Текст книги "Стихи, опаленные войной. Блокадная поэзия"

Стихи, опаленные войной
Блокадная поэзия
Роман Квадратный

© Роман Квадратный, 2017

ISBN 978-5-4483-6442-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Война

 
Череда бессмысленных дней,
ночи ужасов с трелью зениток.
Вышивая знамена страстей
не хватает проверенных ниток.
 
 
Пепел черный неровно скользя,
устилает зеленые всходы.
Он не думал о том, что нельзя
забирать красоту у природы.
 
 
Словно муха в конце сентября,
злобно с прикусом жаркое солнце.
На закат в дальний путь уходя
забирает свет через оконце.
 
 
А в окопах – свечение душ,
не дождутся на завтра восхода.
На войне очень страшно, к тому ж
с «грузом – 200» приходят с похода…
 

Эмигрант

 
Говорят, нас сейчас презирают…
Может быть, только знаю одно,
что друзья мои всё понимают:
в нашей жизни не так, как в кино.
 
 
Я любил и люблю свою землю.
Целовал ее после разлук.
В ситуации страшной тут внемлю,
не хватает родных глаз и рук.
 
 
Тем, кто бросил здесь все, очень сложно
и тоска в душе гложет с лихвой.
В сорок лет – жизнь с нуля – да… возможно,
только снится, зовет дом родной.
 
 
Эта тропка, пожухлые листья,
запах Родины, речка, лесок.
И рябины созревшие кисти,
и печеной картошки дымок.
 
 
На закате послушать кукушку.
Звезды низко, достань млечный путь.
Обними, успокой мать – старушку
и погибших, не грех, помянуть…
 

Страх

 
Страх – это бездна открытых дверей.
Страх – это кладбище наших идей.
Ты испугался, ну что ж… уходи.
Страх нечто странное. Эй, впереди!
 
 
Не поскользнись, зажмурив глаза,
не очутись на воле слеза,
не появись тоска рокова,
не засучи, палач, рукава…
 

Мы все «зажравшиеся» были

 
Мы все «зажравшиеся» были:
выкидывали черствый хлеб,
деньгами просто так сорили
и выбор ценностей был слеп.
 
 
Две остановки – на маршрутке.
С гулянки – строго на такси.
В одном наряде – только сутки
и допоздна бродить – тусить.
 
 
Ребенка в «English school» водили,
на лабиринты, на батут.
Так свет и воду не ценили.
Не жалко, нам еще дадут!
 
 
И в магазинах продуктовых,
перебирав ассортимент,
нам не хватало колбас новых.
Вот мало сотни три конфет!
 
 
И на концерте невеселый,
а на природе – комары.
И понедельник – день тяжелый,
и на работе пик жары.
 
 
И кризис возраста тревожил,
но только честно, не тая,
сейчас нам мир всего дороже,
чтоб счастлива была семья!
 

Листья

 
Собираю в охапку все листья
и сжигаю в туманном огне.
После лета немного завис я,
в своем доме пожив на войне.
 
 
Пусть сгорает стрельба и бессилие,
артобстрелы и крики людей.
И смертельных машин изобилие,
и за хлебом гул очередей.
 
 
Три дождя за все лето безводное
и три месяца жизни во тьме.
Связь в три рисочки междугородная,
«Мы все живы!», – три слова родне.
 
 
Свист снарядов, стеклянные россыпи,
нарядились в осколки дома.
Смерть, шагавшая быстрою поступью,
пополняла свои закрома.
 
 
Трудно жить с этим, память не чистя,
вирус надпись «error» в мозг занес.
Только плохо горят мои листья,
видно мокрые от летних слез…
 

Луганский погост

 
Крыши домов, как консервные банки,
вскрыты небрежной рукой.
Кто-то во здравии, целясь болванкой,
Выстрелил за упокой.
 
 
Думал тот кто-то, что в доме том люди
пядь не бросали земли?
Все оборвал, планов больше не будет.
Что было – не сберегли.
 
 
Больше не нужно готовиться к зимам,
овощи, фрукты, компот.
Летняя пусть остается резина
и не докрашен капот.
 
 
И с коммунальною платой не надо
очередь в банке стоять.
Все документы из детского сада
можно и не забирать.
 
