Текст книги "Дни и ночи, сны и прочее… Сборник стихов"

Дни и ночи, сны и прочее…
Сборник стихов
Марина Бойкова-Гальяни

© Марина Бойкова-Гальяни, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

В книге представлена небольшая часть написанного Мариной Бойковой-Гальяни. Её отличает узнаваемая манера плетения стихотворного текста: лёгкость изложения и парадоксальные концовки, яркие запоминающиеся образы, видимые и осязаемые. Есть у неё и «Страшные стихи»: «Карпатский сон», «Когда вспомянешь», «Над упрямой бездной».

В них причудливо переплетено приземлённо житейское и загробное бытие. Её лирические героини бросают вызов судьбе и делают шаг за грань, отделяющую жизнь реальную от потусторонней. Но жизнь продолжается и там, пока горит и бьётся, живёт и страдает, чувствует и надрывается маленькое человеческое сердце. Марина использует мистические и фантастические мотивы для привлечения внимания к трагической глубине сегодняшней жизни.

Пожелаем ей дальнейших творческих успехов и жизненных удач.

Людмила Лапина

В толпе

 
Бледно-розовые будни,
Чуть подкрашенные светом,
(Льющимся из подворотен)
Ярко-розовых гардин.
 
 
Мы под натиском прохожих,
Узнаем себя едва ли
В сутолоке тех случайных,
Близнецов сиамских, дней.
 
 
В черно-белых кинопленках
Остаются наши ночи ―
Мы кидаем их с досадой
В топку сумерек нагих.
 
 
Нам себя бывает жалко.
По утрам, едва проснувшись,
В пыльном зеркале усталом,
Мы лица не узнаем.
 

Во ржи

 
Теплый вечер спустился на крыши
Ветерок задремал в облаках.
Мы с тобой за околицу вышли
Погулять – и пропали в полях.
 
 
Вкруг кольцом обхватившие руки:
Если можешь держать – удержи!
Неужели же только от скуки
Мы с тобой затерялись во ржи.
 
 
На губах наших привкус полыни
От коротких украденных встреч,
Почему мне так совестно ныне,
Что себя разрешила увлечь.
 
 
Почему я бегу, озираясь,
От примятой недавно межи;
Неужели, от скуки спасаясь,
Мы с тобой затерялись во лжи.
 

Гавот

 
Проснулся, будильником пешим разбужен,
Побрился, умылся, оделся, и вот
Я вышел из дому, танцуют по лужам
Осенние листья, гавот.
 
 
Усевшись на мокрые плечи скамейки,
Дудит сонный ветер в трубу ре-минор,
Упрямо над улицей облако-лейку
Повесило небо – и весь разговор.
 

Сын

 
Я его узнаю всюду,
Будь он в рубище одетым,
Будь он даже в маске «вуду»
Или кем-нибудь еще.
 
 
Ошибаться Бог не может.
Ошибиться можно сыну.
Что ж отец? Тебя ли гложет
То, случившееся с ним?
 
 
Знаю, скажешь, ― все по плану
Шло, и разве план сорвался?
Спорить я с тобой не стану,
Ведь в чинах мы не равны.
 
 
Знаешь, в сумерках непрочных,
Под старинным покрывалом,
Входит гостем полуночным
И садится на постель.
 
 
Он молчит и дышит тихо,
Как младенец, беззащитен;
Ох, ты, лихо, мое лихо!
Пожалел бы кто его.
 
 
Я люблю его, как сына.
Я люблю его, как брата.
И прошу его надрывно,
Чтоб подумал о себе.
 
 
Он встает, главой качает,
Лёгкой поступью ― к порогу:
И спокойно осеняет
Меня благостным крестом.
 
 
И в распахнутые двери,
Сквозняком влетают звезды:
Будет каждому по вере
Отпущение грехов.
 

Призрак

 
В перекрестках темных окон
Нас пугает злая сила.
Не спасет защитный кокон,
Что вокруг себя чертила
 
 
Я мелком, рукой дрожащей;
Крест нательный взмок от пота.
Этот призрак – настоящий!
Он губами шепчет что-то.
 
