Текст книги "Кровавые берега"

Разгон до предельной скорости…

Обычно я любил это занятие. Когда ведомая мной махина, набирая обороты, летела вперед по ровной дороге, я осознавал себя маленьким богом. И чувствовал, как будто сама Земля, подталкиваемая колесами бронеката, ускоряет свое вращение…

Увы, но этот разгон не сопровождался привычным наплывом легкой эйфории. Мешало то обстоятельство, что сейчас я собственными руками лишу истребитель марсовой мачты. И пусть мы шли на это от безысходности, все равно, я был себе ненавистен. То же самое я чувствовал бы, придись мне вдруг – упаси Авось! – отрубать хвост Физзу. «Гольфстрим» и Физз передавались по наследству от Проныры-отца к Проныре-сыну. И вряд ли духи моих предков воспримут даже вынужденную порчу бронеката как знак уважения к ним.

Скорость была нашим главным преимуществом. Она гарантировала, что при столкновении с Эль-Ферданом мачта сломается быстро и упадет в правильном направлении. Это также усложнит задачу кабальеро, если, конечно, они и впрямь устроили там засаду.

Поставив себя на их место, я рассудил, что мне вряд ли хватило бы духу сигать с моста на несущийся бронекат. Но в том-то и дело, что я – не гвардеец. И если для меня смертельный риск всегда сродни глупости и безрассудству, то у compañeros он считается доблестью. А что это такое – настоящая доблесть, является для меня тайной за семью печатями. Несмотря на мою фамилию, на самом деле Еремей Проныра Третий – человек простой и не амбициозный. И от жизни мне надо немного: мотаться туда-сюда по Атлантике на «Гольфстриме», перевозить грузы и получать за это достойное вознаграждение. Вот почему развеселая жизнь, которую устроила всем нам Владычица Льдов, была для меня сущей пыткой. И чем дальше, тем эта пытка становилась все изощреннее и мучительнее.

Я – человек простой. Простой и миролюбивый. Поэтому я до последнего надеялся, что опасения Убби ошибочны. И даже когда с накренившегося моста упали, распутываясь на лету, два каната, я все еще уповал на то, что они – обрывки каких-нибудь тросов или кабелей. И даже когда по этим «обрывкам» заскользили вниз люди в легких гвардейских доспехах, я упорно продолжал верить, что мне это мерещится от страха и нервного напряжения…

Меня привел в чувство удар металла о металл. Удар, от которого трехсоттонный истребитель содрогнулся и замедлил ход, а я не устоял на ногах. И лишь рулевое колесо, на которое я навалился грудью, не позволило мне упасть и пропустить самое интересное.

Однако вернемся немного назад. Секунд за пятнадцать до того момента, как мачта ударилась о край мостового пролета, поваленного на нашем пути строймастером «Зигфрид».

Потомственный воин и наемник Убби Сандаварг обожал ставить перед собой сложные боевые задачи. За время нашего знакомства чем он ни занимался: и бросался в одиночку на шестерых всадников, и оседлывал пса Вседержителей, и охотился с пращей на вингорца, и колошматил перед многотысячной толпой телохранителей первосвященника Нуньеса, и совал ладонь в чистое пламя, и брал в плен самого дона Риего-и-Ордаса… Сегодняшняя затея Убби была столь же безрассудной. Предугадав засаду и способ, каким кабальеро прорвутся на «Гольфстрим», северянин решил атаковать их до того, как гвардейцы ступят на палубу. То есть прямо во время спуска по канатам. Тогда, когда они уж точно не будут ждать контратаки и не окажут серьезного сопротивления.

Провернуть такой трюк он мог, лишь набросившись на спускающегося с мачты противника. Сделать это было бы куда легче, если бы мачта не врезалась в мост и сломалась пополам. Что Убби отнюдь не смутило. За пятнадцать секунд до столкновения он перебрался из корзины, где укрывался от вражеских глаз, обратно на лестницу. За пять секунд до столкновения успел раскрутить кистень. А в момент аварии – оттолкнулся от мачты и полетел вперед, подобно выпущенному из катапульты снаряду.

