Текст книги "Последний варяг"

Как удивительно порой плетётся нить судьбы. Великовозрастный верзила Незван уже достаточно давно издевался над младшим Авосем. Но именно ему мальчик был обязан тем, что всё ещё жив. Если б Авось не замешкался на дереве, то был бы уже у брода, где его непременно дождались бы древлянские мечи. Или стрелы. Но Авось потерял время, как будто взял его взаймы у смерти, и сохранил жизнь. Мальчик бежал вдоль реки, думая, что за неведомый зверь мог издавать такой вой. Что-то чуждое, вражеское вползло сейчас в их лес. И лес, свой, такой родной, с исхоженными тропами, почти домашний, стал опасным. Авось остановился. Поднял голову – высоко в небе над бродами кружил одинокий ворон, словно чуял свою добычу. Авось погрозил ему пальцем. И тут же замер. Только что со стороны деревни пришло два клича. Один – клич тревоги! Но и другому отец обучал его специально – это был известный только роду Куницы клич опасности и приказ, ослушаться которого было невозможно, приказ спрятаться, стать невидимым, пока не отступит беда.

– Это отец, – прошептал Авось. – Он хочет, чтобы я схоронился в лесу.

Мальчик не собирался ослушаться. Но Незван, подаривший Авосю несколько минут, теперь, видимо, решил получить свой долг. Глаза Авося округлились – он уже некоторое время смотрел на воду поджав губы. О, нет, ворон действительно вился в небе неспроста. Чистые, прозрачные, весело журчащие воды реки теперь замутились. И эти тёмно-красные завихрения в потоке реки было трудно с чем-либо перепутать.

– Кровь? – пролепетал мальчик. Чувствуя, что всё внутри него немеет от страха, Авось ступил на берег. Кровь… Но не только. К нему плыл Незван. Долговязый обидчик сейчас плыл на спине, широко раскинув руки. Вот он зацепился за корягу, и его безвольное тело стало разворачивать. Глаза Незвана были широко раскрыты, а во лбу он нёс жуткое украшение – стрела была непривычно толстая, и почти наполовину вошла в его голову. Авось вскрикнул. Чуть громче, чем следовало, но он ещё никогда не видел насильственной смерти своего ровесника. Дети умирали от болезней, когда им не могли помочь даже волхвы. Но не так. Несколько последних лет, выпавших на сознательную жизнь Авося, были относительно спокойными. Поговаривали, что из-за покровительства дружины князя Олега. Авось его никогда не видел. Но сейчас этот таинственный князь не спас Незвана от смерти. Сейчас река его подхватит и потащит к водопаду, как будто он мёртвый олень, кабан или иной дохлый зверь, а не мальчик, которого Авось сегодня назвал бывшей едой Злой Бабы, а потом обозвал дураком.

– Я его вытащу! – твёрдо проговорил Авось. И всхлипнул: – Я тебя вытащу, Незван.

А минутой ранее древлянский воин услышал крик ребёнка. Он остановился – кричали от реки. Воина звали Комягой. Он не знал, дал ли ему это имя отец. Честно говоря, Комяга не знал точно, кто был его отцом. Но воевать с детьми ему не нравилось. Комяга участвовал в частых и выгодных вылазках за рабами, но вот так резать беззащитных щенков…

Он вздохнул: таков был приказ Мала, и Комяга вовсе не собирался перечить князю, но гораздо больше его пугала перспектива ослушаться их волхва. Комяга бесшумно прокрался к реке. Мальчик сейчас разговаривал с трупом. Взгляд Комяги потемнел. Он тихо положил стрелу на тетиву лука. Вот спина ребёнка, прямо перед ним, и если сразу поразить сердце, мальчик даже не будет мучиться. Комяга поморщился. Ему вдруг стало жаль… стрелу. Лишней она в бою не бывает. А меч можно просто вытереть. Он ещё раз поморщился. Меч бесшумно покинул ножны, и Комяга ступил на берег.

