Текст книги "988"

– Сделаю.

– Потом будет самое сложное для тебя, – Марсель с сожалением взглянул в сторону Кирилла и покачал головой. – Когда мы уедем, никого не пускай в избу. А когда все разойдутся, похорони покойника. Найди укромное место и сделай так, чтобы никто его не нашел.

– А ты?

– Что – я?

– Что остальным сказать по поводу твоего исчезновения? Люди ведь не слепые, спрашивать начнут.

– Скажи, что нет меня больше. Уехал. Вспомнил, откуда и кто такой – и уехал домой.

– Ни с кем не попрощавшись? – удивился староста. – Не поверят.

– Сделай так, чтобы поверили. Скажи, что человеком я оказался поганым, или что окончательно с ума спятил. Бешеная баба меня покусала. Придумай что-нибудь.

– Добре.

В голосе Михайло не было уверенности, но Марсель был уверен в том, что он сделает все как нужно. Несмотря на то, что староста никогда не отличался особой смелостью, мужиком он был хозяйственным, и если дело касалось доверенного ему селища, всегда старался сделать все лучшим образом, иногда даже в ущерб собственным интересам.

– Тогда обнимемся, потому что утром у нас не будет такой возможности, – неожиданно расчувствовался ученый, представив, чем рискуют его друзья ради призрачного дела, суть которого была понятна только ему одному.

После этого Марсель надел маску, опустил на лицо капюшон и проводил мужиков до двери. Выглянув во двор, он кивнул Мусе, который внимательно наблюдал за происходящим, и вернулся в дом.

– Спать? – окликнул его телохранитель.

– Спать, – не оборачиваясь, ответил он и захлопнул дверь.

Снова оказавшись в доме, Марсель вдруг почувствовал, что его начинает колотить – уверенность, с которой он только что объяснял своим друзьям положение дел, исчезла, и теперь ему самому требовался человек, который мог бы его успокоить. Однако такой роскоши он не мог себе позволить, и поэтому, сделав несколько глубоких вдохов, постарался взять себя в руки. Соседство покойника беспокоило его меньше всего, так что историк не обращал на него никакого внимания. Только один раз он подошел к телу и на всякий случай попытался нащупать пульс, однако тут же махнул на это дело рукой – Кирилл был мертв, в этом не было никаких сомнений.

В том, что этой ночью он не уснет, Марсель даже не сомневался. Слишком многое ему нужно было обдумать. Ученый сильно жалел о том, что у него не было возможности пробраться в свою избу – записная книжка очень пригодилась бы ему. Он не привык держать в голове большие объемы информации, и поэтому боялся забыть какую-нибудь важную деталь в самый ответственный момент. Итак, что он знал? Крещение Руси должно было вот-вот состояться. Так, во всяком случае, было принято считать в научных кругах. Правда, существуют данные о том, что христианство появилось здесь намного раньше, но у него не было возможности проверить верность таких утверждений. Перед тем как принять православную веру, Владимир встречался с представителями других конфессий, но или они его чем-то не устроили, или Кириллу удалось внушить ему мысль о том, что его вера чем-то лучше. После этого… Марсель изо всех сил пытался восстановить в памяти обрывочные воспоминания, но они никак не желали складываться в цельную картинку. Князь вроде бы должен жениться на дочке императора. Или на сестре? Точно – на сестре. Или не должен был? Черт, забыл все. И вообще, кому крещение было нужно больше – Владимиру или самой церкви? Военные походы, Византия… Что же там было дальше?

– Нет, не помню, – проговорил вслух историк, закрывая глаза и делая глубокий вдох. – А может, и не нужно мне ломать голову? А, как ты считаешь?

Марсель обратился к Кириллу, словно тот мог его слышать.

