Текст книги "Мужество творить"

7

Обратимся к Джеймсу Джойсу, которого по праву считают величайшим писателем-романистом XX века. В заключительной части «Портрета художника в юности» герой делает следующую запись в дневнике: «Приветствую тебя, жизнь! Я ухожу, чтобы в миллионный раз познать неподдельность опыта и выковать в кузнице моей души несотворенное сознание моего народа». Как глубока мысль: «Я ухожу, чтобы в миллионный раз…» Другими словами, каждое творческое открытие – это новый опыт, требующий определенного мужества. Слова Кьеркегора о любви можно отнести и к творчеству: всегда следует начинать с начала. Познать «суть переживаний» значит подготовить почву для творчества. Задача – «выковать в кузнице души». Здесь прослеживается аналогия с работой кузнеца, когда из бесформенного куска железа рождается нечто ценное и прекрасное.

Обратите особое внимание на последние слова – выковать «несотворенное сознание моего народа». Джойс имеет в виду, что сознание не было ниспослано нам в готовом виде с горы Синай, хотя многие склонны так думать. Оно есть результат художественного вдохновения, воплощенного в символах и формах. Даже не осознавая того, каждый творческий человек является творцом сознания своего народа. Он не ставит перед собой цель проповедовать строгую мораль, но следует исключительно велению души. Получается, что в сотворенных художником символах – как мы видим в произведениях Джотто – прослеживается нравственная структура общества.

Почему творить непросто? И почему для этого необходимо мужество? Разве цель – не просто избавиться от изживших себя форм и символов, разрушить старые каноны? Нет! Метафора, предложенная Джойсом, наиболее точно передает следующий смысл: творить – значит выковать нечто ценное в кузнице своей души. Для этого всем придется постараться.

На помощь нам в каком-то смысле приходит Бернард Шоу, который, побывав на концерте Хейфеца, написал музыканту такое письмо:

Уважаемый господин Хейфец,

Мы с женой получили огромное удовольствие от концерта. Если вы и дальше будете играть так же превосходно, определенно умрете молодым. Подобное совершенство не может не вызвать зависть богов. Я искренне советую вам перед сном играть что-нибудь менее совершенное…

Подобный шутливый поступок в духе Шоу, но за юмором скрывается глубокий смысл: творчество действительно вызывает зависть богов. Поэтому, чтобы создавать шедевры, необходимо мужество: вызов богам брошен.

У меня нет этому объяснения – это просто мои размышления. На протяжении веков мы наблюдаем, как творческие люди преодолевают различные трудности. Дега однажды написал: «Художник рисует картину с теми же чувствами, с которыми преступник совершает преступление». В иудаизме и христианстве вторая заповедь Закона Божия гласит: «Не сотвори себе кумира и всякого подобия, елика на небеси горе, и елика на земли низу, и елика в водах под землею; да не поклонишися им, ни послужиши им». Данная заповедь призвана оберегать иудейский народ от идолопоклонничества в непростые древние времена.

Но здесь чувствуется и страх, который люди во все времена испытывали к художникам, поэтам и святым. Ведь они угрожают разрушить status quo, которое любое общество тщательно оберегает. Подтверждением тому является ситуация в России, где был установлен жесткий контроль за деятельностью художников и поэтов; так – если не хуже – было и в нашей стране. Однако несмотря на божественные запреты, немало иудеев и христиан находили мужество писать картины и ваять скульптуры, воплощая символы в своих творениях. Многие из них не побоялись бросить вызов богам.

В этом может крыться суть некоторых других проблем, которые я перечислю без комментариев. Во-первых, некая связь между гениальностью и безумием. Во-вторых, рождение творчеством необъяснимого чувства вины. В-третьих, тот факт, что среди художников и поэтов в расцвете сил и таланта часты случаи самоубийств.

Пытаясь разобраться в сути противостояния художника и богов, я обратился к прототипам из истории человеческой культуры, а именно к сюжетам мифов, демонстрирующим отношение людей к акту творчества. В данном случае слово миф не означает «вымысел», как к нему часто относятся в наши дни. Такую ошибку может совершить лишь общество, стремящееся во что бы то ни стало затмить фактами глубинную мудрость человеческой истории. Для меня миф есть художественное воплощение народной мудрости, благодаря чему ему удается затронуть всю гамму чувств, а не только ум.

