Текст книги "Путь в Беловодье"

«Штампуют их что ли, таких мордатых?» – подумала Тина.

– Да не знаю я. Уехал он. А куда – не сказал. Может, на море с любовницей подался, почем я знаю.

– Давай договоримся. – Главный был осторожен, памятуя, в чьем доме находится. – Я тебе пятьсот баксов даю, а ты мне толкуешь, где твой босс.

– Я господина Вернона за пятьсот баксов не продаю! – неожиданно дерзко выкрикнула Тина.

Тут же один из подручных вмазал ей ладонью по лицу. Несильно, но хлестко. И очень больно. Щека так и вспыхнула. Тина закричала и схватилась за скулу. Обидчик ее тоже заголосил – рука у парня мгновенно потемнела и скрючилась.

Гости переглянулись.

– Колдунья, – прошептал бритоголовый парнишка помладше и попятился к двери.

Только к Тининым способностям происшедшее не имело никакого отношения: сработала Романова защита, усиленная колдовскими ловушками дома.

– Не трогать ее! – остерег главный. – И вообще тут поосторожней. – Он обвел внимательным взглядом гостиную, но ничего не заметил, да и не мог заметить. Однако он был умен и не стал испытывать еще раз, на что способны господин Вернон и его ассистентка. – Слушай, красотка, я тебе две тысячи зеленых даю, толкуй, где твой Воробей, и уходим.

– Как же! – нахально крикнула Тина. Она уже поняла, что Роман даже на расстоянии ее защитил. Эти мерзавцы в черной коже ее больше пальцем тронуть не посмеют. – Никто Романа Вернона не найдет, если он того не хочет. А вот он может вас найти в любой момент, в лужу любую посмотрит и увидит, что вы тут в его доме творите! Тогда – берегитесь.

Главный покосился на своего подручного – тот все еще баюкал почерневшую руку и тихонько поскуливал.

– Нам лишь потолковать с ним нужно, и ничего больше, – осторожно настаивал главный.

Тина улыбнулась, не скрывая чувства превосходства – ассистентка Романа Вернона не может снизу вверх смотреть на таких парней. Была бы сильной колдуньей, в слякоть зеленую обратила бы всех. Эх, дура, учиться надо было!

– Пятьсот баксов! – крикнула она задорно.

– Что? – не понял главный. Обычно требовал он.

– Пятьсот баксов, или рука у этого мерзавца, что меня ударил, отвалится, а потом он и сам копыта отбросит.

Главный вновь окинул взглядом гостиную. Выругался. И достал бумажник…

Дня три за домом следили – немудреный Тинин дар сообщал об этом постоянно. Наконец «наружку» убрали. Потом заходил какой-то другой мент – не Сторуков – и тоже выспрашивал. У Тины сразу родилось подозрение, что не для органов внутренних дел этот посетитель старался, а совсем для других ребят. Этому она ничего не сказала. Лишь пожимала плечами, да повторяла раз за разом: не знаю.

В те дни Алевтина пожалела, что столь малому научилась у Романа, неведомо, на что растратила дни. Вдруг Роман не вернется? Тина плакала от ужаса при этой мысли. После долгих колебаний, промучившись ночь без сна, решила она попробовать колдуна найти. Произнесла отворяющее заклинание, вошла в кабинет. Все другим в этой комнате казалось в отсутствие Романа. У Тины на глаза навернулись слезы, в груди так сдавило, что не вздохнуть. И ожерелье на шее стало дергаться, причиняя боль. Тина втянула воздух поглубже, задернула шторы, зажгла свечи. Достала из буфета тарелку кузнецовского фарфора – одну из трех, – налила пустосвятовской воды, положила на поверхность ладонь – невесомо. Так, как учил колдун. И стала думать о Романе. Не где он сейчас, не что с ним, а просто о нем. Поначалу поверхность замутилась. Потом стала алой как кровь, возник на воне алого какой-то лесок, котлован с водой, и вдруг полыхнуло в глубине огнем. Тина взвизгнула и вскочила. Изображение тут же пропало.

«Беда с ним! Беда!» – стучало сердце.