Чутье опять не подвело северянина. Когда истребитель въехал под мост, залегшие на нем гвардейцы уже сбросили канаты и забрались на них. Однако, сами того не подозревая, они подготовили страховку и для Убби, которому пришлось ухватиться за те же спусковые фалы.

От акробатических выкрутасов нашего сорвиголовы у меня перехватило дух. Воистину, отважиться на такое мог лишь человек с мозгами набекрень! Сломанная мачта грохнулась на мостик неподалеку от рубки, но я почти не обратил на это внимания. То, что творилось сейчас в пространстве между мостом и палубой, было куда интереснее.

Чтобы пресечь вторжение, Сандаварг нацелился сначала на тех противников, что спускались первыми. Задержав их, он тормозил на спуске и остальных. Кистень северянина не ударил гвардейца, а захлестнул его вокруг туловища подобно тому, как кочевники захлестывают ноги лошадей метательным ловчим оружием – болас. Правда, в отличие от легкого болас, брат Ярнклот имел длинную цепь, весил целый пуд и был утыкан шипами. Опутанная им жертва не только утратила подвижность, но вдобавок заработала удар по затылку, после чего моментально отключилась. И, обмякнув, осталась висеть на канате, накрепко примотанная к нему цепью.

А Убби тем временем занялся второй вражеской группой, что спускалась параллельно первой. Разогнавшись в полете, крепыш-коротыш саданул ногой в кожаный нагрудник первого противника, отчего тот не удержался и, выпустив из рук канат, сорвался на проезжающий внизу бронекат.

И все бы ничего, да только от удара гвардеец перевернулся в воздухе вверх ногами. Упав между торчащим из палубы контейнером и обломком мачты, бедолага врезался головой в настил, что никак не могло считаться удачным приземлением. Выжить после него было еще можно, но вскочить на ноги и ринуться в бой – никогда. И этот кабальеро не стал исключением из правил.

Сшибив первого захватчика, Убби очутился на его месте и, ухватившись за канат, повис на нем. Справа и сверху от него болтались еще восемь гвардейцев – по четыре на каждом канате. В таком подвешенном состоянии им было несподручно драться шпагами, но ближайшие враги могли легко достать Сандаварга кинжалами и пистолетными пулями. В то время, как он воевал голыми руками, поскольку брат Ярнклот продолжал обвивать цепью оглушенную жертву.

Чтобы и дальше следить за схваткой, мне пришлось прильнуть к задним окнам рубки, поскольку «Гольфстрим», пронесшись под мостом, оставил дерущихся за кормой. Но перед тем, как покинуть штурвал, я скомандовал Гуго: «Стоп колеса!» Больше засада была нам не страшна, и уже не мы, а Убби нуждался в поддержке. И бросать его здесь одного мы не собирались, даже если бы он сам попросил нас об этом.

Пока «Гольфстрим» замедлял ход, на мосту произошли кое-какие перемены. Я решил, что вошедший в раж Сандаварг уже не отцепится просто так от противника. Но, вопреки моим ожиданиям, Убби трезво оценил собственные силы и решил выйти из игры, пока ему не перестало фартить.

Проморгавшие «Гольфстрим» кабальеро обнажили кинжалы и выхватили из кобур пистолеты, однако Убби не стал дожидаться, когда ему всадят в голову пулю. Выкрутиться из этого щекотливого положения ему помог брат Ярнклот. Выпустив из рук канат, Сандаварг не сорвался вниз, поскольку цепь кистеня была намотана северянину на запястье. Качнувшись на ней, он взялся, как на карусели, описывать круги вокруг опутанного братом Ярнклотом гвардейца.

Раздались хлопки пневматических выстрелов. Но попасть из пистолета во вращающуюся цель, когда ты сам болтаешься на веревке, чрезвычайно непросто. Все пули пронеслись мимо Убби и угодили в землю. А между тем разматывающаяся цепь все удлинялась, и после второго оборота кистень отцепился-таки от удерживаемого им на весу пленника.