– Ты хоть знал о том, для чего все это и к чему приведет? Сомневаюсь. Хотя…

Ученый пожал плечами и с сожалением посмотрел на священника. Какой была его последняя мысль перед смертью? Может быть, он сожалел о чем-то? Или, возможно, просто испугался? Он ведь, в первую очередь, был человеком из плоти и крови. Марсель редко сталкивался со смертью и, тем более, никогда никого не убивал. И хотя его вины в преждевременной кончине церковника не было, он все равно чувствовал свою ответственность за произошедшее. По большому счету, если бы не его присутствие, посланник греческой церкви, скорее всего, просто лег бы спать, а утром продолжил бы свой путь. Его роль в истории сложно было переоценить, и мужчина чувствовал себя, как путешественник во времени, случайно раздавивший какого-нибудь древнего таракана и теперь уверенного в том, что в мире в результате его оплошности произойдут катастрофические изменения. Возможно, в чем-то он был прав. Если еще вчера его участие в историческом процессе ограничивалась скромным селищем, в котором он повелевал разве что несколькими скандальными бабами, то теперь ситуация изменилась, причем не в лучшую сторону. Марсель, несмотря на академическое образование и годы исследовательской работы, имел слишком смутное представление о том, как в действительности обстояли дела в Киевской Руси. Источники, изучением которых он занимался всю свою осознанную жизнь, оказались не то чтобы лживыми – нет, в них были зерна истины. Но они были слишком поверхностными, как если бы студент филологического факультета взялся своими словами объяснить принципы высшей математики. Ученому приходилось постигать все заново путем проб и ошибок, и к настоящему моменту он мог похвастаться только тем, что начал адаптироваться к окружающей его действительности. И тут – такое. Можно сказать, что он перескочил сразу через несколько уровней, прошел экстерном курсы, в которых читали лекции о государственном устройстве страны, нравах, царящих в ее правящих кругах, их приоритетах и планах на будущее.

Покопавшись в памяти, Марсель сумел более или менее восстановить последовательность событий, описанных в различных исторических и полуисторических источниках. Владимир должен будет выбрать православие, однако летописцы утверждали, что он не сразу крестился, а сначала решил продемонстрировать всем свою силушку богатырскую, взяв после непродолжительной осады Херсон. Странный поступок, но после этого византийский император уверовал в то, что с этим господином стоит, по крайней мере, считаться, и согласился отдать за Владимира свою сестру Анну. Князь оценил поступок и вернул город Византии, после чего крестился сам и крестил своих подданных в Днепре. Правда, по другим сведениям, все случилось в другой последовательности: сначала принял православие, а потом уже женился и принялся раздавать люли направо и налево всем недругам своих новых союзников, чем несказанно тех обрадовал. Впрочем, это было совершенно неважно – главным, по мнению Марселя, было соответствие его собственных действий тому, как должен был вести себя покойный Кирилл. Эх, если бы он знал, что все так случится, то постарался бы узнать больше… Но чего нет, того нет.

Ученый постарался представить, какими могли быть скрытые мотивы церковника, и, в конце концов, признался себе, что ему придется действовать вслепую и полностью полагаться на собственную находчивость и болтливость князя. Втайне он надеялся на то, что все уже было решено – и присутствие представителя Византии станет, скорее, проявлением уважения, нежели необходимостью. Это предположение в какой-то мере успокоило его, и Марсель даже задремал ненадолго, однако его сон был тревожным, и он проснулся в холодном поту. Кирилл, скорее всего, никогда не заходил так далеко, чтобы спать в маске, но историк не хотел рисковать. Несмотря на то, что священник утверждал, будто Муса никогда не видел его лица, в это слишком сложно было поверить, и прежде чем подставлять под удар собственную жизнь, Марсель хотел лично убедиться в правдивости его рассказа.