В Древней Греции существует миф о Прометее, одном из титанов, живших на горе Олимп, который решил подарить человечеству огонь. Его поступок положил начало греческой цивилизации и изменил жизнь людей не только в бытовом, но и в духовном плане, дал толчок развитию философии, науки, драматургии и культуры в целом.

Однако важно и то, что этим действием Прометей разгневал Зевса. Бог неба, грома и молний наказал титана, приказав приковать его к Кавказским горам, и прислал орла, каждое утро выклевывавшего герою печень, которая восстанавливалась за ночь. Данная символика передает суть творческого процесса. Все художники время от времени чувствуют апатию и усталость, в этот момент готовы отказаться от реализации задуманного. Но проходит время, и их снова обуревает жажда творчества – «печень восстанавливается». Все их существо наполняется энергией и надеждой выковать нечто ценное в кузнице своей души.

Если кому-то миф о Прометее кажется напыщенным повествованием греческого народа, позвольте напомнить, что в иудео-христианстве есть похожий сюжет. Я имею в виду миф об Адаме и Еве – историю о зарождении нравственного сознания. Как сказал об этом мифе (и обо всех других) Кьеркегор, поиски истины, происходящие во внутреннем плане, изображаются как происходящие вовне. Миф об Адаме оживает в каждом новом младенце через несколько месяцев после появления на свет и обретает более отчетливые формы по достижении возраста двух-трех лет, в идеале – управляет им всю его жизнь. Человек позволил себе вкусить яблоко с Дерева познания добра и зла, что возвестило начало развития самосознания и формирование нравственного сознания. С этого момента навсегда нарушена неприкосновенность Эдемского сада, олицетворяющего материнскую утробу, в которой пребывает «спящее сознание» (как сказал Кьеркегор) в период беременности и первые месяцы жизни.

Задача психоанализа – развить это сознание и помочь людям вкусить плод с Дерева познания добра и зла. Необходимость пережить данный опыт зачастую пугает людей так же, как когда-то Эдипа. Любая теория, предлагающая способы избежать ужаса познания человеком самого себя, является неполной и ложной.

Вместо невинного блаженства младенца теперь сковывают тревога и чувство вины. У ребенка появляется осознание личной ответственности, а позднее развивается способность любить. Теневая сторона данного процесса – формирование механизмов подавления и, как следствие, развитие невроза. Поистине переломный момент! Если вы готовы назвать это «падением человека», присоединяйтесь к Гегелю и другим проницательным мыслителям, оценившим данный процесс как «падение вверх»; без подобного опыта не было бы ни творчества, ни сознания в их нынешнем понимании.

Однако и в этой истории Иегова был разгневан. Он послал ангела с пылающим мечом, чтобы тот изгнал Адама и Еву из сада. Здесь мы имеем дело с довольно неприятным парадоксом: и в греческих, и в иудеохристианских мифах творчество и сознание рождаются в борьбе против всемогущей силы. Следует ли из этого, что верховные боги, Зевс и Иегова, были против того, чтобы у человечества появились нравственное самосознание и культура? Вот загадка загадок!

Наиболее очевидное объяснение – в том, что художник, поэт и святой должны противостоять реальным (не вымышленным) «богам» нашего общества: конформизму, апатии, материальному благополучию и силе порабощения. Этим «идолам» поклоняется большинство. Но даже понимание данного факта не дает ответа на основной вопрос.

Это касается и Адама с Евой. Разгневанный их ослушанием, Иегова испугался, что, отведав запретный плод с Древа вечной жизни, Адам и Ева станут «одними из нас». То есть речь идет и о проблеме смерти наряду с проблемой вечной жизни.

