Текст книги "Чёрный диггер"

Крутин миновал площадку пятого этажа. Дальше лестница вела на чердак. Он преодолел её в четыре больших прыжка, молясь всем богам, чтобы дверь не была заперта. Мольбу, видимо, услышали и поторопились исполнить, двери не было вообще, её уже давным-давно сорвали и унесли. Правда, сам дверной проем находился метрах в полутора от пола. Когда-то к нему вела металлическая лесенка, которую отправили следом за дверью. Но это препятствие было вполне преодолимо. Сергей с разбегу оттолкнулся ногами, прыгнул, ухватился за край дверного проёма, подтянулся и оказался на чердаке.

Здесь царил полумрак. Сквозняк гулял, попадая через небольшие оконца с выбитыми стёклами, и шевелил обрывки бумаг, разбросанные по полу. То тут, то там виднелась всякая рухлядь, вытащенная сюда прежними жильцами. Прямо перед ним оказалась чья-то старая этажерка, и Сергей потратил драгоценные секунды, перетаскивая её к дверному проёму. Он подвинул её так, чтобы нижняя часть торчала наружу, подобно пушке из осаждённой крепости. А ну, попробуйте, друзья, взобраться на такое вот сооружение!

Крутин метнулся к ближайшему окну, чтобы оценить обстановку. Картина, открывшаяся ему, была унылой, как вчерашний салат. Менты, сторожившие вход, уже ожидали Сергея, страхуя эту сторону здания. Сюда же подтягивались конторские из тех, кто не гнался за ним по дому. Один из милицейских что-то невнятно крикнул и показал пальцем на высунувшуюся голову Крутина. Он юркнул обратно, ему и так стало понятно, что там ловить нечего.

Возле дверного проёма послышались голоса. Они уже здесь. Сейчас начнут штурмовать этажерку. Сергей побежал дальше. Черт! Сам себя загнал в ловушку!

Вместо того чтобы нестись вверх, нужно было вбегать в первую попавшуюся квартиру и прыгать в окно. Менты были бы уже, конечно, там, но от двоих можно попытаться удрать. А теперь он болтался в этом доме, как рыбка в банке. Им оставалось только протянуть руку и взять.

Чердак в этом здании был общим для всех подъездов, поэтому вскоре Сергей оказался у выхода на следующую лестничную клетку. Здесь дверь уцелела. Он ударил её ногой, приготовившись к тому, что на площадке кто-то будет стоять.

Мало ли, может быть, преследователи догадались занять все подъезды, чтобы не упустить его. Но там было пусто. Сергей прыгнул на площадку и помчался вниз. И чуть не загремел.

Начиная с пятого этажа, два пролёта обрушились, открывая внушительных размеров дыру, куда он с маху чуть не влетел. В последний момент Сергей успел схватиться за поручень и затормозить, обрушив вниз град камешков.

А его там уже ждали. Упитанный толстощёкий мужичок появился откуда-то сбоку и, задрав голову, насмешливо посмотрел на Сергея.

– Ну шо? – спросил он. – Добегался?

Левая рука мужичка висела вдоль тела, а вот правую он прятал за спиной. И держался при этом поближе к стеночке – так, чтобы лучше видеть загнанного в ловушку беглеца.

– Давай прыгай, – посоветовал он, глядя снизу вверх.

– На, – сказал Сергей и скрутил ему фигу. Руку он опустил вниз, чтобы тот мог рассмотреть её как следует, и для убедительности пошевелил большим пальцем.

От подобной наглости у мужичка отвалилась челюсть и перехватило дыхание.

Правая рука у него непроизвольно дёрнулась вниз, выставив на Серегино обозрение зажатый в ней пистолет.

– Ах ты, с-с-с… – почему-то шёпотом возмутился он.

Сергей не стал с ним спорить, а вместо этого перепрыгнул через провал на другую сторону. Снизу негромко бамкнуло, и в стене рядом с его головой появилась отметина. Ничего себе! Это у них называется без шума.

Теперь Крутин оказался на площадке, куда выходили две квартиры. Сергей побежал в левую, ту, что со стороны двора. Заскочив в первую попавшуюся комнату, которая когда-то была кухней, он осторожно приблизился к окну и, стараясь не слишком отсвечивать, осмотрелся. Во дворе почти никого не осталось.

