Текст книги "Я всё это выдумал"

Бессонница – мое естественное состояние. Чертово внутричерепное давление, которое я заработал во время аварии, не дает мне спокойно жить. Три года назад, пытаясь объехать идиотку-мамашу, вылетевшую на проезжую часть с коляской, я со всей дури влетел в фонарный столб. Машина – в труху, мой голова – тоже. Правда, последнюю удалось восстановить, да так удачно, что внешне теперь почти ничего не заметно. Жаль, что с внутренней частью все немного сложнее. Мой лечащий врач, Стефан, как-то сказал мне, что это великое чудо – то, что я не сижу в инвалидном кресле, пуская слюни и писая в пакетик.

– Ты пойми, шансов на то, что ты выживешь, было крайне мало, – глядя мне прямо в глаза, говорил он. – А в то, что ты сможешь вернуться к нормальной жизни, вообще, честно говоря, никто не верил. В том числе, кстати, и я. Так что не жалуйся, пожалуйста, на головные боли. Это лучшее из того, что могло с тобой случиться.

Как же, лучшее. За первые несколько месяцев я сожрал такое количество лекарств, что во мне с легкостью уместилась бы целая аптека, включая самого аптекаря. Робин-Бобин, так меня прозвала моя знакомая, милая девушка по имени Кристи. Ей всего двадцать пять, на десять лет меньше, чем мне, но мы почему-то очень быстро нашли общий язык. Познакомившись в автомобильной пробке и обменявшись телефонами, уже через неделю мы были лучшими друзьями. Знаю, о чем вы подумали. Нет, между нами ничего нет – и никогда не было. К тому же у Кристи есть парень, с которыми они живут вместе уже лет триста. Во всяком случае, так она говорит. Я его видел пару раз – ничего особенного, самый обычный городской оболтус. Но меня ведь это не касается, верно?

Я рассказываю о своей подруге только потому, что именно с нее началась эта странная история. Примерно полтора года назад, когда я маялся от очередного приступа мигрени, она предложила мне найти себе хобби, чтобы как-то отвлечься. Сначала я только посмеялся над таким предложением, но Кристи умеет быть настойчивой – и, в конце концов, мы пришли к выводу, что мне нужно писать.

– Все, что в твою больную башку приходит, – заявила подруга с таким видом, словно речь шла о какой-то безделице. – Сказки, рассказы, выдуманные интервью. Хоть за мемуары садись, все равно.

– А то, что я за всю свою жизнь ни строчки не написал, тебя не беспокоит? – я с сомнением покачал головой, пытаясь вспомнить, как правильно пишется частица «не» с глаголами – слитно или раздельно.

– Да наплевать, – хохотнула Кристи. – Ты ведь никому не станешь это показывать. А вдруг в тебе спит Кафка?

– Кто?

– У-у, как все запущено, – шутливо округлила глаза девушка. – Ну, ладно. Дюма знаешь?

– Дюма знаю. Обоих.

– Тогда представь себе, что в тебе спит Дюма. Разбуди его. Худшее, что может случиться, это бездарная рукопись, но если она отвлечет тебя от мигреней, думаю, пространство простит тебе твои каракули.

– Почему каракули? – я кивнул в сторону ноутбука, но Кристи в ответ только помахала пальцем у самого моего носа.

– Нет, только от руки. У тебя есть тетрадь?

– Есть… Стоп. Какая тетрадь? Ты мой почерк видела?

– Не видела. И видеть не желаю. Это мелкая моторика – восстанавливает функции мозга и отвлекает тебя от всякой ерунды. А от экрана у тебя голова еще сильнее болеть будет. Не спорь со мной!

