Текст книги "Канал имени Москвы. Университет"

Глава 5
Несоответствия в Стране Теней

1

Т-рр-хх, тум-па-акк, т-рр-кхх

Ева обернулась. Этот трескуче-пустотный звук… Его по-прежнему никто не слышал. Людка шла своим курсом по спокойной воде широкой и открытой поймы, в пенных брызгах преломлялись солнечные лучи.

Туман, конечно, был где-то, но далеко от этого места. Ева встретилась взглядом с Петропавлом, и тот, как всегда, улыбнулся ей:

– Всё в порядке, милая?

– Д-да, наверное.

– Вот уже Строгинская пойма. Обогнём Серебряный Бор и заночуем там. Завтра будем дома. Тебя что-то тревожит?

– Думаю, нет. А… вы говорили про Тень. Ну, водное чудовище, как тогда в Пестово.

– Старшая сестра мамзель Несси? Не стоит её опасаться, Ева. Она живёт где-то там, в глубоких ямах Большого карьера. Но капитаны-раскольники здорово пообломали её прыть, и с тех пор Тень предпочитает не связываться с людьми. Они умные твари, а в Строгинской пойме для неё и так полно живности.

– Хорошо. – Ева кивнула. – А… Я хотела спросить… Она издаёт какие-нибудь звуки? Тень?

– Да, чирикает, как ополоумевший воробей, – рассмеялся Петропавел.

– Вот как… Но ведь и мамзель Несси, когда вы её отогнали от нашей лодки…

– Ну да, вместе с чириканьем обе воспроизводят какой-то звук, – старый гид пристально посмотрел на Еву, – не воспринимаемый человеческим ухом. Но внушающий тревогу. Говорят, Тень когда-то даже умела вызывать панику. Думаю, речь идёт об инфразвуке очень низкой частоты, и думаю, они приобрели эту способность для охоты. – Он чуть покосился в её сторону. – Так что тебя беспокоит, Ева?

– Ничего. – Девушка не заметила, как слегка дёрнула головой. – Ммм… Мне кажется, я её слышу.

– Нет, Ева, исключено, – возразил Петропавел. – Она сейчас спит. Очень активна на закате и ночью. С рассветом становится вялой, если её только специально не раздразнить, а потом уходит в свои ямы и там спит в темноте. Поэтому «Тень».

– Эмм, ну да…

– Если только не болтает во сне, – улыбнулся Петропавел. – Ева, она не представляет для нас угрозы. А в Серебряном Бору у капитанов-раскольников база. Они – друзья. Воспользуемся их гостеприимством для ночлега.

Оба шлюза в Тушине, № 7 и № 8, прошли без приключений. Но, в отличие от всех, что Ева видела раньше, оба оказались двухкамерные, и шлюзование заняло много времени. Зато на выходе из шлюза, там, где канал соединялся с водами Москвы-реки, прямо на берегу взору Евы предстали самые высокие дома из всех, что девушке довелось встречать прежде.

– Какие красавцы, – восхищённо прошептала она.

– «Алые паруса», – пояснил ей Петропавел. – Так назывался этот комплекс зданий. Там всё тихо. Эти дома давно спят.

– Как же возводили такие прекрасные и такие высокие здания? – произнесла Ева. И чуть не добавила следующее: «Как же те, кто возводил такое, могли так всё потерять?»

– Это ещё что: завтра увидишь небоскрёбы Москва-Сити; вот это действительно… высота. – В голосе Петропавла мелькнули уважительные нотки, а потом он хмуро поморщился. – Дальше будет ещё одна высотка, постарее этих. Гостиница «Украина». Вот там может быть жарковато.

– Я помню. «Огненное окно», вы говорили?

– Ну… так гиды Университета прозвали. В состоянии спалить на расстоянии. – Петропавел хрустнул костяшками пальцев. – Природу этого явления выяснить так и не удалось. Обе экспедиции не дали результата. В самом здании ничего нет. И в гостиничном номере, комната «317», даже когда окно активно, наши приборы не уловили изменений. Энергия аккумулируется где-то в другом месте. Учёные Хайтека совместно с гидами работают над этим, но пока…

Петропавел замолчал. Ева мрачно посмотрела на него, постаралась интонации упрёка в своём вопросе сделать незаметными:

– Для этого у вас клетка с голубями?

