Текст книги "Ихор"

– Чем привлек вас, товарищ? – спрашивает Клим.

– Жакетик-то продай, а не то в застенки определят, скажут, спер с важного трупа. – И, цокнув, спрашивает: – Аверина знаешь? И я знаю. Мне информация нужна, помоги! Про Зипайло расспрашиваю – куда сбежал?

– Вообрази, что мы с Зипайло приятельствуем, – смеется Клим, – так что ж мне его выдавать?

– А он и мой друг, проведать хочу, – кривит рот Игорь.

– Видали таких друзей! Игорь, значит? Крейт? Служил?

– Штопал больше, – отвечает Игорь и чиркает спичкой о липкую поверхность стола. Усатая баба начинает выть романс, но солдаты в углу заведения ее стопорят и просят что-нибудь народное. Баба шепчется с музыкантами и затягивает «Вдоль по Питерской».

– Вы друзья, что ли? – интересуется Рита.

– В нынешнем бардаке не распознать, кто кому другом или волком приходится, – говорит Клим.

– Тебе Зипайло не товарищ, и мне тоже. Но передать ему послание надобно, почта не справится, тут устно вложить необходимо.

– С вранья-то дружбу зачинать – так себе перспектива, гражданин Игорь Крейт. Но времена темные, понять предостережение я всегда могу. Меня звать Клим Вавилов, будем теперь руку друг дружке жать да обниматься, если на безлюдье свидимся. – Клим гладит бороду и едва заметно проводит большим шершавым пальцем по шраму, что оставил борозду на подбородке. – А прекрасной даме я предлагал побыть хозяйкой в путешествии и вот жду решения.

– Ехать-то далеко? – спрашивает Рита и плотно смыкает губы, ее взгляд растерян.

– На Дальний Восток, милая. Там дикие края, но богатые. Когда предприятие мое выгорит – озолочу. Выкупаешься в шелках и мехах. Слово даю. А слово Клима Вавилова что-то да стоит!

– Не хорохорься, Клим, скажи новому знакомому: куда направляться нужно? Аверин разведчиком ходил при атамане, а тот в Чите засел. Зипайло с ним?

– Чего спрашиваешь, раз все тебе известно?! Дуришь? Спроси сам у Аверина! Ступай к нему в двадцать третий номер да задавай вопросы!

– Не выйдет, – докуривает Игорь и ввинчивает бычок в жестяную банку. – Отошел Аверин в мир иной. Придушил кто-то. Или сам задохнулся, что вряд ли.

– Болван! – рычит Клим и вскакивает, распрямляясь во весь свой громадный рост. – Не трепаться нам нужно, а деру давать!

Вваливаются в «Яр» милиционеры с винтовками, а вместе с ними разудалый капитан и раскрасневшийся напуганный Прохор, который тычет в Клима и второго, что сидит в шинели. Игорь шепчет Рите: «Медленно уходи, а не то загребут». И Рита шмыгает в уборную, а потом к пьяному Мельникову. Капитан приказывает арестовать двоих мужчин, Клим фырчит, но не сопротивляется. Игорь сует в нос милиционеру трудовой листок, тот отмахивается и вяжет подозреваемому руки. Их уводят, и вечер в «Яре» продолжается. Рита грустит, сидя на краешке стула, к ней подходит помятый официант и просит оплатить ужин, который заказал Клим. Рита мчится к выходу и пропадает на улице, смешавшись с темнотой; официант для проформы выходит на воздух и жалостливо вздыхает.

* * *

Их везут на подводе к заброшенному отделению вокзала и заводят внутрь гулкого пустого здания, велят спускаться в подвал и вопросов не задавать. Стемнело; конвоиры высвечивают фонарями хрустящие от битого стекла лестницы и поторапливают.

– Стрелять надумали? – все-таки спрашивает Клим, хлопает по сумке и вспоминает, что его люгер изъяли при обыске.

Остается один капитан и трое милиционеров – еще молодые, но видавшие и смерти, и горести, и с ними-то Климу квитаться совсем не хочется. Но понимает, что придется, иначе не выкрутиться. Игорь молчит, повинуясь тычкам в спину. Плененные встают у стенки. Конвоиры чего-то ждут; капитан шепчется с подопечными и уходит. Клим бросает ему вдогонку:

– Как же суд?! Мы никого не убивали! Доказывай, служака, так положено!

– Рожи у вас холеные, тот вообще немец, – говорит капитан. – Мне расстрелять проще, чем волокиту зачинать. Задний ум подсказывает, что хлебну горюшка от вас, а мне в городе форсмажоры неудобны. Нам белочехов позарез хватило!

– Говорил – сними жакет! – шепчет Игорь. Затем уже орет во все горло: – Братцы, ну положите ружья, ну воевали ж вместе! Я был под Танненбергом, а вы?!

Сверху кричат, затем цокает по ступеням граната и обращается во взрывной хлопок, шарахающий по башке и ужасно слепящий. Но Клим ориентируется, подбирает ружье, выпавшее из рук милиционера, корчившегося на спине. Клим вгоняет патрон и стреляет ему в лицо, потом второму и находит в углу, рядом с дохлыми крысами, третьего. Паренек вот-вот встанет, но еще протирает глаза уцелевшей рукой, другую раскурочило взрывом. Клим перезаряжает и убивает его, забирает люгер, проверяет магазин и ступает наверх.

– Стой! Зачем убивать?! Сбежим – да и все! – кричит ему Игорь.

– Не, братец, то сволочь красная, ее искоренять надо, иначе житья не будет.

– Эсер, что ли?

– Вольный человек, – отвечает Клим и взбирается по ступеням, стреляя из люгера.