И вот я стал писателем. Во всяком случае, именно так я сам себя теперь называю. Сначала мне было тяжело переносить свои мысли на бумагу, главным образом, потому, что этих мыслей было катастрофически мало. О чем может поведать миру высокооплачиваемый разработчик программного обеспечения? О том, что у него много денег, да. Или о том, что вчера он съел три порции роллов, о чем теперь горько сожалеет. Или, может быть, о том, что сегодня все вдруг захотели кодить, куда ни плюнь – каждый второй программистом себя считает. Вот, даже сейчас меня это раздражает, видите? В общем, первые несколько недель мне приходилось каждое слово из себя клешнями вытаскивать, но потом все как-то пошло-поехало, и к концу первого экспериментального триместра я закончил свою первое цельное произведение – то ли басню, то ли взрослую сказку, мне сложно определить жанр моего творения. Конечно, в нем было всего полтора авторских листа (да, я уже знаю, что это такое), но мне было почти не стыдно за написанное. Ни в какие издательства, понятное дело, я рукопись отсылать не стал. Зачем? Главная цель была достигнута – на самом деле, стоило мне сесть за стол и взяться за ручку, как головная боль отступала. Я до сих пор не могу объяснить этот феномен. Да это и не так важно. Интереснее другое.

Единственным читателем, которому я показал свое произведение, стала Кристи – она была и другом, и критиком, и много кем еще. Пока она с задумчивым видом листала тетрадь, я сидел рядом и с нетерпением наблюдал за ее реакцией. Наконец, дочитав до конца, девушка отложила рукопись в сторону и, помолчав несколько секунд, наморщила нос. Она обычно так делала, когда сомневалась в чем-то.

– Что, все так плохо? – я вздохнул и приготовился выслушать полный разнос своего детища.

– Что? – Кристи очнулась от своих мыслей и покачала головой. – Нет, все очень даже ничего. Не шедевр, конечно, но сойдет для первого раза. Мне просто это напомнило один случай.

– Что за случай?

– Недавно в сети прочитала об одном бедолаге, – Кристи достала из кармана пачку с тонкими сигаретами и закурила, несмотря на то, что я бесчисленное количество раз просил ее не делать этого в моем доме. – Очень сильно твою историю напоминает.

– Ну, мало ли что могло произойти, – мне стало неприятно оттого, что мое произведение, полностью высосанное из пальца, могло иметь аналог в реальном мире. – У меня нет времени копаться в интернете, сама понимаешь. К тому же голова…

– Ты подумал, что я тебя в плагиате обвиняю? – рассмеялась Кристи, закатив глаза к потолку. – Да ладно тебе, и в мыслях не было. Просто очень похоже – прямо один в один.

– Ну, хорошо, – я нехотя принял это подобие извинения и решил не лезть в бутылку. – Что за история?

– В том-то и дело, что мне незачем ее тебе пересказывать – ты сам все прекрасно описал. Некий мужчина – имени не помню – решил влюбиться в неодушевленный предмет и до такой степени увлекся этим процессом, что, не добившись взаимности, повесился. Кстати, сделал он это как раз после своего Дня рождения, как ты описал.

– Вранье!

Это восклицание вырвалось у меня автоматически, потому что произведение задумывалось мной как литературная химера, у которой не могло быть реального аналога. Конечно, мне было известно о том, что люди достигли невероятных высот в умении сходить с ума, но чтобы так… Нет, в тот момент я был почти уверен в том, что подруга разыгрывает меня. Кристи не стала со мной спорить, а просто достала из сумочки планшет и, поискав в нем что-то, протянула мне:

– Фома неверующий. Смотри сам, я ничего не придумываю.

Я принял устройство с усмешкой, искренне веря в то, что сейчас этот розыгрыш и закончится, но очень скоро мне стало не до веселья. Новость, со смаком преподнесенная каким-то блогером, являлась сокращенной версией моего собственного произведения. Совпадало все: время, место – разве что имена действующих лиц были другими. Признаться, в тот момент мне стало страшно – когда я задумывал свою историю, мне и в голову не приходило, что нечто похожее может произойти, и не просто где-то далеко, а рядом со мной, буквально в паре кварталов от моего дома. Некий Богдан, вполне себе успешный бизнесмен, в какой-то момент съехал с катушек и воспылал любовью к старинному торшеру, доставшемуся ему от бабки. Сначала он пытался бороться с этим странным чувством, даже несколько раз посещал психотерапевта, но, к итоге, это ни к чему не привело, и несчастный Ромео, выбравший не ту Джульетту, погрузился в мир фантазий, в котором светильник обретал все более женственные черты. Ситуация усугублялась тем, что мужчина был женат и имел трех детей. До какого-то момента ему удавалось скрывать от семьи свое новое увлечение, но, как это обычно бывает, тайное стало явным в самый неподходящий момент – во время празднования его Дня рождения. Кто-то из гостей принялся слишком пристально, по его мнению, рассматривать торшер, и бедолага сорвался. Конечно, можно было бы списать все на алкоголь, однако слишком уж он был убедителен в своем гневе. Проснувшись на следующее утро в пустой квартире и прочитав прощальную записку жены, в которой были такие эпитеты как извращенец, урод (и еще менее изящные словесные формы), Богдан повесился, перед этим утопив торшер в ванне. Такая вот иллюзорность нашего с вами бытия. Но если в виде фантасмагории, рожденной страдающим от мигреней мозгом, это имело право на существование, то в реальной жизни – ну, никак. О чем я и сообщил Кристи в не самых литературных выражениях.

