Текст книги "Последний барьер"

Ну что ж, процесс, как говорится, пошел. Через несколько секунд плавающее у самого берега скопление льдин резко сжалось и, уменьшившись в объеме, слилось в некрупный айсберг с неровной, но пригодной для прохода по нему вершиной. Плавучая глыба заколыхалась на волнах и начала тереться боками о своих мелких соседок. Но нарушить ее равновесие нам уже не удалось бы. Даже встань мы сразу впятером на любой ее край, она бы не накренилась, ибо весу в ней было явно не меньше сотни тонн.

Объяснить технологию вышеописанного процесса я вам не сумею, и не пытайте. Это явление было уже из разряда неподвластной моему разуму здешней аномальной физики. Знаю лишь, что Мерлин не растапливал льдины, прежде чем вылепить из них импровизированный понтон, а просто перемешал между собой твердые тела так, как перемешивается в ведре наливаемая туда кружками вода. Помните бетон, в который, как в жидкую грязь, провалились на Рижском вокзале оперативники Ведомства? Нечто подобное, только в большем объеме, Семен проделал и сейчас. Но если позавчера он исполнил свой фокус всего однажды, то сегодня Пожарскому предстояло повторить его на бис не менее дюжины раз.

– Вперед! – скомандовал он дрожащим от напряжения голосом. – Время дорого, так что поспешим!

Я с опаской покосился на благодетеля. Полгода назад ему точно хватило бы сил осуществить столь грандиозную задумку. А вот хватит ли их теперь, когда он растерял былую форму?.. Впрочем, терзаться сомнениями было некогда, и я, оттолкнувшись от берега, перескочил на айсберг. И едва шипы моих ботинок вонзились в его скользкую поверхность, как следом за мной на льдине очутилась Динара.

Как и ожидалось, махина под нами даже не дрогнула, продолжая мерно покачиваться на волнах после пережитой метаморфозы. Пожарскому и его помощникам было, правда, не до прыжков. Чтобы присоединиться к нам, им пришлось уже замочить ноги. Семену, сами понимаете, это не причинило неудобств. А вот Свистунова и Дюймового купание в ледяной воде не обрадовало, даром что их ботинки и комбинезоны были непромокаемыми.

Будь здесь мало льда, Мерлин перевез бы нас через канал на айсберге, как на пароме, отталкиваясь от воды телекинетическими ударами. Это сэкономило бы «жженому» прорву сил, но, увы, он был вынужден придерживаться первоначального плана. Перейдя с ассистентами на другой конец льдины, он опять навел ладони на ближайшие к ней торосы и, сконцентрировавшись, ударил по ним очередным потоком энергии.

Я опасался, сумеют ли нерасторопные Жорик и Тиберий перевести Пожарского с одного качающегося айсберга на другой. Но наш чудотворец поступил практичнее: прилепил новые льдины к уже готовому «понтону». Однако едва мы перебрались на его свежеиспеченную половину, как старая с треском развалилась на куски и осыпалась в воду.

Судя по всему, без постоянной подпитки энергией своего творца это искусственное новообразование не могло существовать. И пускай было неразумно разрушать за собой наш единственный путь к отступлению, расходовать силы на его сохранение Мерлин также не собирался. Тем более их все равно не хватило бы на удержание всего ледового моста.

Дело мало-помалу наладилось, и мы все дальше и дальше удалялись от восточного берега водохранилища. Снегопад не прекращался, и это нас несказанно радовало и обнадеживало. В данный момент мы не приближались к Городищу, а двигались параллельно его южному краю, примерно в полукилометре от него. И если так будет продолжаться еще хотя бы полчаса, то к полудню между нами и «Альтитудой» уже не окажется никаких естественных преград.