– Да, Ева, для этого. – Петропавел пожал плечами, говорил спокойно. – Несчастным птицам предстоит сгореть. Стаю поведёт дрессированный голубь – он выживет. Следующий импульс примерно через минуту. Мы успеем пройти. – Петропавел видел, как у девушки дёрнулась щека, и мягко добавил: – Иногда приходится быть жестоким, Ева. А сострадание иногда может привести к ещё более жестоким результатам. Окно забрало уже не одну человеческую жизнь. Но может, завтра всё обойдётся, и голуби останутся целы.

– До следующего раза, – не сдержалась Ева.

Петропавел посмотрел на неё и ничего не сказал.

2

Но, возможно, Тень, старшая сестра мамзель Несси, не спала в этот час, хотя до заката ещё оставалось время. Только когда трескуче-пустотный звук повторился, его не сопровождало никакое воробьиное чириканье.

Т-рр-хх, тум-па-акк, т-рр-кхх

Теперь Ева не вздрогнула, чтобы не привлекать лишнего внимания. Она спокойно обернулась на звук, вслушиваясь. Ей показалось, что он доносился из укрытия, отведённого для неё. Если, конечно, существовал на самом деле, а не был плодом какой-то галлюцинации.

«Тень, – подумала Ева. – Это ты разговариваешь со мной? Поэтому никто не слышит?! – Она мрачно усмехнулась. – Тогда уж хоть чирикни!»

Она устроилась так, чтобы, оставляя в поле зрения укрытие в центре лодки, любоваться берегами. И вскоре отвлеклась. По правому борту был остров Серебряный Бор, густая растительность, песчаные пляжи, явно обжитое место, свободное от тумана. Вскоре за поворотом, поднимаясь над деревьями, показалась сторожевая вышка, и над ней вымпелом реял флаг. Ева узнала его. Видела такой в Пирогово, правда, всего на одной-единственной большой лодке. Это был флаг капитана Льва. Лодка же, как объяснил Петропавел, принадлежала его юной дочери, Акве. Девочка отказалась опустить флаг отца, заменить его полотнищем монахов Возлюбленного братства. А здесь, в бухтах Серебряного Бора, обосновались раскольники, верные своему капитану.

«Мы ведь с Фёдором спасли его, – успела подумать Ева, – капитана Льва. Прервать этот долгий священный сон, блуждание среди теней Лабиринта…»

Сердце тут же наполнила грусть. И она вспомнила о ключе, связывающем её Фёдора с другой. Этот странный вестник непонятно чего ей не принадлежал, и она не стала выбрасывать ключ. Но спрятала его на самое дно своего вещмешка.

А потом звук повторился:

Т-рр-хх, тум-па-акк, т-рр-кхх

Ева поднялась на ноги. Звук явно доносился из её укрытия.

– Мамзель Несси, – пробормотала Ева.

Тум-па-а-кк

И теперь громче. Ева сделала шаг вперёд. Громче, и о нём по-прежнему никто не догадывается. Она сделала ещё шаг. И поняла, что если будет стоять тут, как лунатик, то привлечёт лишнее внимание. Ева, держась за борт, обошла навес, раздвинула циновку и вошла внутрь.

Это было здесь. Источник звука. Ева не знала, откуда ей это известно, но…

– Не сестра мамзель Несси, – её собственный голос прозвучал словно откуда-то из пустой бочки. Что-то поменялось в помещении вокруг. Только одна вещь осталась прежней. Её вещмешок. Даже напротив, он как будто сделался ярче, будто бы лишь он один имел смысл среди обесцветившихся предметов.