Судьба в этот день продолжала свои хитросплетения, и Авосю повезло снова. Ему повезло, что солнце стояло за его спиной. Авось уже зашёл в воду по колено, но так и не смог дотянуться до Незвана. Мальчик раздумывал, как ему правильней поступить: доплыть до тела или воспользоваться какой-нибудь палкой. А потом все раздумья закончились. Авось увидел, как к нему со спины подползает грозная тень. Комяга тоже обнаружил, что ему не удалось остаться незамеченным, – предательская тень выдала его, и мальчишка оказался смышленым. Комяга взмахнул мечом и в следующий миг понял, что как ни жаль, а со стрелой всё-таки придётся расстаться. Мальчишка умудрился увернуться – правда смышленый, – и лезвие меча Комяги лишь обожгло ему правую щёку, нанеся достаточно глубокую рану. Что-то заволновалось на другой стороне реки. И вдруг как-то холодно стало Комяге. Но у него уже не было времени анализировать свои чувства. Мальчишка прыгнул в воду и поплыл. Вот он задел труп, и их обоих подхватило течение. Комяга вынул из колчана стрелу. Прицелился. Если до Белогуба дойдёт слух, что он упустил ребёнка… Комяга спокойно разжал пальцы. Стрела со свистящим шёпотом покинула большой изогнутый лук. Её полёт был краток. Стрела вошла в спину мальчика, как раз когда тот делал взмах рукой. Комяга не хотел, чтобы ребёнок мучился. Теперь же мальчишка умрет в страшных мучениях – если, конечно, ещё жив, – захлёбываясь водой. Река и пороги сделают своё дело.

Стремнина понесла теперь оба тела к водопаду. Комяга снова тяжело вздохнул – плохо всё это вышло. Может, стоит его добить? Чтоб не мучился? Ладно, вряд ли он теперь ему поможет, наверняка мальчишка мёртв уже, а ещё одну стрелу Комяга пожалел. Он развернулся и двинулся к лесу. И, покидая берег, Комяга вздрогнул: только что он совершенно отчётливо ощутил, как с другой стороны реки за ним наблюдает нечто неодобрительное, враждебное, сильное и злое, и опять внутри себя почувствовал этот непривычный холод.

Мать Авося с дочерью на руках вбежала в дом. Здесь оставалось ещё несколько женщин с малышами. Ждана спешила за ней.

– Быстро в подпол! – скомандовала жена вождя. – Уходим через чёрный ход. В лес!

Женщины замешкались, стали хватать какие-то ненужные вещи, пытаясь собрать их в узлы, но даже сюда уже проникли первые горящие стрелы, и тогда она закричала:

– Оставьте всё! Берите только детей! И уходите!

Однако сама накинула колчан с луком и со стрелами. Она была охотницей и была женой вождя. Затем подбежала к окну, даже не думая схорониться за ставенкой, а лишь прикрыв своим телом дочь. Она выглянула в окно, тут же в её горле застрял крик, так похожий на всхлип. Она смертельно побледнела, выдохнув лишь одно-единственное слово:

– Авось.

Ждана отбросила в сторону мешок, в который пыталась уложить хоть какие-то вещи, и с тревогой спросила:

– Что там?

Но жена вождя молчала. Хотя она всё уже увидела. И всё поняла. Поняла, что им всем уготовано. Гигант в чёрной шкуре теперь укрепил своё диковинное оружие за спиной («стреломёт», вспомнила жена вождя, когда-то ей рассказывали о таком, говорили, что это подлое оружие, оружие убийц) и только что схватил Прекрасу за волосы. Девушка даже не успела выпустить из рук цветочный венок (кому-то она могла стать красавицей-женой, но даже для древлян была бы ценной рабыней), когда гигант, откинув ей голову назад, безжалостно перерезал Прекрасе горло. Даже не вытирая меча, проткнул грудь её подруге Радмиле. Именно в это страшное мгновение жена вождя прошептала имя своего младшего сына.

