Текст книги "Божье воинство. Новая история Крестовых походов"

Ислам и Аристотель

Мнение, что мусульмане были более образованны и высокоразвиты, чем христианский Запад, основано на убеждении, что общество, неискушенное в греческой философии и литературе, пребывает во тьме! Так, на протяжении последних столетий множество европейских авторов подчеркивали, что арабы знали классических греческих писателей, полагая при этом, что благодаря доступу к продвинутой «мудрости» древних ислам обладал более высокой культурой. Хотя средневековые европейские ученые были знакомы с «классиками» куда лучше, чем принято считать, верно, что благодаря присутствию в большинстве покоренных арабами стран византийской/греческой культуры самые образованные арабы в самом деле лучше знали классических греческих авторов, таких как Платон или Аристотель. Менее известно то, что доступ к греческой науке оказал на арабскую науку скорее негативное влияние.

Труды Платона и Аристотеля стали доступны арабам в переводах на сирийский – в конце VII века, а затем в переводах на арабский, сделанных сирийцами – возможно, в IX веке. Однако вместо того, чтобы увидеть в этих трудах попытки греческих ученых ответить на разнообразные вопросы, мусульманские интеллектуалы скоро начали читать их так же, как читали Коран – как твердо установленные истины, которые следует принимать без вопросов и возражений; так что если мусульманские мыслители и анализировали эти труды, то лишь для того, чтобы разрешить их кажущиеся внутренние противоречия. Со временем их внимание сосредоточилось на Аристотеле. Как объясняет уважаемый мусульманский историк Цезарь Фара: «В Аристотеле мусульманские мыслители нашли себе великого наставника; для них он стал “первым учителем”. Приняв это априори, в последующие столетия вся мусульманская философия развивалась, предпочитая продолжать в том же ключе и расширять Аристотеля, а не вводить новшества» [169]169
  Farah, 1994, 199.


[Закрыть]. Со временем это привело философа Аверроэса и его последователей к позиции, согласно которой физика Аристотеля полна и безошибочна, а если фактические наблюдения не соответствуют какому-либо из учений Аристотеля, значит, эти наблюдения ошибочны или иллюзорны [170]170
  Jaki, 1986, 208.


[Закрыть].

Такой подход не позволял исламу восполнить и закрыть те пробелы, что оставались у греков в их поисках знания. Ранних христианских схоластов, напротив, изучение Аристотеля побуждало к экспериментам и открытиям. Тогда, как и сейчас, несогласие с известными знаниями, стремление их дополнить или исправить улучшало репутацию ученого, что мотивировало схоластов искать у греков ошибки [171]171
  См. Colish, 1997; Stark, 2003, гл. 2.


[Закрыть]. И ошибок обнаружилось немало.

Книги и библиотеки

Как мы уже отмечали, центральный мотив во всех заявлениях о превосходстве мусульманской культуры – множество переводных книг классических авторов. Но книги необходимо где-то хранить, а большие книжные собрания – независимо от того, принадлежат ли они частным лицам или представляют собой государственные учреждения, призванные собирать и хранить книги – можно назвать библиотеками. У нас достаточно свидетельств, указывающих на существование в исламе, с самого раннего его периода, библиотек обоих типов. На всем Ближнем Востоке и на северном побережье Африки мусульманским завоевателям постоянно встречались библиотеки. Одни из них сохранились с языческих времен; другие были созданы христианами или евреями. У коптов в Египте «в каждом монастыре, возможно, даже в каждой церкви имелось когда-то собственное собрание рукописей» [172]172
  Butler, 1884, 239.


[Закрыть]. По всей Византии православное духовенство держало библиотеки. Христиане-несториане в своих учебных центрах также хранили огромные собрания книг. В рассказе о несторианском монахе, который каждую неделю брал из монастырской библиотеки новую книгу и почти все время, с перерывами лишь на еду и сон, читал ее и заучивал наизусть, по-видимому, не было ничего особенно необычного [173]173
  Mackensen, 1936, 106.


[Закрыть]. Так ранние мусульмане увидели, что «если хотят получить пользу от многообразных знаний, которым они сделались наследниками, то им необходимы книги, предпочтительно по-арабски, и книги эти следует хранить в безопасных местах и сделать доступными для чтения» [174]174
  Mackensen, 1936, 110.