Т-рр-хх, тум-па-акк, т-рр-кхх

Ева чуть нахмурилась. Склонив голову, она смотрела на свой вещмешок. В глазах застыло выражение какой-то алчности, неведомой прежде. Яркий, как тёмный кристалл. Чувствуя, как всё внутри неё замерло, Ева протянула руку. Вещмешок, к счастью, не пошевелился. Он и не может пошевелиться. Потому что это там – внутри. Руки не дрожали, когда она вытряхивала содержимое наружу, хотя её движения были несколько судорожными. Сложенные аккуратно вещи, она не стала их разбрасывать, только сейчас они не имели значения.

Ключ сам выпал на циновку и свернулся, как маленькая змея. Ключ на шнурке.

Тум-паа-кх

Глаза Евы расширились, но руки, словно против воли, потянулись к ключу. Он не обожжёт и не укусит, вонзив ядовитые зубы, он… Трескуче-полый звук пульсировал в её ушах, как позывные из тьмы, пальцы легонько коснулись ключа, и эта тьма заполнила взгляд.

(ближе)

Ева отдёрнула руку. Но перед этим вместо трескуче-полого звука она услышала другое. Звук, как плохо подогнанные шестерёнки, трансформировался в шершавое шипение, словно резанувшее её мозг изнутри: «Ты всё ближе»…

Ева дёрнулась всем телом, как от электрического импульса. Затем застыла. Повернула голову, быстро озираясь по сторонам. И снова уставилась на ключ. Вот что скрывалось внутри яркого тёмного кристалла. Дыхание Евы сделалось сухим, горячим.

Т-рр-хх, тум-па-акк, т-рр-кхх

Спазм отступил от горла. Ева боязливо посмотрела на пальцы, потом заворожённо на ключ. Не укусит, его яд не здесь, где-то в другом месте. Перед взором поплыла словно предобморочная пелена. Но её рука, и теперь не против воли, опять легла на ключ. И она услышала, как голос из тьмы, голос изнанки мироздания: «Ты идёшь. Всё ближе, ближе… я жду тебя».

3

Нил-Сонов отодвинул от себя расчерченный лист бумаги и посмотрел во тьму за окнами. Сейчас самые короткие ночи, там, над рекой, за стенами Университета. И где-то там, в этой густой тьме, отгадки, только реконструировать события до сих пор не удаётся. Всё вроде бы должно быть очевидно, но что-то всё-таки постоянно ускользает.

«Надо всё же сварить себе крепкого кофе из неприкосновенного запаса», – решил Нил-Сонов. А потом снова посмотрел на лист бумаги, лежащий на столе.

Тварь проникает в Весёлую сторожку, убивает и уходит. Внутри была бойня, кровавое месиво, ни одному человеческому существу не под силу сотворить такое. И ещё запах…

Нил-Сонов в который раз проглядывал схему, что набросал тогда по горячим следам в последний день Чёрной весны Кондрат. У здоровяка, самого сильного гида Университета, оказалось немало скрытых и неожиданных способностей. Твёрдая рука неплохого рисовальщика, прекрасное пространственное видение и каллиграфический почерк были в их числе. И сейчас Нил-Сонов повернул лист со схемой так, чтобы тяжёлая входная дверь сторожки оказалась внизу, а положения тел, – и Николай, грузно навалившийся на стол с вывернутой на 180 градусов шеей, – отмеченные кружками, должны были сложиться в карту маршрута ночного гостя. Тварь проникает, делает свою кровавую работу и, возможно раненая, уходит. Должны были сложиться и никак не складывались.

Нил-Сонов нахмурился, шрам, пересекающий правую половину лица, выгнулся змейкой вокруг глаза. Пулевые отверстия в схеме Кондрата отмечены крестиками; некоторые пули отрикошетили, некоторые застряли в обшивке стены. И то самое главное входное отверстие, из которого кто-то по неясной причине пулю выковырял. Скорее всего, подчиняясь интуиции, Нил-Сонов об этом пока никому не сказал. Только Петропавлу. И теперь с нетерпением ждал Мастера, Главу гидов, потому что…

– Несоответствия, – пробормотал Нил-Сонов, пристально вглядываясь в лист бумаги перед собой.

