Текст книги "Клевый кот"

Роман Афанасьев
Клевый кот

© Афанасьев Р. С. 2018

* * *

1

Конец сентября выдался на славу – теплый, сухой и светлый. Деревья красовались листвой, стремясь перещеголять друг друга новой одежкой – желтые, зеленые, красные цвета перемешивались, образуя причудливые узоры. Им не было дела до странных созданий, что сновали мимо них в своей вечной суете. Они просто старались быть красивыми.

Иван Кузьмич Гаркулев шел мимо длинного ряда кустов волчьей ягоды. Кусты были пламенем объяты – листья сочетали в себе бездну оттенков, от розового до темно бардового.

Иван, которого давно все называли просто Кузьмичом, на эти красоты не обращал внимания. Он к ним привык. Шутка ли – шестьдесят лет, тут не до восторгов. И повидал на своем веку достаточно, да и волнуют теперь не чудеса природы, а скачки давления и гримасы экономики.

В кустах завозилась пичуга, обижено чирикнула. Кузьмич, проходящий мимо, нахмурил густые седые брови. Ишь, разооралась. Чирикай, пока можешь. Вот как доживешь до моих лет… Кузьмич вздохнул и оборвал привычный внутренний монолог. Какое там – доживешь. Пичуге бы до весны дожить – и то радость.

Он ковырнул палую листву толстой палкой, что хоть немного помогала при ходьбе, и похромал дальше.

Сегодня у него было отвратительное настроение. Выдали пенсию. По подсчетам Кузьмича, выходило, что до следующей он дотянет, если будет питаться одними макаронами. Да и то – через день.

Ждать помощи неоткуда. Жил старик один, и теперь, возвращаясь в свою скромную однокомнатную квартирку с колонкой, тяжело вздыхал. Одно радовало – квартирка своя. Родной уголок. Не комунналка, как в молодости, а отдельная квартирка, выделенная родным заводом юному Ваньке Гаркулеву еще сорок лет назад. Теперь, на старости лет, хоть есть свой угол. Можно запереть дверь и делать что хошь, не опасаясь взглядов соседей. Телевизор смотреть, водку пить… Да власть ругать. Всем хороша своя квартирка.

Однако и тут не обошлось без проблем. Уж три раза подкатывались к Кузьмичу крепкие бритые пареньки с просьбой продать хату. За тыщу рублев. Или за ящик водки – на выбор. Но Кузьмич, наученный ушлым соседом Семенычем, отвечал, что квартиру он бережет для внучка – милиционера в районном центре. И что ежели охота купить хату, то пусть идут в Районное УВД и спрашивают капитана Гаркулева.

После таких речей, покупатели испарялись. Худо то, что Кузьмич кривил душой, врал то бишь, и постоянно опасался разоблачения. Не то что внука, у него и сына не было. Нажил он только непутевую дочку, выскочившую замуж за какого-то хмыря калымившего на севере. Денег, дуре, захотелось. Так и сидит с ним там, поди двадцать лет уже, на севере то. По уши в снегах. И домой не собирается. Правда вот, в прошлом годе приезжала на денек, привезла еду и пятьсот рублей. Тоже квартиркой интересовалась. Но, оглядев тесную однокомнатную квартиру в старом доме без горячей воды, покачала головой и сказала: «Батяня, живи уж один. Заработал хату, вот и живи». И уехала.

А деньги оставила. Кузьмич даже прищурился от удовольствия и причмокнул, вспоминая как они с соседом, все с тем же ушлым Семенычем, гуляли аж месяц. Не то что бы кутили, но позволяли себе лишку. Беленького. А то. Какая еще у старичья радость? Девки не смотрят, жратву организм не переваривает, по телеку срам показывают, в газетах гадости печатают… Вот и остается одна радость.

Задумавшись, Кузьмич и сам не заметил, как добрел до подъезда, где ряды волчьей ягоды сменялись чахлой сиренью.

Иван поймал себя на том, что стоит у подъезда, глупо таращась на объявление, где говорилось об отключение воды. И довольно давно.

Он смущенно пожевал губами, и собрался взяться за потертую ручку, но тут услышал странный звук, напоминавший детский плач. Кузьмич осторожно повернулся всем телом, и увидел, что в кустах сирени, в метре от его ноги, сидит белый кот.