Подойдя к двери, он слегка приоткрыл ее и выглянул наружу. Создавалось впечатление, что его охранники не двигались с того момента, когда он видел их в прошлый раз – стоя перед входом в помещение, они напоминали ему каменные изваяния, и если бы не периодически поднимающиеся и опускающиеся плечи, можно было бы предположить, что перед ним не живые люди, а куклы, которые поставили сюда для вида. Почувствовав, что за ним наблюдают, Марсель взглянул чуть дальше во двор и вздрогнул – неподалеку стоял Муса и внимательно рассматривал его. Он также был совершенно неподвижен, поэтому ученый не сразу заметил его. Не зная, следует ли поприветствовать его, мужчина предпочел сделать вид, что не обратил на него внимания, и прикрыл дверь. Сердце бешено колотилось, и он подумал о том, что путешествие будет не таким легким, как он предполагал. Спланировав все с точки зрения теории, он совершенно забыл о практической части, которая заключалась в том, что он попросту отчаянно трусил.

– Возьми себя в руки, Марсель Иванович, – обратился к себе ученый вслух, и впервые его собственное имя прозвучало для него как чужое.

Подойдя к покойнику, он пододвинул его ближе к стене – тело уже успело остыть и не желало принимать нужную позу. Тем не менее, ему, в конце концов, удалось уложить его таким образом, чтобы создавалось впечатление, будто человек спит. Взглянув на квадрат окна, Марсель заметил, что за ставнями стало немного светлее. Он очень надеялся на то, что Курьян не подведет его и не передумает в последний момент. Человеку всегда проще быть смелым, если рядом есть кто-то, кто может стать свидетелем его слабости. Главным образом, мужик ему был нужен только для пущей уверенности. В остальном его присутствие было даже нежелательно, и Марсель пообещал себе отослать его обратно при первом же намеке на опасность. Встав посреди комнаты, он поправил одежду, проверил, надежно ли сидит маска, и, опустив на лицо капюшон, вышел во двор. Все происходящее вдруг показалось ему нереальным: телохранители, уже приготовившие его лошадь, Михайло, стоящий неподалеку с тревожным выражением лица, которое ему не удавалось скрыть, как он ни старался, любопытствующая соседка, которая заглядывала во двор, несмотря на раннее время, группа мужиков, почтительно толпящихся неподалеку – каждый словно исполнял отведенную ему роль. Его внимание привлекли приглушенные голоса, спорящие о чем-то. Точнее, один голос звучал настойчиво, в то время как другой был бесстрастным. Выглянув из-за лошади, он увидел Курьяна, который что-то пытался объяснить Мусе, а тот только мотал головой из стороны в сторону. Увидев фигуру начальника, мавр жестом приказал мужику замолчать и вопросительно взглянул на Марселя. Момент был ответственным, и ученый постарался ничем не обнаружить смятения, которое творилось у него внутри. К счастью, ему удалось вовремя взять себя в руки, и он, с показным безразличием махнув рукой в сторону свободной лошади, коротко ответил:

– Поедет с нами.

Казалось, Муса был удивлен таким поворотом, однако вслух ничего не сказал, а только отступил в сторону, пропуская своего недавнего оппонента. Взглянув на него с видом победителя, Курьян гордо прошествовал мимо и, перекинув через спину лошади сумку с какими-то вещами, неуклюже забрался сам. Марселю показалось, что губы Мусы насмешливо скривились, когда он наблюдал за тем, как мужик, ерзая в седле, пытался усесться удобнее. Это было едва ли не первое проявление человечности со стороны мавра, и ученый почему-то обрадовался этому, словно произошло что-то важное. Однако уже в следующий момент Муса снова превратился в бесстрастного воина и, легко запрыгнув в седло, отдал подчиненным приказ двигаться. Вспомнив о том, что, во всяком случае, на публике Кирилл забирался на лошадь и спускался с нее с помощью охраны, Марсель порадовался тому факту, что ему не придется изображать опытного наездника. Конечно, за прошедший год он научился вполне сносно держаться в седле, однако его скромные достижения не могли идти ни в какое сравнение с навыками профессионального солдата, каким церковник был в прошлом. Тем не менее, его осанка, по всей видимости, ни у кого не вызвала подозрений – во всяком случае, так ему показалось. Проезжая мимо Михайло, он кивнул ему, надеясь на то, что староста выполнит все поручения, которые он ему дал. Однако теперь это не зависело от него, и он, не говоря ни слова, выехал за ворота.