Только возле подъездов маячили три фигуры в комбинезонах. В руках у одного был короткоствольный автомат с навинченным глушителем. Двое других держали пистолеты на изготовку. Все остальные были либо в доме, либо с той стороны.

Правильно, если он выберется во двор, деваться ему все равно будет некуда.

Правда, можно попробовать добраться до машин, заскочить в первую попавшуюся и прорваться через выезд. Но это же не кино. Не успеет он проехать через арку, как по машине откроют такой огонь, что потом из кабины Сергея можно будет собирать ложкой в банку.

Сейчас он находился на пятом этаже в крайнем подъезде. Прыгнуть вниз можно разве что с целью самоубийства. Начать спускаться по балконам? Его подстрелят ещё до четвёртого этажа. Или просто станут внизу и подождут, пока он спустится им в руки. А те, что в доме, выйдут на балкон и помогут спуститься быстрее.

Тут взгляд Сергея остановился на орехе, росшем перед окнами. Расстояние от балкона до него было чересчур большим! Но одна из веток… Он прикинул на глаз.

Метра четыре, может, чуть больше. Ветка находилась примерно на уровне четвёртого этажа. Если понадеяться на счастливую звезду, да как следует разбежаться… Впрочем, ничего другого-то и не остаётся.

Сергей побежал в комнату с балконом. Там он встал на четвереньки и осторожно выглянул наружу. Точно! Как раз напротив него. Ну, была не была!

Сергей вполз обратно и выскочил в коридор, где лежала сорванная с петель дверь от ванной комнаты.

С дверью в руках он вернулся на балкон. Один конец Сергей положил на перила, второй опустил вниз. Получился трамплин. Затем он отошёл вглубь, до самой стены, чтобы разбег получился как можно больше. Страшно было до усрачки.

Но ничего другого не оставалось. Он немного размял ноги, примеряясь, как будет прыгать. И тут из коридора донеслись голоса. Погоня шла сверху, мужичок что-то кричал им снизу. Это все подстегнуло Сергея, как выстрел из стартового пистолета, и он рванул.

По наклонной двери Крутин выскочил наверх, что есть силы оттолкнулся ногами от балкона и взлетел, выставив руки перед собой. Следующие мгновения казались ему самыми долгими в жизни. Он не ощутил себя ни птицей, ни мотыльком.

Не было ни радости полёта, ни щекочущего чувства невесомости. Была только проклятая ветка ореха перед глазами и вопрос: «Долечу или нет?»

Ему повезло. Со всего размаху Сергей шлёпнулся ладонями о неё, желанную, и вцепился как в самое дорогое – намертво. Но вышла неувязочка. Ладони, сука, оказались вспотевшими. Не продержавшись и секунды, Сергей сорвался со своей ветки, как будто она была намазана маслом, и пошумел вниз. Летел он, как сброшенная бомба, вытянувшись в струнку, «солдатиком», с треском ломая росшие под ним сучья. Пока Крутин проделывал весь этот скоростной спуск, ему показалось, что сзади его раз десять вытянули палкой по хребту.

Грохнулся он так, что мало не показалось, и, хотя приземлился на задницу, загудело почему-то в голове. Хорошо хоть выставленные назад руки немного смягчили удар. Но, пошевелившись, Сергей с удивлением обнаружил, что все ещё может двигаться. Поэтому он сразу вскочил и что есть духу побежал вперёд.

Те, в комбинезонах, уже неслись к нему, привлечённые шумным падением. А вот Серегин неописуемый полет на уровне пятого этажа они, конечно же, пропустили. Сейчас преследователи пытались наверстать упущенное. Та-та-та-та, та-та. Раскатились глухие звуки, как будто кто-то стучал палкой по дереву.

Крутин увидел, как справа от него верхушки кустов поднялись в воздух и упали, скошенные автоматной очередью. К ней добавились одинокие хлопки пистолетных выстрелов. «Ой, мама моя, не успею!» – промелькнула и тут же умерла снесённая адреналиновым всплеском мысль.