 
«Отче наш… Спаси, о боже!» —
Рта его чернеет рана.
Он кричит. И что же? Тоже
Чертит круг мелком. Как странно!
 

Неизбежная потеря

 
Друзья уходят друг за другом,
Состарив лист календаря,
Тебя, с глазами декабря,
Бредущего сентябрьским лугом.
Мне не догнать; моя душа
Тебя коснулась слишком поздно.
Уже не вместе и не розно
Идем лишь рядом, чуть дыша.
 
 
Всё тяжелее этот путь,
И неизбежнее потеря,
Ужели, ты себе не веря.
Способен все перечеркнуть?
Ну, что ж, все зря? Да, видно, зря.
Остановлюсь, себя коря,
Что не иду с тобою в ногу,
Что на декабрьскую дорогу
Смотрю глазами сентября.
 

Мыс надежды

 
А в океане есть мыс надежды
И бухта грез,
Земля упреков и расставаний,
И остров слез.
 
 
Вот в лодку сяду, оставив компас
На берегу,
Покину всех вас, лишь от себя я
Не убегу.
 
 
И брошу весла, отдавшись только
На волю волн.
Судьба направит, куда захочет
Мой легкий челн.
 
 
Без пищи сколько, увы, не знаю
Но продержусь.
С фата-морганой, наверно, скоро
Уж подружусь.
 
 
Пристану к мысу и в бухте время
Я проведу.
Нашла ту землю, лишь океан тот
Все не найду.
 

Старый бог

 
Шар Земной, укутав одеялом облаков,
Баюкал Бог.
Светился лик, как много лет назад
И таяла свеча, роняя бликов россыпь.
Все было просто.
В ушах будил усталость чей-то душный шепот.
На заплеванном полу, колени жесткие и лбы,
Вбивающие в пол грехи – а вдруг, услышит?
Тише, тише.
Слышите? Запели ангелы, нас унося с собой
В прекрасный мир нелепых обещаний.
Покорны нищие, с глазами, как у Бога —
Они ждут рая.
Помилуй, боже! – ангелы поют.
Подайте, Христа ради, – юродивые за руки хватают.
А молотками забивают гвозди,
В гроб, со злостью.
Баюкает Бог Землю – глух и нем.
И слеп. Лелея лишь комочек грязи,
Где горсть людей друг друга жрет,
И мечет беспорядочно икру.
Бог стар и хочет отдохнуть.
 

Бездна

 
Над упрямой бездной,
Пылкий и глубокий,
Раздавался голос
Девы одинокой.
 
 
Ветер брови хмурил,
Облака сгоняя,
Все звала куда-то
Дева молодая.
 
 
Заплутавший ворон,
Камнем в пропасть падал,
Прижимая уши,
Волк скулил и плакал.
 
 
На груди у бездны
Призрак пел, рыдая,
О любви запретной,
О любви без края.
 
 
И влюбленный путник,
Потерявший разум,
Делал шаг… и бездной
Становился сразу.
 

Гадание

 
Я гадала на судьбу,
На ромашках самых разных,
В удивительном саду,
Где не счесть цветов прекрасных.
 
 
Было все, была беда,
Я стояла у причала,
Расставаясь навсегда.
Только принца не встречала.
 
 
Видно те не для меня,
Мне б чего-то неприметней;
Одиночество в груди
Поселилось незаметно.
 
 
Спутник мой всегда со мной,
Хоть его не видно глазом.
С этим сверстником – Бог мой! —
Распрощаться бы мне разом.
 
 
Я гадала на судьбу
На ромашках самых разных,
Только кучу лепестков
Изорвала понапрасну.
 

Дума

 
Ряской пруд зарос
Под моим окном,
Серебро волос
Повяжу платком.
 
 
От берез вокруг
Все короче тень:
Утро как-то вдруг
Переходит в день.
 
 
День, похлопотав,
В сумерки уйдет.
Ночь к себе в рукав
Солнце заберет.
 
 
Ожидаю тризн,
Не начав стареть;
Незаметно жизнь
Переходит в смерть.
 

Перекрёсток времён

 
На перекрестке двух времен
Мы задержались ненадолго:
Одна окончилась дорога,
Другой еще не начат путь.
 