Длина цепи позволила Сандаваргу плавно спуститься почти до дна желоба. Убби пришлось падать лишь последние метра четыре, что было плевым испытанием для его могучих ног. Коснувшись земли, он немедля откатился в сторону, дабы упавшее следом ядро не размозжило ему череп. И не только оно заставило акробата поберечь голову. Сразу за братом Ярнклотом туда же шмякнулось тело оглушенного кабальеро. Отпутанное от каната, оно не удержалось на нем и также устремилось вниз.

Готовая расстрелять любого незваного гостя, Долорес поняла, что эта угроза позади, и поспешно развернула «Эстанту» наружу. И даже выпустила по гвардейцам несколько болтов, прежде чем я, вспомнив кое о чем важном, отдал ей срочный приказ:

– Лестница, Моя Радость! Срочно лестницу за борт!

Малабонита выругалась – мало того, что она ни в кого не попала, так я вдобавок помешал ей это исправить! – но оставила баллестираду и метнулась к левому борту, чтобы скинуть северянину веревочную лестницу. И как я мог об этом запамятовать! Готовясь к прорыву, мы, казалось, учли все детали, а такую элементарную мелочь не предусмотрели! Ладно, я еще вовремя спохватился, а то пришлось бы Убби бегать под пулями, дожидаясь когда мы, неблагодарные сволочи, впустим обратно на борт нашего спасителя.

Помимо кабальеро-верхолазов на Эль-Фердане пряталась еще дюжина их собратьев. Они немедля взялись обстреливать истребитель из пневматических винтовок, прикрывая застрявших на веревках compañeros от наших стрел. Само собой, что стрельбу они вели прицельную – Кавалькада не могла допустить, чтобы команданте погиб ненароком от шальной пули. Они забрякали по щитку «Эстанты» и по крыше рубки, но, кроме легкого испуга, не причинили нам вреда. А когда стрелки смогли взять на мушку спрыгнувшего наземь Сандаварга, они и вовсе оставили нас в покое, переключились на более легкую цель.

Легкую, да верткую. Подхватив брата Ярнклота, северянин без оглядки припустил к нам. При этом он метался из стороны в сторону, словно преследуемая шакалами антилопа. И только юркнув за колесо истребителя, Убби смог перевести дух. Что ни говори, а подобные выкрутасы, да еще в разреженной атмосфере, согнали семь потов даже с такого неутомимого воина, как он.

Пули летели не переставая – очевидно, под рукой у стрелков было много заряженных винтовок. Тратить время на перестрелку было бы неразумно – враги засели гораздо выше и были загорожены от нас кромкой моста. Пользуясь их прикрытием, верхолазы торопливо выбирались по канатам назад, на Эль-Фердан. Выпустив со злости пару болтов и снова промазав, Малабонита в конце концов бросила эту затею. Кабальеро и так понесли потери, что для жалких остатков Кавалькады стало очень даже хорошим уроком.

– Передай Убби, пусть хватается за лестницу, но не лезет по ней, – крикнул я Малабоните. – Нечего маячить под пулями! Пусть дождется, пока я отведу «Гольфстрим» подальше, а уже потом забирается на борт!

И, дав северянину время закрепиться на внешней обшивке, между колесами, я склонился над раструбом коммуникатора и приказал Сенатору: «Малый вперед!»

Через десять минут, когда над нами разгорался рассвет, мы были уже далеко от Эль-Фердана. Верхняя половина марсовой мачты лежала там, куда она упала, поскольку нам было некогда разбирать завал. Отлично взбодрившийся Сандаварг прохаживался вокруг мертвого гвардейца – того, что грохнулся с каната на палубу и свернул себе шею. Убби не имел привычки глумиться над телами поверженных врагов, но сейчас его лицо излучало гордость и удовольствие от одержанной победы.

Хорохорился он не столько перед нами, сколько перед доном Риего-и-Ордасом. В глазах команданте красноречиво читалось все, что он думает о северянине. Любой другой враг Убби за такой взгляд вмиг лишился бы головы. Но к этому пленнику Сандаварг относился со снисходительностью, даже когда на первых порах тот осыпал его бранью. Снисходительность, которой сам северянин вряд ли дождался бы от дона Балтазара, поменяйся они вдруг местами.