– Ну что там? – теперь с нотками паники повторила Ждана.

Всё также, не отрывая взгляда от окна, жена вождя ответила:

– Смерть.

Потом она обернулась. И то, что женщины увидели в её глазах, оказалось страшнее её слов.

* * *

Князь Мал, как всегда, прекрасно справился со своей работой. Почти все охотники рода Куницы были мертвы, оставалось добить лишь женщин и детей. Их вождь с горсткой воинов ещё пытался организовать какое-то жалкое сопротивление, но Мал видел, что вот-вот всё будет закончено.

* * *

Мать Авося откинула лапник в смеси с палой листвой, наваленный в корнях могучего дуба, поднявшегося над обрывом, и первой покинула подземный ход. Тут же взяла наизготовку лук с натянутой тетивой.

– Выходите, – велела она женщинам. – Быстро!

Ждана с её дочерью на руках шла следом, затем показались остальные.

Мать Авося прислушалась – вроде бы здесь всё было спокойно.

– Вот по этой тропинке, – сказала она женщинам. – Бегите!

Тропинка вела в самую чащу леса, к овражкам, где можно было отсидеться. Дальше, обогнув овражки, тропинка сливалась с ещё одной. А та уже вела на большую главную дорогу, по которой можно было добраться до речных волоков, а там уже – куда глаза глядят.

Женщины быстро двинулись по тропе, прижимая к себе детей. Те были напуганы и молчали. Молчал и лес вокруг. И, возможно, напряжение людей достигло предела, и какой-то малыш его не выдержал, потому что в следующую секунду ребёнок заплакал.

* * *

– Мал, смотри! – Человек в сером указывал гиганту на лес, ближе к реке. Мал не смог ничего различить. Но Белогуб указал туда посохом. И князь Мал увидел. И снова ощутил что-то странное по отношению к волхву – то ли безмерное почтение, то ли затаённый страх. Ну и зрение у него! Там было какое-то движение. Теперь и Мал это видел: женщины пытаются бежать в лес, видимо, ушли подземным ходом.

– Пошли туда кого-нибудь, – произнёс Белогуб.

– Я сам этим займусь, волхв.

* * *

Сперва Комяга увидел князя Мала. Тот быстро пробирался с группой воинов через лес, шёл в сторону от деревни.

«Наверное, там всё уже закончено», – решил Комяга. Потом, слева от себя, ближе к порогам, он услышал плач ребёнка. Именно туда сейчас спешил Мал.

– Ах, вот оно что, – кивнул Комяга и двинулся в лес.

Первые стрелы, вылетевшие из-за деревьев, не причинили вреда. Но потом мать Авося услышала звук, похожий на тот, с каким лезвие клинка рассекает воздух, – гибельный звук. Короткая и непривычно толстая стрела пробила спину женщины, чьё дитя сейчас плакало, и та повалилась лицом на траву. Тут же посыпался град стрел.

– Бегите! Бегите! – закричала мать Авося. А потом она увидела, сколько сейчас сюда торопилось древлян во главе с гигантом в чёрной шкуре, с подлым и страшным стреломётом в руках. И тогда жена вождя приняла решение.

– Беги! – обратилась она к Ждане. – Уноси её.

– Нет, хозяйка…

– Беги, спасай мою дочь!

Ждана медлила ещё мгновение, и жена вождя склонилась к дочери и нежно поцеловала её в висок. Ребёнок смотрел на маму, не понимая, что происходит, и вот-вот готов был расплакаться.

– Моя радость, моя кровинушка, – горячо прошептала женщина. А потом она улыбнулась дочери; мгновение растянулось, и в него уместилась вся любовь и вся нежность, что жила в её сердце. – Я тебя очень люблю. И буду любить всегда.