Пожарский начал выдыхаться примерно на середине пути, когда мы достигли обрушенного фрагмента моста. Обливающемуся потом Семену становилось все труднее перебирать ногами. И все больше времени требовалось ему на то, чтобы подготовиться к энергетическому импульсу. Его помощники также заметно подустали. Глядя на них, мы с Динарой ощущали себя натуральными бездельниками, поскольку проверять впередилежащий путь было совсем нетрудно. Несмотря на усталость, Мерлин делал свою работу на совесть и не допустил пока ни одной ошибки.

Я собрался было поменяться местами с запыхавшимся и начавшим поскальзываться Тиберием, которого самого вскоре пришлось бы поддерживать, дабы он не плюхнулся в воду, но тут ход нашей переправы был нарушен. Сказать, что это случилось внезапно, будет неправильно, ведь в Зоне подобные явления в принципе нельзя считать неожиданными. И все же, когда они обрушиваются на вас в самый неподходящий момент, это всегда чертовски обидно…

…Если, конечно, при этом у вас остается время на то, чтобы обидеться.

У нас его не было ни секунды. Мерлин как раз готовился соорудить очередной «понтон», как по правую руку от нас, вздыбив фонтан, вырвалось из воды и плюхнулось на лед нечто напоминающее гигантскую сколопендру: продолговатую – длиной около пяти метров, – приплюснутую и истыканную с боков десятками мелких, подвижных отростков.

Плоский и явно не слишком тяжелый гидромех не утонул, а остался лежать на закачавшихся льдинах, повторяя своим гибким телом колебания прокатывающихся под ним волн. Если учесть, что тварь была повернута к нам мордой, то вместо жвал у нее вращалась дисковая, метрового диаметра фреза. А на другом конце свистела, поднимая брызги, мини-турбина. С помощью ее гидромех и перемещался под водой, а также мог при необходимости выпрыгивать на поверхность. Лапки у него были тоненькие, но их количество позволяло ему сохранять устойчивость даже на плавающих ледяных обломках. Скорость его перемещения по суше – или, точнее, по зыбкой поверхности, на какой мы сейчас балансировали, – была впечатляющей. Что он нам и продемонстрировал, когда рванул в нашу сторону, продолжая свистеть турбиной, визжать фрезой и царапать конечностями лед.

На какого именно гидромеха мы наткнулись, я понятия не имел. Но учитывая близость к нам грузового порта, возможно, в своей прошлой жизни эта тварь была ремонтным ботом, обслуживающим суда в доках. Ее появление и атака произошли настолько быстро, что, когда я и Арабеска открыли по монстру огонь, он находился от нас всего в двадцати шагах. А когда он сократил это расстояние еще вполовину, мы успели убедиться, что картечь и пули не наносят ему урона. Они отскакивали рикошетом от панциря многоножки, чему способствовала ее плоская форма и отсутствие в ее броне каких-либо уязвимых мест.

Мерлин сумел бы разобраться с новой угрозой за считаные секунды. Но, во-первых, за столь короткий срок он попросту не успел бы переквалифицироваться из метаморфа в мнемотехника. А во-вторых, даже удайся ему это, оставленный без энергетической подпитки айсберг под нами тут же раскололся бы на части. Семен и сам все это прекрасно понимал и не стал суетиться, решив, что мы с Динарой устраним помеху самостоятельно.

Вот только зря он понадеялся на наши силы. Пули сколопендру не брали, а боевых имплантов ни у меня, ни у питерки не имелось. Длинная очередь, выпущенная стреляющим из автомата одной рукой Жориком, тоже нанесла монстру не больше ущерба, чем самому Дюймовому навредила бы брошенная ему в лицо пригоршня гороха. А раззадоренная сколопендра тем временем спешила к нам, перебирая лапками и выгибаясь, будто волочимая по кочкам, раскатанная танковая гусеница. Ее фреза с визгом срезала торосы, на какие то и дело натыкался гидромех, что избавляло его от петляния из стороны в сторону.