 
Кто ужасался Беслану, кто башням,
кто-то припомнил «Норд – Ост».
Но никогда не бывало так страшно.
Вот он – луганский погост…
 

Не стреляй и не плюй в мою душу

 
Не стреляй и не плюй в мою душу,
мирной жизни захлопнув дверь.
Не суди, ничего не нарушу.
Я домашний, но все же зверь.
 
 
Я расстрига, не помнящий всуе,
а в опасности небо зову:
помоги пережить грязь такую,
чтоб очиститься здесь наяву.
 
 
И не видеть испуга ребячьего,
побелевших от страха лиц.
Слышать пенье снаряда зверячего
не хочу и падаю ниц.
 
 
На коленях, да разве тут вымолишь,
не вернешь неповинных людей.
Для статистики судьбы их – цифры лишь,
для родных – все намного сложней…
 

Никому не желаю такого

 
Никому не желаю такого
В изоляции быть на войне.
Не услышав дыханья родного,
не сумев дозвониться вдвойне.
 
 
Постоянно ждать, где приземлится
тот запущенный кем-то снаряд.
И когда снова свет заискрится
и потоки воды зажурчат?
 
 
Привезут хлеб иль снова сухарик
раскрошить, запивая чайком.
В полутьме, экономя фонарик,
утереть слезу с глаза тайком.
 
 
Занять очередь двести тридцатым,
чтоб воды пару ведер «урвать».
Без вины быть во всем виноватым
и твой город начнут проклинать.
 
 
«Повесть БЕД временных», не то слово.
Сколько может терпеть человек?
Никому не желаю такого
и надеюсь, не будет вовек!
 

Сорвана резьба

 
Закрыто солнце терриконом,
Радиофон.
Соперничает с людским стоном
магнитофон.
Куда бежать? Везде стреляют.
Откуда звук?
Дым с пеплом очи застилают
и сердца стук.
Через дорогу прям в щебенку
попал снаряд.
Оставив свежую воронку,
камни летят.
А на осколках не напишут
Откуда? Чей?
Пока бабулька еще дышит —
зови врачей!
Побиты окна, настежь плиты,
Какой-то бред.
Слезами улицы умыты,
кровавый след.
Как будто кто-то в дальнем стане
начав косьбу,
чтоб заменить прокладку в кране —
сорвал резьбу…
 

Пранкеры правят миром

 
Пранкеры правят миром,
блоггерам больше верим.
Фэйки гостят по квартирам,
фрики ломают двери.
 
 
Блуд прикрывая флудом,
делим людей блокпостом.
Грезя о гневе судном,
братским живем погостом.
 
 
Застопарив молчанье,
должностью сан подтверждая,
мы выбираем мычанье,
Фрейдом себя убеждая.
 
 
С налом стать самым наглым,
с газом слыть самым нужным.
Трудно словесным баттлам
альтернативой быть ружьям!
 

Город

 
Город героев, город глупцов,
крик вопиющих в пустыне.
Город прозревших, город слепцов,
во веки веков и поныне.
 
 
Город строителей, город рвачей,
трафик искусства и женщин.
Город подкошенных, город врачей,
тех, что значительно меньше.
 
 
Город с оружием, город за мир,
противоречий оскома.
Средь нищеты проповедуя пир,
пришлые тут, словно дома.
 
 
Темных желаний и светлых людей,
прошлым живя в настоящем.
С громкой претензией: «Больше налей!»,
без перспектив, но в блестящем.
 
 
Город постигших, город постов,
с новым замком на все дверцы.
Город любимых, детей и отцов,
как не ругай, но он в сердце!
 

Оборонная – обреченная

 
Лето 2014…
 
 
Оборонная – обреченная
и на Мирном забыли про мир.
Как такая судьба обретенная
превратила мой город в тир?
 
 
«Авангард» – наше сердце пробитое,
раскуроченный автовокзал.
Не Роскошное, а Забитое.
Не Камброд, а Горящий Портал.
 
 
И от Счастья одно название,
Металлист гибнет за металл.
Окровавленные очертания
Матусовский бы не воспевал.
 
 
Нет уж стекол в доме Заварова,
во дворе, где в футбол он играл.
И музея Луганска старого
рок снаряда не миновал.
 