– Сама в шоке, – кивнула девушка, бросая окурок в стакан с недопитым кофе. – Ты точно нигде эту историю не читал? Ну, может быть, рассказывал кто-то?

– О чем ты говоришь? – я прикинул в уме временные рамки и пожал плечами. – У меня на этот текст ушло больше двух недель, а новости всего дня три.

– Да, ты прав. Значит, стоит поздравить тебя!

– С чем?

– С рождением второго Нострадамуса.

– Да ну тебя!

Я не на шутку обиделся на Кристи – настолько, что у меня снова разболелась голова. Возможно, при другом раскладе мы бы серьезно поругались в тот день, но у меня вдруг пропало желание активничать. Стиснув зубы, я махнул рукой и прилег на диван. Вероятно, моя подруга поняла, что стала причиной очередного приступа мигрени, потому что тут же перестала зубоскалить и с виноватым видом улыбнулась.

– Ладно тебе… Я не знала, что ты примешь это так близко к сердцу. Сам же говорил, что никогда не писал – а тут такая реакция. Ну, все, молчу. Воды принести?

У Кристи была очаровательная особенность – как бы она ни проштрафилась, у меня на нее никогда не получалось обижаться дольше пяти минут. Вот и теперь она так быстро признала свою неправоту, что я не нашел в себе сил продолжать дуться. Да и причин, откровенно говоря, не было. Вода, как и следовало ожидать, нисколько не помогла, но я не стал говорить Кристи об этом, а просто сказал, что мне нужно отдохнуть. Девушка быстро поняла намек и, чмокнув меня в лоб, убежала по своим делам. Я же, оставшись один, вернулся за стол и попытался откопать как можно больше информации об этом дурацком Богдане, который посмел покуситься на мой сюжет. Совпадения между реальной и вымышленной историями были настолько поразительными, что я несколько раз крепко выругался, открывая все новые и новые подробности, которых не было в первом материале. В итоге, когда у меня больше не осталось никаких сомнений относительно плагиата, который я нечаянно сотворил, а мой арсенал бранных слов полностью опустел, я свернул все окна и крепко задумался.

Тут же в памяти всплыли многочисленные голливудские сюжеты, в которых второсортные авторы вдруг открывали в себе способности управлять чужими жизнями. Обычно ни к чему хорошему это не приводило, но сама идея мне понравилась. Приятно почувствовать себя богом хотя бы на мгновение, что ни говори. Однако когда волна эйфории схлынула, я признался себе, что ни за что не согласился бы взвалить на себя ответственность за судьбу незнакомого человека. Даже если он будет трижды тварью последней. Нет, только не это.

Эта ситуация так сильно потрясла меня, что всю следующую неделю я не решался сесть за очередное произведение – даже несмотря на головную боль, которая не отпускала ни на секунду. Но, в конце концов, я все-таки не выдержал. Странное дело, но как только я взял в руки карандаш (ручку, скорее всего, прихватила с собой Кристи во время своего последнего визита), мигрень тут же отступила. Это было слишком заманчивое ощущение нормальности, чтобы от него отказаться – и я открыл тетрадь. Нужно сказать, что я сделал выводы из своего предыдущего опыта. Валяясь кверху ногами, чтобы как-то облегчить головную боль, я придумывал темы, которые были бы безопасными с точки зрения совпадений. В итоге у меня родилось несколько сюжетов, которые лично мне сложно было представить в реальности, и я, высунув язык, с улыбкой принялся выводить слова, складывавшиеся в фантастическую абракадабру.