И это был еще не предел великодушия Сандаварга.

На сей раз команданте воздержался от проклятий – видимо, не желал растрачивать в разреженной атмосфере силы на сотрясание воздуха. Вместо этого, когда ярость в глазах дона угасла, он неожиданно попросил северянина подтащить к нему мертвого гвардейца. На что Убби также неожиданно, без злорадства и пререканий, согласился. И исполнил просьбу пленника сразу, как только избавил мертвеца от оставшегося при нем оружия.

Я не слышал, что говорил дон Риего-и-Ордас, когда стирал карманным платком с лица погибшего кровь и закрывал ему глаза. Об этом мне поведал позже Убби. При взгляде на эту сцену он поневоле растрогался и исполнился еще большего благородства. После чего пообещал пленнику не выкидывать мертвеца за борт, а, дождавшись остановки, унести того в хамаду и завалить камнями.

– Покойся с миром, капрал Марко Вальдес! – молвил команданте, оказывая убитому последние скупые почести. – И прости еще раз, что я вынудил тебя пойти ради меня на эту ненужную жертву… – А затем повернулся к Сандаваргу и полюбопытствовал: – Кто-нибудь еще погиб на том мосту от твоей руки, северянин?

– Не думаю, – признался тот, не став приукрашивать назло дону свои подвиги. – Был там еще один горе-верхолаз, который получил по башке и тоже сорвался с веревки, но он скорее всего выжил. Ну а нет, так загрызи его пес! Я никого из вас силком на мост не загонял и не приказывал становиться у меня на пути.

Возможно, дон Балтазар хотел что-либо возразить, но промолчал – остерегся, что Убби рассердится и передумает хоронить капрала Вальдеса. Оставив в покое мертвеца, команданте вновь погрузился в невеселые раздумья о своем туманном будущем. И хоть сегодня ему везло куда меньше, чем нам, вряд ли наши перспективы выкрутиться из этой истории живыми были выше.

Пока что наша стратегия отличалась незамысловатостью: удрать из Червоточины, где теперь хозяйничала армия южан. Но что дальше? Вернуться в наш привычный мир, обогнув Африку с юга, без боя не удастся. Для этого нам придется миновать земли Владычицы Льдов. А затем – пересечь Фолклендский разлом, переправы через который стерегут ее бронекаты. Но даже соверши мы невозможное и прорвись на родину, что потом? Скрываться всю оставшуюся жизнь, раскатывая по задворкам Атлантики, и гадать, власти какого города первыми арестуют нас и выдадут южанам?

Хорошо Сандаваргу, Тамбурини и де Бодье! Им ничего не стоит в любой момент собрать вещички, сойти с «Гольфстрима» и зажить прежней жизнью в тех краях, где их не знают. Не хотелось думать то же самое о Малабоните, но если и ей станет невмоготу, она может вернуться к отцу, градоправителю Аркис-Сантьяго. И укрыться под его защитой, помалкивая о своем преступном прошлом.

И лишь мы с Физзом, который сросся с «Гольфстримом» всей своей бесхитростной звериной душой и напрочь отвык от дикой хамады, не могли все бросить и податься в фермеры или сборщики иностали. Да что там – мне такое даже в голову не приходило! А иначе я сбежал бы с «Гольфстрима», бросив его и груз, еще три месяца назад, когда узнал, что за нами охотится Кавалькада. «Гольфстрим» – и прежний буксир, и нынешний истребитель – был и оставался для меня и ящера родным домом. А перевозка грузов и путешествия по миру – единственным образом жизни, без которых она теряла для нас всякий смысл.

Вот почему я, при всем желании, не назову бессмысленным наше бегство из Гексатурма. Мы все еще везли груз, который табуиты доверили эвакуировать нам из храма Чистого Пламени! Разве только своей конечной цели мы сегодня не знали. Вернее, знали, но она была совершенно недостижима: южный Полярный Столп.