Таким образом, суть конфликта с богами в том, что люди смертны! А творчество дает шанс на бессмертие. Люди знают, что в конце концов умрут, и восстают против смерти, для чего требуется мужество. Надо восстать и вступить в борьбу, в которой рождается творчество. Ведь творчество – не просто неосознанный порыв наивного детства и юности. Это еще и свойственное зрелости осознанное и страстное противостояние смерти. Символом такой борьбы могут стать корчащиеся от боли незавершенные статуи рабов Микеланджело, пытающиеся вырваться из каменных оков.

Говоря, что художник должен восстать, я имею в виду не акт физического неповиновения или нападения; речь о другом. Творческие люди – обладатели тонкой душевной организации, живущие в мире образов. Именно поэтому в обществе, основанном на принуждении, их боятся. Такие люди внушают опасение из-за неординарности и несоответствия существующим требованиям. Они любят погружаться в хаос собственных мыслей и ощущений, облекая их в формы, – так делал Бог при сотворении мира. Не желающие ограничиваться примитивными потребностями, мириться с апатичностью и обыденностью существования, художники возносятся в своем воображении к новым вселенным. Ибо они есть творцы «несотворенного сознания своего народа».

Это требует определенного накала эмоций и большой жизнестойкости – только жизнь способна противостоять смерти, разве нет? Подобный накал можно назвать по-разному, лично я считаю это гневом. Поэт Стэнли Куниц определил, что «творчество поэта рождается во гневе». Гнев поэта разжигает его страсть, вызывает вдохновение и порождает яркие образы, которые затем воплощаются в творчестве. Гнев – реакция на несправедливость, которой много в нашем обществе. Прототипом же несправедливости является смерть. То есть гнев – это протест против конечности жизни.

Вспомним первые строки из поэмы другого поэта, Дилана Томаса, которую он написал на смерть отца:

 
Не следуй мирно в даль, где света нет,
Пусть гневом встретит старость свой конец.
Бунтуй, бунтуй, когда слабеет свет.
 

И в конце:

 
Ты не на склоне – на вершине лет.
Встреть гневом свет, прошу тебя, отец.
Не следуй мирно в даль, где света нет.
Бунтуй, бунтуй, когда слабеет свет.
 

(Перевод Александры Берлиной)

Обратите внимание, что поэт призывает не к простому смирению, а «встреть гневом свет». Стихотворение написано как обращение к отцу, оказавшемуся на пороге смерти, с требованием воспротивиться ей. В словах сына слышен вечный протест мятежного духа – в этом сила и очарование данного произведения.

Поэт направляет свой гнев не против рациональной концепции смерти как таковой. Мы являемся лишь сторонними наблюдателями, даем объективную и обоснованную оценку неотвратимости данного опыта в отношении другого человека, не себя. Знаем, что смерть неизбежна и даже необходима: так старое поколение, будь то деревья, трава, человек или другое живое существо, уступает место новому. Я же имею в виду иной аспект смерти. У ребенка есть собака, и вдруг она умирает. Он испытывает глубокую печаль, но одновременно и сильную злость. Любые попытки объяснить смысл смерти с эволюционной и рациональной точки зрения – все умирают, а жизненный путь собаки короче, чем у человека, – вызовут яростный протест с его стороны, хотя ребенок сам все знает. Ведь его переживания из-за трагедии и связанное с ней ощущение предательства – еще и скорбь по безвозвратно утраченной любви и преданности. Это очень личное и субъективное отношение к факту смерти, вот о чем я говорю.

С возрастом мы учимся понимать друг друга, наши чувства становятся более глубокими и искренними. Но опыт и мудрость приходят лишь на определенном жизненном этапе, достигнув которого мы, скорее всего, исчезнем. Нам больше не придется наблюдать, как по осени желтеют листья на деревьях или как весной сквозь землю пробивается молодая травка. Даже память о нас с каждым годом будет тускнеть.

Об этом Марианна Мур написала так:

 
В чем мы безвинны, в чем
Мы виноваты? Все на свете смертны,
Все жертвы под мечом.
Кто объясненье даст: откуда – храбрость…
 

Затем, после размышлений о смерти и о том, как мы к ней относимся, она заканчивает стихотворение такими словами:

 
Поэтому лишь тот,
Кто сильно чувствует, не суетится.
Так птица, что поет,
Становится стройнее и красивей:
Хотя она в плену, в ее руладах
Мы слышим: наслажденье недостойно,
Лишь в радости достоинство живого.
Пусть смертно естество —
В нем будущность всего!
 