«Опасность рядом с ним!» – пульсировало ожерелье.

На другой день она попробовала вновь искать Романа, но в этот раз ничего не вышло: вода замутилась, но изображение так и не проступило. Ночью Тина проснулась и лежала без сна. Прислушивалась. Мнилось: кто-то ходит по дому. Но нет, почудилось. Утром, как только проснулась, она припрятала в спальне, в ящике комода, кухонный нож, которым резала мясо. Это она-то, ученица Романа Вернона, наделенная водным ожерельем, решила положиться на обычную сталь!

Днем заходил Слаевич. С тех пор, как Тина поселилась в доме господина Вернона, земляной колдун относился к Тине подчеркнуто вежливо, даже ручку при встрече целовал. Слаевич за чаем поведал, будто убит один из боссов мафии, человек в своем роде уникальный, и будто теперь пошла среди оставшихся большая волна всяких ихних переделок, перестрелок, стрелок, или что там у них еще имеется. Главная странность по всей этой истории – уже не первый тип от бандитов является к темногорским колдунам за поддержкой, но никто помочь браткам не может, хотя колдуны и пытаются.

Сколько же деньков промелькнуло с тех пор, как исчез Роман? Тринадцать? Четырнадцать? Может и больше – Тина не считала. Время утратило значение и власть. Оно просто текло, как течет вода из оставленного незакрытым крана – однообразно и бессмысленно.

Вода громко капала где-то рядом, когда Тина проснулась посреди ночи. Внезапно. Будто ее тряхнули изо всей силы. Внизу по дому кто-то ходил. Она отчетливо слышала шаги. Вот человек направился на кухню. Вот заглянул на веранду. Сердце Тины заколотилось. В висках, на шее, в горле пульсировало так, что не вздохнуть. Кто мог пробраться в дом колдуна, если дом берегут неснимаемые заклятия? Кто посмел? Кто пересилил?.. Тина готова была кричать от ужаса, но губы онемели. А незваный гость направился в кабинет. Вот пытается открыть дверь. Отворяет. Входит. О, Вода-царица! Как же так! Ведь кабинет оберегают самые сильные заклинания! Выходит – ослабели? Что теперь? Что?

Тина вытащила из ящика кухонный нож. Вышла. Спускалась осторожно, чтоб ни одна ступенька не заскрипела под босой ногой. А что если прибегнуть к изгнанию воды, что если… Ведь она знает… Роман учил… Одно прикосновение… Но внутренний страх сковал ее, как мороз воду. Не только губы не шевельнулись – мысли замерли, вмерзли в эту глыбу страха. Тех, в коже, не боялась ни секундочки. А тут перетрусила, как крольчиха.

«У меня же сила, дар…» – уговаривала себя Тина. Но все равно не могла произнести заклинание.

Дверь в кабинет стала отворяться. Тина сжала нож так, что онемели пальцы. Она уже не могла дышать – ожерелье ее душило. Ударить! Только бы суметь ударить! Она занесла руку и…

Тут в глаза брызнуло водой, но водой не прозрачной, а белой, будто молоком облили. Вода разлилась, все затопляя, начала густеть, темнеть, превращаясь в черное непроглядное полотно. Где-то по краю чернота светилось красным и зеленым. Но как ни скашивала Тина глаза, ничего разглядеть не могла…

Она очнулась у себя в спальне. Было часов двенадцать, осеннее низкое солнце бесстыже заглядывало в окна. Тина лежала голая на кровати среди измятых простыней. Поначалу – никакой тревоги. Легкое, какое-то обалделое состояние. Потом… Она вскинулась, провела ладонями от груди к бедрам. Попыталась вспомнить. Ничего. Тьма. Провал. Но… эти следы на простынях, и еще… Сомнений не было – этой ночью кто-то побывал в ее постели. О, Вода-царица! Кто же это? Кто? Она не помнила. Что ж выходило? Ее изнасиловали.