Кот мяукнул еще раз, и Кузьмич зачаровано уставился на животину. Красивый кот. Совсем молодой, почти котенок, поджарый, и гибкий. Белый, как сметана и лишь на шее черный ромбик – словно какой-то шутник нацепил ему галстук. Кот таращился на Кузьмича бездонными янтарно-желтыми глазами и кажется, собирался заплакать.

– Кыс-Кыс-Кыс, – позвал умиленный Кузьмич, нагибаясь к коту.

Это было ошибкой. Нет, с кошаком все было в порядке, вот только Кузьмич позабыл, что в его возрасте играться с котятами не рекомендуется.

В пояснице что-то звонко щелкнуло, и волна боли прокатилась по спине. Колени подогнулись и Иван Кузьмич, шепеляво матерясь, влетел головой в куст сирени, расцарапал щеку и упал на землю, ткнувшись лицом в опавшие листья.

Когда он открыл глаза, то первым делом увидел того самого белого кота, что сидел рядом и обеспокоено смотрел на упавшего человека. Кузьмич припечатал хвостатую тварь трехэтажным словцом и заворочался, пытаясь определить – все ли цело в любимом организме. И замер.

Прямо перед его носом лежала сотенная купюра. Настоящая на вид сотня, выглядывала из под засохшего листика сирени, и, похоже, была совершенно бесхозной.

Кузьмич протянул вперед дрожащую руку и непослушными пальцами подцепил таки, правда, с третьей попытки, бумажку. Поднеся ее прямо к самому носу, Иван изучил бумажку и вынес вердикт о том, что денежный знак самый что ни на есть натуральный. Свой вердикт он вынес в слух, в неприличной форме. Кот коротко мяукнул, словно подтверждая выводы старика.

Кузьмич благосклонно взглянул на кошака. Кабы не белая бестия, он ни за что не усмотрел бы сотенную в опавшей листве.

Глядя в янтарные глаза кота, грустные и умоляющие, Кузьмич подумал о том, что неплохо бы его как-нибудь отблагодарить.

Он медленно поднялся на ноги, цепляясь за сирень руками, и подобрал свою палку. Потом открыл подъездную дверь и обернулся к коту.

– Ну, заходи что ль, бродяга, – сказал он. – Пошли в гости.

Кот не заставил себя ждать.

Заведя гостя в квартиру, Кузьмич принялся суетиться на кухне, выбирая, чем покормить кота. Да и самому пора было перекусить.

От вареных макарон кот отказался сразу. От перловой каши – тоже. Правда, немного пощипал хлеб из омлета, которым Кузьмич отметил получение пенсии.

Обнюхав кухню, и внимательно изучив прихожую, кот прошел в комнату и устроился на старом продавленном диване. Таким образом он сразу дал понять, что это единственное место, где он согласен сидеть. Кузьмич присел рядом, растирая руками ноющие колени.

Кот сидел спокойно, уставившись в пустой экран старенького телевизора. Он казался статуэткой белого фарфора, холодной и неподвижной. Чтобы развеять наваждение, старик протянул руку и почесал кота между ушами. Вопреки опасениям, кот не отпрянул, а потянулся за рукой, громко замурлыкав, словно внутри него включился невидимый моторчик.

Кузьмич ласково поглаживал кота, чувствуя как на душе становиться теплее. А то ж. Живая душа, что ни говори.

– Животинка, – ласково позвал Кузьмич. – Как тебя звать то?

Кот живо обернулся к старику и уставился на него огромными желтыми глазищами.

Кузьмич прикинул, какое имечко подойдет питомцу. В том, что кот останется у него на постоянное жительство, он уже ничуть не сомневался.

«Рыжик? – гадал он. – Тьфу, пропасть. Какой к хренам рыжик. Пушок. Нет, вона какой резвый, глазищами так и сверкает… Васька?»

Кот мурлыкнул и моргнул желтыми глазищами. И Кузьмич сразу придумал ему имя – Крим. Отчего и почему – он сам не знал. Но чувствовал, что это имя подходит пушистому постояльцу как нельзя лучше.

– Крим, – опробовал находку Кузьмич, почесывая кота за ухом, – Кримушка…

Кот довольно замурлыкал. Живот заходил вверх и вниз, как меха баяна.

«Однако, – подумал умиленный старик. – Надо бы покормить кошака. Ишь, отощал.»