Тварь проникает в Весёлую сторожку и уходит, но… тяжёлая бункерная дверь не сорвана. А лишь приоткрыта. А как ни крути, если у кого-то хватило сил справиться с массивными стрежнями замков, то уж с петлями и подавно. Но дверь не сорвана. Об этом Нил подумал сразу. Не сорвана, потому что тварь… впустили. По ошибке, под воздействием гипноза или намеренно. И если верно последнее, то…

Ночного гостя ждали и впустили, и уже там, в темноте, тварь смогла растерзать троих вооружённых гидов, а затем разделаться с учёными. Кто впустил? Для чего? Похоже, теперь это два разных вопроса, и только начав с первого, можно будет подобраться и ко второму.

Выживших на сегодня двое. Пацан Алёшка и подавшийся в бега Лазарь. Первого, скорее всего, стоит отмести. Раны, полученные Алёшкой, были несовместимы с жизнью. Задержись они немного или выйди на день позже, по графику, парня давно бы уже похоронили в братской могиле. Он ведь почти не подавал признаков жизни, и удивительно, что вообще дотянул до госпиталя. Нил-Сонов видел, как мрачны были лучшие лекари Университета: ничего сказать не можем, состояние критическое, яд твари очень быстро распространился по телу, и шок, отёк лёгких и остановка сердца могут произойти в любой момент. Нил-Сонов видел, и такого не спутать. Но пацан начал выкарабкиваться; правда, даже если всё обойдётся, к врождённым увечьям добавится инвалидность до конца жизни. К счастью, парень всё же медленно, черепашьими шажками пошёл на поправку. И Нил-Сонов ждал этого. Прекрасно понимая некоторую постыдную двусмысленность своего мотива, и не стыдился его. Конечно же, по-человечески он желал Алёшке скорейшего выздоровления, только (Николай с шеей, вывернутой наизнанку!) прежде всего он ждал возвращения единственного уцелевшего свидетеля. Тьма, что вползла с безумием зверя в ту ночь в Весёлую сторожку, подкралась очень близко. Нил-Сонов всегда чувствовал её, Страну Теней. И сейчас она была где-то здесь, между листом со схемой, госпитальным крылом и далёкой Перервинской плотиной. А уж сантименты побережём до более спокойных времён.

Но… не один Нил-Сонов ждал скорейшего выздоровления Алёшки. Или опасался. Был ещё один выживший – Лазарь. И хоть любимчик Хайтека подался в бега, он где-то тут, недалеко, в этой тьме за окнами. И он оказался очень умён, Хайтек прав («При всём уважении, Нил, вам никогда не поймать его, если он только сам этого не захочет», – и почти неуловимая надменная усмешка на губах), только ведь Лазарь тоже… вестник из Страны Теней. Три дня назад его засекли в госпитальном крыле, ублюдок почти добрался до лазарета, где лежал Алёшка, и цели его не вызывали сомнений. Лазаря обложили, но он сумел улизнуть тогда, видимо, действительно неплохо знает тайные ходы Университета. После этого охрану госпиталя пришлось усилить, а Нил-Сонов даже хотел арестовать Хайтека, но до возвращения Мастера, до возвращения Петропавла, решил не предпринимать резких движений. Да и ни к чему это, что уж теперь… Привыкший к комфорту, вальяжный Глава учёных вряд ли подастся в бега. Не выживет в тумане. Но он явно что-то скрывает. Не только горою встал на защиту своего любимчика, там что-то ещё. И вот когда вернётся Петропавел, Хайтеку придётся выложить всё начистоту, учитывая произошедшее за последние дни.

Нил-Сонов поднялся и почему-то подошёл к умывальнику за шторкой, над которым висело небольшое зеркальце. Палаты у Нила, конечно, царские: и свой умывальник, и даже туалет. А рядом, в переоборудованной бывшей аудитории для лекций, спало тридцать пять человек. Но никто не жаловался. Нил-Сонов посмотрел в мутное зеркало: от бессонных ночей глаза были воспалены, кожа на чисто выбритой голове казалась усталой. Удивительно, но Лазарь где-то заполучил почти точно такой же шрам, только симметричный, пересекающий правую половину лица. Теперь понятна не свойственная учёным склонность ублюдка к боевым искусствам, навыкам выживания и полученное лично у Петропавла разрешение на огневую подготовку.