Следующий час они ехали молча, если не считать периодические причитания Курьяна, которому то седло казалось слишком жестким, то лошадь – хромой. К тому моменту, когда его стенания всех порядком достали, совсем рассвело, и Марсель, который за все это время ни разу не отъезжал от Триполья на такое значительное расстояние, имел возможность полюбоваться просторами, которых еще не успела коснуться цивилизация. Воспоминания о том, как эта местность будет выглядеть в его время, почти стерлись из памяти ученого, однако иногда он ловил себя на мыслях о том, что вот-вот из-за очередного поворота появится селянин на раздолбанной машинёшке, или случится еще что-то в этом роде. Редкие путники, встречавшиеся им на дороге, услышав топот копыт, поспешно отступали в сторону и еще долго глядели им вслед. Марселю нечасто приходилось находиться в центре внимания, и теперь он с удивлением отметил про себя, что ему нравится это ощущение. Конечно, большую роль в этом играла маска, которая позволяла ему наблюдать за всем как бы со стороны, сохраняя при этом статус инкогнито. Подумав, он пришел к выводу, что с этой точки зрения наряд Кирилла был весьма удачным решением. Оставалось только понять, должен ли он снять свою маску в присутствии князя – или ему позволят остаться в ней. Второй вариант нравился ему больше, но историк сомневался в его осуществимости.

– Ой, все, не могу больше, – Курьян, отчаявшись найти удачное положение, на ходу спрыгнул с лошади и теперь шел с ней рядом, потирая зад. – Я себе все хозяйство отбил! Как вообще можно сидеть на такой штуке?! Почему не сделать седло, как у добрых людей?

Муса покосился на мужика и, не говоря ни слова, поехал дальше. Однако Курьяна, похоже, такое невнимание оскорбило. Он ускорил шаг и, поравнявшись с мавром, обратился к нему:

– Слышь, ты, черненький! Давай в Козино заедем, у меня там кум живет, я у него удобную одежку для лошади возьму. Эй, я с тобой разговариваю!

Мавр взглянул на мужика сверху вниз, явно не понимая, о чем идет речь. Поняв это, Курьян повторил то же самое, только при этом активно жестикулируя:

– Седло плохое. Нужно другое. Козино – рядом. Заедем туда.

Как ни странно, но такой подход оказался действенным – во всяком случае, Муса понял, чего хотел Курьян. Впрочем, это все равно не произвело на него никакого впечатления – он покачал головой и отрывисто бросил:

– Нельзя. Едем как есть.

– Да что тебе, жалко, что ли? По пути же! – возмутился мужик, однако мавр больше не обращал на него внимания. Тогда Курьян попытался заговорить с другими охранниками, но также безуспешно – у Марселя создалось впечатление, что они, в отличие от своего начальника, вообще не владели русским. Наблюдая за тем, как его друг старается добиться своего, ученый просил Вселенную вразумить этого олуха, чтобы тот не начал лезть к нему со своими бредовыми идеями. Пусть Муса никогда не видел лица Кирилла, но голос-то его он должен был знать. Несмотря на то, что у священника был самый обычный тембр, который несложно было скопировать, Марсель все же предпочитал до поры до времени помалкивать или хотя бы свести общение с подчиненными к минимуму. К счастью, инстинкт самосохранения уберег Курьяна он опрометчивых действий и, убедившись в бесперспективности попыток договориться о чем-то с охраной, он насупился и надолго замолчал. Устав идти, он, кряхтя, снова забрался на лошадь и, хоть иногда и морщился от неприятных ощущений, но все же терпеливо сносил экзекуцию. Успокоившись на его счет, историк продолжил свои наблюдения.