Он бежал так, как не бегал никогда в жизни. Все исчезло, осталась только точка спасительного выхода. Судя по шуму, во двор стали вбегать те, кто дежурил снаружи. А гнавшиеся за ним по зданию уже, наверное, на балконе. Сейчас все они откроют огонь, и ему пи…

Канализационный люк, к которому Сергей так стремился, оказался прямо перед ним. Не останавливаясь, он прыгнул в него. В последний момент мелькнула мысль: сколько же там метров? Один? Пять? Или больше? На лету Сергей судорожно ухватился за скобы в стене колодца и с размаху приложился о них подбородком. Аж слезы потекли. Дальше он опускался, перебирая руками, как в убыстрённом фильме, пока не почувствовал под ногами дно. Глубина колодца была метра четыре, не больше.

Слава богу, внутри никого не оказалось. Все уже давно выбрались наружу и ловят его. Крутин не стал мысленно желать им счастливой охоты, напряжённо всматриваясь перед собой.

Вдаль от него тянулся абсолютно тёмный тоннель. Только бы не тупик, иначе крышка. Сергей пригнул голову и бросился туда. Руки на всякий случай он выставил вперёд, чтобы не нарваться с разбегу головой в стенку.

В нос Крутину сразу ударил острый запах. Но не отходов и сточных вод, как следовало ожидать, а чего-то резкого, напоминающего химикалии. И ещё палёного.

Как будто здесь что-то жгли или поджаривали.

В тоннеле было относительно сухо. Только под ногами чавкала не очень густая жижа. Сергей бежал, шлёпая по ней кроссовками, чувствуя, как воздух становится более спёртым, а запах более насыщенным.

Наконец его руки уткнулись в препятствие. Стена. Вроде бы из бетона, но точно определить не удавалось, пальцы Сергея после выпавших испытаний подрастеряли чувствительность. Он двинулся, перебирая по стенке руками, вправо, но упёрся в угол. Никакого прохода. Черт! Пришлось повернуть обратно. Есть!

Тоннель сворачивал влево. Он побежал дальше. Высота тоннеля была в человеческий рост. Но Сергей все равно низко пригибал голову. Хрен его знает, что там может свисать с потолка.

Следующий поворот встретился ему довольно скоро. Точнее, это был не поворот, а разветвление. Тоннель раздваивался. Крутин не стал долго думать и повернул опять налево. Главное, побыстрее и подальше отсюда.

Воды стало больше. Теперь под ногами тёк маленький ручеёк. Сергей старался бежать, ступая не по центру, а чуть сбоку, где было суше. Но это мало помогало.

Нога время от времени соскальзывала и плюхалась в воду. После очередного поворота уровень воды повысился и был уже по щиколотку. Кроссовки у Сергея намокли и разбухли. То ли от этого, то ли потому, что он устал, бежать становилось все труднее и труднее.

Сергей не знал, сколько прошло времени, когда он наконец увидел слабый свет, шедший сверху со смотрового колодца через не очень плотно подогнанную крышку люка. Крутин подбежал туда, постоял, тяжело дыша, несколько секунд и полез наверх. Добравшись до конца, он упёрся в крышку спиной и попробовал её поднять. Ничего не получилось. Сергей отпустил правую руку и начал ею помогать.

Воздух со свистом вылетал из его груди. Руки дрожали, колени ходили ходуном.

Какое-то мгновение ему казалось, что ни черта у него не выйдет. Потом крышка медленно приподнялась и чуть-чуть сдвинулась в сторону. Сил у Кру-тина моментально прибавилось. Он напрягся и на этот раз сдвинул её почти до середины. Затем упёрся в неё рукой и отодвинул в сторону.

Жадно глотая свежий воздух, Сергей осторожно высунул голову. Местность оказалась знакомой. Он находился на небольшой улочке возле Михайловского спуска, кварталах в пяти от того места, где все произошло. Прохожих поблизости не было, и ему удалось выбраться наружу, не страдая от излишне любопытных взглядов. Напрягая остатки сил и сопя от усердия, он вернул крышку на место.

Затем оглянулся по сторонам и потрусил через дорогу в ближайший двор. На быстрый бег сил у него уже не хватало.