Вот ведь паскудство! И надо же было такому приключиться прямо посреди переправы, ни раньше, ни позже! Проблема, на суше показавшаяся бы нам пустяковой, здесь, на шатких льдинах, превратилась в весьма нетривиальную головоломку. Которая, впрочем, грозила обернуться для нас не сломанными, а отрезанными головами и утоплением в ледяной воде.

За те мгновения, что сколопендра сокращала оставшееся до нас расстояние, мне на ум пришла лишь одна-единственная мысль. Никто, кроме меня, не обладал здесь достаточной сноровкой для того, чтобы бегать по льдинам; в смысле, по обычным льдинам, не по тем, что склеивал Мерлин. А, значит, кому еще, как не вашему покорному слуге, воевать с этим гидромехом? Все, что мне необходимо, это отвлечь его на себя. А затем увести подальше от товарищей, дабы он не помешал им добраться до противоположного берега.

– Не стрелять! – прокричал я, прежде чем дерзнул на подобное безумство. Арабеска и Черный Джордж сразу же прекратили огонь, видимо, недоумевая, почему я отдал им столь несвоевременный приказ. Но объяснять им мой план было некогда. Едва их пули перестали лупить по броне многоножки, как я без колебаний бросился ей навстречу. Прямиком на вращающийся фрезерный диск – единственное оружие нашего нынешнего противника…

…Так, наверное, показалось не посвященным в мою стратегию товарищам. Но я, естественно, и не помышлял о героическом самопожертвовании. Оттолкнувшись от края айсберга, я перелетел через нацеленную мне в грудь фрезу и приземлился аккурат на плоскую спину сколопендры. После чего лихо пробежал по ней, словно по дорожке бегового тренажера, и снова прыгнул. Только уже на менее устойчивую опору – одну из множества окружающих нашу переправу льдин. А перед тем как соскочить с гидромеха, пальнул из дробовика ему по лапам. И вроде бы даже отстрелил две или три из них – сосчитать я уже не успел.

Ерундовый результат, учитывая, сколько еще конечностей осталось у многоножки. Да и фиг с ней! Я хотел всего-навсего обратить на себя ее внимание, и мне это удалось. Интеллект низших механоидов примитивен. «Укушенная» мной тварь вмиг позабыла о не угрожающих ей пока людях и, развернувшись, пустилась вдогонку за мной. Врагом, представлявшим для нее первостепенную угрозу.

Беготней по льдинам в сезон ледохода мне доселе заниматься не доводилось. Ни в Зоне, ни за ее пределами. Все как-то не выпадало случая, знаете ли. Занятие это оказалось на поверку нелегким даже для такого шустрика, как я, Алмазный Мангуст. И без игры в салки со сколопендрой оно согнало бы с меня семь потов, а на пару с ней я, пожалуй, сжег не меньше калорий, чем наш метаморф. Вот только поддерживать меня при этом было некому. Разве что товарищи делали это морально, за что им, естественно, следовало сказать спасибо. Но, сами понимаете, крылья от такой поддержки у меня не выросли и сил не прибавилось. Так что бороться с гидромехом мне все равно пришлось в одиночку.

Безостановочно сигая с тороса на торос, я не мог оглянуться даже на миг. Все мое внимание сосредоточилось на поиске крупных льдин, хотя в такой мешанине и они не всегда отличались устойчивостью. Редко какая из них не начинала тонуть или крениться, когда я наступал на нее. Поэтому и я редко задерживался на одном месте больше, чем на пару секунд. Прыгнул, приземлился, обрел точку опоры, по-быстрому присмотрел место для следующего прыжка, после чего – все заново. И так до тех пор, пока…

Пока – что? В данную минуту у меня была лишь одна цель: увести гидромеха подальше от нашей компании. И я это сделал. Но как теперь самому отделаться от него? Тварь увязалась за мной, и если не настигала меня, то по крайней мере не отставала. И вряд ли на берегу, к которому я стремился, ситуация изменится. Как и всякая уважающая себя сколопендра, эта также наверняка умеет лазать по стенам. Причем гораздо быстрее меня. Вдобавок я устаю, а она – нет. И кто из нас двоих победит, если наши салочки затянутся, совершенно очевидно.