(Перевод П. Грушко)

В конце концов смертность и будущность складываются в одно понятие – вечность.

8

Многим людям нелегко принять тот факт, что между бунтом и религией есть определенная связь. Здесь мы имеем дело с последней загадкой. Религия восхваляет не льстецов и подхалимов, стремящихся всеми силами сохранить status quo. Она возносит мятежников и бунтарей, часто возводя их в ранг святых. В истории человечества много таких примеров. Сократ был бунтарем, и за это его приговорили к смерти. Иисус Христос стал мятежником, и его распяли. Жанну д’Арк осудили за неповиновение церкви и сожгли на костре.

Эти и тысячи других людей были подвергнуты остракизму современниками, но получили признание потомков за вклад в развитие культуры и религии.

Те, кого мы считаем святыми, в свое время восстали против искаженного и устаревшего культа Бога и дали народу новый взгляд на божественное. За свои взгляды им пришлось поплатиться жизнью, но благодаря этим людям общество смогло измениться духовно и нравственно. Зевс, завистливый повелитель неба, грома и молний, больше не обладал в глазах людей прежней властью. Благодаря Прометею выбор был сделан в пользу религии, основанной на сострадании. Народ поднялся против Иеговы – примитивного древнееврейского бога, виновного в смерти тысяч палестинских христиан. На его место пришел Бог любви и справедливости, как пророчествовали Амос, Исаия и Иеремия. Им пришлось восстать, как сказал Пауль Тиллих, против Бога во имя Бога, который выше Бога. Распространение идеи о Боге, который выше Бога, – довольно смелый шаг в религии, требовавший определенного мужества.

Чем бы ни занимался каждый из нас, радует то, что своим трудом мы вносим значительный вклад в строительство нового мира. Любая деятельность, какой бы незначительной она ни казалась, требует мужества творить. Подхватим же слова Джойса: «Приветствую тебя, жизнь! Я ухожу, чтобы в миллионный раз познать неподдельность опыта и выковать в кузнице моей души несотворенное сознание моего народа».

Глава 2
Природа творчества

За последние пятьдесят лет психологи написали множество статей и монографий о природе творчества, но почти всем им не хватает убедительности и основательности. Со времен Уильяма Джемса вплоть до первой половины двадцатого столетия на кафедрах психологии данную тему предпочитали не обсуждать ни в профессорской среде, ни тем более в учебных аудиториях, поскольку считали ее ненаучной, загадочной, спорной и даже развращающей. Первые работы по этой теме были настолько далеки от сути вопроса, что не давали никакого понимания в вопросе, что есть творчество и кого можно считать людьми искусства. Авторы выдавали прописные истины за оригинальное мнение либо писали о вещах, не имевших отношения к делу. Художникам и поэтам оставалось лишь выдавливать улыбку и говорить что-то вроде: «Это, конечно, интересно, но творческий процесс – нечто совсем иное». К счастью, за последние двадцать лет наметились перемены в данном направлении, хотя психологи по-прежнему относятся к теме творчества с опаской и предубеждением.

В психоанализе и глубинной психологии ситуация ненамного лучше. Я вспоминаю случай, произошедший около двадцати лет назад, который продемонстрировал, насколько поверхностны и несостоятельны теории творчества в глубинной психологии. Однажды летом я путешествовал по странам Центральной Европы с группой из семнадцати художников, изучавших народное творчество. В Вене Альфред Адлер, с которым я был давно знаком и даже посещал когда-то его летние курсы, пригласил всех в гости, чтобы прочесть лекцию. Адлер говорил о своей теории компенсации как объясняющей суть и смысл творческого процесса: якобы люди занимаются творчеством, наукой и иной подобной деятельностью с целью компенсировать свою неполноценность. В качестве иллюстрации был приведен пример устрицы, которая превращает в жемчужину попавшую внутрь ее раковины песчинку. Адлер говорил, что именно потеря слуха сподвигла Бетховена на создание величайших музыкальных шедевров. Также он был убежден в том, что человеческая цивилизация – это попытка человека укрепить свою непрочную позицию в опасном мире, где часто выживают лишь те, у кого есть острые зубы и когти. Затем, видимо забыв, что перед ним художники, Адлер оглядел комнату и сказал: «Поскольку, как я вижу, лишь некоторые из вас носят очки, я делаю вывод, что искусством вы не интересуетесь». В этом чересчур упрощенном подходе к проблеме и проявился очевидный недостаток теории компенсации.