Уже заворачивая за угол дома, Сергей услышал звук машины, что остановилась возле того места, где он выбрался из канализации. Преследователи разминулись с ним меньше чем на минуту. Сейчас они оставят кого-нибудь там, сторожить выход.

А ему нужно убираться отсюда как можно скорее.

Он шёл и шёл, пока не почувствовал, что если сейчас не сядет, то упадёт.

Возле какого-то из домов в одном из отдалённых районов Сергей наконец-то позволил себе короткую передышку и буквально повалился на лавочку, стоявшую в глубине двора. Закурил. Сигарета оказалась последней, пачку он смял и бросил себе под ноги. Затем подумал, поднял, разорвал и кое-как вытер ею кроссовки.

После чего произвёл осмотр одежды. На удивление, он ещё довольно прилично выглядел. Куртка, правда, порвалась в двух местах, но не сильно, зато джинсы уцелели. Сзади на них появилось зеленовато-тёмное пятно от падения, но куртка закрывала его полностью. В конце концов, ему не в гости идти.

А куда? Крутин затянулся сигаретой, соображая по поводу ситуации, в которой оказался. Сейчас его начнут искать по всему городу. И если раньше они выжидали, то теперь будут действовать. И прихлопнут сразу же, как только он попадёт в их поле зрения. Значит? Сергей выбросил окурок. Значит, надо выбираться отсюда к чёртовой матери. Но они в первую очередь возьмут под наблюдение вокзалы и перекроют все автотрассы. Поэтому уходить нужно пешком.

Добраться до первой загородной остановки «Стройдеталь», там сесть на электричку, доехать до узловой станции, а оттуда уже на первом попавшемся поезде дальше.

До «Стройдетали» десять километров. Это часа два ходу. Сергей вздохнул, отряхнул джинсы и куртку, встал со скамейки и, чувствуя тупую боль во всем теле, медленно пошёл прочь.

БОМЖ… И РАНЕНЫЕ

– Я не смогу.

– Почему? – спросил Король.

Простота этого вопроса поставила Войцеха Казимировича в тупик.

Действительно, как объяснить, почему сие для него неприемлемо? Видимо, начать нужно с того, почему он ведёт именно этот образ жизни. Свободный от общества и условностей, с этим обществом связанных. Но рассказ получится слишком длинным.

И вообще давать простые ответы на простые вопросы свойственно лишь гениальным людям. Поэтому Профессор ограничился лишь тем, что сказал:

– Это не для меня.

– Ты боишься, – вдруг сказал Король, все так же внимательно глядя на него.

– Почему это? – спросил Войцех Казимирович. Ему было неудобно под этим горящим взглядом темно-карих, почти чёрных, глаз. Стул, на котором он сидел, внезапно показался Профессору ужасно жёстким и неудобным.

– Ты опасаешься за свою независимость. Ты, Войтек, считаешь себя свободным человеком, который никому ничего не должен. Одиночкой. И тебе кажется, что ты вполне доволен и собой, и своим существованием. Но это не так. В глубине души у тебя живёт страх. Ты просто боишься взять на себя…

Король замолчал. Невысказанное слово «ответственность» словно повисло в воздухе. Старое слово из затёртого лексикона прошлых лет. Умирающее слово, постепенно утрачивающее свой смысл, оставляя только уголовный оттенок. В наши дни все оставляют ответственность другим. А те, другие, в свою очередь, знать её не знают и видеть не хотят.

И ведь самое главное в том, что Войцех Казимирович чувствовал правоту Короля. И ещё вот это чувство, поднимавшееся в душе, будто он его сейчас предавал. Скверно что-то стало на сердце Профессора, ах как скверно.

– Я не стану разубеждать вас, Король, – сказал он. – Тем более что в главном вы правы. Я живу так, как хочу. И считаю это правильным. И ещё, мне кажется, что здесь нужен человек, который ценит власть и может с ней обращаться. Меня же никогда не прельщало право распоряжаться другими людьми и быть выше их. Извините.

– Конечно, – язвительно произнёс Король. – Ты предпочитаешь быть в стороне. Не над или под, а сбоку. Роль аутсайдера очень удобна, да, Войтек?

Войцех Казимирович промолчал.