Скрежет металла о лед и визг фрезы за моей спиной вдруг сменились громким всплеском, за которым последовала тишина… А вот это плохо! Гидромех-резчик туп, но не окончательно. И сообразил, мерзавец, что плывя под водой, на турбинной тяге, догнать меня намного проще. Тем более что мне, в отличие от него, при всем желании не сменить тактику бегства.

До берега оставалось еще далеко, но я уже мог его рассмотреть. И это тоже плохо. Улучшающаяся видимость являлась признаком того, что снегопад прекращается. А чем это нам грозило, вы отлично помните.

Высмотрев среди льдин такую, какая точно не перевернется подо мной и не потонет, я доскакал до нее и остановился, чтобы перевести дух и получше оглядеться. Заодно, клацнув помповым механизмом «Ультимара», перезарядил оружие, так как не успел сделать это, когда стрелял из него в последний раз. Большинство живущих в здешних мутных реках гидромехов слепо, но зато у них превосходный слух. Нырнув, этот преследователь потеряет меня лишь в том случае, если я замру на месте без движения. Но останавливаться надолго мне противопоказано. Не найдя меня, многоножка поплывет к другому источнику шума. Тому, который ее сюда привлек – переправе Мерлина. Это значит, что тогда все мои старания пойдут насмарку, и потому надо кровь из носу и дальше отвлекать врага усердным топаньем.

Снегопад и впрямь почти закончился. Теперь мне был виден не только западный берег, но и оставленный нами далеко позади восточный. И не только он. Именно в этот момент, стоя на дрейфующей льдине, я наконец-то узрел воочию Химкинское Городище…

Оно действительно было намного меньше всех известных мне Городищ и смотрелось бы на их фоне так же, как выглядит одномоторный спортивный самолетик рядом с аэробусом. Но, поскольку иных баз техноса поблизости не наблюдалось, местный «муравейник» не показался мне слишком уж мелким. По высоте и занимаемой площади он мог соперничать со зданием МГУ – таким, каким оно было до Катастрофы. Плюс ко всему нетипичный черный цвет вымахавшей над «Альтитудой» стальной аномалии придавал ей более зловещий вид, чем у остальных Городищ, похожих на циклопические свалки ржавого металлолома.

На что походило Химкинское Городище, сказать трудно. Хитросплетения черных, как антрацит автонов располагались в нем не хаотично, как в обычных «муравейниках», а упорядоченно. В то время как само оно не обладало симметричной формой, но это могло объясняться тем, что оно еще не достроено. Представьте себе сначала скомканную, а потом спрессованную вороненую кольчугу: бесформенный предмет с правильной текстурой. Вот примерно на такую странную груду металла, только очень огромную, я сейчас и таращился.

Таращился недолго – считаные секунды, – после чего планировал продолжить бегство. Но было уже поздно. Сколопендре хватило моего мимолетного замешательства, чтобы перехватить инициативу в нашем с ней подводно-надводном турнире.

Последнее, что я успел заметить на Городище, это пробегающие по его поверхности молнии и перемещающиеся в свете их сполохов какие-то бесформенные объекты. А затем льдина, на которой я стоял, вдруг пришла в движение, причем двигалась она не по горизонтали, а вверх! Правда, недолго. Едва я ощутил, что некая сила выталкивает ее из воды, как в шаге от меня взметнулся фонтан ледяного крошева. А вместе с ним изо льда с визгом вырвался бешено крутящийся тонкий диск. Зубцов на нем при такой скорости вращения я рассмотреть не мог, но тем не менее мгновенно опознал фрезу охотящегося за мной гидромеха.