Он тяжело поднял, потопал на кухню и пожертвовал последним куриным яйцом, обещая себе что завтра купит еще десяток. Он сделал яишню из одного яйца и добавил в нее побольше маслица.

На этот раз кот проглотил предложенную еду в один миг.

Остаток дня они провели на диване, у телевизора. Иван Кузьмич лежал на животе, смотрел в экран, а кот устроился у него на пояснице.

Ощущая тепло Крима, Кузьмич вдруг ощутил, что боль в спине прошла. Да и сердце вроде отпустило. В голове прекратился вечный шум от скачущего давления. Он замер, боясь шевельнуться и спугнуть неожиданное облегчение. Так лежал, пока незаметно не задремал. Телевизор помехой не был. Кузьмич давно уже не чувствовал себя так хорошо, и спал как убитый.

2

Утром, бодрый и выспавшийся Кузьмич пошел в магазин. Он купил макарон, яйца и кило рыбы – для кота. Обошлось это в неплохую денежку, но старик не жалел о том. Для нового друга не жалко и денег.

Крим ждал его дома. Он обрадовался обеду и в мгновенье ока умял здоровенную рыбину, вместе с хвостом. Кузьмич же, умилясь питомцу, сидел рядом и пил чай. Он даже не подумал о том, что кот, по сути, сожрал рыбину, которую Кузьмичу бы хватило на пару дней.

После такого завтрака кот захотел прогуляться, о чем недвусмысленно дал понять хозяину, царапая лапой входную дверь.

Старик вывел его во двор, а сам остался на крылечке, поглядывая по сторонам.

Погода стояла отличная. День выдался солнечным и теплым. Нежась в лучах солнышка, Гаркулев изредка поглядывал в кусты сирени, – там маячила белая спинка кота.

– Крим, – позвал, наконец, Кузьмич, видя что кот не собирается возвращаться. – Кримушка!

Кот послушно примчался на зов, и завертел восьмерку вокруг ног хозяина, вытирая спину о старенькие сапоги Кузьмича.

– Пошли домой, – сказал Гаркулев. – Прогулялись, теперь кинишко поглядим.

Кот, однако, не внял просьбе и метнулся в сторону, по дорожке ведущей к магазину. Кузьмич хмыкнул и потащился следом.

«Голодный что ли? – размышлял он на ходу. – Учуял наверно чего. Да нет, не должон. Вона какую рыбу заглотил…»

Кот не оголодал. Он свернул не к магазину, а к ларьку, в котором Кузьмич иногда покупал бутылку беленькой, если привозили дешевизну, по сниженной ночной цене. Водка обычно была паленой, отдавала керосином, но Кузьмич не мог позволить себе большего.

Кот забежал за ларек, и Кузьмич заволновался – как бы не пришибли его малолетки, крутившиеся возле палатки.

– Крим! – позвал Кузьмич. – Кримушка!

Кот стрелой выскочил из-за ларька, и завертелся рядом с хозяином поддевая лапой опавшие листья.

– Ой, это чей же такой пушистый котик, – раздался рядом хриплый голосок.

Кузьмич обернулся. Рядом стояла Машка – девица лет тридцати из второго подъезда. Была она смазлива и тоща как вобла. К тому же сильно мазалась косметикой, за что Кузьмич ее недолюбливал и звал про себя гулящей бабой. И на этот раз он не кривил душой – Машка часто появлялась во дворе с разными кавалерами, меняя их как перчатки. Правда кавалеры пока были приличные, на мелочевку Машка не разменивалась и потому назвать ее шлюхой ни у кого не поворачивался язык. Ну, баба, ну гулящая, ну слаба на передок. Но не шлюха же.

Кузьмич откашлялся и важно произнес:

– Это мой. Кримушка.

– Потрясно, – пропела Машка. – Клевый кот!

Крим, почувствовав, что о нем говорят, поднял голову и мяукнул, одарив новую знакомую томным взглядом янтарных глаз.

– Бедненький, – сказала она. – Да он голодный! Дядь Вань, вы его что, не кормите? Ах да…

Машка порылась в маленькой черненькой сумочки и извлекла из нее помятую купюру.

– Вот, – сказала она, протягивая деньги Гаркулеву. – Купите ему Вискас! Настоящий, как в рекламе.

В руке она сжимала сотню. Кузьмич обалдело воззрился на Машку, не веря ушам.

