зачем ты ушёл?»
         Слезы проклятые близко.
         Manic depression is touching my soul.
         Стыдно признаться, зачем ты ушел.
        Ты нехороший, редиска.
 
 
         Капает дождик, плывут облака,
        к вечеру здесь холодает.
        Детская мерзнет в ладони рука.
         – Не принимаем без номерка!
        А с номерком принимает.
 
 
        Чем бы заняться? Считать голубей.
        Чо у тебя в телефоне?
        Так не считается! Там воробей!
         Глаз увлажняйся, голос слабей.
         Это Титаник, мы тонем.
 
 
         На остановке пусто. Опять
        мама твоя опоздала.
        Что бы такого тебе рассказать?..
         Золушка стала одна танцевать
        в центре огромного зала…
 

ЖУК ДОН ЖУАН

 
Бонжур, ужаленный амур,
ты парень слабый.
Из-за тебя теперь кружу
с ужасной бабой.
 
 
Бонжур, дешевый соплежуй,
воображало.
С чужими жёнами «жу-жу»,
все через жало!
 
 
Жачем любовь жестока так,
жачем уныла?
Мои надежды, трррака-так,
крылом накрыло!
 

ВАРЯ И АВАРИЯ

 
           Копила любовь в себе Варя и
           раздался чудовищный взрыв,
           малиной на сахаре сваренной
           район Павелецкой накрыв.
 

МУЖСКИЕ СЛЕЗЫ

 
– Ты человек?
– Я человек. А ты?
– Я, может быть, сегодня сяду плакать.
– Не надо плакать. Эти слезы – слякоть.
Давай с тобой напьёмся в лоскуты.
 
 
И крохотные рюмочки, и джаз,
и за окном больная непогода.
– Я так не ожидал её ухода.
– Давай ещё!
– Давай один. Я – пас.
 
 
– Весталки – это жрицы…
– Что за бред?
– Я брежу! Уведи меня отсюда!
Хочу, чтобы сейчас случилось чудо!
– Ну, это вряд ли. Я пошел. Привет.
 
 
– Зачем темно?..
Святая простота,
не думал, что один на белом свете?
– Нельзя ли цифры поменять в билете?..
Мужские слезы – это кислота.