Вернее, опознал я ее тогда, когда льдина уже раскололась пополам, а сам я падал в холодную воду. До которой, к счастью, все-таки не долетел. Изловчившись, я в последний момент оттолкнулся ногами от кренящейся опоры и нырком бросился вперед, на соседнюю льдину. Она оказалась раза в три меньше той, на какой я только что стоял, но выбор у меня был невелик: или нырять в пучину, или схватиться за соломинку и сначала побарахтаться.

Перекувырнувшись в полете и не выпуская из рук «Ультимар», я упал на спину и посредством инерции вновь очутился на ногах. После чего не мешкая метнулся на центр спасительного островка, пока тот чуть не перевернулся под моим весом.

Успел. Льдина качнулась, но снова улеглась на воду. Вот только сохранять былую плавучесть она не пожелала. Расставив ноги, я контролировал ее равновесие. А вот помешать ее погружению не мог при всем желании, поскольку погружался в воду вместе с ней.

Залив льдину, вода вмиг дошла мне до щиколоток и начала подниматься выше. Скрыть меня с головой она не могла. Закон Архимеда в Зоне никто не отменял, и глубже, чем по колено, мне с таким балластом не утонуть. Однако перескочить на более крупную льдину я тоже не мог. У меня под ногами отсутствовала жесткая опора, да и какой длины ноги надо иметь, чтобы высоко выпрыгнуть из полуметрового слоя воды? Мои для таких выкрутасов точно не годились, пусть я и скакал по суше не в пример большинству сталкеров резвее.

От невозможности ни подпрыгнуть, ни даже шагнуть, внутри у меня все похолодело. И вода, в которую я погрузился, была здесь ни при чем. За годы жизни в Пятизонье я избежал тысячи аномальных и сталкерских ловушек, но удосужился попасться в обычную природную западню. Такую, какая может подстеречь вас не только в Зоне, но и за ее пределами…

Поскольку я был прикован к месту, сколопендра могла быстро и легко разрезать меня пополам. Сбросив меня с прежней опоры, она опять ушла под воду и вряд ли собиралась пробыть там долго. Так и случилось. Не успел я толком осознать свое бедственное положение, как все повторилось: моя льдина опять начала всплывать. И опять явно не сама, а с посторонней помощью.

Мысль о том, что на сей раз фреза угодит мне аккурат в промежность, встряхнула меня не хуже разряда электротока. Тут уж волей-неволей пришлось шарахаться в сторону. Неважно куда – на лед или под лед, – лишь бы только сохранить в целости то святое, на что намеревалась посягнуть безжалостная тварь. Насколько сохранить – другой вопрос. Как повезет. Но пусть лучше мое достоинство отмерзнет в холодной воде, чем будет напрочь оттяпано биомеханическим фрезеровщиком.

Когда я отшатнулся, льдина уже почти всплыла. И прежде чем она подо мной накренилась, мне удалось сделать не шаг, а два. Не бог весть какое достижение, но этого вполне хватило, чтобы не нырнуть под соседнюю льдину, а упасть на нее животом. Рванувшись затем изо всех сил по скользкой поверхности вперед, я прокатился еще немного и не провалился в разверзшуюся подо мной полынью. Благо моя новая опора оказалась достаточно грузоподъемной, чтобы выдержать мой вес и не сбросить меня обратно в воду.

Дабы не упустить врага из виду, я сразу же перевернулся с живота на спину. А в следующий миг всего в полуметре от моих пяток вынырнул и сам гидромех. Расшвыривая брызги, визжащая фреза вновь разрезала воздух, а не меня, хотя теперь враг допустил совсем небольшую промашку. Его турбина набрала такие обороты, что, пробив лед, он вылетел из воды аж на три метра. И застыл на короткое время в стойке подобно дрессированному дельфину…

Если скажу, что я спустил курок, потому что нарочно выгадывал момент для контратаки, это будет бесстыжей ложью. На самом деле все обстояло иначе. Ни о какой стрельбе я не помышлял. А думал лишь о том, как бы поскорее подняться и возобновить бегство, раз уж подо мной неожиданно оказалась твердая опора. Но вода, которой окатила меня вынырнувшая многоножка, нарушила мой план. Нервы мои были на взводе, и для того, чтобы они сорвались, пролившегося мне на голову ледяного душа вполне хватило.