 
Часы остановились в полночь.
Так странно – просто ноль часов.
Застыли чашечки весов
В каком-то сонном равновесье.
 
 
Уже устал осенний лист
Топтать растерянный прохожий.
Ни злости, ни любви, что тоже
Равно нулю, как «все равно».
 
 
Ни плюс, ни минус – просто ноль,
Ни «да», ни «нет», но и не спросим.
Еще не отпускает осень,
Уже зовет с собой зима.
 

Лабиринты снов

 
Блуждаю в лабиринтах снов
Я бесприютной незнакомкой,
И кажется головоломкой
Мой странный, мой нелепый путь.
 
 
Куда стремиться в темноте?
Руками бестолково шарить,
И бога звать, и бога славить,
Чтоб место застолбить в раю.
 
 
Но, вдруг, в отчаянии застыть,
Вдоль тела бросить руки-плети,
Поняв, что лабиринты эти
Ведь никуда не приведут.
 

Перезвоны

 
Перезвоны, перезвоны
На семь верст окрест.
Семь холмов – на каждом церковь,
И на каждой – крест.
 
 
Как начнет звенеть – устанет
Всяк поклоны бить.
Меж холмами посередке,
Старый скит лежит.
 
 
Вкруг скита – косые хаты,
В черных окнах смерть.
Бей поклоны, но не надо
На кресты смотреть.
 

Метель

 
На окраине дом замело.
Я смотрю в ледяное стекло:
Никого, никого у ворот —
Лишь метель злые песни поет:
 
 
Отопри, – вьюга просит меня, —
Запряжем снежным вихрем коня.
И умчимся в страну, где, поверь,
Никогда не бывает потерь.
 
 
Я, в ответ отомкнула замок,
И шагнула во тьму за порог.
Замело белым снегом глаза,
Позабыла дорогу назад.
 
 
Приготовила нынче метель
Для меня ледяную постель.
 

Карпатский сон

 
Багряное солнце
Лениво купается в тучах,
Ныряя так сонно,
В темнеющих облаках.
 
 
И рдеет закат
Над безлюдною нивой широкой,
А в дремучем лесу
Просыпается нечисть от сна.
 
 
Лошадей не жалея,
Веселит запоздалый наездник,
Поспешая до лунного света
Двери хаты закрыть за собой.
 
 
Любоваться закатом,
Не спеши далеко от жилища,
Не спеши в полнолунье
Могильного хлада вдохнуть.
 
 
Наползает зловеще
И грызет туча жадная, солнце,
Распоясалась тьма:
Гонит день в подземелье она.
 
 
И, в мгновение ока
Упало светило за Землю:
Не кромешная тьма —
Лунный диск озарил все вокруг.
 

2

 
Густо стелет туман,
Собирается нечисть на шабаш,
В Вальпургиеву ночь
Разгуляться в Карпатах спешит.
 
 
Край несбыточных грез:
Виноградников нежная зелень,
И цветы необычной красы,
И нектарного воздуха хмель.
 
 
Вряд ли сыщется край,
Где растут синеглазые розы,
А в тенистых лесах
Обитает невиданный зверь.
 
 
Заплутает охотник,
Увлекаемый зверем нарочно:
Ох, не прост этот зверь,
Заведет и исчезнет, как дым.
 
 
Словно кошка с мышонком
Наслаждается в жмурки волчара:
Или съест, или в веру
Бесову свою обратит.
 
 
Страшно, страшно, родимый,
Мужа ночкой такой дожидаться,
Вдруг вернется не прежний,
И хату свою отопрет.
 
 
Он войдет, улыбаясь,
И добычу с плеча лихо сбросит,
Как ни в чем не бывало
Обнимет, и сядет за стол.
 
 
Забеснуются псы,
За околицей волки завоют:
Засверкают глаза
У любимого странным огнем.
 
 
И забьется сердечко,
Как соловушка в клетке злоченой,
Но, посмотришь – по прежнему
Смотрят милого друга глаза.
 
 
Только вдруг, отчего-то
Улыбнется как-будто в оскале:
Задрожишь, муж родимый
Покажется зверем лесным.
 