 
Луспекаеву тронуло памятник
и осколки попали в людей.
Кто? Когда остановит маятник
и количество страшных смертей?!
 

Там, где птицы ходили пешком

 
Там, где птицы ходили пешком
и деревья стояли большими,
уголок каждый с детства знаком
и задачи казались решимы.
 
 
Мама за руку в садик вела,
в школу бегал сам через дорогу,
там теперь тень войны пролегла,
не пуская и близко к порогу.
 
 
Разрушая не только дома,
но и веру в счастливые годы,
пополняя свои закрома
нищетой и страданьем народа.
 
 
И мозги так уметь прочищать,
за подачку жить вместо получки,
очень страшно себя ощущать
в этот век чемоданом без ручки…
 

Междометия

 
Темные думы, сковавшие голову.
Черные силы, забредшие, ждут.
Детские куклы пропитаны оловом
и не спросив, жернова перетрут.
 
 
Вера в тумане, в храмах пробоины,
легкая изморозь в чувствах людей.
Спят за курганом уставшие воины,
не возвратившись к любимой своей.
 
 
Смертные ищут ухода в бессмертие,
только ведь память продажна порой.
И тяжело подобрать междометие…
хватит… увы… вот те на… боже мой…
 

Не храни осколки

 
Не храни осколки, не храни,
мало от них толку, схорони.
Не держи обиду, все пройдет.
Каждому подвиду свой черед.
Не взывай к проклятью небеса,
черная не вечна полоса.
Не молчи, коль есть о чем сказать.
Не кричи, раз слов не подобрать.
Не вини других, ты сам не смог.
Не бросай на век родной порог.
Ни себе, ни людям, сын, не лги,
человечность в сердце сбереги.
И душой, и телом не старей.
На благое дело не жалей.
Без упреков, склок неси свой крест,
мой родной сынок, всем хватит мест!
 

Возвращайтесь…

Рейсу Boeing-737—800 авиакомпании Fly Dubai и семье Цегельских посвящается…

 
Улетая, возвращайтесь,
не парите в небесах.
И надолго не прощайтесь,
победив полета страх.
 
 
Возвращайтесь, если поздно
и с погодой не в ладах.
Ждут родные дома гнезда
наяву, а не во снах.
 
 
Не пытайтесь раствориться
в синеве чужих небес.
Будут помнить Ваши лица
те, кто были с Вами здесь.
 
 
И пилоты, Вы же – профи,
был с диспетчерами чат…
Только в списке катастрофы
ИХ фамилии звучат…
 
 
Возвращайтесь…
 

Зачистка эскалации конфликта

 
Зачистка эскалации конфликта —
Набор из непонятных вроде слов,
Но только в вынесении вердикта
Не все шальные пули для бойцов.
 
 
И взгляд детей из погреба, со страхом,
В режиме ожидания атак.
Когда мы стали новым Карабахом?
И чем закончится такой бардак?
 
 
Анархия с разгулом бандитизма,
Прогнозом на наличие смертей…
Я не был радикалом в этой жизни.
Я мирный житель, мне еще больней!
 

Исповедь пса

 
Я видел вспышки, слышал взрывы,
осколок мимо пролетел свистя.
Глаза хозяина, детей в слезах надрывы,
разбужена в Макарово семья.
 
 
Хозяйкой собраны в минуту вещи,
глава семьи завел автомобиль
Лишь Игорь на горе с дружиной вещий
прощался с теми, кого так любил.
 
 
Я на свободе, с шеи снят ошейник!
Гулять? Куда вы? Эй, а как же я?!
При доме вроде, но уже отшельник.
На страже псы безлюдного жилья…
 

Мандарины

 
Гнилые собрав мандарины
смешали с нормальным, бери.
Чтоб встретить всем праздник старинный,
гниенье сдержав изнутри.
 
 
Просроченным вкусом веселья,
не видя реальных проблем,
живем в состояньи похмелья,
а я с перепоя не ем.
 
 
Закрыв одураченным людям
мозги дорогой бархатцой,
я верю, что завтра мы будем
людьми, а не фруктом с гнильцой.
 

Телефонный звонок

 
Телефонный звонок прозвучал в тишине,
он поднял и услышал там: «Батя!
Призывают меня, чтоб служить на войне…
необъявленной… где твоя хата.
 