Дотуда нам, при всем старании, не доехать. А жаль. Табуиты верили, что, если опылить «черной грязью» одну из ключевых опор столповой системы, мы, возможно, уничтожили бы ее и сорвали Вседержителям многовековой процесс уничтожения нашей планеты. После чего они, чем черт не шутит, плюнули бы на нас и, вычеркнув Землю из своих планов, оставили бы ее в покое. После чего наша планета, возможно, возродилась бы со временем в прежнем, цветущем обличье.

…Или окончательно погибла бы – как знать… Но поскольку мы, аборигены, так или иначе обречены, то попробовать довести дело табуитов до конца все-таки стоило. Вот только с какого боку к нему подойти? Авторы этой идеи погибли вместе со всеми своими планами и высокими технологиями, а без них осуществить их проект попросту нереально…

Я с утра до вечера раздумывал о Кавалькаде, о грядущих препятствиях и о нашем будущем, лишенном всяческих перспектив. И во всем этом круговороте для нас как-то невзначай отошла в тень проблема, которая в последний месяц не давала о себе знать.

А забывать о ней не стоило. Особенно теперь, когда контейнер с «черной грязью» покинул хранилище табуитов и вновь путешествовал по хамаде, грозя привлечь к себе внимание Вседержителей…

Глава 3

Прыткость, с какой «Зигфрид» несся по Суэцкому проходу, делала честь шкиперу строймастера. Даже задержавшись у Эль-Фердана, альт-селадор Рубнер продолжал идти впереди нас с хорошим отрывом.

Южнее второго моста наш путь утратил прямое направление. Виноваты в этом были не мы и не кабальеро, а древние прокладчики нашей магистрали. Сэкономив трудозатраты, они соединили каналом несколько озер, ныне представляющих собой бесформенные, неглубокие впадины. Преодолевая очередной поворот или огибая береговой выступ, я надеялся, что вот сейчас мы точно увидим вдалеке «Зигфрид». Однако мои ожидания, увы, не оправдывались. Лишь затоптанные конскими копытами отпечатки колес указывали на то, что строймастер и кабальеро прошли здесь совсем недавно. Первый – судя по всему, перед рассветом, а вторые – уже после восхода солнца.

За последней впадиной желоб снова брал курс на юг и уже тянулся, не сворачивая, вплоть до Красного моря. Мы выехали на его берег за два часа до полудня. Раскинувшаяся перед нами широкая и глубокая котловина была, по словам Дарио, еще не самим морем, а лишь его северной оконечностью – узким Суэцким заливом. Впрочем, нас не волновало, как называется то, что мы видим. А видели мы тянущийся до самого горизонта пологий спуск. И вел он в те желанные земли, где мы вновь задышим полной грудью и обретем нормальное самочувствие.

Дно бывшего залива оказалось одной из лучших дорог, по которым мне когда-либо доводилось ездить. Заметенная песком, она просматривалась далеко во все стороны и не имела предательских разломов, трещин и скальных образований. Вся эта дрянь наблюдалась лишь вдоль восточного и западного склонов, в то время, как середина котловины оставалась чистой. Видимость была отличная, и я, идя по следам «Зигфрида» и Кавалькады, позволил себе разогнать истребитель до максимальной скорости. При этом, правда, нас стало частенько подбрасывать на ухабах, но никто не жаловался. Всем, включая дона Балтазара, не терпелось вернуться в привычный мир и излечиться наконец от «горной болезни».

Без малого триста километров тянулся залив, прежде чем становился полноценным морем. При такой резвой езде мы должны были отмахать это расстояние к вечеру. И отмахали бы, не случись вскорости то, чего мы давно ожидали и к чему готовились…

…И что, как ни странно, стало для нас большим и неприятным сюрпризом!

Мы настигли «Зигфрид» примерно на середине котловины. Он был замечен нами за несколько километров. Вскоре выяснилось, что строймастер не двигается, а стоит на месте, и вокруг него не идет никакого сражения. Кавалькады поблизости также не наблюдалось, но ее следы шли параллельно колее «Зигфрида», и кабальеро точно с ним не разминулись. А вот чем завершилась их встреча, издали определить не удавалось.