А потом она оторвалась от дочери. И стоило это неимоверных сил. Но жена вождя, глядя прямо на Ждану, с непривычной жёсткостью, но в то же время негромко, чтобы не напугать ребёнка, произнесла:

– Спаси мою дочь!

И Ждана, прижав к себе малышку, побежала по тропинке. А мать Авося кротко вздохнула, бросив на неё прощальный взгляд, и положила стрелу на тетиву лука.

Комяга это видел. И видел, как женщина вдруг исчезла, слилась с листвой. Его это удивило. Но старуха, довольно неуклюже, всё же уносила ноги по тропинке. Комяга хотел было перехватить беглянку – дочь их князя, Белогуб будет доволен. Он даже успел сделать несколько шагов. А потом остановился. Комяга, пока ещё здесь единственный, увидел опасность гораздо более серьёзную и реальную, чем все страхи из-за другой стороны реки. Увиденное заставило его немедленно застыть на месте. Затаился.

А жена вождя в этот момент приняла свой последний бой. Она прижалась спиной к стволу высокой сосны – не только древляне умели маскироваться в лесу. И как только в поле обстрела – она определила это на слух – появился первый воин, женщина вышла из-за дерева. С гулким звуком распрямилась освобожденная тетива. Мелькнуло в листве оперение стрелы, древлянский воин вскрикнул, схватившись за грудь. С неимоверной скоростью из колчана была извлечена следующая стрела. Выстрел – и женщина снова скрылась. Древляне остановились.

– Вон она, – произнёс Мал, указывая на мелькнувшую в листве тень. – Убейте её!

И древляне разделились: большая часть устремилась в указанном гигантом направлении, остальные двинулись за князем по тропинке.

Но «это» оказалась не она. «Этим» оказалась брошенная ею сухая ветка. А жена вождя поднялась из-за листвы с луком наготове, и снова воины-древляне испытали на себе ярость лесной охотницы. Она разила их точно и беспощадно, с почти невозможной скоростью извлекая из колчана очередную стрелу. Она понимала, что не справится с ними со всеми, но должна была отвлечь их от дочери, отвлечь любой ценой и убить их как можно больше. Она и сама уже была ранена древлянской стрелой, но продолжала битву, даже умудрившись задержать на тропинке князя Мала с его людьми. А потом стрелы кончились. Жену вождя окружали со всех сторон. Враги осмелели, убедившись, что она больше не в состоянии стрелять. Она лишь выхватила короткий охотничий нож, выставив его перед собой.

Древлянский воин ухмыльнулся. Он был крупным, почти такой же большой, как князь Мал. Наверное, он был даже восхищён её мужеством. Но она только что убила стрелой его младшего брата. Тот был не ахти каким воином, но священное право кровной мести ещё никто не отменял. В знак уважения к её храбрости древлянский воин убьёт её сам и сделает это быстро. Он извлёк меч, шагнул к ней. Она вся сжалась, как загнанный зверь, лишь очертив перед собой охотничьим ножом часть пространства. Древлянский воин уже оценил расстояние, меч у него был хорош и длинен. Мать Авося ещё раз взмахнула ножом, древлянский воин навис над ней, и она поняла, что уже всё: по сравнению с оружием древлянина, её нож – лишь жалкая игрушка. Она увидела, как жадно впитало лезвие лучик солнца, пробившийся сквозь листву. Древлянский воин занёс меч и… застыл. Его глаза остекленели, а изо рта вытекла струйка крови. Потом он упал. И мать Авося увидела своего мужа с окровавленным клинком в руке.