[Закрыть].

Однако представление, что мусульмане ценили библиотеки, полностью противоречит другому историческому утверждению – о том, что они сожгли огромную библиотеку в Александрии [175]175
  Краткое изложение см. в Butler [1902], 2005 и Mackensen, 1935a.


[Закрыть]. Рассказывают, что после завоевания Александрии мусульманский командующий послал к халифу Омару в Дамаск спросить, что делать с огромной библиотекой, содержащей сотни тысяч свитков. Омар, как говорят, ответил: «Если то, что в них написано, согласно с Книгой Божьей [Кораном], то они не нужны; если не согласно – они вредны. Так что уничтожь их» [176]176
  Цит. в Mackensen, 1935a, 117.


[Закрыть]. Тогда полководец распорядился топить этими свитками четыре тысячи городских бань, и такого топлива хватило на шесть месяцев.

Эта история вызывает у многих сторонников ислама гневные отповеди, несмотря на то что ведущие западные историки (включая Эдварда Гиббона) ее отвергают; большинство удовлетворяется преданием, согласно которому библиотека сгорела случайно, когда Египет захватывал Юлий Цезарь. И все же Асма Афсаруддин гневно заявляет, что эта история отражает лишь ненависть христиан к мусульманам [177]177
  Afsaruddin, 1990, 292.


[Закрыть], не обращая внимания на то, что впервые мы встречаем ее в XIII веке в сочинении мусульманского египетского историка! Затем ее повторяли и другие мусульманские авторы, в том числе знаменитый Ибн-Хальдун [178]178
  Mackensen, 1935a


[Закрыть]. То, что обвинение халифа в сожжении великой библиотеки выдвинули и поддерживали сами мусульмане, не делает его более правдоподобным; в конце концов, оно впервые прозвучало лет через шестьсот после самого предполагаемого события. Но то, что в эту историю поверило столько мусульманских интеллектуалов, открывает нам нечто куда более интересное: оказывается, многие мусульмане, включая глав государств, относились к книгам и учению враждебно!

Эта антиинтеллектуальная позиция выглядит очевидной, если читать не отчеты о достижениях исламской науки, а политическую историю ислама. Из нее мы узнаем, например, что в 847 году, едва став халифом, Мутаваккиль «начал преследовать независимое мышление и научные исследования и усилил давление на религиозных диссидентов» [179]179
  Moffett, 1992, 355.


[Закрыть]. Так же поступали и его преемники. Затем халифат рухнул, и невозможно было уже проводить никакую политику, ни «репрессивную», ни «просвещенную»: мусульманская империя раскололась на мозаику эмиратов, постоянно воюющих друг с другом. С тех пор некоторые мусульманские правители относились к ученым, книгам и обучению толерантнее прочих, но особенной терпимостью не отличался никто. Так, Саладин, знаменитый мусульманский герой XII века, вызывающий такое восхищение у западных авторов, закрыл государственную библиотеку в Каире, а книги выбросил на свалку [180]180
  Mackensen, 1935a, 122.


[Закрыть]. Все это наводит на мысль, что между высокоразвитой культурой дхимми, так называемой «мусульманской», и реальной культурой мусульманских элит преобладало напряжение.

Мифические «темные века»

Мнение, что мусульмане обладали более высокой культурой, строится также на иллюзиях о культурной отсталости христианского мира – на широко распространенном, но ни на чем не основанном убеждении, что после падения Рима Европа погрузилась в «Темные века» и утратила свое культурное наследие, по-прежнему процветавшее в исламе. Вольтер (1694–1778) утверждал, что после того, как пал Рим, «варварство, суеверие и невежество омрачили чело мира» [181]181
  Works, XII.


[Закрыть]. Согласно Руссо (1712–1778), «Европа впала в варварство древнейших времен. Люди в этой части света… прожили несколько столетий в состоянии худшем, чем простое невежество» [182]182
  Цит. в Gay, 1966.


[Закрыть]. Эдвард Гиббон (1737–1794) также объявил эту эпоху «триумфом варварства и религии» [183]183
  Gibbon [1776–1788], 1994, bk. 6, chap. 71.