Безусловно, у нее есть и достоинства, о чем нужно рассказывать студентам. Но ошибка в том, что данная теория хоть и объясняет, с чем может быть связана реализация человека в том или ином виде искусства, однако не рассматривает суть творческого процесса. Потребность в компенсации влияет на то, в каком направлении будет развиваться культура или наука, но не объясняет причины их появления в человеческом обществе.

Именно поэтому на заре психологической карьеры я научился скептически относиться ко всем новым теориям творчества. Привык задавать себе вопрос: «Имеет ли данная теория отношение к творчеству как к таковому или объектом ее внимания являются лишь отдельные артефакты как частный аспект творческого процесса?»

Для других широко известных психоаналитических теорий творчества характерны следующие черты. Во-первых, они слишком упрощают, уподобляют творчество другому процессу. Во-вторых, теории склонны рассматривать творчество в тесной связи с наличием невротического расстройства. Традиционное определение творчества в психоанализе звучит как «регрессия эго». Слово «регрессия» в данном случае и говорит об упрощенном подходе. Я совершенно не согласен ни с первой, ни со второй психоаналитической характеристикой творческого процесса.

В нашей культуре существует тенденция связывать жажду творчества с наличием психологических проблем: Ван Гог был психически нестабилен, Гоген страдал шизоидным расстройством личности, Эдгар По злоупотреблял алкоголем, а Вирджиния Вульф находилась в глубокой депрессии. По-видимому, креативность и оригинальность в большей степени присущи людям, которые не вписываются в общество. Но это не значит, что творчество – результат невроза.

Если творческий процесс связывают с наличием невротического заболевания, значит ли это, что художник, в результате психотерапии излечившийся от недуга, утратит способность творить? На эту мысль нас наводит упрощенный подход к данной проблеме. Более того, если творчество – перенос чувств и влечений, то есть сублимация, или попытка компенсировать неполноценность, о чем гласит теория компенсации, получается, что творческий процесс имеет сомнительную ценность и не более чем обман? Нам следует решительно опровергнуть данную точку зрения, согласно которой талант есть болезнь, а креативность – следствие невротического расстройства.

1
Что такое творчество

Для начала необходимо научиться отличать творчество как воплощение искусственного эстетизма от истинного творчества как процесса создания чего-то нового. То есть различать ложное и подлинное искусство.

Именно на это в течение многих веков были направлены усилия философов и художников. Платон, например, поместил поэтов и художников в шестой круг реальности, поскольку верил, что они создают лишь фантомы, далекие от реальности. Он считал искусство подражанием и бесполезным украшательством. Но позднее в своем великолепном диалоге «Пир» назвал подлинными художниками тех, кто дал жизнь новой реальности. По мнению Платона, это поэты и другие люди искусства, которые делятся с миром всем своим естеством. А для меня это те, кто расширяет границы человеческого сознания. Их творчество – торжество полноты жизни, будь то мужчина или женщина.

Для более точного понимания сути творчества нужно подробнее остановиться на данном вопросе. Речь идет не о хобби, рукоделии, кружках рисования или подобном занятии на досуге. Творчества здесь нет и в помине!

Творческий процесс не результат болезни, но один из признаков эмоционального благополучия и нормальный способ самовыражения. Оно равно присутствует в научной и художественной деятельности. Творческий подход используют философы и эстеты. Креативность применяют в современных технологиях и при воспитании детей. Согласно Словарю Уэбстера, творчество – это создание и внедрение в жизнь чего-либо.