Она вскочила и тут же осела на пол, скорчилась от стыда, отвращения к самой себе. Ни единой царапины или синяка на теле. Тому, неведомому, она уступила без всякого сопротивления. Испугалась? Подчинилась, как шлюха?! Дрянь! Дрянь! И вдруг ее будто током ударило! А как же Романово заклинание? Почему не спасло? И вообще – почему все заклинания утратили силу? Объяснение было одно. Заклинания теряют силу, если колдуна уже больше…

Но даже мысленно она продолжать не посмела. Завыла в голос.

В тот же день решила Тина ехать в Пустосвятово.

В родном селе водного колдуна она побывала один раз летом вместе с Романом, заходила к его отцу и мачехе, потом пришли они к дому Марьи Севастьяновны. Но в дом Роман Тину не позвал – оставил за порогом. «С матерью знакомить не хочет, не невеста чай», – разъяснила для себя Тина. Но почему-то не обиделась.

Честно говоря, не ведала Тина, что теперь, уже без Романа, может отыскать в Пустосвятово. Но надеялась, что какой-то намек, какой-то след найдется.

Однако в Пустосвятово она не попала, дошла лишь до автобусной остановки.

На Ведьминской улице остановил Тину мужчина лет тридцати. Лик будто с иконы: темные длинные волосы, бородка, взгляд печальный. Одет в длинное темное пальто. Ворот расстегнут, и видно, что под пальто алая рубашка с вышивкой.

– Зря ждешь, – покачал темноволосый головой. – Не вернется он.

Тина споткнулась. Да, именно споткнулась, а не остановилась. Чуть не упала. Схватилась рукой за фонарный столб.

– Он другу-у-ю нашел, – продолжал мужчина нараспев, глядя на девушку жалостливо. – Другу-у-ю любит.

И Тина вмиг поверила: да, Роман теперь с другой, разлучнице отдал сердце без остатка. Тина застонала. В груди сдавило, ноги стали подгибаться.

– В-вы… кто?… – выдавила с трудом. – И з-з-зачем… г-г-говорите… т-т-т-такое…

Она вдруг начала заикаться, хотя никогда прежде за собой такого порока не знала.

– Зовут меня Николаем, – отвечал тот. – Может, слышали – Микола Медонос? Слышали, конечно. Я в том доме, что под золотым знаком, живу. Говорю я правду всем и всегда. Жаль мне тебя, голубушка. Жаль, что темная сила тебя околдовала, душу выпила. Ты ж красавица, тебе счастливой положено быть. А ты страдаешь. И никто не поможет…

– Никто… – закивала Тина, и слезы покатились по щекам сами собой, и стало легче. Чуть-чуть, но легче.

– Я помогу, – пообещал Медонос. – Потому как женщин наших русских несчастных всех люблю. Всех без исключения. Вот, возьми. – Он вложил в безвольную Тинину ладонь пузырек темного стекла. – Поставь в спальне возле кровати. Роман и вернется. Скоро.

Ожерелье проклятое так шею сдавило – не вздохнуть. Нить пульсировала, билась, дергала, как больной зуб.

Тина зажала пузырек в ладони и побрела назад, домой. Ее шатало. Один раз она даже упала, но пузырек не выронила.

– Пьяная! – фыркнула ей вслед какая-то бабка.

– Пьяная, – подтвердила Тина и рассмеялась лающим смехом, больше похожим на рыдания.

Добрела наконец до своих ворот, калитку отворила, хотела сделать шаг и… Пузырек у нее в руке взорвался, брызнул осколками. Кожу они не пробили – Романова защита спасла, но две косточки в кисти переломались. А следом вспыхнул рукав пальто. Тина взвизгнула. Тут же сверху, с перекладины ворот, рухнул ком снега и сбил пламя – Романовы заклинания вновь действовали.

Тина рванулась назад, на улицу, захлопнула калитку и помчалась по Ведьминской. Вот же глупая! Как не заметила колдовской ауры, причем враждебной? Околдовал ее этот Микола, точно околдовал.

Тина бежала – но не в больницу, нет, а к Михаилу Чудодею, главе темногорских колдунов. Как ассистентку Романа Вернона, колдовской Синклит обязан был ее защитить от подобных пакостей.