– А думаешь, мне очень хотелось нести весь этот груз на своих плечах?

Лично я считаю, Войтек, что власть должна принадлежать тем, кто расценивает её как бремя, а не как дар. Ты представь себе, что будет с ними всеми, – Король махнул рукой в ту сторону, где находился вокзал. – Что произойдёт, если не будет того, кто станет заботиться и оберегать их, а вместо этого начнёт использовать в своих целях?

– Только не нужно делать из меня мессию. Я не Моисей, чтобы вести свой народ.

– Нет. Но ты должен стать им, если так складываются обстоятельства. Это твоя судьба, Войтек. Не ломай её, пожалуйста.

Профессор дрогнул. У него не осталось ничего, что он мог бы противопоставить Королю. Единственное, что понимал Войцех Казимирович, это если он сейчас согласится с Королём, то на его теперешней жизни можно будет поставить крест. Большой и жирный.

– Ну так что? – спросил Король. Он замер в ожидании ответа. Войцех Казимирович кожей чувствовал напряжение, охватившее его.

– Мне нужно подумать.

– У нас мало времени, Войтек. Сколько тебе потребуется? Неделя? Месяц?

– Сутки, – ответил Профессор. – Простите, Король, но это моя жизнь. Вы требуете отдать единственное, что у меня осталось.

– Может быть, ты получишь больше того, что отдашь, – сказал Король. – Я не имею в виду деньги.

– Я тоже не имею в виду деньги. Вы знаете моё к ним отношение.

– Да. Но подумай хорошо, Войтек. Я прошу тебя. Профессор кивнул:

– Через двадцать четыре часа я буду здесь. Или передам своё решение Коле.

– Если ты примешь правильное решение, Войтек, то должен будешь снова прийти сюда. Мне потребуется многое тебе сообщить по поводу состояния наших дел.

Войцех Казимирович поморщился. Король заметил его реакцию.

– Не волнуйся, тебе будут помогать. Я ведь тоже пользовался услугами специалистов.

Профессору показалось, что невидимые сети уже начинают опутывать его.

– Иди, – сказал Король и отвернулся к окну. – Иди, думай. Но знай, что от этого зависит не только твоя жизнь. Старик поднялся.

– Ладно, Король. Ну и работу вы задали мне на сегодня. Будет над чем поломать голову.

– Позови сюда Мамонта, – сказал он. Войцех Казимирович поставил стул на место, взял свой портфель и подошёл к двери.

– Удачи вам, – сказал он, обернувшись. – Почему-то сейчас мне ещё больше хочется вашего выздоровления, чем полчаса назад.

Его тонкие губы сложились в улыбку. Глаза Короля остались строгими и уставшими.

– Будь здоров, Профессор, – сказал он.

Войцех Казимирович вышел.

Коля Мамонт стоял в коридоре.

Увидев Профессора, он опустил руки и тревожно уставился ему в лицо своими круглыми, чуть навыкате глазами. Старик застегнул пальто, поднял воротник.

Мамонт продолжал все так же молча смотреть на него.

– Я обещал подумать, – сказал Войцех Казимирович.

Мамонт кивнул, как будто ожидал именно этого, подошёл к нему и протянул руку. Профессор крепко пожал её. Коля кивнул ещё раз и исчез за дверью палаты.

Войцех Казимирович посмотрел на закрывшуюся дверь, повернулся и направился по коридору к выходу из отделения.

Он спустился тем же путём, каким они с Мамонтом сюда добирались, и вышел через боковую дверь на свежий воздух. Сосны, высаженные вокруг больницы, наполняли его одуряющим запахом смолы и хвои. Профессор вдохнул полной грудью и пошёл по дорожке к железным воротам.

Ловить такси ему не хотелось. Идти здесь было всего ничего, а небольшая прогулка сейчас как раз кстати. Слишком многое обрушил на Вой цеха Казимировича Король. Погруженный в свои мысли, он повернул за угол. Дорога была ему знакома, поэтому Профессор шёл не спеша, постукивая тростью по брусчатке тротуара. Все равно посидеть в парке он уже не успеет, так хоть заменить белок утренним моционом.