 
Что же делать мне, бедной,
Жить с проклятым, но все же любимым,
Иль пойти к кузнецу
И серебряну пулю отлить.
 
 
Но смогу ли я спать,
Вспоминая родного в кошмарах,
С пулей в сердце,
С проклятьем на чьих-то устах?
 
 
Кто б меня удавил,
Не отверг бы господь мою душу,
Чтоб могла я и там
За любимого друга просить.
 

3

 
Но вот солнце встает,
Поцелуем тихонько касаясь,
Гор Карпатских, лесов,
И росу виноградников пьет.
 
 
Тени призраков блекнут,
И от солнца, дрожа, уплывают;
Мысли мрачные, света боясь,
Уступают надежде черед.
 
 
Все, что было во тьме,
Днем становится просто нелепым,
Из кошмаров ночных
Вдруг рождается сказка иль миф.
 
 
Только миф или нет,
Но подчас мы и вправду не знаем,
Что под ликом невинным
Скрывается бешеный зверь.
 

Дорога налегке

 
Я в ночь отправлюсь налегке,
Руины прошлого, топча:
Листают волны на песке
Любовь и радость, и печаль.
 
 
Спокойно сердце счет ведет:
Тик-так, – стирая циферблат,
Но стрелки движутся вперед,
Хотя, хотелось бы – назад.
 
 
Увы, мне помнить все трудней,
Чем забывать – возьми и брось.
Счастливых, сколько было дней?
А тех, других, с тобою, врозь?
 
 
И от поджатых губ легла
Бороздка памяти – забыть?
О том, что я уже была.
О том, что снова мне – не быть.
 

Лунные поцелуи

 
С неба брызнули лунные струи.
Как целуется там, на Луне?
Почему-то не все поцелуи
Предназначены именно мне.
 
 
В этой жизни, такой беспокойной,
Торопливо ловлю каждый миг,
Каждый вздох, каждый шепот любовный,
И ревнивый, и сладостный крик.
 
 
Исступленно вдыхаю до боли
Запах жизни и запах… о, нет!
Не тряпицы, изъеденной молью —
Запах детства и запах конфет.
 
 
И, оркестра военного трубы
Заиграют, призывно маня,
Почему, почему твои губы
Целовали не только меня?
 

Когда вспомянешь

 
Когда вспомянешь в дальнем далеке,
Что мнилось близким, станет чуждым вмиг,
Разрушит время замки на песке,
Но не затронет твой печальный лик.
 
 
И эта грусть моих коснется глаз,
Слезою жгучей душу отогрев,
И прочно свяжет расстоянье нас,
Как два куплета простенький припев.
 
 
Ничтожно малой станет пропасть лет —
Равняет горы вечная река —
В любой звезде я твой увижу свет,
И душу протяну через века.
 

Гость

 
Вьюга выла за окном,
Продувая двор насквозь;
Только я забылась сном,
Постучал незваный гость.
 
 
– Отворяй, хозяйка, дверь,
Гость замерзший у дверей!
 
 
Он вошел и сел за стол:
Водки штоф и миска щей.
– Расскажи, куда ты шел,
Муж, любовник, может, чей?
 
 
– Стой, хозяйка, не гони,
Мы ведь здесь с тобой одни.
 
 
Вьюга стихла за окном,
Брезжит свет, прогнавший ночь,
Путник спит спокойным сном.
Мне ж теперь уснуть невмочь.
 

На перроне

 
Идут с вокзалов поезда,
Мелькают окнами вагоны.
Кому-то кто-то шепчет «Да»,
А кто-то плачет на перроне.
 
 
И не простить никак «Прощай»,
И не забыть про обещанье,
Не сдержишь, так не обещай,
Но все же… обещай мне:
 
 
Что никогда и никому
Тех слов, что знаем мы с тобою.
И, вдруг, …Прощай! Но почему?
Стою – машу рукою.
 
 
А по глазам оконным дождь,
Лицо опять от плача влажно.
Тебя прощу, хоть ты не ждешь.
Какая боль! Как все не важно.
 

Смерть

 
Как в суете бегущих дней
Мы редко думаем о ней.
С косой, а может без косы
Она прервет твои часы.
 