Нил вернулся к своему рабочему месту. Уселся и снова пристально уставился на схему.

«Ну, что тебе надо было от Алёшки, а, Лазарь? – подумал он. – О чём мог поведать несчастный инвалид? О чём ещё, кроме того, что вроде как очевидно? Что ещё ты пытаешься скрыть, Лазарь? Мне надо постараться думать, как ты, но честно отмечу, друг мой, пока не выходит».

Нил-Сонов откинулся на спинку стула. И снова вспомнил, как вошли тогда в сторожку. Запах

(Страна Теней)

безумия, запах гибели. Он сейчас прокрался сюда. И тьма за окнами словно навалилась, придвинулась вплотную к стеклу.

«У меня тогда мелькнула мысль, – подумал Нил, – что стоило бы пересчитать отстрелянные патроны в магазинах. И она мне показалась странной». Не только это. Ещё одна мысль, гораздо более важная. Связка.

«Два автомата Калашникова и карабин Николая. Другого оружия в сторожке не было».

«Но почему я так решил? Потому что учёным оружие не выделяется. Я мыслил по… регламенту, и это было ошибкой. Хотя тревожный маячок внутри звучал и сигналил. Конечно, смену перед отплытием на вахту досконально проверяют, всё заносят в журнал, и всё оружие в Университете на строжайшем учёте. Регламент. И вот появляется пулевое отверстие, в котором нет самой пули. Её выковыряли».

(связка)

Нил-Сонов взглянул на схему: кружочками отмечены тела, крестиками – следы пуль. И вдруг на мгновение перед глазами Нила мелькнул странный рисунок: линии, соединившие кружочки и крестики. Или… то, как их бы хотели соединить.

– Несоответствия, – чуть слышно и хрипло прошептал Нил-Сонов.

Пуля, которую выковыряли. А что, если… Странный ком подкатил к горлу, но сердцебиение всё-таки не ускорилось. А что, если стреляли не по твари? А по гиду, который вёл огонь от входной двери, когда ночной гость уже проник в сторожку?

– Там было ещё оружие, – услышал Нил-Сонов свой собственный голос, – о котором никто не знал.

Слова прозвучали в тишине, как удар хлыстом. Но… эта неожиданная уверенность в голосе, она…

Не было никакого конфуза со случайным выстрелом. По крайней мере, вовсе не следы конфуза пытались скрыть. Там было ещё оружие, которое кто-то пронёс вне всех известных регламентов. И скорее всего, другого калибра. Не «7,62». Не калибра АКМ или карабина Николая. Вот для чего понадобилось извлечь и скрыть пулю. Стрелок был первоклассным, и всё сделал безукоризненно. Но одна из пуль всё же угодила в стену, и он её извлёк. Скрыл. И никто бы ничего не заподозрил, если б Нил-Сонов не просидел так долго, держа руку мёртвого Николая в своей и глядя в пустоту. Оказывается, не совсем в пустоту. Глаз случайно зацепился…

Там было ещё оружие! И это всё меняет. Другого калибра. Вероятно, 9 мм.

– Видимо, пистолет. – Нил-Сонов кивнул. Та же уверенность в голосе. – Иначе бы ствол не пронёс. И этот новый калибр потребовалось скрыть.

По гидам вели огонь из оружия. Твари помогали. А потом следы полученных ран скрыли, устроив кровавое месиво. Следовательно, в спешно захороненных телах…

Нил-Сонов чуть заметно дёрнул головой. Он смотрел на схему. Кружочки и крестики. Они соединяются в линии. Но всё это – враньё. Потому что, вполне возможно, тела потом хладнокровно перенесли. А кружочки и крестики могут образовать совсем другой узор. Реальный, зловещий и такой же больной, как запах безумного зверя, что навестил сторожку в ту ночь. Узор, за которым не будет несоответствий. А будет дыхание Страны Теней, где меняются законы жизни и меняются законы смерти.