Князь Мал быстро настигал беглянку. Он уже выпустил болт из арбалета с большого расстояния и серьёзно ранил старуху. Та даже упала, но умудрилась подняться и, прижав к себе плачущего ребёнка, заковыляла дальше. Следующий выстрел будет смертельным. Если сократить расстояние хотя бы до семидесяти шагов, то стрела поразит обеих. Мал побежал…

… Это был её муж. Он пришёл за ней. Вождь охотников рода Куницы пошатнулся. Он был весь в крови, страшные раны исполосовали его тело, и в плече торчала древлянская стрела, но он пришёл за ней. Она смотрела в его глаза, в которых сейчас угасала жизнь, и видела боковым зрением, что их окружают древлянские воины. Вот натягиваются луки, и острия древлянских стрел хищно чуют свою добычу готовые сорваться, как охотничьи псы. Но она посмотрела в его глаза и… улыбнулась. Он шагнул к ней, он хотел ещё раз коснуться её, и тогда тьма древлянских стрел чёрными молниями пронзила воздух.

Они упали друг напротив друга – последний князь рода Куницы и его жена. Её ладонь заскользила по траве в поисках его руки.

– Наша дочь будет жить, – прошептала она.

Он смотрел на неё так, как, наверное, смотрел в их первую тайную ночь. И она смогла ответить ему тем же. Их руки соединились. А потом они умерли.

… Силы быстро покидали Ждану, но она, тяжело хрипя, всё ещё бежала по лесной тропинке. Она бежала, чтобы исполнить последнюю волю своей госпожи, в дом которой была принята и в котором жила, как равная. Она знала, что надежды больше нет, но всё равно бежала по лесной тропинке. И тогда…

Ждана остановилась. Перед её мутнеющим сознанием предстала странная картина, и няня лишь крепче прижала к себе девочку. Чёрное смертельное дыхание погони уже холодило её спину, но Ждана стояла, не в состоянии сделать и шага. Прямо на неё по лесной тропинке бежал огромный волк. И никогда ей не доводилось видеть такого диковинного волка. Он был белым. Точнее, серебристым, как умытая луною роса на предрассветной траве. В голове всё помутилось, вот-вот Ждана потеряет сознание. Она начала падать, и тогда нарастающий топот копыт вывел её из предобморочного состояния. Белое пятно волка… нет, это был конь, прекрасный гневный жеребец, а на нём всадник с тяжёлой занесённой секирой…

Князь Мал прижал к плечу арбалет. Он видел, что старуха остановилась, покачнулась, готовая упасть. Это была прекрасная мишень. А у Мала всё было готово для смертельного выстрела. Но всё очень быстро переменилось.

Внезапно на тропинке появился всадник, и Мал узнал его. Не сдерживая коня, всадник проскакал мимо старухи («Он что, здесь один?» – с изумлением успел подумать Мал) и занёс руку с секирой над головой. Мал понял, что его цель переменилась. Он перевёл стрелу арбалета, боги с ней, с этой старухой, и боги с волхвом… Глаза Мала сузились, и он произвёл главный выстрел. В то же мгновение человек на скаку кинул секиру. Кинул её с неимоверной силой. А дальше произошло то, чего князь Мал никогда прежде не видел, да теперь уже и не увидит. Секира на лету прямо в воздухе сбила стрелу, разрубив её пополам. И продолжила свой полёт.

«Значит, сказкам о его богатырской силе можно верить?» – почему-то подумал князь Мал. И это была его последняя мысль. С безжалостной силой тарана секира проломила его грудную клетку и вышла уже из спины. А всадник, выхватив меч, бросился на древлянских воинов. Появились и другие всадники. Всё было кончено очень быстро. Никто из древлян не смог уйти.

Кроме Комяги. Вовремя схоронившийся Комяга смог ужом проскользнуть по тайным тропам, чтобы предупредить волхва о внезапном появлении дружины князя Олега.

– Всё. Уходим, – кивнул Белогуб. А потом проницательно и колюче взглянул на Комягу. – Женщины и дети… кто-то остался? Кто-то жив?

Комяга затряс головой. Он даже не знал, врёт ли. Вроде бы стрела Мала проткнула и старуху, и ребёнка. А гнева волхва Комяга очень боялся. Тем более, что опровергнуть его слова теперь уже явно некому – Комяга видел, что натворила варяжская дружина.