Из задумчивости Войцеха Казимировича вывел небольшой темно-синий микроавтобус, затормозивший шагах в десяти. Из него выскочил плотный широколицый мужчина в песочного цвета куртке. Он подбежал к канализационному люку, присел и внимательно осмотрел крышку. Затем поднял голову, огляделся вокруг, увидел Профессора и крикнул:

– Эй! Гражданин, вы не видели, отсюда вылезал кто-нибудь?

Вопрос был несколько необычным.

– Нет. – Войцех Казимирович на секунду остановился, отрицательно качнул головой и двинулся дальше.

Мужчина махнул рукой водителю микроавтобуса. Машина резко тронулась с места и покатила вверх по улице. Сам он остался стоять возле люка. Проходя мимо, Профессор подумал, что внешность мужчины несколько диссонирует с системой канализационных сооружений. На сантехника он явно не походил. Не был он похож и на прораба какой-нибудь ремонтно-строительной организации.

«Уголовка, – подумал Войцех Казимирович. – Наверное, ловят кого-то».

Впрочем, к нему это не имело никакого отношения. И своих забот хватало с головой.

Он вышел на улицу Нестерова, ведущую к вокзалу. Народу здесь было много, машин на проезжей части ещё больше. По левую сторону располагался ряд магазинов, по правую – палаточные киоски привокзального рынка. Профессор шёл, держась левой стороны, там было меньше людей. Именно поэтому небольшая кучка прохожих, склонившихся над полулежавшим человеком, бросилась ему в глаза. Тот, что сидел на тротуаре, показался Войцеху Казимировичу знакомым.

Его звали Витя. Профессор не был точно уверен, он не принадлежал к «вокзальным», но вроде бы Витя. Даже наверняка Витя. Он был из «подземных».

Тех, что живут в канализации. «Вокзальные» редко с ними пересекались. Бывало, что кто-то из них случайно забредал на территорию вокзала. Но большей частью они кормились с рынка. «Подземных» всегда можно было различить по запаху. От них вечно отдавало сыростью и прелью. В любую погоду и в любое время года.

Витя сидел на асфальте, привалившись спиной к фонарному столбу и широко разбросав ноги в мешковатых замызганных штанах. Возраст его был неопределённым, как и у большинства «подземных». За сорок, а вот уже насколько «за», Профессор не мог сказать. Сорок один или шестьдесят пять. Хотя, может быть, он ошибался и Вите едва перевалило за тридцать. Жизнь под землёй стирает возраст с внешности, как резинка карандашный рисунок, оставляя грязно-серую помятость.

Войцех Казимирович подошёл поближе, наклонился и тронул его за рукав:

– Что случилось? Плохо?

От Вити пахло. Запах плесени поднимался густой волной и смешивался с чем-то вроде дешёвого одеколона или плохой самогонки.

– Приступ у него, – утвердительно заметила старушка с хозяйственной сумкой, только что присоединившаяся к наблюдателям.

– Ну да, приступ, – язвительно сказал строгий мужчина в дешёвом сером пальто, похожий на завуча средней школы, – не видите разве – он пьяный, как свинья. Развелось их…

В его тоне явственно чувствовалось желание получить в руки автомат или хотя бы топор и начать наводить порядок. Толпа вокруг одобрительно загудела.

Витя повернул к Войцеху Казимировичу голову. Он не был пьян. Или, по крайней мере, не настолько, чтобы не стоять на ногах. Но то, что Профессор увидел в его глазах… Ужас. Настоящий, первобытный, пронизывающий до самых костей страх. Это ощущение было, пожалуй, даже посильнее запаха, исходящего от Вити.

Какое-то мгновение он смотрел на Профессора затравленно, не узнавая. Затем его лицо изменилось. Страх не ушёл, а спрятался вглубь. Витя схватил Войцеха Казими-ровича за руку и забормотал, невнятно и торопясь.

– Что-что? – старик наклонился ниже.

– …призраки, Профессор. Белые призраки, они все мёртвые, представляешь?

Их всех убили, там, внизу. И наших тоже поубивали. Кто смог убежал, а остальные все мёртвые…

Похоже на бред. Белая горячка. Среди бездомных она случалась чаще, чем простуда.