Михаил Евгеньевич Чудодей выслушал ее внимательно, боль с поврежденной руки снял, но переломы не залечил – человека с водным ожерельем может исцелить лишь водный колдун. Таковых в Темногорске, кроме Романа, больше не числилось. Пришлось Тине ехать в больницу и накладывать гипс.

Вечером Чудодей зашел справиться о здоровье. Посидел на кухне, чаю попил, поинтересовался, нет ли вестей о Романе, потом, вздохнув, добавил:

– Вы ошиблись, Алевтина Петровна. Миколы Медоноса в Темногорске сейчас нет. Это точно. Отсутствует уже почти месяц. Он вообще у нас бывает наездами. Появится, денек побудет, и вновь укатит по делам. На заседания Синклита ни разу так и не приходил. Хотя вступил и взносы платит исправно. Лично я его видел всего один раз. Спору нет, Медонос – колдун очень сильный, но пузырек с огненным зельем кто-то другой вам, моя милая, подсунул.

– Кто именно?

– Огненных колдунов много, по имени назвать не могу. Возможно даже – не член Синклита. Кто-то из Романовых завистников. Может, вы сами знаете? Встречали прежде?

– Разве не мог Медонос вернуться тайно? – не желала сдаваться Тина.

– Чтобы дать вам пузырек? Да так неумело? Простите, Алевтина Петровна, мне это кажется более чем странным. Вы в другой раз осторожней будьте. Разве Роман Васильевич не научил вас, как от подобных нападений защищаться? Это, знаете ли, нехитрая наука. Если забыли, ко мне приходите, я вас заклинаниям научу.

Тина вздохнула:

– Научил, конечно.

Да что там учить! Ожерелье предупредило: опасность. Дергалось как сумасшедшее. Но Тина внимания не обратила, в тот миг ума решилась.

– Может, помочь надо? – спросил Чудодей.

– Чем тут поможешь? – вздохнула Тина, и едва не выкрикнула: «Ведь правду, правду этот человек говорил!»

Так что в Пустосвятово она отправилась только на следующий день. Рука в гипсе, в сердце такая муть, что хоть в голос вой. О, Вода-царица! Да что ж это такое! Беда к беде!

Дом Воробьевых долго не могла найти; все постройки, давно некрашеные, покосившиеся, в окружении старых яблонь, увешанных поздними яблоками, казались схожими. Адрес Тина забыла. Дом нашла случайно. Когда в третий раз проходила мимо, что-то в спину толкнуло. Шагнула к нужной калитке. Пес загавкал. Тина уверенно направилась к крыльцу. Постучала. Дверь не отворили. Только форточку.

– Чего надо? – спросил не слишком приветливый женский голос.

Тина даже толком не успела разглядеть, с кем разговаривает.

– Я знакомая Романа Васильевича Воробьева. Он куда-то уехал, вот я и хотела узнать…

Договорить ей не пришлось.

– Пошла вон! – завопила женщина, и форточка захлопнулась. Звякнули стекла.

Тут и дара никакого особенного не надо, чтобы понять: женщине что-то известно. Тина вновь постучала.

– Сказано: убирайся! – раздалось из-за двери. – Или собаку спущу.

Пес мгновенно почуял настроение хозяйки и разразился лаем.

Тина бросилась к калитке, решила, что вернется к этому дому потом, побродит вокруг маленько, может, встретит не мачеху Романа, а его отца. Впрочем, Тина была уверена, что Воробьев-старший тоже ничего не скажет. Оставалась одна надежда – на Марью Севастьяновну.

В этот раз Тина плутала недолго: почерневший, покосившийся дом запомнился ей очень хорошо. Случаться и звать хозяйку не пришлось: старуха, закутанная в платок, в зимнем пальто с облезлым воротником, стояла у крыльца. Просто стояла и ничего не делала. Будто вся работа и по дому, и в саду давно закончилась, а вот времени осталось хоть отбавляй. Теперь старуха в печальном одиночестве по капле избывала время.

– Марья Севастьяновна, – негромко позвала Тина.

Старуха повернулась. Лицо у нее было скорбным и мрачным, один глаз закрыт куском марли.