Местность, по которой они проезжали, казалась ему идиллической – даже отсутствие ровной дороги с лихвой компенсировалось поражающими взор красотами и вкусным, тягучим ароматом цветущих равнин. К тому моменту, когда солнце начало припекать, они покрыли достаточно солидное расстояние, и Марсель уже начал ощущать голод, тем более что предыдущим вечером поужинать ему так и не удалось. Поэтому, когда с ним вдруг поравнялся Муса и, вопросительно взглянув на него, произнес слово «еда», он тут же кивнул. Процессия съехала с дороги и остановилась на небольшой поляне, откуда просматривалась вся местность. Скорее всего, телохранитель не случайно выбрал именно это место, подумал ученый, окинув взглядом окрестности. Действительно, отсюда можно было заметить приближение врага задолго до того, как он сам смог бы увидеть их. Мысленно похвалив смекалку мавра, Марсель не стал дожидаться помощи охранников и сам спустился с коня. С наслаждением ступив на мягкую сочную траву, он отошел в сторону и теперь наблюдал за тем, как его подчиненные готовили место для отдыха. Курьян тоже был заинтересован происходящим, и его можно было понять. Отвязав от седел длинные тонкие тростины, назначение которых до сих пор было непонятно ученому, они привычными движениями скрепили их между собой, образовав, таким образом, некое подобие вигвама. После этого один из охранников принес аккуратно сложенный кусок плотной материи и, развернув его, накинул на связанные прутья. Уже в следующий момент Марсель с удивлением разглядывал древний аналог походной палатки, конструкция которой показалась историку едва ли не более удачной, чем у большинства известных ему примеров из двадцать первого века.

Откинув ту часть материи, которая заменяла дверь, Муса поставил внутрь блюдо, уже наполненное всевозможной снедью. Причем Марсель даже не заметил, кто и когда успел это сделать. Впечатленный расторопностью охранников, ученый, тем не менее, решил, что выражать свое удивление ему не следовало, и поэтому, просто кивнув головой, забрался в палатку. Оказавшись внутри, он тут же отметил комфортность передвижного дома – в нем с легкостью могли поместиться два человека, и им не было бы тесно. Роль окна играло отверстие в импровизированном потолке, сквозь которое поступало достаточное количество света. Сооружение сильно напоминало юрты, которые он наблюдал во время своей поездки в Казахстан, правда, сильно уменьшенную их копию. Пища оказалась вполне съедобной, и он с жадностью накинулся на нее, параллельно прислушиваясь к тому, что происходило снаружи.

– Вот скажи мне, – судя по тому, как говорил Курьян, ему тоже перепало кое-что из запасов провизии, – что ты здесь забыл? Молчишь? Ничего, молчи. Я и за двоих могу говорить. Оглянись вокруг. Красиво? Народ добрый, приветливый. Приехал бы с женой да ребятишками, построил дом, живи в свое удовольствие. Руками-то работать умеешь, черненький?

– Меня зовут Муса, – откликнулся мавр, которому, похоже, надоело такое обращение.

– Пусть будет Муса, – согласился мужик. – Так ты, значит, приехал, потопчешься немного – и назад? Потом еще куда-нибудь поедешь, да? И так всю жизнь? А дом твой где? Есть он у тебя вообще, дом?

– Есть, – ответил телохранитель.

– И где же?

– Далеко. Икосим.

– Что за город такой?

– Далеко.

– Заладил: далеко, далеко… И что, вернешься туда, когда служба закончится? Небось, там один песок.

– Песок, – подтвердил Муса.

– Ну, вот видишь. На кой тебе сдался этот твой Укусим?

– Икосим.

– Да какая разница? Не понимаю я людей. То в песок зароются по самую макушку, то в горы заберутся – туда, где одни камни и не растет ничего. А рядом столько земли сочной, смотри: она в руках рассыпается, кажется, будто ее есть можно!

– Ешь.

– Чего? – не понял Курьян.

– Землю. Ешь.