Ужаленный холодом, я даже не осознал, как нажал на спусковой крючок. И испугался еще больше, когда грянул выстрел. В тот миг мне и в голову не пришло, что это стреляю я, хотя ударившая меня по рукам ружейная отдача являлась прямым тому доказательством.

Но еще большей неожиданностью стало последствие моей спонтанной выходки.

Когда мы обстреливали гидромеха втроем, нам не удалось найти у него уязвимые места, поскольку у идущей в лобовую атаку бронированной твари их не было. Но едва она невольно подставила мне брюхо, как одна такая ахиллесова пята у нее отыскалась. Фреза! Попасть в нее из ружья или автомата, когда нацелена на тебя, практически нереально – ее зубчатая грань для этого слишком узка. Но у вынырнувшего и нависшего надо мной монстра фреза была направлена не ко мне, а в небо. И я запросто влепил в нее заряд картечи, даже не целясь.

Окажись «жвала» сколопендры чуть толще и крепче, и весь мой свинец вернулся бы ко мне рикошетом. Но, видимо, ее оружие было слишком изношенным и не рассчитанным на такую деформацию. Картечь расколола вращающийся диск, что при его бешеных оборотах превратилось уже не в обычную поломку, а в натуральную катастрофу.

Торчащая из отсека, который у животного мы назвали бы пастью, фреза разлетелась вдребезги. А вместе с ней разлетелась на куски и вся стальная морда механоида. Так, словно внутри у него разорвалась граната. Множество обломков с грохотом и лязгом устремилось вверх, а «надкушенное» тело гидромеха содрогнулось и повалилось… прямо на меня!

Не желая быть придавленным, я торопливыми перекатами с боку на бок устремился на другой конец льдины. И очень, надо сказать, вовремя. Упади напоминающий танковую гусеницу, тяжелый механоид мне на ноги, он вмиг аннулировал бы результат моей победы, ибо вряд ли я радовался бы ей с переломанными костями.

Впрочем, и с уцелевшими ногами мне не пришлось праздновать триумф. От мощного удара по краю льдины другой ее край, на котором я искал спасение, взмыл вверх. И выстрелил мной будто катапульта – камнем! Подброшенный в воздух, я перелетел через ухнувшего в воду гидромеха, пронесся над несколькими льдинами и только тогда пошел на посадку.

И надо ж было так случиться, что именно сейчас удача от меня отвернулась! Чудом избежав доселе погружения в ледяную купель, теперь я окунулся в нее с головой, когда мой полет завершился не на льду, а в так некстати подвернувшейся полынье.

Водонепроницаемая одежда спасла меня от резкого переохлаждения, но приятного в таком купании все равно было мало. Первое, что я сделал, когда вынырнул, – повесил на шею «Ультимар», дабы его не утопить. И лишь потом начал суматошно грести к краю полыньи, надеясь, что успею выбраться из нее до того, как мои руки-ноги сведет судорогой.

Полынья была не слишком широкая, и уже через полминуты я барахтался у кромки льда. А вот вылезти на него у меня не получалось, хоть ты тресни! Или, вернее, это лед в моих руках трещал и ломался, не позволяя мне на него опереться. Но я не сдавался и, откалывая кусок за куском, мало-помалу продирался к толстым и не таким хрупким льдинам.

Где сейчас находятся Мерлин и прочие, я разглядеть не мог. Зато мне был виден мост, вдоль которого пролегала наша переправа. И судя по тому, что он был от меня далеко – примерно на том же расстоянии, что западный берег, – вряд ли товарищи смогут прийти мне на помощь. А если смогут, то не скоро.