– Нет, волхв, – сказал Комяга. – Никто не остался. Добили всех.

– А где Мал?

– Олег, – хрипло выдохнул Комяга.

Зрачки волхва застыли и сузились.

– Что Олег?

– Он убил его, – сказал Комяга. Потом взглянул на княжеского сына и страшно прошептал волхву: – Секирой.

Белогуб нахмурился, но… Всё потом. Потом будут слова, скорбь, потом будут решения. А сейчас надо уходить!

Человек в сером кивнул, и через минуту они растворились в лесу. Как призраки, что прошли сквозь сумрак леса и вернулись в ночь. И лишь мёртвые и сожжённая деревня остались свидетельствовать о том, что они здесь были.

* * *

А Ждана всё же поймёт, что за ней пришла смерть. Больно хитрой окажется древлянская стрела. Она ещё увидит, как князь Олег растопчет и разрубит страшный стреломёт гиганта. А потом Ждана на последнем издыхании протянет князю девочку.

– Олег, спаси её, – прошепчет умирающая няня. – Сбереги последнюю княжну рода…

Глава 3. Разлучённые

Ворон и его добыча – страшное лесное диво – снова волхв Светояр – топот коня и глаза во тьме – о магии более древней – Авось на пепелище – браслет и узелок

Высоко в небе над рекою кружил ворон. Сегодня его ждал обильный пир. Ворон видел, как река пронесла тела обоих мальчиков к порогам. Один из них уже был его добычей, а второй сейчас умирал. Водопад сделает своё дело, а потом река, изгибаясь, вынесет оба тела на берег. Ворон полетел к порогу. Мальчик, который был ещё жив, всплыл у переката. Вода перед падением бурлила, пенилась, и вот мальчик полетел в водопад.

И тогда ворон насторожился. Даже предпочёл отлететь в сторону. В круглых глазах-бусинках мудрой птицы мелькнуло отражение. Что-то пришло из леса. И внезапной сверкающей радугой чуть не ослепило ворона. Его век был долог, но никогда прежде видеть такого ворону не доводилось. Разошлись падающие воды, и показалось оттуда огненное радужное крыло огромной птицы и подхватило мальчика. А потом всё закончилось. Это страшное лесное диво ушло. И забрало у ворона его добычу.

Прошло несколько дней с тех пор, как остыли последние угли, что были когда-то охотничьей деревней. Остыл и погребальный пепел, он стал одиноким курганом, на котором теперь лишь следующей весной прорастёт новая трава. И это всё, что будет напоминать о жившем когда-то на этой земле роде Куницы. Такой слух побежал по лесам и весям. А князь уж об этом позаботится первым. Похоронить погибших с почестями – это всё, что он смог для них сделать.

Князь Олег ждал волхва Светояра. Возможно, теперь и ему открылось до конца древнее пророчество. Эта маленькая спасённая девочка. Что-то в ней было. Олег увидел это, когда лечил ребёнка от раны, нанесённой стрелой подлого древлянского оружия. Возможно, князь ошибается и дела обстоят по-другому. Но только когда Олег понял, что отвёл от ребёнка беду, девочка, всё ещё испытывая жар, обняла его («Теперь она ушла с дороги теней», – прошептал в этот момент Свенельду берсерк Фарлаф Железная Башка). И князь снова почувствовал нечто, словно где-то очень далеко их сердца, перешёптываясь, всё ещё ведут разговор на языке, понятном лишь сердцам. Хотя, может быть, князь и ошибается, может, это просто усталость – подлая древлянская рана забрала много сил. Девочка молчала. Теперь какое-то время она будет молчать. А потом просто уснула.