[Закрыть].

Неудивительно, что такое мнение стало общепринятым. Так, в свой бестселлер «Открытия» (1983) известный историк, лауреат Пулитцеровской премии и директор Библиотеки Конгресса Дэниел Дж. Бурстин (1914–2004) включил главу под названием «В темнице христианских догматов», в которой заявил, что «Темные века» начались еще до падения Рима. «Христианство покорило Римскую империю и большую часть Европы. Затем мы наблюдаем распространившийся по Европе феномен забвения знаний, поразивший весь континент с 300 г. до по крайней мере 1300 г. н. э.». Это произошло потому, что «вожди ортодоксального христианского мира выстроили на пути научного прогресса непреодолимую стену» [184]184
  Boorstin, 1983, 100.


[Закрыть]. Говоря словами другого выдающегося историка, Уильяма Манчестера (1922–2004), это была эпоха «нескончаемых войн, коррупции, беззакония, одержимости странными мифами, почти непреодолимой бездумности… “Темные века” были поистине темны – во всех своих аспектах» [185]185
  Manchester, 1993, 3, 5.


[Закрыть].

Некоторые из этих заявлений откровенно лживы, и все поразительно невежественны. Начать с того, что германским племенам, захватившим Рим, как и мусульманским завоевателям, открылась сокровищница великой культуры, которой необходимо было овладеть, чтобы соответствовать своим предшественникам. Но к их услугам было не только множество римлян, готовых наставлять и направлять их; у них была Церковь, бережно поддерживавшая и развивавшая культуру, унаследованную от Рима [186]186
  Stark, 2005; 2003.


[Закрыть]. Что еще важнее, эпоха, несправедливо названная «Темными веками», стала «одной из эпох, полных великих открытий»; в эти столетия новые технологии развивались и внедрялись «в невиданном прежде объеме» [187]187
  Gimpel, 1976, viii, 1.


[Закрыть]. В сущности, как мы увидим далее, именно в период «Темных веков» Европа совершила огромный технологический скачок, оставив позади весь остальной мир [188]188
  White, 1940, 151.


[Закрыть]. Сейчас это так хорошо известно, что отказ от концепции «Темных веков» как от безосновательного мифа фиксируется в тех же респектабельных словарях и энциклопедиях, что еще несколько лет назад принимали и пропагандировали этот миф. Так, если более ранние издания «Британской Энциклопедии» относили пять или шесть столетий после падения Рима к «Темным векам», пятнадцатое издание, вышедшее в 1981 году, отвергает этот «неприемлемый» термин, поскольку он неверно характеризует эту эпоху как «период интеллектуального мрака и варварства».

Как мы уже видели, заявления о превосходстве и большей утонченности мусульманской культуры часто основаны на ее «интеллектуальности». Однако культура далеко не сводится к книгам или «книжному учению». Читая Платона или Аристотеля, не научишься возделывать землю, плавать по морям и выигрывать битвы. Технологии в самом широком смысле слова – вот основа реальной жизни, вот что определяет, хорошо ли живут люди и могут ли себя защитить. И независимо от того, что знали или не знали мусульманские интеллектуалы о научных взглядах Аристотеля и политических теориях Платона в сравнении с учеными христианскими схоластами, исламские технологии решительно отставали от технологий Византии и Европы.

Технологические контрасты

Сравнение христианского мира с исламским в терминах технических достижений в наше время затруднено; дело в том, что в этой области доминируют мусульманские авторы, склонные к самым абсурдным заявлениям. Так, один из них «открыл», что «в 800-х годах уроженец исламской Испании Ибн Фирнас изобрел, сконструировал и проверил на деле летательную машину» [189]189
  Ajram, 1992, app. B.


[Закрыть]. Судовой руль, оказывается, изобрели не христианские, а мусульманские судостроители (какие?). И компас изобрели не китайцы, а мусульмане. И так далее, и тому подобное [190]190
  Ajram, 1992, app. B.


[Закрыть].

Транспорт

Одно нам известно совершенно точно: после захвата мусульманами Египта, прочей Северной Африки и Испании со всех этих территорий исчезло колесо! [191]191
  Bulliet [1975], 1990.