У меня с детства был не самый аккуратный, но очень убористый почерк, которому завидовали все профессиональные изготовители шпаргалок, а учителя, напротив, возмущенно пыхтели и зачастую ставили мне «отлично», даже если работа была выполнена с ошибками, только потому, что не могли разобрать ни слова. Собственно, почерк и стал основной темой моего очередного опуса. Не стану вдаваться в подробности, потому что рассказ, если говорить откровенно, получился слабым. Но дело не в этом. Представьте себе старуху, которая так была зациклена на правописании, что убила участкового врача только за то, что тот выписал ей рецепт на непонятном, по ее мнению, наречии. Представили? Глупость, да и только. Но вам стоило бы видеть меня, когда я, просматривая новости, обнаружил, что описанные мной события не только имели место, но и произошли в той самой поликлинике, в которой я сам несколько раз бывал. Чертовщина, да и только! Престарелая родственница Раскольникова, устав доказывать доктору, что он-де не прав, ушла домой, чтобы часом позже вернуться с топором и раскроить несчастному эскулапу череп. Меня бросало то в жар, то в холод, пока я рассматривал фотографию психованной старухи: именно такой я ее себе и представлял, когда писал рассказ. Те же глубоко посаженные глаза, крашеные в фиолетовый цвет волосы с отросшими седыми корнями, даже бородавка на носу – все было на месте.

– Привет Шекспирам! Есть что еще почитать?

Кристи, как обычно, вломилась без стука, воспользовавшись своим ключом, который я как-то презентовал ей по глупости, и плюхнулась в кресло-мешок.

– Давай, не тяни, – она усмехнулась, но тут же, заметив мое состояние, встревоженно нахмурилась. – Что-то случилось? Плохо тебе?

– Нет… Нет, все в порядке. Просто тошнит немного. Наверное, из-за лекарств.

Я не решился признаться подруге в том, что, возможно, в очередной раз стал виновником человеческой трагедии. Шутка сказать – убийство! Нужно было писать об одуванчиках и божьих коровках. Дважды идиот!

– То есть ты ничего не писал больше? – допытывалась Кристи. – Почему? Из-за того случая? Это же глупо! Ну, подключился ты к какому-то каналу, только и всего. Иногда, сам знаешь, и палка стреляет – у меня вот, например, был случай, когда я в казино подряд десять раз выигрывала. Как у Джека Лондона, помнишь?

– Это немного другое, – меня рассмешило сравнение. – Но я понял, о чем ты, можешь не продолжать. Может быть, и напишу что-нибудь еще, посмотрим. Ты просто так зашла?

– А что, должен быть повод? – судя по всему, девушка обиделась, потому что перестала улыбаться и с подозрением взглянула на меня. – Или у тебя свидание намечено?

– Ты меня раскусила, – я постарался, насколько это было возможно, сгладить ситуацию, чтобы не оскорблять чувств собеседницы. – Есть одна девушка, мы с ней вроде как встречаемся.

– Да ну! – Кристи, похоже, не ожидала, что ее шутливое предположение попадет в цель. – И давно? Хотя, не важно… Как тебе удалось скрывать ее от меня?

– Все еще пока неопределенно, – я уклонился от прямого ответа и взглянул в сторону, чтобы было удобнее врать. – Вообще, мы собираемся уехать дней на десять, чтобы понять, чего хотим друг от друга.

– Ты хочешь сказать, что я целых десять дней не буду иметь удовольствие лицезреть твою физиономию? – моя подруга дурашливо округлила глаза, но у меня появилось ощущение, что она делает это только для вида. – Потом расскажешь мне, как все прошло?

– Обязательно расскажу.

За все время наших отношений я ни разу не предпринимал попыток сблизиться с Кристи – и дело было даже не в ее приятеле. Нет, мне просто не приходило в голову, что между нами может быть что-то, кроме дружбы. И вот теперь я заметил в ее глазах нечто такое, отчего мне стало не по себе. Судя по всему, я был интересен ей как мужчина. Странно только, что она продемонстрировала это после того, как у меня появилась вымышленная пассия. Я тогда подумал, что, возможно, дело было не в чувствах, а, скорее всего, свою роль сыграло знаменитая женская потребность обладать тем, что по какой-то причине стало недоступным. Поэтому я предпочел не зацикливаться на этой теме – поболтав еще полчаса о всякой ерунде, мы расстались, причем Кристи взяла с меня напоследок обещание, что я обязательно продолжу свой писательский эксперимент.