 
Я со смены… повестку жене показал,
вместе с дочкой на кухне рыдают.
Стало легче, когда я тебе рассказал.
Мужиков наших всех забирают.
 
 
Как смогу я стрелять, когда знаю, что там
ты живешь и сестра с малым тоже?
И скрываться по дачам, лесам, погребам
не могу, ты же знаешь, негоже!
 
 
Кто подумать бы мог, что придется кружить
мне на бэтэре по бездорожью.
Как мне быть?“. „Раз призвали, сынок, то служи
Ведь на то значит есть воля божья.
 
 
Береги себя, сын!"… и в мгновение сник,
лишь гудки поддержали страданье.
Вытер с глаза слезу седой мрачный старик,
ведь прощенье не значит прощанье…
 

Посмотри на руины вокруг

 
Посмотри на руины вокруг,
постарайся забыть, как тут было.
Когда недругом выступил друг
и земля о пощаде просила.
 
 
Не вини меня, сын, ты поймешь,
что такое своих не бросают.
Извини, может в голосе дрожь,
твои глазки мне душу пронзают.
 
 
Это лето, подвальный забег,
сырость стен и с душком телогрейка.
На войне жить – какой это грех?
Грешен начавший это, Андрейка.
 
 
Грязи много, а правда одна:
зла ручей прибежит к горя рекам.
Сколь жестокой не будет война,
оставайся всегда человеком!
 

Вычеркнуть из жизни этот год?

 
Вычеркнуть из жизни этот год?
Может, правильно, забыть, не вспоминать.
Только мне покоя не дает
прожитое, как его менять?
 
 
Где обмен мечты на просто жить?
Где без оправданий все поймут?
И по-настоящему простить,
как тебя потом не назовут.
 
 
Удалить, как опухоль, всю боль.
Горе чем-то сильным залечить.
Уготованную принимая роль,
все обиды взять и отпустить.
 
 
За поддержку благодарным быть,
сразу видно, кто твой верный друг.
Жизнь по-новой перезагрузить,
на любовь меняя все вокруг!
 

Мой город закован в сомнения

 
Мой город закован в сомнения,
на скотче надежда висит.
Слепому добиться прозрения
и верить, что переболит.
 
 
Заснежены тихо развалины,
их участь, увы, нелегка.
И не от весны те проталины,
и не до весны всем пока.
 
 
На паперти босый, замученный,
ты словно седой пилигрим.
К бомбежкам и жертвам приученный,
со злобой кричишь: «Не простим!».
 
 
И я не прощу себе грешному,
что просто не смог повлиять
обману тому безутешному,
который сумел ты принять.
 
 
Когда желчь становится нормою
и в угол загнали, как дичь.
Чужое назвать спешишь догмою,
а прошлое хочешь состричь.
 
 
Смени камуфляж на гражданское.
Давай, насладись тишиной.
И в мирное время луганское
хочу захлебнуться весной!
 

…ться

 
Наедине с рекою мыслей,
Что неустанно вдаль стремится
Из фраз с неоднозначным смыслом
В опавших листьях раствориться.
 
 
Учуять запах перемены,
На мелкий грош не соблазниться.
Забыть улыбку Мельпомены
И снова в листьях раствориться.
 
 
Пройти сквозь грязь и безразличье,
Собою быть и не сломиться.
Обман, предательство, двуличье,
Коварным омутом напиться.
 
 
Простить и попросить прощенья
Советом добрым поделиться.
Сдержать в себе нравоученья
…и не забыть с утра побриться…
 

Ветер завывает монотонно

 
Ветер завывает монотонно,
воск свечи не привлекает боль.
Правда отчуждения зловонна.
Ложь играет первой скрипки роль.
 
 
Газ на двух конфорках до отказа,
пламень светится над сумраком смеясь.
В общей имитации экстаза
несогласных окунают в грязь.
 
 
Темное нутро не станет светлым.
Грим не уберет зверья оскал.
Без души легко остаться бедным,
сколько б денег не насобирал!
 