 
Настанет вечность, долгий срок.
Туда не запасешься впрок,
Там пребывает без гроша
Твоя бессмертная душа.
 
 
В могиле хладной и сырой
Лишь тело обретет покой,
От удовольствия иль ран
Не изогнется мертвый стан.
 
 
В земле покоится лишь прах,
Душа живет на небесах.
 

Прощение

 
Вчера, из далей серебристых,
Назад мой странник воротился,
И нищ, припал к моим ногам.
 
 
Я на него, как мать взирала,
И, как невеста, целовала,
И, как жена, легла в кровать.
 
 
И лунный свет в окно пролился,
И чей-то кроткий лик светился,
Напоминая о себе.
 
 
Шла вереница женщин блудных
И их любовников паскудных,
Свой тяжкий грех, неся на суд.
 
 
К кресту любовью приколочен,
Сам, словно ангел, непорочен,
Нет, не судил, а все простил.
 

Язык

 
Невидимая сила в каждом слове,
Что может погубить и воскресить.
Я отдана навек большой любви,
Родному языку, с глаголом «быть».
В предсмертных муках, сжав перо в руке,
Я буду говорить на языке поэтов,
Рифмованном и странном языке;
И сотни разных звезд, закатов и рассветов,
И миллионы слов о чувствах не воспетых,
Как странно: состоят из тридцати трех букв.
 

Судьба

 
Мне лбом ладонь печатать,
Отныне повелось:
Я научилась плакать
Беззвучно и без слез.
 
 
Без слов в любви признаться,
Лишь дрожью тонких рук,
И навсегда расстаться,
Чтоб избежать разлук.
 
 
Шагнув судьбе навстречу,
Вдруг в сторону свернуть;
Из всех дорог, замечу,
Не лучший выбрать путь.
 

Чувство весны

 
Я прильну к твоему изголовью:
Как мне хочется знать твои сны.
Где тут смысл? может просто любовью
Называется чувство весны?
 
 
Мы объяты доверчивой дрожью:
Как знакома мне слабость колен,
И ознобом покрытая кожа,
Добровольный и сладостный плен.
 

Лепесток

 
С цветка опавший лепесток
Уснул навеки.
Моих воспоминаний сон
Уносят реки.
 
 
Покойный счет ведут часы
(Вода на камень),
И точит время жизни бег
И лед, и пламень.
 
 
Ты видишь тучи мошкары
У лампы вьются:
О берег раненой души
Надежды бьются.
 
 
Замерзнув, птица на лету
Падет на землю,
Что мне подарено судьбой,
Я все приемлю.
 
 
Любовь и радость, и печаль,
И смех, и горе,
И солнца луч, и шум дождя
Подхватит море.
 
 
И понесет поток меня
К другому свету.
Я всё и всех возьму с собой,
И кану в лету.
 

Время

 
Уходит время, душу иссушив:
Нас в плен возьмет, и больше не отпустит;
Уходит время в дымке нежной грусти,
И сердце ранит старенький мотив.
 
 
Ах, с кем же я тогда пила вино?
(В те годы было все намного проще)
Ах, с кем же я тогда гуляла в роще?
Теперь не вспомнить, впрочем, все равно.
 

Бабулей старенькой

 
Когда-нибудь бабулей старенькой,
Я соберу вокруг внучат.
Кряхтя, усевшись на завалинку,
Их, верно, стану поучать.
 
 
Но вдруг, как будто что-то вспомнится,
Невольно, вовсе ни к чему.
И грудь такой тоской наполнится:
Как жизнь промчалась, не пойму.
 
 
Года украдены случайными,
Талант потрачен не на тех,
И вот, итогами печальными,
Увы, но мой наказан грех.
 
 
И полоумною старухою
(Внучки смеются, как глупа)
За стол сажусь, туга на ухо я,
Крестом, не осеняя лба.
 

Сумерки

 
Спустились сумерки над миром,
Лишь в редких окнах свет горит,
А фиолетовое небо
Глазами-звездами глядит.
 
 
Иду дорогой еле видной,
По спящей улице, домой,
За поворотом тополь тихий
Качает черной головой.
 