В том, что строймастер стоял без движения, не было ничего странного. Странно было то, что при нашем появлении бронекат не сорвался с места и не покатил к ближайшему склону котловины. Рубнер не знал, что «Гольфстрим» все еще принадлежит друзьям, пускай на наших бортах и не было гербов Владычицы. И если «Зигфриду» повезло отбиться от Кавалькады в чистом поле, противостоять там же истребителю он бы не сумел. Лишь прячась среди скал и осыпей, где мне будет трудно стрелять и маневрировать, Рубнер имел шанс от нас защититься. Табуиты еще могли успеть достичь ближайшего склона котловины, но почему-то этого не делали. И вообще вели себя так, словно всерьез рассчитывали, что мы не обратим на них, неподвижных, внимания.

Еще до того, как мы подъехали к строймастеру на расстояние выстрела наших «Сембрадоров», стало очевидно, что гвардейцы не атаковали табуитов. На это указывал характер их следов. Километра за два до остановки «Зигфрид» принялся вилять из стороны в сторону, но виной тому была не настигшая его конница. Ее след оставался неизменно прямым, тогда как при атаке она наверняка разделилась бы на две группы. А те, в свою очередь, растянулись бы по флангам, чтобы не превращаться в легкие цели для стрелков Рубнера.

По всем признакам, Кавалькада увидела строймастер, когда он уже не двигался. На ее появление «Зигфрид» тоже не отреагировал. После чего гвардейцы решили проверить, что стряслось. Почему вдруг бронекат начал ни с того ни с сего носиться зигзагами по ровной дороге, а затем встал как вкопанный.

Нас это интересовало ничуть не меньше. Но, по мере приближения к «Зигфриду», загадка не прояснялась, а, напротив, становилась все туманнее. Причиной тому служили многочисленные пробоины, усеивающие борта и крышу верхней палубы строймастера; последние я тоже мог заметить, потому что верхняя палуба истребителя была выше, чем у инженерного бронеката.

Повреждения были двух типов: круглые, будто от удара молота-чекана, и продолговатые – такие, что остаются в жести, когда ее кромсают ножом. Одно но: корпусная броня строймастера была толщиной в два пальца. Так легко и, главное, аккуратно, не деформируя шпангоуты, пропороть и пробить корпус бронеката не способно ни одно оружие в мире. Для этого требовалось специальное устройство – сверхмощный механический молот. Такие имеются только в городских артелях клепальщиков и используются при постройке бронекатов или обработке особо прочной иностали. Но откуда здесь, в дикой, безлюдной хамаде, мог взяться подобный механизм? Ведь он, ко всему прочему, обладает солидными габаритами, и для его перевозки потребовался бы бронекат покрупнее «Гольфстрима». Других же отпечатков колес вокруг «Зигфрида» не наблюдалось, а уж их-то точно нельзя было не заметить.

Обшивку строймастера пробивали снаружи – на это указывали вогнутые внутрь края брешей. Круглые также делились на два вида: одни были диаметром с грейпфрут, другие – с некрупное яблоко. Последних насчитывалось намного больше. Продолговатые бреши имелись лишь в крыше. В отличие от хаотически разбросанных по броне круглых дыр, эти располагались в определенном порядке – группами, по три параллельных прорези в каждой. Наибольшее их скопление было в центре крыши. А в одном месте она оказалась растерзана настолько, что в ней возникла сквозная прореха вдвое шире той, какую проделал в палубе «Гольфстрима» упавший контейнер табуитов.

– Святой Фидель Гаванский! – не на шутку испугалась Малабонита, когда мы, остановившись вдалеке от «Зигфрида», собрались на мостике, дабы рассмотреть находку с безопасного расстояния. – Да ведь это, не иначе, сам вакт Рубнеру крышу процарапал! Он самый, точно вам говорю!