[Закрыть] На протяжении столетий здесь не было ни телег, ни повозок. Все грузы носили на плечах или перевозили на спинах лошадей, ослов, верблюдов. Это произошло не потому, что арабы не знали колеса, но потому, что не видели в нем особого смысла. По их понятиям, для колесных повозок требовались дороги. А верблюд и пешеход везде пройдут! Более того, учитывая их пренебрежение колесом, вряд ли мусульмане представляли, как должна быть устроена упряжь, позволяющая запрячь в повозку тягловых животных.

В Европе, напротив, еще в начале «Темных веков» был изобретен хомут и упряжь, позволяющая запрягать в тяжелые повозки лошадей, а не волов – что позволяло заметно увеличить скорость передвижения. Одна лошадь в правильной упряжи способна везти груженую повозку весом около двух тысяч фунтов [192]192
  Leighton, 1972, 112.


[Закрыть]; для переноски того же груза на спине требуется четыре-пять верблюдов [193]193
  Bulliet [1975], 1990, 20.


[Закрыть]. Тягловая способность европейских лошадей еще увеличилась, когда в VIII веке были изобретены, а в IX веке вошли в широкое употребление подковы. Они не только защищают лошадиные копыта от износа и стирания, особенно на твердых поверхностях, но и помогают лошади не скользить и увеличивают силу сцепления копыта с почвой. Кроме того, в X веке европейцы впервые изобрели упряжь, позволяющую запрягать несколько пар коней или быков в повозку колонной, а не шеренгой. Это позволяло использовать большое количество тягловых животных для перевозки сверхтяжелого груза, например, гигантских катапульт или осадных башен.

Возможно, в колесном транспорте арабов не устраивало то, что повозки, бывшие в ходу во время мусульманских завоеваний и до того, имели фиксированную переднюю ось, из-за которой с трудом поворачивали. Кроме того, у них не было тормозов, так что на крутых спусках они представляли серьезную опасность. Но европейцы не позднее IX века разрешили эти проблемы; у их повозок появились и поворачивающиеся передние оси, и адекватные тормоза. В крупной военной кампании, проходящей более чем в двадцати пяти сотнях миль от дома, это оказалось серьезным преимуществом. Считается, что во время Первого крестового похода каждая армия везла с собой не менее двух тысяч повозок.

И наконец, хотя арабские скаковые жеребцы были лучшими в мире, мусульманам недоставало крупных тягловых лошадей, какими пользовались европейцы. Использование повозок вместо вьючных верблюдов было для них затруднено еще и в этом отношении. Разумеется, мусульмане, как и европейцы, прекрасно умели разводить лошадей, так что эти различия были вопросом выбора.

Земледелие

Крупные тягловые лошади играли ключевую роль и в земледельческой революции, преобразившей Европу в период «Темных веков». Резко возросло производство продуктов на душу населения. Отчасти причина была в том, что лошади могли тянуть плуг вдвое быстрее волов; следовательно, перейдя на лошадей, крестьянин мог за то же время вспахать вдвое больше земли. Но не менее важно было то, что крупные крестьянские лошади эпохи «Темных веков» тянули серьезно усовершенствованный плуг.

Вплоть до VI века даже самые продвинутые крестьяне по всему миру использовали не что иное, как разные варианты сохи – набор острых зубьев, расположенных на плоской поверхности. Соха не переворачивает почву, а просто царапает ее поверхность; между неглубокими бороздами почва остается непотревоженной, из-за чего нередко требуется поперечная вспашка. Даже для тонкого и сухого почвенного слоя Средиземноморья такая вспашка не очень подходит – и становится совершенно недостаточной в тяжелых, часто влажных, но чрезвычайно плодородных почвах большей части Северной Европы. Здесь был необходим очень тяжелый плуг с крупным, широким и острым лемехом, способным переворачивать почву и проводить глубокие борозды. К нему был добавлен второй лемех, расположенный под углом к первому, чтобы разрезать пласт почвы, перевернутый первым лемехом. Следующим нововведением стал плужный отвал, полностью переворачивающий изрезанную почву. И наконец к плугу добавились колеса, чтобы облегчить его перевозку с одного поля на другое и иметь возможность поднимать и опускать лемех. Готово! Земля, которая прежде считалась непригодной или почти непригодной для обработки, неожиданно начала давать богатые урожаи, и даже на более тонких почвенных слоях использование тяжелого плуга с отвалом повысило урожаи вдвое.