– Я тоже бежал, но ноги… Очень больно…

Витя откинулся назад и застонал. Страшно и утробно, как раненое животное.

Профессор протянул руку к его ногам.

– Что он вам сказал? – Прямо на него стеклянно глядели безжизненные глаза какого-то человека. Ещё минуту назад Войцех Казимирович его здесь не видел.

Своей бесстрастной физиономией он напоминал ящерицу, замершую на камне. Никаких чувств, ничего человеческого на лице. Рептилия.

– Что он вам сказал? – повторил этот ящер.

– Ничего, – отмахнулся от него Войцех Казимирович. – Бредит.

Он попытался задрать штанину бедняги Витька. Ох ты, курва мама! Материя, казалось, слиплась с его кожей, а то, что открывалось под ней, нельзя было видеть без содрогания. Нога у Вити была ярко-красного цвета, как ошпаренная, кожа кое-где повздувалась, а местами сошла, открывая живое мясо, сочащееся густой прозрачной жидкостью.

Толпа ахнула и загудела. Кто-то попятился. Кто-то из женщин запричитал, тонко и со всхлипами.

– Доктора! – крикнул Профессор. – Вызовите «Скорую»!

Часть зевак поспешила прочь. Может быть, к телефону, а может, подальше от такого зрелища.

– Вы его знаете? – спросил у старика ящер.

– Нет, – коротко сказал Войцех Казимирович. Этот человек действовал ему на нервы.

Рядом с ним появился второй. Теперь они оба внимательно разглядывали Профессора.

– А кто вы такой? – опять задал вопрос ящер. Что-то было в них такое, что заставило Войцеха Казимировича вспомнить об осторожности.

– Захарченко Валерий Бенедиктович. Преподаю в политехническом институте.

Стылое выражение на лице ящера ни на йоту не изменилось. Во взгляде его напарника также продолжала сквозить неприкрытая подозрительность. Профессор почувствовал угрозу, исходившую от них, а они, по всему, учуяли что-то такое в нем. Три человека сидели друг против друга, разделённые страдающим Витьком, и Войцеху Казимировичу показалось, что ещё секунда – и они бросятся один на одного и сцепятся, как звери, в отчаянной, беспощадной схватке.

В этот момент возле них, скрипнув тормозами, остановилась патрульная милицейская машина. Оттуда выскочили два молодых милиционера и направились к столпившемуся народу. Профессор хорошо знал обоих, это были ребята из их райотдела, Вадим и Саша. Вадик шёл первым. Растолкав толпу, он переглянулся с ящером, затем обернулся к Саше и скомандовал:

– Берём.

Войцех Казимирович выпрямился.

– Постойте. Так нельзя. Вы посмотрите, в каком он состоянии. Его срочно нужно в больницу. Вадик резко обернулся к нему.

– Что? А-а, это вы, – он пожал плечами и добавил, словно извиняясь:

– Такое распоряжение у нас. Вот.

– Минуту, – вмешался ящер. – Вы что, знаете его?

– Да, – простодушно ответил Вадик. – Это же Профессор.

Ящер сделал шаг в сторону. Лицо его напарника все ещё выражало сомнение.

За все это время он не издал ни звука. Войцех Казимирович подумал даже, а не глухонемой ли он.

– Ладно, забирайте, – распорядился ящер, указывая на Витю. На Профессора он перестал обращать внимание.

Толпа глухо зароптала. Милиционеры подхватили Витю под руки и потянули напрямик через газон к машине. Витя громко вскрикнул, забросив назад голову.

Ноги его подломились, и носки старых заношенных туфель прочертили две борозды на молодой траве.

Войцех Казимирович уже ничем не мог здесь помочь. Поэтому, пользуясь тем, что внимание всех отвлеклось, он смешался с толпой, затем выбрался оттуда и пошёл своей дорогой. Вот только продвигался теперь он по правой стороне, вдоль торговых рядов, где было больше народу. Ему очень не понравились те двое, особенно ящер, который отдавал приказания милиционерам. И он решил, что будет намного лучше, если их дороги будут идти в разные стороны.