– Загрызи меня пес, если ты неправа! – поддакнул ей Убби, только без страха, а с нескрываемой радостью. – Ну, вот и свиделись! А я-то уже решил, что вакты о нас позабыли и что мне не суждено поквитаться с ними за старые обиды!

Я, естественно, восторгов северянина не разделял. Он жаждал взять реванш у пса Вседержителей с той самой минуты, как один из них задал ему взбучку в предгорьях Срединного хребта. Взбучка выдалась для Убби вдвойне досадной от того, что его обидчик пал тогда от руки Малабониты, которая подстрелила его из лука, случайно попав стрелой в ноздрю монстра. Или, точнее, в дыхательный клапан, поскольку затем, при изучении нашей добычи, мы совершили удивительное откровение: питающиеся иногазом псы Вседержителей являлись высокотехнологичными искусственными существами! И лишь сверху их иностальные тела обтягивала похожая на натуральную, маскировочная кожа.

Оставив пока свое мнение при себе, я посмотрел на Физза. Он терпеть не мог вактов и чуял, когда те околачивались поблизости. Но ящер помалкивал. Значит, если Малабонита не ошиблась, напавший на «Зигфрид» пес Вседержителей давно отсюда убрался. Что также косвенно подтверждали следы Кавалькады, чьи кони затоптали песок вокруг строймастера. Если враг – кем бы он ни был, – не напал на гвардейцев, стало быть, те его здесь уже не застали.

– Скажите, вы видите там чьи-нибудь тела? – полюбопытствовал вытягивающий шею Дарио, стараясь высмотреть на «Зигфриде» хотя бы одну живую душу. Трап бронеката был опущен, но ни в открывшемся за ним проеме, ни в бойницах не наблюдалось признаков жизни.

– Похоже, парень, на той развалюхе пусто, как в голове у меня с похмелья, – озадаченно пробасил Убби. – И куда все подевались, этого я пока не скажу. Но вакт их точно не сожрал, ведь мы своими глазами видели, что у него есть пасть, но нет ни глотки, ни требухи, ни даже дырки в заднице. А питается он одним лишь жидким иногазом, засасывая его через ноздри из вулканических озер. Правильно я говорю, толстяк?

– Безусловно, мсье! Вы совершено точно описали этот образчик продвинутой инопланетной техники, непонятно почему прозванный псом, – отозвался топчущийся рядом с нами Гуго. – Однако смею заметить, что круглые отверстия, какие мы видим в бортах строймастера, оставил явно не коготь вакта.

– Дыры на крыше, между прочим, тоже слабо похожи на следы от когтей тех вактов, каких мы раньше встречали, – добавил я. – Разве после их атак нам с вами, mon ami, приходилось заделывать пробоины в корпусе?

– Возможно, мсье шкипер, что прежде мы сталкивались лишь с поисковыми вактами, – предположил Сенатор. – Вы ведь не станете отрицать, поскольку они – механизмы, значит, Вседержители разработали не одну модель такого существа. И среди вактов наверняка есть свои разведчики, штурмовики, истребители и даже стрелки.

– Ну ты сказанул – вакты-стрелки! – подивился Сандаварг. – Это ж надо додуматься до такого! Да тебе бы не гайки у Проныры крутить, а в скальды податься и новые саги взамен старых слагать! Глядишь, куда быстрее скопил бы себе денег на старость и в свой занюханный городишко вернулся.

– И как же, по-вашему, выглядят эти самые стреляющие вакты? – осведомился я у де Бодье.

– Меня больше интересует не то, как эти создания выглядят, а то, из какого оружия они стреляют, мсье шкипер, – заявил Гуго, почесав в затылке. – Взгляните на эти отверстия. Особенно на те, что покрупнее. Даже иностальное ядро, выпущенное из самой мощной катапульты, не пробьет такого, не говоря о камне. Заметьте: вокруг пробоины практически отсутствует вмятина! О чем это говорит?