 
Заблудшим путником, рябина
О чём-то шепчет под окном,
А ива плачет, плачет, плачет…
Да всё как-будто о пустом.
 

Мой пленник

 
Кровь стынет слюдою,
Сочится свинцом.
Я лягу вдовою,
Ты ляжешь – юнцом.
 
 
Паду на колени
Пред оком твоим;
Сегодня мой пленник,
Воскреснувший Сын.
 
 
Божественен ликом,
Прекрасен лицом,
Такой, как двенадцать,
Что шли за Отцом,
 
 
За Сыном, за Духом.
(Ты нынче – сам свят)
Не слыхивал слухом:
Мессия – распят?
 
 
(На белой постели
Оставил свой нимб)
А ангелы пели:
Мессия – убит,
 
 
Мессия – низложен!
Мессия – распят!
Глазами таможен
Планеты глядят.
 
 
Бунтуют планеты:
Какой беспредел!
Креста на вас нету
И мы не у дел.
 
 
Из звездной системы
Мы вычеркнем вас;
Запретная тема,
Земляне, сейчас.
 
 
Наказана строго,
Но вовсе не зря,
Такой одинокой
Блуждает Земля.
 
 
Прижмись ко мне крепче,
Мой ангел святой;
Сегодняшний вечер
Ты будешь со мной.
 

Иероглифы улиц

 
Я читаю иероглифы улиц:
С прозрачностью плавленого песка
В переходах метро сутулится
Дремотная утренняя тоска.
 
 
Боль металла во рту почуяв,
Удила закусила, что зубы – в пыль.
Улица, ответь мне, почему я
Та, которую он полюбил?
 
 
Эх, не надо бы, зачем ему это?
Слишком счастье со мною шатко;
Мог найти женщину, не поэта,
В этой скачке выбрал не ту лошадку.
 
 
В мире взрослых я не лошадь, а ноша,
Бесполезней, беспомощней младенца;
Лепечу: – Извините, я буду хорошей,
Подскажите, куда же мне деться?
 
 
И не рада сама от своей напасти,
Я с умом мудреца и душой младенца,
Жажду быть непорочной, и жажду в страсти
Разорваться. Куда же мне деться?
 
 
Одеваю, сама на себя оковы,
Вдруг прошу: – Отрубите с руками.
Жизнь со мной хороша, пока люблю,
Но когда разлюблю – я камень.
 
 
Ухожу, потому что в глазах пустота,
Словно первый трамвай одинока,
Ненавижу себя оттого, что не та,
И люблю, потому, что убога.
 

Любовь зла

 
Моя богиня! Мы с тобою звезды,
Не узнанные в этом бренном мире.
Я колченог, уродлив и ужасен,
А ты обнажена в моей сатире.
 
 
О, как ты узнаешь мою походку?
Мои копытца схожи с каблучками.
Мы разные, но все же так едины —
Ты видишь, мир склонился перед нами.
 
 
Глаза прикрытые уродства не заметят,
Ты только слушай вкрадчивые речи.
Не искуситель я, влюбленный только:
На небе зажигает кто-то свечи.
 
 
Ну, да, конечно, это просто звезды:
Для нас готовится обряд венчальный.
Красавица с сатиром колченогим
Из века в век справляют пир печальный.
 

Тигр

 
Я иду, за мною следом,
Тигр крадется серой тенью;
Может, ангел мой хранитель,
Может, злобный искуситель.
 
 
Он следит за каждым шагом:
Белые клыки огромны.
То урчит, коту подобно,
То глазами светит злобно.
 
 
Под его тигриным оком,
Я, как мышь, в кошачьих лапах,
То свободна и желанна,
То мечусь в зубах капкана.
 

О нём

 
Опять ночь, улица, фонарь и свет,
Рассеянно бегущий, и аптека;
Ты говорил тогда – исхода нет,
Но день другой, совсем другого века.
 
 
Накатывают волны на причал,
Облизывая раненый гранит.
Скажи, поэт, ты не меня ль встречал
Той ночью, что душа еще хранит?
 
 
Не призраки, не в снах, а наяву
Смеялись и кружились под луной,
И, в глаз моих густую синеву,
Навеки погружался образ твой.
 