Снег

 
Снег, как юность, серебрится,
Все бурлит, летит, метет.
Обещая мечтам сбыться,
Позабыть, что все пройдет…
 
 
Снег, как зрелость, потемнеет,
То сугроб, то корка льда.
Мысли, чувства охладеют,
Чуть согрел и всё… вода…
 
 
Снег, как старость, поредеет
На висках оставив след.
И никто не пожалеет:
Вчера был, сегодня – нет…
 

Пробивается свет сквозь клееночку

 
Пробивается свет сквозь клееночку
и балкон застеклен доской.
Выживает она потихонечку,
не справляясь со смертной тоской.
 
 
Холодильник в лекарствах просроченных,
тех, что надо, давно уже нет.
Есть в условиях тут обесточенных
глаукома и диабет.
 
 
Выйти к людям – задание сложное.
Надо! Требует корма кот.
Ведь движение неосторожное
Обещает ей кучу хлопот.
 
 
Благовещенье, где ты, благая весть?
Не нужны старики никому!
Скоро не с кем на лавке будет присесть,
все уходят на небо к Нему.
 
 
Для кого-то старуха, кому-то мать,
время так управляет людьми.
Не забудьте, оставив их умирать,
что такими будем и мы…
 

Война как проверка на «вшивость»

 
Война как проверка на «вшивость»
далеких и близких людей.
Когда попадают в немилость
сторонники мирных идей.
 
 
И не на словах, а на деле
вся сущность людская видна.
Когда, беспокоясь о теле,
душа, словно сажа, черна.
 
 
Когда не наигранны чувства,
а слезы привычно рекой.
И красок бунтарное буйство
меняется смертной тоской.
 
 
И сердце повсюду в растяжках,
и песня похожа на вой.
Нет смысла просить о поблажках.
Не важно, теперь ты чужой.
 
 
Карабкаться, ждать, снова верить.
Во что? Сам Господь не у дел.
Лишь горе никак не измерить,
и имя ему – беспредел!
 

Родина – Мать

 
Нельзя отказаться от Матери
и вмиг откреститься от Родины.
С предавшим остаться приятелями,
с баяном примчаться на помины.
 
 
Тушенкой купить раболепие,
закрыть безысходность подачкою.
Вернуть автоматом столетие,
неровности сгладить нождачкою.
 
 
Сквозь дырку в носке рай спланировать,
построить свои иерархии.
Как муха в вине доминировать
в хмельной эйфории анархии.
 
 
Рушник поменять на полотнище,
а слезы списать на простудное.
Кормить обещанием сборище…
Крепись! Испытание трудное!!!
 

Помянем…

 
Зажжешь ты спичку ненароком
И не погаснет алый свет.
Любовь к родным зальет потоком,
Придут те чувства, коих нет.
 
 
Одно лишь будет в нас желанье
Увидеть снова всех родных,
Но не возьмешь ты во вниманье,
Что прах давно развеян их.
 
 
Не надрывайся, горько плача,
Нет, не поможешь этим ты.
Возьми букет… и не задача
Покласть на кладбище цветы…
 

Переживая проживаем

 
Переживая проживаем,
молясь о милости – скорбим.
В непослушаньи прозябаем
глотая бездны едкий дым.
 
 
Уверовав, не доверяем,
а своровав – шапку долой.
В порожнее переливаем,
посыпав голову золой.
 
 
От сопредела беспределим,
открещиваясь от креста.
Остановитесь! Что мы делим?!
…лишь эхом вторит пустота…
 

Холод в душе

 
Холод в душе, не согреет спиртное
сытым мгновением, сыт им по горло.
Смех с осуждением – все наносное,
жизнь в восьмиграннике – путь прямой в стойло.
 
 
Был на распашку – застегнут на верхнюю,
вместо улыбки – оскал одиночества.
В сердце листаю главу жизни ветхую,
вместо Отечества – слившего отчество.
 
 
Солнце отключено, звезды погасли,
совесть храня в беспределе желания.
Где та дорога в Христовы ясли,
чтоб для страны попросить покаяние?
 

Заложник

 
Настойчиво, навязчиво
возьмите подходящего,
а я уже ничем не подойду.
С кнутом и на «Титанике»,
без пряника в предбаннике
не парьте, я и сам на дно уйду.
 
 
Не выстрадав, не выносив,
сгорая и не погасив,
я восковая капля от свечи.
В тумане – не мерещится,
забрав надежду – тешится
злодейка, хоть кричи – хоть не кричи.
 