– Николай, – прошептал Нил-Сонов. – Мне придётся потревожить тебя ещё раз. Ты ведь простишь меня, старый друг…

Конечно, стрелок мог с тем же хладнокровием извлечь пули из мёртвых тел, чтобы скрыть огнестрельные ранения, но ведь кое-какие несоответствия всегда оставляют следы? Так?!

«Надо дождаться Петропавла, – подумал Нил. – А потом тихо, без лишнего шума провести эксгумацию».

Чёрт, а ведь стрелок даже просчитал, что нам придётся хоронить их там, потому что в лодке не хватит места для живой и мёртвой смены. А на лодке Николая он ушёл оттуда сам. И правда, умён. Только… сколько всего может рассказать небольшое пулевое отверстие, в котором нет пули. Нил-Сонов вдруг понял, где ему придётся искать ответы. В Стране Теней, что опять появилась в его жизни, её вестники уже здесь, где-то рядом. И если она опять успеет распахнуть свои двери… Нил-Сонов крепко сжал кулаки. И понял ещё кое-что. К двум выжившим свидетелям происшедшего (или обвиняемым) можно кое-кого добавить. Это даже заманчиво, коль пошла такая чехарда. Потому что в Стране Теней свои законы. Там, на троне безумия, сложенном из детских лиц и того, чем эти лица стали, восседает Хохочущий Император. И несчастный инвалид Алёшка может оказаться убийцей, а рыцарь без страха и упрёка… Кулаки Нил-Сонова были по-прежнему крепко сжаты.

«А ведь в журнале сторожки есть запись, что Лазарь провёл у них целые сутки».

Старцы… Кем или чем бы они ни были, они знают о Хохочущем Императоре. Старцы Николо-Перервинского монастыря. Эти странные создания, которые выглядят как люди, которых не трогает туман и которые не говорят. А лишь молча смотрят на всё своими сострадательно-непроницаемыми глазами.

– В этот раз всё-таки придётся поболтать, – жёстко процедил Нил-Сонов, глядя на тьму за окнами. И только тихий стук в дверь заставил его кулаки разжаться.

4

– Хайтек?! – изумился Нил-Сонов. Вот уж кого он не ожидал увидеть. – Не спите?

Казалось, Глава учёных и сам смущён. Совершенно седые, цвета благородного серебра длинные волосы сложены в аккуратный хвост. Лицо столь же благородной, почти аристократической красоты, если бы не капризные складки в уголках рта, привыкшего к надменным улыбкам, и вечный огонёк самодовольства в глазах, лишающие это прямо-таки скульптурное лицо обаяния. Впрочем, Хайтек поддерживал себя в прекрасной физической форме. В руках у него была бутылка настоящего коньяка, что выглядело столь же невероятным, как если бы он сейчас заявил, что Великий Университет поглотил туман. Или бы признал, наконец, что его лучший ученик – убийца.

– Доброй ночи, Нил. – Хайтек покрутил в руках бутылку, словно сам себя стыдясь или не веря, что с ним подобное может происходить. – Я вот подумал, не выпить ли нам.

Нил-Сонов всё ещё не отошёл от изумления, потом вежливо, но без особой приязни улыбнулся:

– Ну, если совсем немного. Дел с утра полно.

– Арманьяк, наверное, стоит того, – странно подмигнул Хайтек. Да он и вправду смущён. – Даже в прежние славные времена был редкостью. Можно войти?

– Конечно. – Нил-Сонов посторонился. – С закуской у меня, правда…

– Подобные вещи не закусывают, – не удержался Хайтек; вошёл, с любопытством оглядывая его жилище.

– Скромная спартанская обстановка, – сказал Нил-Сонов.