Ах, какая я!

 
А мои стихи – то мои стихи.
А мои грехи – то мои грехи.
А моя игра это просто жест.
А моя судьба это тот же крест.
 
 
Указать куда – на то палец дан,
А убить кого – так на то – наган.
Если же рубить – со всего плеча.
Ну, а полюбить – ах, я горяча!
 
 
И целую я вовсе уж не в лоб,
Заругаю так, да растак, да чтоб!
Ну а разлюблю – то не обессудь,
Вещи соберу – и прощай, забудь.
 

Сестры

 
Сроднила нас не природа
(Чужая кровь),
Сроднила нас непогода —
Одна любовь.
 
 
Мы сестры с тобой. Похожи?
Какая стать!
Сестер жениху негоже
Обеих брать.
 
 
Я в сумраке перебоев
(То взлет, то сбой)
Вдруг стала самой собою
(Самой тобой).
 
 
И плачем лицо, состарив
(Где слов найти?)
Соперничать мы не стали,
Решив уйти.
 
 
Подруга, сестра – не служба,
Душа – не кровь.
Смирила соперниц дружба,
Пройдя любовь.
 

Песчинка во Вселенной

 
Земля – песчинка во Вселенной,
Жемчужина в горохе звезд,
Живая плоть в пыли нетленной.
Росинка в водопаде слез.
 
 
И суетой Земной не связан,
Бесплотный сеятель-кумир,
Тщетою звездной опоясан,
Взирает Бог на смертный Мир.
 
 
Но дань отдав творцу Вселенной,
(Я «Отче» знаю наизусть),
Теперь коленопреклоненно
Обычному цветку молюсь.
 
 
И, поднеся его поближе,
Я, вдруг, с восторгом мотылька,
Приму, почувствую, увижу
Мир, в лаконичности цветка.
 

Перед бурей

 
Море отдыхало перед бурей,
Тихая волна шепталась с плесом:
То баюкала его тихонько,
То тревожила одним вопросом.
 
 
Старый плес вздыхал, не отвечая,
Может, просто, он не знал ответа.
А волна, наивная, мечтала
Навсегда соединиться с ветром.
 

Полюбила ноябри

 
Я полюбила ноябри
За сырость их и сиротливость,
За тяжесть туч, за молчаливость
И неулыбчивость зари.
 
 
Как ночь длинна! Как день печален!
И ты, легко тоскою ранен,
Глядишь из мокрого окна.
В осенних лужах листья тонут
 
 
И ароматом тленья тронут
Тот воздух, что вдыхаешь ты.
А думы сладки и чисты,
Как сон прекрасного младенца.
 
 
Мне никуда уже не деться
От этой сказочной тоски.
 

Кабиру

 
Я спросила у Кабира,11
  Поэт Кабир жил в Индии в 15 веке. Всю жизнь занимался ткацким ремеслом, что не помешало ему стать великим поэтом.


[Закрыть]
Почему поэт Кабир
Занялся латаньем дыр?
И ответил мне Кабир:
– Так устроен этот мир.
Мир – полотно, я только ткач,
Моль – это маленький палач.
Я нитью выткал жизнь свою,
Вы ткань оденете мою.
Одежда даст тепло для тела,
Стих будет вечно душу греть,
Ведь слову незнакома смерть.
 

Как не верить?

 
Приникнув жадным ртом к словам,
Как воду, фразы пью.
Скажите, как не верить вам.
Когда я вас люблю.
 
 
Когда немыслим и жесток
В разлуке даже час.
Мне дорог каждый волосок
На голове у вас.
 
 
И каждый жест. И всякий раз,
Сомкнув объятий круг,
Не отпускала бы я вас,
Мой ненаглядный друг.
 
 
Но вновь неистовый рассвет
Пылает за окном,
И вам на службу, ну а мне
Оберегать наш дом.
 

Отпусти

 
Солнца луч за рекой погас.
Я в объятьях с тобой срослась.
Светляков принесу в горсти:
Не губи меня, отпусти.
 
 
Только ночью у той реки,
Ноги спутали тростники.
Ах, не ставят губы клейма!
Виновата во всем сама.