– Берите, берите, – настаивала она – Покормите котика. Вы не подумайте, это не вам это ему…

Она запнулась и покраснела.

Кузьмич, медленно, как во сне, взял деньги, скомкал в кулаке и сунул в карман.

Машка, что-то буркнув на прощанье, зацокала по асфальту каблуками – торопилась в центр.

Кузьмич помял сотенную бумажку пальцами, не вынимая руки из кармана, и решил, что сходит с ума. Потом он глянул на кота, беззаботно гонявшего опавшую листву и в его душу тихонько скользнула робкая мыслишка о том, что все это не спроста.

«Совпадение, – решительно сказал он самому себе. – Просто совпадение»

Потом резво, как молодой, нагнулся, даже не думая о боли в спине. Подхватил на руки возмущенно мякнувшего кота и заторопился домой.

Крим, на чью свободу так нагло посягнули, вел себя неспокойно. Он мяукал и вырывался. Кузьмич хотел перехватить его поудобнее, прижать к себе, но кот выскользнул из рук и прыгнул на землю. Кузьмич выругался и нагнулся за ним. Подхватив на руки кота, он собрался разогнуться, но так и замер, словно разбитый параличом.

На земле, прямо перед ним, лежала новенькая пятидесятирублевая купюра.

«Рассыпал кто-то, – растеряно подумал Гаркулев. – Вчера. Вот я и нахожу…»

Кот радостно мявкнул и сам по себе взобрался на плечо нового хозяина.

Кузьмич поднял деньги и выпрямился. Кот закачался на плече, мазнув по носу пушистым хвостом.

«Нет, – подумал Кузьмич. – Тут без науки никак. Нужен этот, мать его растак, научный анализ…»

Он обернулся и решительно зашагал к магазину, пряча в карман неожиданный прибыток. На развилке он остановился, чуть подумал и свернул к ларьку. Очень нужен был совет Семеныча – ушлого соседа, что не раз уже выручал Гаркулева добрым советом.

3

Егор Семенович, сосед Кузьмича, был настоящим ученым. Вернее, работал он преподавателем физики в близлежащей школе, но при том был изобретателем. Все свободное время Егор Семенович посвящал служению науке – что-то рассчитывал, конструировал, рисовал, вычислял, паял и клеил. А поскольку жил один, как и Кузьмич, то более ни чем он и не занимался. Служил науке с утра до позднего вечера, то в школе, то дома и чихал на все политические волнения. Даже фамилия у него была для науки подходящая – Мальштейн.

Иван Кузьмич сильно уважал Семеныча за научный склад ума и веру в торжество разума. Так же уважал и за путевые советы, которые сосед охотно ему давал. Семеныч тоже не чурачился Кузьмича, находя в нем понимающую душу. Так что они иногда, по праздникам да выходным, устраивали небольшие посиделки.

В этот раз Семеныч долго не открывал, хотя Кузьмич настойчиво давил кнопку звонка. Скорее всего задремал над очередным справочником. Гаркулев пару раз стукнул обшарпанным ботинком в дверь. Не сильно – боялся за ботинок. Это подействовало – хозяин появился на пороге, и оглаживая седую «профессорскую» бородку, зыркнул на гостя из-под бровей.

– Я это, – пояснил Кузьмич. – Совет нужон.

Семеныч вопросительно глянул на кота, высовывавшегося из-за отворота старенького пальто. Кот молчал. Тогда Семеныч перевел взгляд на пакет в руке соседа. Кузьмич его приоткрыл, давая возможность пытливому взгляду ученого проникнуть в суть вещей. Взгляд, по научному зоркий и внимательный, моментально выявил наличие бутылки хорошей водки и палки колбасы. Также отметил и буханку хлеба.

– Ну, заходи, – добродушно прогудел Семеныч, – Только я работаю сейчас. Уж не взыщи, соседушко, придется тебе обождать полчасика.

Кузьмич кивнул и вошел. Ему не впервой приходилось, вот так вот ждать соседа, которого от науки не могла оторвать даже водка. За это он Семеныча и уважал.

Однокомнатная квартирка Семеныча давно превратилась в лабораторию. Раньше Кузьмич с опаской осматривал железные штативы, ряды колб, спиртовки, непонятные приборы и мотки проводов, раскиданные по всей квартире. Но сейчас привык и не обращал внимания на такие мелочи.