Что же все-таки случилось с «подземными»? Войцех Казимирович был готов воспринять бормотание Вити как горячечный результат тяжкого запоя. «Белые призраки» – это ещё слабо. Они относились к той же категории легенд, что и «кровь земли», гигантские подземные крысы и многое другое. Все «подземники» рассказывали о «призраках», количество этих рассказов не поддавалось исчислению. Большинство утверждали, что видели их собственными глазами. Судя по их описаниям, «призраки» были похожи на людей, но не имели лиц. Они могли появляться из стен подземных тоннелей и уходить, растворяясь в этих стенах. По их поверьям, встреча с «призраками» предвещала несчастье. Где-то в глубине канализационной сети был целый район, который называли «зоной призраков». Там они встречались чаще всего. До сих пор время от времени возле «зоны» раздаются странные звуки. «Подземники» говорили, что это «дышит земля». «Зону» они старались обходить десятой дорогой, потому что, по их словам, попавшие туда назад не возвращаются. Среди них даже ходило выражение «уйти к призракам». Это о тех, кто пропал без следа.

«Вокзальные» тоже верили в «призраков». Они считали, что это души умерших блуждают там внизу, в своём подземном мире. Собравшись вечером, они часто пересказывали друг другу услышанное от «подземных», дополняя его своими выдуманными подробностями. Что поделаешь, взрослые тоже любят сказки. Особенно страшные.

И то, о чем поведал Войцеху Казимировичу Витя, любой нормальный человек примет если не за бред, то за сказку. Профессор был нормальным человеком. Но вот Вити-ны ноги… И этот ужас, который буквально исходил от него. Конечно, когда на тебя свалится «делириум тременс», то перепугаешься не на шутку. Да только, по мнению Профессора, Витя все-таки не дотянул ещё до той кондиции. С ним случилось что-то такое, от чего он едва не погиб. Что-то, что насмерть перепугало беднягу.

И почему это милиция так взялась за «подземных»? Как Вадим сказал: «У нас распоряжение»? Что за распоряжение такое? Может, и среди «вокзальных» сейчас порядки наводят?

Профессор наддал ходу.

Широкая привокзальная площадь встретила его своим обычным гулом и суетой.

Все было, как и полтора часа назад. Ничего не изменилось. Таксисты стояли кучкой и разговаривали, Рома со Славиком торговали прессой, у Бори в «шестёрке» сидел клиент, и они что-то обсуждали, видимо, торгуясь. Тут и там прохаживались милицейские наряды, но не чаще, чем всегда, и проверяли документы у людей, которых по цвету кожи и форме носа можно было отнести к «лицам кавказской национальности». И над всем этим, перекрывая многоголосый шум, взрывались возгласы торговок:

– Беляши-беляшики! Горячие-вкуснячие! Подходи, не стесняйся…

– Пи-иражки! С рисом, с картошкой, с капустой! Пи-ира-ажки!

– Рулетики! Рулетики с маком!

Прямо перед входом в вокзал стоял рекламный щит с предвыборными плакатами кандидатов в президенты. Из общей массы претендентов помельче выделялись два главных – нынешнего президента и Юрия Саранова, руководителя Партии народного единства. Надпись с плаката действующего президента призывала всех быть реалистами, а сам он сидел за большим письменным столом, подняв от разложенных на нем бумаг спокойный взгляд слегка прищуренных глаз. И лишь очень внимательный наблюдатель мог заметить тяжёлую нечеловеческую усталость, притаившуюся где-то в самой глубине этого взгляда.

Юрий Константинович Саранов, на соседнем плакате, был ему полной противоположностью. Он весь словно бы лучился энергией и жизненной силой.

Строго и в то же время заботливо Юрий Константинович смотрел в глаза каждому прохожему. И его предвыборный клич был близок гражданам, уставшим от произвола и беззакония: «Наведём порядок в нашем доме!» Именно так. Железная рука и сильная власть.

Профессору было, по большему счёту, плевать как на одного кандидата, так и на другого. Или на обоих вместе, не говоря уже о прочей шушере помельче. Да и остальные прохожие проявляли такое же равнодушие к тем, кто завтра будет управлять ими. Никто не останавливался, не читал предвыборных программ с длинными обещаниями. Все шли мимо, погруженные в свои заботы.