В течение VIII века был сделан следующий шаг в земледельческой революции: принятие трехпольной системы, в которой сельскохозяйственные земли, принадлежащие каждой деревне, были разделены на три части, и каждый крестьянин имел по наделу на каждом из трех полей. Одно поле засеивалось озимыми, например пшеницей; второе – яровыми, например овсом (этот злак стал особенно важен с тех пор, как основным тягловым животным сделалась лошадь), бобовыми (бобами, горохом) или овощами; а третье поле оставалось под паром (незасеянным). На следующий год поле, ранее бывшее под паром, засевалось озимыми, второе поле – яровыми, а то, на котором в прошлом году росли яровые, оставалось под паром. На паровых полях выпасали скот; это не только помогало бороться с сорняками, но и удобряло землю и весьма повышало ее производительность.

В результате начиная с «Темных веков», большинство европейцев питались гораздо лучше, чем простые люди где бы и когда бы то ни было. Возможно, средневековые европейцы стали первой группой людей, чей генетический потенциал не был подорван плохим питанием; в итоге они стали в среднем крупнее, здоровее и энергичнее обычных людей во всех остальных частях света.

Рассказ о технологических прорывах европейцев в период «Темных веков» можно продолжать еще долго, и я уже сделал это в другой книге. Здесь же, пожалуй, достаточно будет сравнить военную технику европейцев и мусульман и на этом закончить.

Военная мощь

Задумаемся вот о чем: в 732 году, в самой, как считается, глубине «Темных веков», у тяжелой кавалерии Карла Мартелла были седла с высокими спинками и стременами, позволяющие всаднику в тяжелых доспехах и с длинным копьем сохранять равновесие и не падать от резких движений. Мусульманская конница, напротив, скакала без седел (или, в лучшем случае, на тонких мягких седлах) и без стремян, так что их вооружение ограничивалось саблями и топориками, в точности как у всех предыдущих кавалерий, включая римскую и персидскую. Мусульманская кавалерия могла обогнуть тяжелые ряды западных конных рыцарей, могла от них бежать – но противостоять им не могла.

К тому же мусульманам недоставало не только крупных тягловых лошадей, способных тащить плуг или везти тяжелогружёную повозку, но и крупных строевых лошадей, необходимых тяжело вооруженным рыцарям – проблема, впервые ставшая очевидной в битве при Туре/Пуатье и так и не преодоленная. В эпоху крестовых походов европейские рыцари восседали на конях, весивших 12–13 сотен фунтов, в то время как мусульманская кавалерия скакала на конях весом в 700–800 фунтов. Это давало крестоносцам значительное преимущество в ближнем бою: всадник на более крупном и высоком коне мог бить противника сверху вниз, а его лошадь легко оттесняла лошадь противника. Важно и то, что сам средний кавалерист-крестоносец весил намного больше своего противника-мусульманина. Начнем с того, что сам он был крупнее. Но основной фактор составляла разница в вооружении.

В отличие от современности, в те времена у армий не было «стандартного снаряжения». Иногда знать снабжала свои войска оружием и доспехами, однако это было не типично; большинство сражающихся добывали себе вооружение сами. Следовательно, сравнение христианского и мусульманского вооружения будет гораздо менее точным, чем, например, сравнение обмундирования американского и японского солдата во Второй мировой войне. Но с учетом этого все же можно сказать, что крестоносцы имели больше оружия и доспехов, и оно было лучшего качества, чем у их мусульманских противников. Впрочем, не думайте, что европейцы того времени были закованы в сплошные рыцарские латы вроде тех, что сейчас можно увидеть в каждом музее. Такие латы появились позже, и носили их даже в тяжелой кавалерии далеко не все, поскольку они отличались опасной непрактичностью. Рыцарь в латах не мог сам сесть в седло – его поднимали с помощью лебедки; если его выбивали из седла, он не мог подняться на ноги и продолжить бой. Большинство кавалеристов в период крестовых походов вместо лат носили кольчуги, достаточно прочные, чтобы отбивать все, кроме самых сильных ударов мечом и топором, и шлемы, прикрывавшие голову, шею и иногда части лица. Так же защищала себя и пехота, составлявшая основную часть любой средневековой западной армии.