– Даже славненько, – похвалил Хайтек и заявил без всяких переходов: – Нил, я вот что хочу сказать – вспылили мы вчера оба. Я к тому, что пора бы нам это прекратить. И без того вокруг всё…

– Можно и прекратить, – согласился Нил-Сонов.

– Зарыть топор войны. Но прежде выслушай меня. Это не займёт много времени.

– Ну, разумеется…

Хайтек неопределённо кивнул, будто обдумывая, что именно могла значить последняя фраза. Коньячных бокалов у Нил-Сонова не нашлось. Он посмотрел на рюмки и предпочёл всё же стаканы. Разлил в молчании. В насыщенном, тёмного янтаря цвете напитка родились золотые искорки, поймавшие отражение ночной лампы.

– Честно говоря, я такого в жизни не пробовал, – признался Нил-Сонов.

* * *

Невзирая на обещание быть кратким, Хайтек говорил долго. Нил-Сонов слушал его, не перебивая, чувствуя приятное умиротворяющее тепло внутри, – они прикончили уже полбутылки. Хайтек сетовал, что все полагают Лазаря его любимчиком. Возможно, так оно и есть, но он бы никогда не стал покрывать Лазаря, если б засомневался хоть на секунду в чистоте его намерений. Лазарь кто угодно, только не убийца! Лазарь очень талантлив. Да, многие мотивы его поступков непонятны для гидов, он странен для них, может быть, даже чужд, но это нормально. Для этого и существуют гиды – для баланса, равновесия. Стоит признать, что пытливый ум учёных заставляет порой копать в запретных территориях, и это может быть опасным; Хайтек не раз осаждал любимого ученика, чтоб был осторожен. Но Лазарь на пороге огромных открытий, которые послужат общему благу, и сам Петропавел вынужден был оценить это по достоинству. Ну да, порой Лазаря заносит, он заходит слишком далеко, поэтому Петропавел поручил Хайтеку приглядывать за ним.

«Мне тоже», – подумал Нил-Сонов.

– Я не знаю, что там произошло, – заканчивал Хайтек изливать поток своего красноречия, – кроме того, что в Весёлой сторожке случилось что-то жуткое. И не знаю, почему Лазарь выжил, как ему удалось. Я только могу представить, каково ему сейчас. Лазарь не убийца. Не смог бы он так… Псих для вас, одержимый учёный, движимый огромным самолюбием и чрезмерно раздутым эго, пусть!.. Кто угодно, но не убийца.

«Аминь», – подумал Нил-Сонов. Подождал немного. Ни разу не слышал от Главы учёных столько эмоций, почти страсти. Речь, конечно, была отрепетирована, но во многом Хайтек казался искренне убеждённым. Или он прекрасный и недооценённый актёр. А потом Нил-Сонов спокойно поинтересовался:

– Почему бы ему тогда просто не сдаться? Чтобы прояснить все недоразумения?

Хайтек печально улыбнулся:

– А ты не думал, что именно из-за вас, Нил? Он напуган. Вы ненавидите его, затравили, обложили, как зверя. Не думал, что он просто боится вашего самосуда?

– Гиды Университета известны своей склонностью к линчеванию? – жёстко усмехнулся Нил-Сонов.

– Я не об этом, Нил. – Хайтек протестующе поднял руки. – Я ведь правда не знаю, что там произошло. Лазарь ведь не гид, Нил, у него нет вашей отваги. Возможно, он струсил, сбежал оттуда, когда всё началось. Хотя мог бы попытаться кому-то помочь. Возможно, кошмар произошедшего лишил его на время рассудка. Он струсил и сбежал, спасая собственную шкуру. А теперь боит-ся, что и это ему поставят в вину. Ведь… Николай был твоим лучшим другом, Нил.

Нил-Сонов почувствовал, как спазм в горле сменился сухостью. Он не стал говорить о погибшем друге. И о шее, вывернутой наизнанку. Вместо этого он задал другой вопрос:

– Тогда что ему было нужно в лазарете от Алёшки?