Привычно смахнув со стула пучок разноцветных проводов, Гаркулев присел, а пакет опустил на пол. Кота он достал из-за отворота пальто и положил на колени, поглаживая его и успокаивая. Но Крим в успокоении вовсе не нуждался. Он с интересом рассматривал беспорядок, царящий в квартире Мальштейна.

Сам Егор тем временем уселся за письменный стол, заваленный исписанными листками бумаги, и принялся яростно строчить в большом блокноте. Бородка его гневно топорщилась, пальцы сжимавшие ручку похрустывали и весь вид ученого наводил Кузьмича на мысль, что сосед совершает открытие, тянуще как минимум на нобелевку.

Это продолжалось ровно сорок минут. Кузьмич за это время успел раздеться, разобрать от хлама старенькое кресло и подремать в нем. Кот, пройдясь под шкафами и по антресолям, изучил всю квартиру, и весь вымазался в серой пыли. Семеныч же не обращал внимания на не званных гостей.

Наконец он громко фыркнул, выматерился так, что даже Кузьмич вздрогнул, и громко хлопнул по столу ладонью.

– Все, – сказал он строго. – Все на перемену.

Кузьмич подхватил с пола пакет – он знал, что на ученом языке эта фраза означала, что изыскания Семеныча временно окончены. Судя по матерщине – неудачей.

Кузьмич привычно извлек из ящика стола две чистые пробирки, выдул из них пыль и налил водку. Семеныч, брезгливо взирая на груду исписанных листков, потянулся к пробиркам.

Они выпили, закусили, и довольные собой, наконец, разговорились.

– Ну что там у тебя, – спросил Семеныч, душевно крякнув. – Почто кота приволок?

Кузьмич помялся и рассказал соседу всю историю, упирая на то, что раньше денег не находил. А теперь, мол, сами к нему в руки валятся. Наверно кот счастье приносит.

– Чушь, – фыркнул в ответ Семеныч. – Нонсес. Реникса. Кот тут совершенно не при чем. Это всего лишь совпадения.

Кузьмич поднял бутылку водки и поставил ее прямо перед Егором. Тот задумчиво на нее глянул, почесал бородку, и налил по второй.

– С другой стороны, – продолжил он, закусив колбаской, – появление этого животного могло нарушить тонкие причинно-следственные связи и привести к данному эффекту. Нельзя не отметить, что легенды о животных приносящих удачу довольно распространены среди народов мира. И хотя наука избегает оперировать поверьями, предпочитая проверенные факты, нельзя замалчивать то… Мать!

Тем временем кот, не выдержав ученой речи, прыгнул с пола на стол. Он опрокинул колбочки служившие рюмками, по счастью уже опустевшие, и пробежался по столу.

– Кыш! – возмущенно крикнул Мальштейн. – Прочь их храма науки, бестия! Изыди!

Крим, испугавшись крика, заметался по столу. Семеныч, всплеснув руками, бросился ловить кота. Над столом поднялся бумажный вихрь, исписанные листы разлетались в разные стороны, порхали в воздухе и оседали на полу шуршащими сугробами. Мальштейн хватал их на лету и страшно ругался. Кот выскользнул из бардака, им учиненного, и бросился к хозяину.

Кузьмич подхватил взъерошенного Крима, и сунул за пазуху, – от греха подальше. Кот, поняв что, сотворил нечто ужасное, притих.

– Ты посмотри, – кричал Семеныч, – нет ты только посмотри!

Гаркулев обернулся. Его сосед стоял среди вороха листов и сжимал в руке клок измятой бумаги.

– Извиняй, Семеныч, – виновато сказал Гаркулев. – Может еще по одной?

Но Мальштейн не обращал на него внимания. Он внимательно рассматривал обрывок бумаги и даже водил по нему пальцем. При этом физик шептал что-то неразборчивое – толи ругался, толи считал про себя.

– Однако, – наконец сказал он и повернулся к столу. – Однако!

Кузьмич обречено воззрился на сгорбленную спину соседа, склонившегося над столешницей. Тот уже нашел чистый лист и теперь покрывал его вереницами таинственных цифр и иностранных букв. Кузьмич знал – сегодня соседа от работы не уже оторвать. Опять стоит на пороге открытия.

– Семеныч, – жалобно позвал Гаркулев, не рассчитывая, впрочем, на ответ. – А как с котом то…

– А что кот, – не оборачиваясь буркнул Мальштейн, – замечательный у тебя кот. Очень правильный кот. Чудесный кот! Береги его… Он мне тут такую идею подкинул… Всего одна дырка в бумаге, но каков эффект!