Олег позволил ребёнку остаться. Но сам не спал. Слушал ночные шорохи и перешёптывания теней, таящихся во тьме, что окружали терем. И слушал неровное дыхание девочки, доверчиво свернувшейся калачиком у него на груди. Под утро князь всё же уснул. Но никаких горящих во тьме глаз ему теперь не приснилось. Князь Олег проснулся бодрым и полным сил. Самое удивительное, что и девочка проснулась совершенно здоровой. Вот только на тонкой, из полотна, сторгованного у греков, рубашке князя осталось большое влажное пятно. Фарлаф Железная Башка громко смеялся. Да и дружинники его гридни отводили в сторону смешливые взоры.

– Я буду звать её Росинка, – заявил берсерк.

– Фарлаф, не говори глупостей, – попросил князь.

– Она омыла князя росой утра человеческой жизни…

Олег некоторое время хмурился, а потом и сам расхохотался. Оказалось, девочка во сне описала его.

Волхв Светояр, как всегда, появился внезапно. Обменялись любезностями. Поговорили о новостях. А потом проницательный Светояр спросил:

– Что тебя гнетёт, князь?

– Сон, – сказал Олег.

Волхв пристально посмотрел на Олега и спросил:

– Ты опять слышал топот коней?

– Не только. Я словно ушёл чуть дальше. Я стоял на вершине огромной башни. За границей миров. Я знал это. Ещё я знал, что на двадцать лет старше. Не знаю, откуда, но так бывает во сне. Тяжёлое небо с далёкими молниями окутывало это место. Но теперь я увидел в стене башни сводчатый проём, как вход куда-то. Только он был наполнен тьмой. Как бездонный провал. Он клубился темнотой чернее ночи. И этот нарастающий топот копыт… Он звучал всё громче, словно собирался расколоть изнутри мою голову. И вот когда мне показалось, что я больше не выдержу, эта чернота… Там, во тьме проёма, где-то очень глубоко, зажглись две точки. Как капельки крови на клинке. А потом они приблизились. И я понял, что это глаза. Злобные. Полные ненависти. Глаза твари из тьмы наблюдали за мной. Они стали ещё ближе, как и конский топот. Я вроде бы даже смог различить зрачки и… проснулся.

Волхв помолчал.

– Это уже не в первый раз?

– Да, – подтвердил Олег – Этот сон повторяется.

– Не все сны вещие, – тихо заговорил волхв. – А есть сны лживые, они пытаются накликать то, чего может и не быть. Но… это чёрный сон. Возможно, сон о смерти. Только… Она словно боится тебя. Я соберу волхвов, князь. И, – Светояр улыбнулся чуть печальной, но светлой улыбкой, – у нас есть ещё двадцать лет.

– Волхв, викинг должен умереть в бою.

– Я знаю об обычаях твоего народа. Я соберу волхвов. И послушаю их. Даже древлянского Белогуба – он великий предсказатель.

– Благодарю тебя, Светояр.

– Но я вижу, это не всё. – В глазах волхва появился хитрый огонёк. – Ты ведь хочешь о чём-то попросить? Тебя гнетёт что-то ещё?

Олег помолчал. Юлить с волхвом бесполезно. Они со Светояром чувствовали друг друга, ворожба была их общей тайной матерью, посетившей разные земли в разное время.

– Девочка, – сказал Олег.

– Ведомо мне про это дитя, – кивнул волхв.

– Хотел просить тебя укрыть её.

Волхв внимательно посмотрел на Олега:

– Какое укрытие может быть надёжней твоего терема, князь? И твоей дружины?

– Может, – кивнул Олег. – Сохрани её в Изборске. Или на своём острове, Светояр. Укрой на озёрном капище.

Волхв помолчал. Потом спросил:

– Пророчество?

– Возможно… Я буду ей отцом, я дам ей своё имя, Хельге. Её будут звать Ольгой. Что-то шепчет мне, что это не простая девочка. Вижу, стать ей великой княжной, но… Тьма рыщет, разнюхивает. Защити, укрой её от ворожбы. Спрячь до поры от мира.