 
Закрыв рассудок верою,
а ангела химерою,
простившись в незахлопнутую дверь.
Не полоская, высушив,
не ведая, но все решив,
заложник на своей земле теперь…
 

Стою, жду сына под бомбежкой

 
Стою, жду сына под бомбежкой,
сидит за партой ученик.
Солидный с галстуком, в одежке,
к которой не совсем привык.
 
 
На переменках жутко тихо,
веселья нет у детворы.
Война забрала детство лихо,
войдя в дома, разбив дворы.
 
 
Сынок, дай Бог, чтоб мир вернулся,
учись и жди, ты не один.
Махнул рукой и отвернулся,
пусть слез не видит взрослый сын!
 

Не в себе!

 
Острым лезвием прямо по коже,
выбривая седые виски,
обещания все на ноль множу,
перспективу надежды – в тиски.
 
 
Ветер в голову и по карманам
разгулялся, срывая мечты.
Пасть на дно с недопитым стаканом,
заполняя пробел пустоты.
 
 
Задыхаясь, но втягивать кольца,
поглощая дым выжженных лет.
Хрипом выдавить песню тирольца,
«Не в себе!», – чтобы крикнули вслед.
 
 
Подпитавшись лучом радиаций,
аритмично услышать свой стук.
Не хочу больше здесь провокаций
кукловодов, кормящихся с рук.
 

Дети Донбасса

 
Дети Донбасса – дети подземелья!
В июле месяце «прописаны» в подвал.
Не для флеш-моба и не от веселья
в фуфайках летом начат «карнавал».
 
 
«Как я провел все лето» нам напишут,
Как отличить зенитку от «Катюш».
Где самолет и с чем летит услышат,
в семь лет нашептывая о спасеньи душ.
 
 
Чей след: от танка или БТРа?
Что это: «Нона», НУРС, ПЗРК?
Никто не думал, что наступит эра,
когда ребенок знает больше старика…
 

Я не делю людей на «вату» и «укропов»

 
Я не делю людей на «вату» и «укропов»,
на «колорадов» и «любителей конфет».
На господина и его холопов,
на пожирающих и тех, что на обед.
 
 
На утопающих и всплывших поневоле,
на крыс и на подопытных мышей.
На боль терпящих и кайфующих от боли,
на лапшувешающих и больных ушей.
 
 
На «западенцев» и людей «с Донбасса»,
на «зачарованных» и поддержавших муть.
На доминантную и просто недорасу.
Важнее этого (по мне) людская суть!
 

SOS!

 
Немеют руки, холодеют ноги
и в подсознании большими «SOS!»
Когда напротив дома на дороге
«Град» отработал, скинув 40 доз.
 
 
Во тьме кромешной растворилась вера
в спокойный мирный завтрашний рассвет.
Связь на нуле. Никак ты не проверишь:
Что там с родными? Далеко от бед?
 
 
Я не могу привыкнуть к смерти граждан,
когда в коляске инвалид накрыт.
Кричу: поймите, как для нас МИР важен!
И мы скорбим тому, что «Боинг» сбит!
 
 
Жизнь человека – высшее начало.
Смерть разрушает то, что дал Творец.
Но только резко «падает забрало»,
узнав, что друга был убит Отец…
 

Простые истины

 
От паранойи до безумства – недолог шаг.
Не превращаются волчата в простых собак.
Не обращаются к молитве еретики.
Не перекусывают с хлебом бичи руки.
Иной вкус каши – вместо масла взять маргарин.
Когда ты беден, зачастую, всегда один.
В толпе твой голос не услышат – не Демосфен.
Чтоб хорошо легли обои – грунтовка стен.
Элементарно и понятно все самому.
Но как к войне мы докатились – я не пойму!!!
 

Я контуженный незаслуженно

 
Я контуженный незаслуженно,
пыль дорог поменяв на дом.
Обладая и силой недюжинной
я бессилен сегодня в нем.
 
 
Заменив шутки успокоением,
в маску мима морщины из грез.
Наслаждаясь на людях забвением,
в глубине души камень от слез.
 
 
Помянув тех, кто в мире отмучился,
я в войне этой верю в живых,
что когда-то понять нам получится
как ценить нужно жизненный миг…