– А находки, – напомнил Кузьмич, ободренный ответом соседа, – он удачу то приносит?

– А это батенька всего лишь теория, – отозвался физик. – И ее, как любую теорию, надо проверять практикой.

– Чего? – не понял Кузьмич.

– Иди, говорю, на улицу и проверь, найдутся ли еще деньги. Попробуй в другом месте поискать, для чистоты эксперимента, а то вдруг тут просто кто-то деньги из кошелька выронил.

Кузьмич закивал. Это он понимал. Хотел еще расспросить о забарахлившем приемнике, но Мальштейн, погрузившийся в расчеты, больше на призывы не реагировал.

Кузьмич еще немного потоптался у стола, взглянул на початую бутылку водки и, покачав головой, ушел. Знал – за Семенычем не заржавеет. И если и выпьет остаток водки в одиночку, то потом непременно проставится в ответ.

4

На следующий день, Кузьмич решил приступить к экспериментам. Прежде всего, он соорудил для Крима ошейник и поводок – из старого ремня и пояса от халата. Потом, примерив на кота обновку, он вывел его во двор, прогуляться.

Кот, вопреки ожиданиям хозяина не протестовал. Он степенно выступал рядом с Кузьмичом, словно и кот вовсе, а как минимум борзая, с безупречной родословной и ворохом медалей.

На этот раз Кузьмичу не повезло. Впрочем, он не расстроился. Помня о словах Семеныча, он решил прогуляться с котом в соседний дворик.

Там, у детской песочницы, он нашел скомканную десятку. Вдохновившись, и помянув соседа добрым словом, он двинулся дальше.

Постепенно они добрались до автобусной остановки. При взгляде на подходящий автобус, у Кузьмича родилась великолепная мысль. Он подхватил Крима на руки и, расталкивая немногочисленных пассажиров, стал пробиваться к дверям. Через минуту, устроившись у окна, он ехал к метро. Как ему казалось, это была отличная мысль – ведь у метро всегда много людей, значит, там больше шансов найти потерянные деньги.

До метро было недалеко – всего пять остановок, и вот впереди замаячила большая буква М. Это конечная станция, здесь всегда много людей.

Выйдя из автобуса, Кузьмич направился к стройным рядам торговых палаток. Здесь как всегда было шумно и людно, поэтому он не решился спустить Крима на землю. Затопчут еще, ироды.

Прохаживаясь между палаток с котом на руках, Кузьмич смотрел под ноги, высматривая добычу и поэтому проморгал тот момент, когда его окружила стайка молодых девчонок – первокурсниц.

– Какой кот, – восхищались они наперебой, хватая Кузьмича за локти. – Какой славный! Ой, а можно потрогать? Какой он худенький бедняжка…

Кузьмич попал в водоворот девичьих восторгов. Отовсюду к нему тянулись руки. Он завертелся на месте, в глазах зарябило от разноцветных девичьих курток и шарфиков.

Пришел в себя он только тогда, когда девчушки всей толпой штурмовали вход в метро. Проводив взглядом их пеструю стайку, Кузьмич обнаружил, что стоит у палатки, сжимая в руках три мятые десятки. Он смутно помнил, что деньги ему сунули девчонки, с наказом покормить кота. Кузьмич пожал плечами и опустил деньги в карман. Крим проводил его руку внимательным взглядом и посмотрел прямо в лицо хозяину.

– Будет, – успокоил его Кузьмич, – будет тебе обед.

За следующий час к Кузьмичу подходили трижды. Сначала добрая тетка в дорогом легком пальто. Она посюсюкала с Кримом и выдала его хозяину полсотни, «на вискас». Следующим оказался прилично одетый паренек, заинтересовавшийся «галстуком» кота, и выделивший ему на прокорм две десятки. Третьим стал, как ни странно, патрульный милиционер. Сначала Кузьмич его испугался и хотел убежать, но служитель закона переглянулся с котом, буркнул что у него дома такой же но пожирнее и дал Кузьмичу мятую сотню, явно экспроприированную недавно у лиц кавказкой национальности, оттиравшихся у ларьков.

После этого Кузьмич решил, что на сегодня экспериментов достаточно и отправился домой.