– Тьфу на тебя! – обиделся мужик. – Я ему, можно сказать, важные вещи рассказываю, а он зубоскалит.

Судя по наступившему молчанию, собеседники решили сделать паузу. Вздохнув, Марсель отодвинул от себя блюдо, снова надел на лицо маску и выбрался наружу. Заметив его, охранники тут же вскочили на ноги, но он сделал им знак – и они вернулись на свои места. Ученый видел, что они еще не насытились, и не видел смысла в соблюдении правил этикета. Однако Муса продолжал стоять – похоже, он успел подкрепиться. Или, возможно, ему надоело общество Курьяна, и он решил сделать вид, будто слишком занят своими прямыми обязанностями, чтобы отвечать на его многочисленные вопросы. Подойдя к Марселю, он приглушенным голосом обратился к нему:

– Обещание. Слово дал. Помнишь?

Не понимая, о чем идет речь, ученый, тем не менее, кивнул. Мавр несколько секунд смотрел на него в упор, причем в его взгляде в этот момент читалась откровенная неприязнь. После этого лицо телохранителя обрело свое прежнее непроницаемое выражение, и он отошел в сторону. Этот случай совсем не понравился историку, и теперь он размышлял о том, как бы выяснить, в чем состояла суть договоренности между Кириллом и Мусой. Спросить напрямую? Опасно – мавр мог заподозрить неладное. Попросить Курьяна разузнать? Вряд ли солдат доверится болтливому мужику, особенно если это касается чего-то личного. Оставить все, как есть, и надеяться, что ситуация прояснится сама собой? Ничего другого ему не оставалось. Пока он размышлял, Муса успел отдать распоряжения своим подчиненным, и те, сложив остатки пищи в дорожные сумки, уже разобрали палатку и теперь прикрепляли ее составные части к седлам. Наблюдая за Курьяном, ученый заметил, с каким любопытством тот следит за всем этим процессом – Марсель был почти уверен в том, что рано или поздно его друг попытается смастерить что-нибудь подобное своими руками. Что ж, Бог в помощь, улыбнулся он под маской.

На этот раз Марсель не стал дожидаться помощи охранников, которые, похоже, выказывали подчеркнутое уважение к своему подопечному только на публике, и сам легко вскочил в седло. Устроившись удобнее, он с удивлением взглянул на Курьяна, который опять начал вздыхать и жаловаться. На самом деле сидеть было достаточно удобно – во всяком случае, его седло было гораздо комфортнее, чем те легкие конструкции, которые он встречал у славян. Возможно, ему просто досталось более дорогое и, соответственно, качественное? Может быть, особенно если принять во внимание статус Кирилла. Ученому стало жалко друга, и он с трудом сдержался, чтобы не поддержать его ласковым словом.

Тем временем процессия выстроилась в шеренгу, и они продолжили свой путь: первым ехал Муса, за ним – еще один охранник, далее следовали Марсель и Курьян, а тыл прикрывал последний телохранитель. Лошади шли размеренным шагом, и в какой-то момент ученый едва не задремал после сытного завтрака, но вовремя очнулся и решил впредь не допускать таких оплошностей. Чтобы как-то занять себя, он постарался отвлечься и вспомнить важные события, произошедшие в конце десятого века, однако не смог вспомнить ничего, кроме уже упомянутых. Вообще, у Марселя появилось странное ощущение, будто он появился здесь и сейчас не просто так, а по какой-то причине. Во всяком случае, чтобы попасть именно в это время, нужно было очень сильно постараться. Окажись он здесь двумя годами позже, и все – живи себе спокойно, пополняй местный генофонд. Или…

В первый момент ученому показалось, что мимо него пролетел какой-то крупный жук – задев его капюшон, он, не прекращая своего движения, проследовал своей дорогой и, превратившись в тростниковую стрелу, вонзился в ствол росшего неподалеку дерева. Марсель не успел понять, что произошло, но Муса, сразу оценивший ситуацию, что-то прокричал своим помощникам – и те, соскочив на землю, молча стащили ученого с лошади. Заслоняя его собой, они оттеснили своего подопечного в небольшой овражек, а сами заняли оборонительную позицию. Курьян, также сообразивший, что на них напали, уже успел укрыться в относительно безопасном месте.