– Я дашь мне прочитать, – она поднесла указательный палец к самому моему носу, и я со смехом оттолкнул ее руку:

– Договорились.

Оставшись один, я некоторое время размышлял о том, каким образом мне скрыться от вездесущей Кристи – да так, чтобы она не нашла меня. В том, что она обязательно придет проверить, дома ли я, не было никаких сомнений. В принципе, а почему бы мне, на самом деле, не уехать куда-нибудь? Я всегда был упертым домоседом, но не потому, что чувствовал дискомфорт от поездок – нет, просто за свою жизнь я много где успел побывать и больше не испытывал радостного трепета от перемещений по земному шару. Тем не менее, идея развеяться показалась мне не такой уж и плохой, и уже на следующий день я был в нескольких тысячах километров от родного города.

Вьетнам – прекрасное место для тех, кто хочет уединения. С одной стороны, страна не так заточена под туристов, как, например, Таиланд, а с другой, там есть вполне сносные гостиницы – и их с каждым годом становится все больше. Жаль, конечно, но, судя по всему, через несколько лет эта часть юго-восточной Азии подвергнется нашествию изголодавшихся по сморщенным изюминкам европейцев. Пока же здесь относительно спокойно. К тому же я выбрал не самый людный район и поэтому имел возможность почти две недели провести практически в полном одиночестве, если не считать обслуживающего персонала, который оказался на редкость понятливым и не беспокоил меня без надобности.

Сидя в тени на террасе, я выводил какие-то каракули в новеньком блокноте, который купил себе по случаю поездки. Выходило не то чтобы совсем плохо, но и не хорошо – рисунок вышел поверхностным, гордиться там точно было нечем. Выключив внутреннего критика, я пришел к выводу, что писать мне все-таки нужно. Отдохнув после долгого перелета, я первые несколько часов чувствовал облегчение, однако вскоре мигрень вернулась, и я так и не смог от нее избавиться, хотя закинул в себя целую горсть таблеток. Помня о том, что уже успел натворить своим писательством, я решил не испытывать судьбу в очередной раз и сочинить что-то безобидное, о букашках-таракашках, например. Но здесь возникла неожиданная трудность. Стоило мне начать повествование о жизни героической землеройки, как у меня сломался карандаш. Наточив его, я попытался продолжить, но он сломался снова. Сначала у меня возникла мысль, что я его где-то уронил, и у него внутри сломался грифель, но история повторилась и со следующим карандашом. Дорогая ручка, которая служила мне верой и правдой несколько лет, вдруг отказалась писать, и тут я испугался. Неужели все так серьезно – и сама Вселенная не позволяет мне отклоняться от заданного курса? Чтобы проверить это предположение, я мысленно выстроил новый сюжет, в котором главная роль отводилась человеку, и карандаши тут же перестали ломаться, а ручка, как ни в чем не бывало, выдала несколько вполне удобоваримых слов. Вырвав из блокнота лист, я скомкал его и в сердцах отбросил в сторону.

Мне совсем не хотелось наступать на одни и те же грабли, но каждая минута, проведенная без дела, доставляла мне невероятные страдания – мозг, словно почуяв близость наркотика, выдавал такие волны головной боли, смешанной с периодическими приступами тошноты, что я, наконец, сдался. В конце концов, зачем мучать себя, если итог, все равно, предопределен? У меня просто не было выбора – или писать, или сдохнуть. Понятное дело, что я выбрал первое. А кто бы поступил иначе на моем месте?

Чтобы снять с себя ответственность, я полностью отключился от этой реальности и позволил своей руке действовать самостоятельно. Кто-то назовет это малодушием, но в тот момент такой расклад показался мне единственно разумным. К тому же я надеялся на то, что из этой затеи ничего не выйдет, и просто хотел избавиться от мигрени. Тем страшнее мне потом было читать плоды то ли своего подсознания, то ли фантазии демона, поселившегося внутри меня.