В автобусе к нему прицепилась контролерша но, увидев кота, оттаяла и посоветовала кормить Крима говяжьей печенью.

По дороге домой Гаркулев зашел в магазин и купил пачку кошачьего корма. Себе купил яиц, молока и давно уже не пробованного печенья.

5

Кузьмич «пасся» у метро неделю. За это время он обогатился настолько, что купил себе новое пальто – правда по дешовке, с рук, и наконец то попробовал все виды печенья, что продавали в магазине. Денежный поток не ослабевал, и порой Гаркулеву казалось, что он спит и видит сон.

На то, что его иногда называли попрошайкой, Кузьмич не обижался. Он никогда ничего не просил. Просто не отказывался от пожертвований в пользу кота. А пожертвования делали охотно – многие граждане и гражданки с возгласами «какой классный кот» и «ути красавчик» легко расставались с деньгами, наказывая Кузьмичу лучше кормить кота. Что он и делал – кормил Крима до отказа всякими специальными кормами, с ужасом думая о том, что будет, когда кот разжиреет.

Два раза к нему заходил Семеныч. Он был возбужден и не хотел ни о чем говорить кроме своего великого открытия, что должно перевернуть всю современную физику. Правда Кузьмичу удалось привлечь его внимание идеей о том, что кот гипнотизирует людей, но Мальштейн возмущенно фыркнул и заявил, что классическая наука отвергает идею гипноза животными человека, а те, кто распространяют такие слухи, в свое время просто недоучились в институте. Кузьмич, что даже и близко к институтам не подходил, обиделся и примолк. Но в целом согласился с физиком, списав удачи на элементарную человеческую жалость.

Беда пришла на седьмой день, когда некоторые прохожие уже узнавали Кузьмича, и даже здоровались с ним.

В этот день Кузьмич и Крим, заработав две сотни, мирно закусывали – кот сосиской, а хозяин шоколадкой.

Они стояли чуть в стороне, за ларьками, чтобы не привлекать внимания. Тут не было прохожих, поэтому, когда к ним подошли три крепких парня, Кузьмич понял – это по их души.

Он съежился, подхватил Крима на руки и вжался спиной в стенку ларька.

– Этот? – буркнул один из крепких ребят, одетый в кожаную куртку.

– Он самый, – отозвался второй, в спортивном костюме.

– Ну что старый хрыч, – сказал третий. – Бабло зашибаешь? А делиться кто будет, Пушкин?

Все трое загоготали.

– Да ребята, я ж это, того… – забормотал Кузьмич.

– Гони навар, дедуля, – с усмешкой сказал обладатель спортивного костюма.

– Какой навар, – перебил его пацан в кожанке. – Бери кота, и сваливаем. Мы на этом кошаке свой навар сделаем. Мелко ты мыслишь, Комар…

– И верно, – согласился Комар, – лучше кота, сами наварим.

– Не отдам, – крикнул Кузьмич и пустил петуха от собственной неожиданной смелости. – Не отдам кота, ироды!

Ему не было жалко денег. Деньги – тьфу. Нет и черт с ними, раньше без них жил и сейчас проживет. Но он и помыслить не мог о том, что придется расстаться с Кримом, со своими лучшим другом. Нет, только не это.

Пацан в спортивном костюме выругался, помянув Кузмича и всю его семью недобрым словцом.

– Кончай базар, – прикрикнул на него парень в кожанке. – Забирай кота и все.

Пацаны потянулись к Гаркулеву, и он метнулся в сторону. Но уйти ему не дали. Две пары рук вцепились в пальто, и повалили на землю, Кузьмич вскрикнул и зажмурился, а Крим встревожено зашипел.

Совершенно неожиданно в ответ раздался крик одного из громил, потом вскрикнул второй и над Кузьмичом запорхали густые матюки.

Он поднял голову и осторожно открыл один глаз.

Всех троих пацанов уже положили на землю, мордами вниз, и теперь пятеро патрульных милиционеров надевали на них наручники, беззлобно попинывая свою добычу, – больше для порядка, чем для удовольствия.

– Спасибо сынки, – сказал Кузьмич, поднимаясь на ноги. – Вовремя вы подоспели…

– Не за что дедуля, – отозвался один из патрульных, в котором Кузьмич тотчас опознал того самого милиционера, что пожертвовал коту сто рублей еще в первый день. – Работа такая. Мы этих хмырей давно приметили…

Старший из патрульных сказал Кузьмичу, что все будет путем, и милиционеры потащили извивающихся братков к машине.