Кольчуга представляла собой сплетение крохотных железных колец, каждое из которых соединялось с четырьмя другими, и имела форму длинной «рубахи, в паху расщеплявшейся на несколько «лоскутов», прикрывающих бедра до колен. Эти лоскуты можно было обвязать вокруг ноги, но чаще их оставляли болтаться, как своего рода юбку с разрезами». Некоторые крестоносцы носили также кольчужные штаны или даже «чулки», прикрывавшие и ступни.

Кольчуга была хорошо известна и на Востоке, однако применялась нечасто. Вместо нее использовались железные пластинки, нашитые на войлочные или кожаные куртки – разновидность доспеха, на Западе «давно вышедшая из моды». Более простой и легкий доспех делал мусульманских воинов быстрее и подвижнее, но и намного уязвимее, когда дело доходило до ближнего боя. Кольчуга, используемая франками, отличалась примечательной прочностью. Например, мусульманские стрелы пробивали ее лишь частично, «зачастую не достигая тела. Иногда можно было услышать, что те, кто вышел из-под атаки турок… напоминали дикобразов». Рауль Канский в своем сочинении о Первом крестовом походе верно отражает суть дела, когда отмечает, что сарацины «полагались на свою численность, мы же – на свои доспехи».

Однако никакому доспеху, даже латному, не устоять против изобретения, сделавшего крестоносцев опаснейшими противниками – арбалета. Хотя крестоносцы широко использовали это оружие, упоминаний о нем примечательно мало, поскольку стрелять из арбалета в бою считалось постыдным, даже греховным. В 1139 году Второй Латеранский собор запретил его использование (кроме использования против неверных) «под страхом анафемы, как оружия, противного Богу и христианам», а затем папа Иннокентий III подтвердил этот запрет. Однако европейские армии не обращали внимания на церковные запреты и широко использовали арбалет, пока появление огнестрельного оружия не вывело его из употребления. Так, например, гарнизон тамплиеров в крепости Сафед на севере Галилеи в 1260 году состоял из пятидесяти рыцарей и трехсот арбалетчиков.

«Моральные» возражения против арбалета были скорее классовыми; это революционное оружие превратило необученных крестьян в опасных противников для обученных профессиональных военных. Рыцарю приходилось учиться много лет; то же было верно и для лучника. Только на то, чтобы научиться натягивать длинный лук, уходило несколько лет тренировок – что уж говорить о меткости стрельбы? А арбалетом мог овладеть практически кто угодно меньше, чем за неделю. Хуже того, даже начинающий арбалетчик стрелял на расстояние в 65–70 ярдов заметно точнее умелого лучника. Это связано с тем, что из арбалета целишься, как из винтовки, и когда нажимаешь на спусковой крючок, болт (тяжелая стрела) летит по прямой именно туда, куда было нацелено оружие. Хотя из длинного лука можно выпускать стрелы чаще и дальше (благодаря очень высокой дуге), с меткостью арбалета длинный лук сравниться не может. Снаряды, выпускаемые из арбалета, именовались «болтами», поскольку были намного короче и тяжелее стрел для обычных луков. Это снижало дистанцию поражения, однако делало арбалет гораздо опаснее на небольших расстояниях. Благодаря тому, что арбалет почти не требовал тренировок, большую армию арбалетчиков можно было собрать очень быстро: так, генуэзцы несколько раз выводили на поле по двадцать тысяч арбалетчиков в одной битве.