Что ж, значит, буду выкарабкиваться сам. Если, конечно, не повторю судьбу главного героя старого фильма «Титаник», не дожившего до финальных титров по той же причине, по какой я мог не пережить это купание.

Однако по-настоящему мне стало страшно чуть позже. Тогда, когда льдины, на пути к которым я разломал столько ледовой корки, оказались хоть и крепкими, но как на подбор мелкими. Сколько ни цеплялся я за них руками, пытаясь выскочить из воды, лишь понапрасну растратил уйму сил. В итоге их осталось у меня ровно столько, чтобы держаться на плаву да еле-еле шевелить конечностями, дабы те вконец не окоченели. Но с каждой минутой и эта энергия во мне таяла, поскольку сохранить ее в таком холоде было попросту нереально.

Где-то за этими предательскими льдинами плавали другие, крупные и устойчивые. Но чтобы добраться до них, мне следовало растолкать разделяющие нас обломки. А это занятие было потруднее, чем разбивание ледяной коросты. Как же быть? Может, попробовать под них поднырнуть? Но где гарантия, что нырнув под лед, я потом отыщу просвет между льдинами, подходящий для того, чтобы вынырнуть? Ведь если я его не найду, мне придется опять-таки раздвигать их руками. На что у меня и сейчас-то нет сил, а без воздуха, из-под воды я с этим подавно не справлюсь. Да и как вообще проделать руками щель во льдах, которые скучены так плотно, что кое-где даже выпирают торосами?

Как ни хотелось мне, сохранив достоинство, выпутаться из этой передряги самостоятельно, похоже, ничего у меня не выйдет. Придется звать Мерлина. Пусть поспешит мне на подмогу сразу, как только доведет нашу компанию до берега. Вот только останутся ли у него самого к тому моменту силы? Последний раз, когда я видел Семена, то уже сомневался, удастся ли ему завершить начатое. Дай бог, чтобы товарищи сами не утонули, если вдруг Пожарский выдохнется раньше, чем они окажутся на суше…

Да уж, вляпался так вляпался! В буквальном смысле по самые уши. Но так или иначе, а орать все равно придется. Хотя бы ради того, чтобы соратники знали, какой смертью я погиб, и могли поставить в моей истории жирную точку.

Кричать, когда вы продрогли до костей и едва дышите, тоже занятие не из легких, а тем паче приятных. Для этого надо сначала набрать полную грудь воздуха. А как это сделать, если она, скованная тисками холода, не способна на полноценный вдох?

Я прокашлялся, прочищая горло, после чего кое-как втянул через рот холодный воздух и не столько прокричал, сколько просипел:

– Э-э-э-эй!

М-да, не впечатляет. До берега так явно не докричишься. Опять же сил на это ушло порядком – будто я испустил не короткий вопль, а как минимум битый час пытался переорать бурю.

– Э-э-э-эй!.. Кхе-кхе!

Пропади все пропадом! Осталось только поперхнуться, захлебнуться и пойти на дно тогда, когда я еще могу барахтаться, пусть и вяло! Нет, рановато я разорался. Мерлин еще вовсю лепит свои айсберги, и за треском льда товарищи меня попросту не услышат. Да и сойдя на берег – тоже. Потому что к тому времени я буду не способен даже на такие слабые крики.

Ну вот, кажется, пришла пора впадать в отчаяние. И вместо того чтобы разбазаривать последние минуты жизни на смешные потуги спастись, не лучше ли напоследок подумать о чем-нибудь хорошем? Например, о моей оставшейся на Мадейре семье, которая теперь точно больше никогда меня не увидит.

Хорошая мысль. Именно так и поступлю. Даже такое бескомпромиссное занятие, как борьба за жизнь, имеет свои грани разумного. И я эту грань только что переступил… или, если угодно, переплыл.

Но едва я воскресил в памяти лица моей жены Лизы и дочери Ани – что, в отличие от бестолкового барахтания, не отняло у меня ни грамма усилий – как вдруг неподалеку просвистел и бултыхнулся в воду какой-то некрупный предмет. Я видел его краем глаза и мельком, но тем не менее смекнул: он – не отколовшийся от тороса обломок льда.