– Что тебе? – спросила Марья Севастьяновна устало. – Руку залечить? Так я теперь не лекарю.

– Нет, я не из-за руки. – Тина вошла во двор немного с опаской. Знала, что мать у Романа колдунья, через нее господин Вернон дар свой получил. – Я вашего сына ищу. Он как уехал из Темногорска, так о нем никаких вестей. Только какие-то мерзавцы о нем все спрашивают. Боюсь я.

Старуха усмехнулась. Сверкнули белоснежные зубы. Не вставные.

– Пусть ищут. Не найдут.

– А вы бы не могли… по тарелке… Как Роман. У меня не получается. То есть раз получилось, а потом – никак. Может, силы не хватает?

Старуха отрицательно мотнула головой.

– Теперь не могу. У тебя ожерелье есть? – спросила резко. И как-то нехорошо глянула единственным глазом. Завистливо, что ли.

– Есть, – призналась Тина.

– Тогда еще раз попробуй. Не просто о Ромке думай. Нет, не просто. А с болью. Чтоб от самого нутра сила шла. Тогда пробьет.

Тина на всякий случай набрала в Пустосвятовке две канистры воды, чтоб посвежей вода была, а значит – посильней. Вернувшись, сразу же заперлась в Романовом кабинете. В этот раз пробиться удалось. Увидела Тина старинную усадьбу, обветшалую, запущенную, штукатурка на двухэтажном здании ободрана до самой кирпичной кладки, колонны портика сделаны заново, дверь тоже новенькая, хотя видно, что дубовая. И из этой двери выходит Роман Вернон. Одет он в какое-то старье; прежде длинные волосы не обстрижены, а как будто ободраны и торчат во все стороны непокорными вихрами. Тина обмерла, нечаянно толкнула тарелку, изображение дрогнуло и пропало.

Тина вскочила, метнулась к двери, но тут же вернулась. Сердце колотилось радостно. Жив, жив Роман, хоть заклятия его и пали. Но он живой, только что виденный, там, на дне. Тина коснулась пальцами воды, и почудилось ей, что касается она Романа. Кожи его на щеке… Но чего-то испугавшись, отдернула руку. Села на диван. Надо успокоиться – все хорошо, живой он, занят своими колдовскими делами. И хорошо. А Тина сейчас к Эмме Эмильевне, жене Чудодея, побежит и все той расскажет. Потому что держать в себе такое силы нету.

Прошла неделя. Никто больше не пытался проникнуть в дом, но посетители все еще являлись каждый день поутру.

Однажды Тину на улице подкараулил какой-то подросток, круглолицый, в старой куртке, из которой он давно вырос. Тине показалось, что однажды она его уже видела. Точно видела – в тот день, когда…

– Вы тоже, как господин Вернон, по воде найти можете… ну, если кто пропал? – спросил парнишка.

– Я не могу, – тут же принялась отнекиваться Тина.

– Почему?

Она растерялась. Не могла объяснить, почему не может делать то, что умеет Роман.

– Господин Вернон мне самых главных заклинаний не открыл, – соврала, хотя точно знала – не в заклинаниях дело.

– Жа-аль, – протянул подросток. – А может, попробуете? Может, у вас получится?

Тина отрицательно замотала головой.

– Кого ты ищешь? – спросила все же.

– Друга. Он уехал. Исчез.

– Вернется, – пообещала Тина.

Паренек ничего больше не сказал и ушел.

Время бежало. Но Роман так и не появлялся.

Осень тянулась медленно, через силу наступила зима, и дни полетели, как снежинки. Однообразно бесцветные, они таяли и уходили в небытие.

Под Новый год позвонил отец Романа и спросил, не вернулся ли его неблагодарный сыночек. Голос у Воробьева-старшего был испуганный. Как только Тина сказала «еще нет», старик тут же повесил трубку.