Против арбалетов крестоносцев мусульмане использовали короткий составной лук, бьющий на куда меньшее расстояние и с куда меньшей поражающей силой. Мусульманские стрелы были эффективны против врагов в легких доспехах – например, других мусульман; но в крестоносцев им приходилось стрелять в упор или целить в незащищенные доспехами части тела. Напротив, арбалетный болт, выпущенный с расстояния 150 ярдов или меньше, успешно пробивал даже латы. Как сообщает византийская принцесса Анна Комнина (ок. 1083–1153) в своей «Алексиаде», выдающемся историческом труде о правлении ее отца, арбалет «бьет с такой силой и свирепостью, что снаряды его невозможно отбить; они пробивают щиты, проходят насквозь через тяжелый железный доспех и выходят на той стороне».

В армиях крестоносцев, например, в армии, организованной Ричардом Львиное Сердце, арбалеты обслуживала команда из трех человек: один прикрывал всех большим щитом от вражеских стрел и снарядов, второй заряжал арбалеты и подавал их стрелку, третий стрелял. Такие команды стреляли около восьми раз в минуту – примерно с той же скоростью, что и один лучник, однако с куда большими результатами.

Арбалетчики в первых рядах и надежная, хорошо вооруженная пехота у них за спиной составляла смертоносное сочетание: предприняв атаку, враг сначала нес тяжелые потери от арбалетов, а затем сталкивался с нетронутыми линиями пехоты. Особенно тяжело приходилось мусульманским армиям, поскольку они состояли в основном из легкой кавалерии, плохо приспособленной к атакам на решительно настроенную пехоту в отсутствие серьезного численного превосходства. Серьезные потери, понесенные от франков в VIII веке, задолго до появления арбалетов, могли бы натолкнуть мусульманских лидеров на поиски более подходящей стратегии. Однако в таких вопросах трудно переломить традицию: арабы всегда были легкой кавалерией – и именно легкой кавалерии обязаны всеми блистательными победами своего раннего периода. Все попытки мусульман пересмотреть свою полную зависимость от кавалерии, возможно, последовавшие бы за их постепенным выдавливанием из Европы, были подорваны в XI веке, когда арабским Ближним Востоком завладели турки-сельджуки, недавно обращенные в ислам. Турки были кочевниками, ездили верхом, а пехоту презирали. Так что полная зависимость мусульман от легкой кавалерии оставалась серьезной тактической и технической проблемой, сыгравшей важную роль во время крестовых походов. И в Святой Земле снова и снова, несмотря на значительное численное превосходство, мусульманская кавалерия терпела поражения от христианской пехоты. Даже христианские рыцари часто сходили с коней и сражались пешими, а в их частях обязательно имелось множество команд арбалетчиков.

Арбалеты не только несли смерть на поле боя, но и были весьма эффективны как при обороне крепостей, так и при штурме. Важную роль играли они и в морских сражениях.

В сравнении христианских и мусульманских военных судов необходимо прежде всего обращать внимание на то, что последние были копиями первых, и строили их, как и управляли ими, христианские перебежчики и наемники. Из этого следует, что команды мусульманских кораблей были далеко не так преданы своему делу, как на христианском флоте. Так, после того как Саладин в 1180-х годах перестроил мусульманский флот, он был полностью уничтожен в 1187 году, когда стоял на якоре близ Тира, осажденного войсками Саладина, чтобы не дать крестоносцам оказать городу помощь с моря. По рассказу египетского источника, моряки Саладина, застигнутые врасплох появлением кораблей крестоносцев, покинули свои суда без боя.

Кроме того, мусульманские суда, построенные христианами и скопированные с христианских кораблей, всегда были несколько устаревшими. Следовательно, помимо мастерства команды и боевого духа христианский флот превосходил мусульманский «размерами и техническими возможностями своих судов». В частности, христиане набивали «башни» своих галер арбалетчиками, что давало возможность наносить серьезные потери галерам противника на расстоянии – примерно так же, как немного позже английский флот отказался сближаться с Испанской армадой и разгромил ее на расстоянии своими пушками. Кроме того, христиане устанавливали на палубах галер сверхтяжелые арбалеты и с их помощью метали в противников тяжелые снаряды, иногда сосуды с греческим огнем. Еще одним техническим достижением стали особые галеры, позволявшие христианскому флоту перевозить тяжеловооруженных рыцарей вместе с их огромными боевыми конями и высаживать их на вражеский берег уже верховыми и готовыми к бою.