Игорь фон Крейт выходит чуть позже, удостоверившись в отсутствии пульса у каждого. Наверху лежит милиционер и окровавленный капитан на животе – Клим стрелял в спину. Теперь он курит и прикладывает к губам тонкую книжицу в черном переплете. Шепчет. Рядом с ним стоит Рита, на ней пальто и грубые сапоги; на голове ее не какая-нибудь шляпка, но вязаная теплая шапка, подбитая свалявшимся мехом.

– Жакет продам, – говорит Клим. – Но сначала тикать надо. Мы в сторону Читы поедем, потом к Маньчжурии. Но поезд нам заказан, искать будут – и найдут. Так что придется окольными. Доберемся до царских офицеров, полегче станет. Ты с нами?

– Убивать-то ты мастак, – мотая головой, сокрушается Игорь. – Куда сейчас двинем?

– На юго-восток, через леса и поля, в деревнях побираться будем. Деньги с каждым днем обесцениваются, так что закупим муки, сахара, спичек и лекарств. Коней из подводы возьмем.

– Их тут две штуки. И те хилые.

– Будет третий. Или тебе дормез подавай, ваше сиятельство? – Клим сплевывает, чешет шрам и продолжает: – Перевели дух? Ну, тогда прыгайте на коня да скачите за город. На юго-востоке будет деревенька Силки, там встретимся часа через три. Бери девку, сажай на лошадь.

– А если тебя схватят? – спрашивает Игорь.

Клим отмахивается, отвязывает коня от подводы и, оседлав, скачет вглубь города. Игорь справляется со второй кобылой и помогает Рите усесться, походя интересуется:

– Где гранату надыбала?

– Все сбережения спустила, у Прохора в загашнике нашлась. Вас выручить хотела. Они ж сюда полгорода свезли, тут гиблое место, призраки так и бродят, – отвечает Рита.

– Ну, боевая, пригодишься, – смеется Игорь и залезает на кобылу позади Риты, и так он ощущает ее ласковый и чуть кисловатый запах, смесь выскобленной с мылом кожи и пота. Покрутив кобылу, Игорь выбирает направление, пришпоривает. Кругом тьма и странные звуки из подворотен, гудит паровоз, вдалеке чадит заводская труба, вываливая в серое небо густой дым.

4

Подобный сон называют липким, но Фома не прочь окунуться глубже и побыть в нем подольше. Проснувшись, он осознал, что страшно замерз – тело вымокло от пота, футболку хоть выжимай. Поднялась температура. Фома переоделся, сменил постельное белье, любезно оставленное горничной в номере, и зажал под мышкой градусник.

Кашлял страшно, от слез покраснели глаза. Градусник показал тридцать семь и пять, ехать поутру невозможно, не осилит. Фома выпил таблетку парацетамола и попытался заснуть, но не смог. Включил телевизор, висевший в углу на кронштейне. Несмотря на простуду и хреновое самочувствие, ему захотелось секса. На «Культуре» мелькали кадры из фильма «Лоуренс Аравийский». Картинка была блеклая, и казалось, что Питер О’Тул щеголяет по снежной пустыне. Фома этот фильм не смотрел и сейчас тоже не собирался, к тому же верблюды его не возбуждали. Менялись каналы – мелькали цветные отблески на светлых обоях, отражения падали на кофейный стеклянный столик. Фома вылез из-под одеяла, по коже побежали мурашки; присел на подоконник, открыл форточку и рассмотрел трассу. Машин не много, но и не мало. Фонари светили тускло, и Фома, как ни щурился, так и не разобрал возраст тех пьяных парней, что шли, обнявшись, по краю тротуара.

Наткнулся наконец на старенький комедийный боевик «Конвоиры»[2]2
  «Конвоиры» (англ. «Chasers») – американский комедийный фильм 1994 года, режиссер Деннис Хоппер.


[Закрыть]. Середина фильма, и скоро – если память не изменяет – начнется эротическая сцена. Таблетка действовала, и Фому снова прошибал пот. Третьего комплекта белья у него нет, и потому Фома решил потеть, не кутаясь в одеяло, вытираясь жестким полотенцем и всячески обветриваясь. О жене он не вспоминал, зато думал о мемуарах неизвестной женщины, доверившей его деду подробности своей жизни. Их достоверность смущала Фому. Он сомневался, что девочка, жившая во времена Гражданской войны, могла дотянуть до сегодняшнего дня. Если в рассказе ей восемнадцать, то сейчас не меньше ста двадцати. Или они на пару с дедом сочиняли роман? Такого сюрприза от старика ждать не приходилось – не в его правилах: художку не уважал, только научные работы. Толстого и Достоевского знал, но хмыкал, когда их упоминали, а потом сообщал, что от смотрителей в метро пользы больше, чем от паршивых классиков. С дедом, разумеется, в спор не вступали, потому что он мог огреть утюгом, как случилось однажды, когда Фома заявил, что собрался изучать историю. Но вскоре передумал и очутился на экономическом факультете. Впрочем, с финансами он так и не поладил.

«Конвоиры» приближались к заветной сцене, но Фому потянуло в сон. Вдруг телик погас, и Фома проверил светильник – без тока. Фома вытерся полотенцем и приготовился провалиться в очередной сон, каким бы он ни был. Почти двадцать лет его преследовал один и тот же кошмар: сгорающая машина, ржущие от страха кони и полная безразличная луна. За стенкой послышалось какое-то шуршание. Слов Фома не различал, понадеявшись, что будет засыпать под чей-то бурный секс, но там стихли. Фома заснул и видел сны, но наутро вспоминать их не захотел.