Кузьмич поглядел им вслед и стал отряхиваться. Он был спокоен и полон уверенности, что без кота тут не обошлось. Теперь он знал, что Крим его в обиду не даст.

– Потрясно! – Раздалось рядом. – Просто потрясно!

Кузьмич осторожно оглянулся и обнаружил что за ним наблюдает хорошо одетый молодчик с бледным как простыня лицом. Он стоял около ларька, и, по-видимому, видел всю сцену, с самого начала.

– Какой замечательный кот! – продолжал восхищаться незнакомец. – А какая история… Потрясно!

Кузьмич насторожился. Такого он еще не слышал.

– Просто замечательный кот!

– Чем могу служить? – осведомился Кузьмич, неожиданно переходя на высокий штиль.

– Позвольте представиться, – выдохнул незнакомец, отлипая от стенки. – Петровский Леон Мастроянович. Режиссер. Меня просто очаровал ваш кот. Да и вы, еще крепкий русский мужик, тоже подходящий типаж…

Кузьмич кашлянул.

– Ах да. – Спохватился режиссер. – Вы не хотели бы сняться в рекламе? Все будет очень пристойно – ролик про кошачий корм.

– Хочу! – Ответил Кузьмич, прежде чем сообразил, о чем его спрашивают. Словно кто-то под локоть толкнул – скажи мол, – хочу.

– Отлично! – обрадовался Леон Мастроянович. – Как звать?

Кузьмич откашлялся, пригладил взлохмаченные волосы заскорузлой ладонью и важно представился:

– Гаркулев, Иван Кузьмич. Пенсионер.

– Иван Кузьмич! – Проникновенно произнес режиссер, беря Гаркулева за руку. – С этого момента у вас начинается новая жизнь…

И Кузьмич поверил ему. Быстро и легко, как всегда верят в хорошее. Особенно если очень хочется в него верить…

6

– А потом, что было потом? – воскликнула Мира.

Крим важно разгладил черный галстук и взглянул на подругу. Мира, самая красивая кошка родного Мирармена, была великолепна. Она возлежала на большой алой подушке, грациозно сложив лапки перед собой. На ней был небольшая жилетка из выделанной кожи Тифа, украшенная синими стразами, которые жуть как здорово подходили к ее огромным синим глазам. Чудесная кошечка. Именно ради нее Крим и пустился в эту авантюру. И вот – победа! Он лучший, и теперь Мира будет только с ним.

– Ну Крииим, – протянула Мира, – что дальше?

Кот вальяжно прислонился к большому пластиковому ящику с решетчатой стенкой. Вытянул вперед лапу и стал демонстративно рассматривать коготки.

– Дальше, – сказал он, – было все просто. К тому же, история длинная а я устал после путешествия…

– Ну Крииим…

– Ладно, ладно. Слушай. После того как я снялся в рекламе, нас заметили. И пригласили в кино. Как жаль, что у нас нет ничего такого, тебе бы точно понравилось. Впрочем, я над этим еще подумаю. После фильма, где я играл главную роль, а старик второстепенную, о нас узнал весь мир. Меня носили на руках, фотографировали для журналов и даже пытались брать автографы. Я стал звездой. Это оказалось не сложно, ты же знаешь, как легко управлять людьми…

– Звезда, – выдохнула Мира. – Как романтично! Но как ты вернулся? Я беспокоилась о тебе, ведь заклинание работает только в одну сторону…

– Ты забыла по старика Семеныча, местного магистра, – отозвался Крим, – а мы про него не забыли. И он про нас. Мне ничего не стоило внушить ему принципиальную схему кошачьих врат. Дальше он все сделал сам. О! Это оказалось жутко забавно. Когда я стал звездой, и мы с Кузьмичом купались в деньгах, нам позвонили какие-то серьезные люди. Потом нас долго везли на черной машине а потом на самолете. Оказалось, что Семеныч построил врата в самой глуши, в жутко секретном институте. Но боялся запускать их без меня. Он помнил, чья это идея и, кажется, о многом догадался. Все прошло гладко. Испытание было назначено на утро, а вечером Кузьмич и Семеныч крепко наклюкались, вспоминая былые деньки. У меня же все было готово, оставалось только пройти через врата в наш родной мир.