– Ты! Рос! – Муса, пригнувшись и пытаясь обнаружить невидимых врагов, обратился к мужику. – Иди, посмотри, кто там.

– Ага, побежал уже, – отозвался тот. – Там тати, мне моя жизнь дорога.

– Какие тати?

– Разбойники. Лихие люди. С ними лучше не связываться, а если уж наткнулся, то лучше отдать все, что просят – целее будешь.

Муса презрительно скривился и отрицательно помотал головой. Обратившись к своим помощникам, он отдал им какие-то распоряжения на своем языке, и те тут же, прильнув к земле, расползлись в разные стороны.

– Ты чего удумал? – прошептал Курьян. – Если будешь с ними сражаться, они никого не пощадят.

Словно в подтверждение его слов со стороны небольшого скопления деревьев раздался зычный голос, в котором можно было расслышать насмешливые нотки:

– Лошадок мы заберем! И все, что есть. Но жизни вам сохраним, если не станете сопротивляться. Снимайте с себя все и выходите из оврага!

Марселю такое предложение совершенно не понравилось. Нет, он был далек от мысли вступать в драку с неизвестными разбойниками, но и перспектива лишиться своего статуса инкогнито его не привлекала. Однако Муса, судя по его решительному виду, не собирался так просто сдаваться. Процедив сквозь зубы какое-то ругательство, он, неожиданно вскочив на ноги, бросился к стоявшему недалеко дереву, кидаясь из стороны в сторону и периодически пригибаясь. Вероятно, нападавшие не ожидали от него такой прыти, потому что три стрелы, выпущенные в него, не достигли своей цели и пролетели мимо. Добежав до укрытия, мавр вытащил саблю и замер, готовясь к новому рывку.

– Осторожно! – крикнул ему Марсель, не сдержавшись.

Муса бросил в его сторону удивленный взгляд, но тут же снова сосредоточился на происходящем.

– Последнее предупреждение! – раздался все тот же голос, правда, в нем уже не было прежней самоуверенной насмешливости. – Будете сопротивляться, всех перебьем! И тогда ваши кости…

Что должно было случиться с их костями, так и осталось для Марселя тайной, потому что в следующий момент со стороны деревьев раздались яростные крики и звуки борьбы. Услышав это, Муса сорвался с места и кинулся на помощь своим собратьям по оружию. Ученому, с опаской выглядывающему из спасительного оврага, оставалось только гадать, что происходило за деревьями. Вцепившись руками во влажную траву, он напряженно вглядывался в заросли, пытаясь рассмотреть хоть что-то. Неожиданно он почувствовал на своем плече чужую руку и отпрянул в сторону, но, увидев перед собой обеспокоенное лицо Курьяна, успокоился:

– Что?

– Самое время сделать ноги, а? – мужик кивнул в сторону дома. – Прекрасная возможность.

– Ты что?! – возмутился Марсель. – Они же нас там защищают! Вдруг им понадобится наша помощь?

– И чем ты поможешь? Попытаешься заболтать их до смерти? Здешние тати не любят шутки шутить. Ножом по горлу – и поминай, как звали.

– Отстань! – отмахнулся ученый и с тревогой прислушался – звуки драки стихли, и теперь вокруг стояла пугающая тишина.

– Ну, смотри сам, – обиженно буркнул мужик. – Баламошка и есть, одним словом.

Не обращая внимания на его слова, Марсель осторожно выбрался из своего укрытия и, с опаской поглядывая в сторону скопления деревьев, медленно двинулся в их направлении. Курьян, попытавшийся было его остановить, в конце концов, плюнул и пошел за ним следом, то и дело приседая. К тому моменту, когда они, наконец, достигли места побоища, мужик был весь мокрый от росы, которую успел собрать своей рубахой.