В деньгах Алевтина не нуждалась – Роман оставил наличными крупную сумму. Но безделье, которое подле Романа было милым и естественным, теперь обернулось мучительной тоской. Тина не однажды рылась в бумагах колдуна, пыталась найти тайные заклинания, да все без толку. Записи господин Вернон делал пустосвятовской водой, и проявлялись они от теплоты колдовского дыхания. Тина пробовала дышать на страницы, но ни одной строчки не возникло. Не хватало Тининого дара для явления текста.

Новый год Тина встречала в одиночестве. Под бой курантов выпила шампанское, мысленно чокнулась с Романом.

– За тебя, – прошептала.

И вдруг увидела, что напротив нее сидит Медонос и качает головой, будто упрекает Тину за легкомыслие. При этом правая рука, в которой Тина держала бокал, онемела, в кожу впились тысячи уголок.

– Роман любит другую, – провозгласил призрак Медоноса вместо ответного тоста и исчез.

Проклятый!

Онемение в руке прошло только к утру. Не сразу Тина сообразила, что именно в правой ладони лопнул заговоренный флакон. Тина произнесла все известные ей заклинания для снятия порчи. Не получилось. К Чудодею идти было стыдно, позор-то какой, простых заклинаний ассистентка знаменитого колдуна не знает. Не себя боялась опозорить, – Романа подвести. Ладно, пусть ноет рука, не отвалится, вытерпеть можно.

Рука продолжала неметь время от времени, и Тина роняла то чашку, то стакан, то авоську с продуктами на улице.

Так весна миновала.

Летом призрак Медоноса являлся раз пять. А может, и больше. Лишь для того, чтобы произнести одну-единственную фразу. Всякий раз при его появлении правая рука застывала, в пальцы впивались невидимые иголки. Тина опрыскала дом пустосвятовской водой. Не помогло.

Еще Тине чудилось, что наблюдает за ней кто-то. У ворот поджидает и идет следом. Она даже видела этого человека раза два: высокий парень в светлом плаще, он пытался слиться с толпой, не умел: Тина уже узнавала его с первого взгляда. Тина не знала кто он – поклонник или вор но от встречи этот парень каждый раз уклонялся. Почему-то Тина решила, что он – из «органов». Посему окликать не стала. Надо – сам подойдет.

Человек в плаще не подошел ни разу.

Вновь осень закружила желтолистьем.

Однажды вечером в ворота постучали. Тина засомневалась – открывать ли? Что Романовы заклинания? Оборонят в этот раз или нет? Все-таки год миновал. Одно слабенькое Тинино заклинание оградить не могло. Она подошла к воротам и выкрикнула срывающимся голосом:

– В чем дело?!

– Это дом Романа Вернона? – спросил мужской голос, тихий и какой-то мягкий, ватный.

– Ну…

– Вы, верно, меня не помните. Я бывал у вас в гостях один раз. В том году еще.

– Не помню, – честно призналась Тина.

– Данила Иванович Большерук. До воздушной стихии касаюсь, когда сия стихия мне это любезно позволяет.

Тина кивала, ожидая, когда же Данила Иванович перейдет к главному.

– Я его нашел, – проговорил Большерук.

– Что нашли? – не поняла Тина.

– Романа Вернона.

Тина так растерялась, что распахнула калитку. На улице стоял человек лет пятидесяти или даже ближе к шестидесяти, в потрепанной куртке, трикотажных штанах и резиновых сапогах до колен. На голове – вязаная шапочка с тощим помпоном. Человек походил на сельского учителя или врача. Кажется, прежде Тина его в самом деле встречала.

– Где Роман? – спросила она слишком уж громко. – Где он?

– У меня дома. Лежит.

– Что с ним? Он болен?

– Ну, вроде того.

– Сейчас пальто надену. Я быстро, – пообещала Тина.

Кинулась в дом. Замерла на пороге. А вдруг ловушка? Нет, все нормально – ожерелье в этот раз даже не дернулось. К тому же имя Большерука она слышала, и не раз. И внешность его вроде как припоминает, особенно окладистую бороду. Тина надела пальто, кинулась к двери. В этот момент будто кто-то ее остановил.

«Вода», – шепнул голос, похожий на голос Романа.

Тина вернулась на кухню, схватила бутыль с пустосвятовской водой и выскочила из дома.