Но если это не лед, тогда что же?

Свалившаяся в мою полынью штуковина, однако, не канула в ней бесследно. Как выяснилось, она была привязана к тонкому стальному тросу. Вот так сюрприз! Увидев это, я вмиг изгнал из головы пораженческие мысли и, цепляясь за кромку льда, подплыл к тому месту, где трос уходил под воду. После чего начал суетливо выбирать его, наматывая на руку, а второй рукой продолжал удерживать себя на плаву.

На конце троса обнаружился небольшой якорь-кошка, при виде коего я обрадовался еще сильнее. Кто бы ни швырнул мне его с берега – или, скорее всего, выстрелил им из метательного устройства, – я не вправе отвергать помощь этого доброго самаритянина. Любопытно, останется ли он добрым, когда выяснит, что за «золотая рыбка» попалась ему на крючок в водах Химкинского пруда? В Пятизонье порой встречаются благородные сталкеры, способные прийти на помощь собрату-человеку независимо от того, к какой группировке тот принадлежит. Но и у них вряд ли хватит благородства отпустить потом восвояси Алмазного Мангуста, не попытавшись сначала взыскать с него гонорар за спасение. Что ни говори, а даже в богатой на чудеса Зоне алмазы на дороге не валяются. А тем более семь алмазов по пятьсот карат каждый, на какие любой охотник за моей головой мечтает однажды наложить руку.

Ладно, поглядим, какая судьба уготована мне на берегу. Пока что ясно одно: в воде она вообще не сулит мне никаких перспектив на будущее.

Зацепив кошку за один из пристегнутых к моему разгрузочному жилету альпинистских карабинов, я несколько раз дернул за трос – дал понять, что готов к эвакуации. Но прежде чем он поволок меня за собой, я сначала освободил от него руку, на которую я его до этого намотал. Сделал это, чтобы не вывернуть себе плечо, поскольку, буксируя меня к заветной суше, мой спаситель не особо церемонился.

Способ моего выуживания из полыньи был жесткий и потому болезненный, но за неимением другого жаловаться не приходилось. Тянули меня, судя по силе, не руками, а лебедкой, отчего поначалу я расталкивал грудью мелкие льдины, словно ледокол. А потом, когда дело дошло до массивных и скученных плавучих глыб, я был вытащен на них. И продолжил путь к берегу, кряхтя и матерясь всякий раз, как перескакивал с одной льдины на другую.

Можно было бы прекратить свои мучения, отцепившись от троса и возобновив прыжки по торосам. Но я предпочел терпеть боль, зато двигаться, почти не прилагая к этому усилий, поскольку слишком продрог и ослабел, чтобы протестовать против такого унизительного волочения.

Мысли мои после всего пережитого были вязкими, словно покрывающая льдины слякоть. Поэтому я долго не мог взять в толк, что еще, помимо ударов о лед, не дает мне покоя. И лишь когда до берега оставалось всего ничего, а я уже мог, приглядевшись, заметить торчащую на берегу фигуру моего спасителя, до меня вдруг дошло, чем вызваны мои подозрения.

Якорь, который удерживал меня на тросе!

Не далее как позавчера утром, при помощи таких якорей, напавшие на нас охотники взбирались на стены Рижского вокзала. Кошка, что сегодня вытащила меня из ледяной купели, была как две капли воды похожа на кошки из арсенала оперативников Ведомства. Я знал это абсолютно точно, поскольку, как вы помните, мне довелось тогда воспользоваться их фалом.

Случайное совпадение? Не исключено, ведь подобные верхолазные причиндалы не являются уникальными и могут иметься не только в армейских спецподразделениях. Но не тем я был человеком, чтобы верить в случайности. Особенно после того, как на мой след вышла такая крутая контора, как Ведомство…