– Муса! – позвал Марсель. – Есть кто живой?

– Хуна! Сюда! – раздалось в ответ, и ученый, уже не заботясь о собственной безопасности, побежал на голос.

Картина, представшая перед ним, в первый момент заставила его застыть на месте, но он быстро взял себя в руки и окинул поле боя внимательным взглядом. Разбойников было всего пятеро, и все они были мертвы. По внешнему виду они ничем не отличались от обычных мужиков, с которыми ему приходилось сталкиваться прежде, и можно было только догадываться о том, что заставило их встать на скользкий путь грабежа. Но не это обеспокоило его – прямо перед ним на спине лежал Муса, держась руками за грудь, из которой торчало древко стрелы. Скорее всего, мавр испытывал чудовищную боль, однако, несмотря на страдания, не издавал ни звука, и если бы не серый оттенок, который приобрело его лицо, можно было вообще предположить, что он ничего не чувствует.

– Ох, черненький, как же ты так… – Курьян выглянул из-за спины Марселя и с сочувствием поцокал языком. – Ну-ка…

Отодвинув в сторону ученого, мужик присел на колени рядом с раненым и обратился к одному из охранников, которые с понурым видом стояли рядом с начальником:

– Нож дай!

Увидев, что тот его не понимает, Курьян ткнул пальцем на ножны мавра, и тот тут же протянул ему оружие. Когда он приблизил лезвие к телу Мусы, тот вдруг схватил его за руку и попытался приподняться.

– Ты чего это удумал? – воскликнул мужик, с трудом укладывая того обратно. – Лежи и не двигайся. Мне рану осмотреть нужно. Небось не девка, оголяться не должен бояться.

Осторожно разрезав верхнюю одежду, стараясь не задеть древко, Курьян раздвинул ткань в сторону, обнажив кровоточащую рану. Склонившись над ней, он несколько секунд рассматривал место входа и, наконец, распрямился.

– Повезло нашему мавру, – воскликнул он с довольной улыбкой. – Наконечник-то у стрелы узкий – видишь: рана не разбитая.

– Да уж, повезло, – отозвался Марсель. – И что это значит?

– Только то, что стрелу легко можно вытащить. Была бы с зазубринами или широкая, как на птицу, тогда, считай, человек потерян – просто так не вынуть, пришлось бы проталкивать. Тащить такую назад бесполезно – только все внутренности раздерешь.

– И что? Он выживет?

– Не знаю, – пожал плечами мужик, снимая с себя рубаху.

– Ты что задумал?

– Крови будет много, остановить нужно, – здоровяк, недолго думая, с силой дернул ткань в разные стороны. – Лучше рубахи для такого дела не придумаешь. У этих-то чумазых, видал, какая одежда? Грубая, ей только пятки чистить. А наша – самое оно.

Одежда мавров на самом деле не отличалась особой мягкостью, так что слова мужика, который вдруг проявил себя с совершенно неожиданной стороны, были вполне разумными. Наблюдая за тем, как охранники с уважением покосились на мощную спину Курьяна, ученый усмехнулся: этот мужик вполне мог соответствовать образу древнерусского былинного богатыря, если бы не миролюбивый нрав. Впрочем, и герои славянских сказок никогда не отличались особой агрессией и крошили всех направо и налево, только когда не было другого выхода.

Тем временем Курьян наклонился к Мусе и что-то сказал ему, но произнес это так тихо, что Марсель ничего не смог разобрать. Однако мавр, похоже, все понял, потому что кивнул в ответ и плотно сжал губы. Несмотря на это, он не смог сдержать стона, когда мужик, обхватив древко двумя руками, резко потянул его вверх. Как только стрела была вынута, из раны потекла кровь, и Курьян тут же приложил к ней свернутую в несколько слоев ткань, на которой сразу проступило красное пятно.