– Именно это! – горячо воскликнул Хайтек. – Как же ты не понимаешь, Нил?! Кривой Алёшка – единственный свидетель его невиновности. Он приходил за своим алиби. Возможно, он и достоин презрения, но не так глуп, чтобы допустить самосуд над собой.

Нил-Сонов обдумал услышанное: скорее всего, Хайтек говорит искренне. Всё же спросил:

– Он пытался связаться с вами?

Хайтек удивлённо посмотрел на него:

– Нет, конечно.

– Почему?

– Мальчик мой, потому что я вхожу в Высший совет Университета. И ещё потому, что, может быть, вы несколько преувеличиваете степень нашей близости? Нил, его вина в этом деле настолько очевидна, что было бы смешно, если б не так трагично. Лазарь слишком умён. И ты считаешь, что он стал бы так бездарно подставляться? Лучше подумай вот о чём: не мешает ли ваша слепая ненависть отыскать истинного виновника случившегося? Не затравленного паникующего Лазаря, а кого-то совсем другого? И не находится ли он где-то совсем рядом?

Нил-Сонов молчал. «Складно болтает», – мелькнула мысль. Действительно: вина Лазаря настолько очевидна, что подозревать его вроде бы нелепо. Но ведь неясен мотив. А если происходит что-то, пока недоступное пониманию? И ведь есть ещё кое-что: если хочешь что-то по-настоящему спрятать, оставь на видном месте. Старое правило. И тогда, может быть, показывая часть, скрывают целое?

Нил перевёл взгляд на окно. Скоро рассвет. Хайтек молча смотрел на своего собеседника, ожидая хоть какой-то реакции. Но какая может быть реакция? И неясные мотивы, и ответы в Стране Теней; она питается нашими сомнениями, жрёт нашу неуверенность и потаённые страхи. Только тот, кто пришёл оттуда и устроил кровавую бойню в сторожке, он один знает, что происходит, наверняка. И он сейчас на шаг впереди, наблюдает за нами и, возможно, посмеивается, как кукловод, под чью дудку мы все пока пляшем. И даже Хайтек…

«Только есть кое-что, друг мой кукловод, чего ты не знаешь обо мне, – подумал Нил-Сонов. – Я ведь тоже был в Стране Теней. Был когда-то, и теперь ни с чем её не спутаю». Взгляд Нил-Сонова на мгновение потемнел. «О чём ещё я тогда подумал, а? Что ещё вспомнил?»

И опять это ускользающее понимание

(несоответствия)

оказалось совсем рядом. Но раздался новый стук в дверь. Гораздо громче и настойчивей вкрадчивого стука Хайтека, который пришёл попытаться поговорить. И всё прошло, ускользнуло или поменялось. Это был Кондрат, в полной боевой форме, АКМ на ремне по косой пересекал линию груди.

– Нил, он опять приходил! – Глаза здоровяка возбуждённо блестели. – Лазарь! За ним сейчас идут. Ловкий, шельма. Ну а я к тебе.

Хайтек устало и чуть ли не со стоном вздохнул. Нил-Сонов услышал это.

– В лазарет? – спросил он у Кондрата словно ватным голосом.

– Нет. В здание биофака. В архив. В отдел реликвий и артефактов.

Нил-Сонов усмехнулся. Тяжело посмотрел на Главу учёных:

– Хайтек, мы ведь его всё равно поймаем – это лишь вопрос времени. Вам выбирать: либо расскажете прямо сейчас, что ещё скрыли от меня, либо вы становитесь одним из двух главных подозреваемых.

Хайтек поджал обескровившиеся губы. Впервые в его насмешливом взгляде промелькнула тёмная усталая искра.

– Биофак? – обронил он чуть слышно. Посмотрел на Нил-Сонова с каким-то детским недоумением, затем на стол. Ополовиненная бутылка, арманьяк, как мостик к чему-то, который несколько минут назад мог казаться таким надёжным.

– И вот ещё что, – добавил Нил-Сонов. – Гиды нужны вовсе не для баланса. А для того, чтобы вас, умников и белую кость, не перебили поодиночке. С лёгкостью, как назойливых комаров, которые мешают спать.