– Об огромной начальной скорости такого снаряда! – опередил меня Дарио, хотя я мог ответить на вопрос и без его подсказки. – Чтобы продырявить толстую иносталь, не деформировав ее, ядро, величиной с брата Ярнклота, нужно разогнать сильнее скорости звука. Возможно, даже в два или три раза сильнее… Вот только что стало при этом с альт-селадором Рубнером и его экипажем?

– Давайте пойдем и выясним это, – подвел я итог нашему совещанию. – Место здесь удобное. Кавалькаду и вактов можно засечь за несколько километров, с какой бы стороны они ни заявились… Только придется кому-то остаться на борту, чтобы посматривать за горизонтом.

– Я останусь, – вызвалась Долорес. И, помрачнев, объяснила свое нежелание идти с нами в разведку. – Кажется, у Рубнера на борту были женщины и дети. И если они лежат сейчас там, внутри, растерзанные на куски… Ну, вы понимаете.

Конечно, мы ее понимали. По идее, не нужно было брать с собой и Дарио. Он мог хорошо знать погибших на «Зигфриде» табуитов, что отразится на его и без того расшатанных нервах. Но поскольку сам Тамбурини от участия в разведке не отказывался, я не стал его отговаривать. Пускай привыкает, ведь завтра нас может ждать и не такое. Особенно теперь, когда неравнодушные к нашему грузу псы Вседержителей вновь напомнили о себе.

Мы объехали «Зигфрид» по кругу, затем приблизились к нему, опустили трап и, прихватив оружие, выдвинулись на осмотр безжизненного бронеката.

Доносящийся из его моторного отсека гул Неутомимого Трудяги не нарушали никакие посторонние шумы. Кажется, раненых на строймастере не осталось, а иначе до нас долетели бы их стоны. Трап инженерного бронеката был запорошен песком, но его нанес сюда не ветер, а сапоги кабальеро. Они, судя по всему, сновали по сходням взад-вперед до тех пор, пока не наполнили свои бурдюки водой из трюмного резервуара и не напоили лошадей. И трап, очевидно, опустили сами гвардейцы, проникнув на «Зигфрид» через брешь в крыше.

Через нее же пробрался туда и Убби. Дабы не нарваться на засаду – в утробе бронеката нас могли поджидать не только трупы, – северянин велел нам подождать его снаружи, у колеса. А сам отправился проверить, не столкнемся ли мы нос к носу с коварными кабальеро.

– Все чисто, – известил нас Сандаварг, выйдя на сходни спустя пару минут. – После Балтазаровых ублюдков и тут все провоняло конским дерьмом, но теперь им хватило ума не искать со мной встречи, засев внутри железного гроба!.. Кстати, о мертвецах. Что-то я вконец запутался: развалюха истерзана вактом и обстреляна из неизвестных орудий, а в ней нет ни трупов, ни даже крови! Хотя на кой я вам это рассказываю? Сами зайдите и взгляните…

Единственная палуба строймастера не походила на нашу верхнюю. Шкиперская рубка здесь располагалась на носу. Моторный отсек – в самом центре, на месте отсутствующей марсовой мачты. А всю корму занимала вращающаяся башня с подъемным краном, чья стрела при движении машины складывалась вдоль правого борта.

Местный трюм также был теснее, чем у истребителя. Правда, сегодня вместо бура, траншеекопателя, отбойного молота и прочих навесок, что ранее монтировались на выносные консоли «Зигфрида», его утроба была забита продуктами. Из инженерного оборудования на строймастере остались лишь вышеупомянутый кран и грейдерный нож, способный не только расчищать дорогу, но и сметать с нее вражескую пехоту и технику.

Палуба возле резервуара тоже была истоптана гвардейцами, хотя вряд ли они вычерпали все здешние запасы воды. Но отныне жажда Кавалькаде не грозила. Что, впрочем, не отменяло ее планы касательно «Геолога Ларина». Прежде кабальеро стремились к нему как к единственному источнику воды. Теперь главной целью врага стало отрезать от этого источника нас. После чего у нас не останется выбора, кроме как двигаться дальше на юг, к антарктическим озерам. Ну а там, в землях Владычицы, на нас набросятся хищники позубастее, чем остатки конницы дона Балтазара.