Текст книги "Рок в Сибири. Книга первая. Как я в это вляпался"

Глава 5. Кружатся диски

Итак, что же я обнаружил в 1978-м году, вернувшись с «северов» в родную Тюмень? Я обнаружил, что сильно отстал от жизни. Юрка, уже был не Юрка, а Юрий. У него были новые друзья и новые увлечения. Придя к нему домой, я увидел его комнате домашнюю, бытовую технику, о существовании которой, даже не подозревал. Оказалось, что брат Юрия, Олег, служит в Германии и привозит оттуда сведения о последних веяниях в области современной музыки. Благодаря чему, Юра слыхал даже такую экзотическую группу, как «ATOMIC COCKS». Признаюсь честно, но я и к 38 своим годам так ни разу с творчеством этой легендарной команды и не ознакомился!

Так что же я увидел в комнате, у друга моего детства, Юрия Шаповалова? Я увидел две огромные акустические системы от проигрывателя высшего класса «ЭСТОНИЯ». Колонки эти «выдавали», ватт по 50 номинальной мощности и исторгали из себя такие низкие частоты, что аж в животе что-то начинало, от подобного звука, вибрировать и опускаться. Звуковая характеристика этих колонок была 40 Гц, «по нижнему пределу», и 20 кГц – «по верхнему». Сама «вертушка» (*1) этой «ЭСТОНИИ», была, видимо, скопирована с какого-то зарубежного образца и была снабжена иглой-звукоснимателем американской фирмы «SURE». Вот тут, я впервые услышал и понял, что такое настоящая Hi-Fi – аппаратура, и по-настоящему качественный звук!

Плюс к этому, я обнаружил на Юрии «фирменные» джинсы «Леви Страус», ну и прочее импортное шмутье. Это, значит, получалось что? Получалось, что я, во-первых, безнадёжно отсталый. Во-вторых, одетый, как «ремок». А, в-третьих, типичный «лошпек» (*2), ничего не знающий о том, «что теперь надо слушать», и «во что надо одеваться». (И что интересно, я и теперь, в мои тридцать восемь, с точки зрения Юрия Игоревича, безусловно «ремок», и по части знания современной музыки, абсолютнейший «лошпек»! )

И никакие мои «пятёрки» по русскому, физике, и биологии изменить этого факта не могли! Лохом быть не хотелось.

Мои родители, стоявшие на несколько ступенек ниже на социальной лестнице, чем Юркины, могли мне позволить наслаждаться музыкой, при помощи, не более чем проигрывателя «Radiotechnica» второго класса. А на таком аппарате, Юрок напрочь отказывался свои фирменные диски не то что послушать, а даже, и одного раза прокрутить.

Я ломал голову над вопросом: что же это за такая, новая, неслыханная музыка, слушать которую, на подобной супер-аппаратуре, есть удел любимца судьбы Юрки Шаповалова и его друзей, таких же «патрициев»? А мне что делать? Так и оставаться жалким плебеем? Ну уж, дудки!

И началась у меня болезнь, каковую можно было бы назвать «синдром Эллочки-людоедочки». Началась погоня за «фирменными» штанами, куртками и рубахами.

Но самое главное, для того чтобы попасть в число «избранных», необходимо было заиметь настоящие, импортные пластинки (или «пласты», «пластмассу» (*3), как их тогда называли). Причем, обязательно не такие как у Юрки, чтобы ему было интересно со мной общаться и обмениваться. И чтобы, хочешь-не-хочешь, а пришлось бы ему давать мне переписать на магнитофон евоные пластинки, плюс те, что попадали к нему от его друзей.

* * *

Эх, послать бы их всех тогда вместе с их «Левисами»», Вёрджинами» и «Уорнер Бразерсами», к едрене-фене, да жить бы себе спокойно и учиться! Так, нет же! Ну, да что уж теперь говорить. А ведь вот, может быть пройдет этак лет десять-пятнадцать, и буду я горько сетовать: «Эх, послать бы их всех, тогда, с их компьютерами и Интернетом. Вот бы и хорошо!» Да, крепки мы русские задним умом. Правильно князь Иван Димитриевич говорил.

* * *

Записывать всю эту музыку я мог тогда только на старенький, уже не раз ремонтированный, да к тому же кассетный магнитофон «Весна – 202». Мофон (*4) этот был, хотя и стереофонический, но «частотка», и соответственно качество звука было довольно паршивым. Не знаю, может быть, если к нему присоединить приличные колонки (*5), то еще было бы ничего, а с его родной акустикой выдавал он звук от 80 Гц до 12,5 кГц. То есть, совсем даже не Hi-Fi. Юрка же имел, еще с класса 8-го, катушечный магнитофон «Юпитер-202», у которого был встроенный усилитель, выдававший звук от 63 Гц до 18 кГц (то есть, почти что уже Hi-Fi), через две небольшие, но довольно-таки качественные акустические системы, мощностью по 15 ватт каждая. Впрочем, этими колоночками он практически не пользовался, и потому, он их мне впоследствии, уже изрядно попорченные, уступил недорого, сочувственно входя в мое положение «аппаратурного голодранца».

Я с трудом усваивал новую для меня систему отношений. В этом новом мире было полно строгостей и условностей, и ничего не давалось даром. Те, кто был счастливым обладателем настоящих, «фирменных» 6 дисков, страшно ими дорожили. И это понятно, ведь одна такая пластинка, новая, с абсолютно не игранной поверхностью, и целёхонькой целлофановой оберткой, стоила от 70 до 120 рублей. То бишь ящик, а то и полтора, любимой народом водяры! Разумеется, простой народ этого понять никак не мог. И я, теперича, с простым народом согласен: морду надо было бить за такое!

Для сравнения, средняя зарплата рядового служащего была тогда тоже, где-то от 70 до 120 рублей. Двойные пластинки могли стоить еще и дороже, и 160, и даже 250 рублей. Причем обладателями довольно таки значительных коллекций, как это не странно, зачастую были молодые люди из вполне обыкновенных, простых семей, не обязательно дети начальства. У старшего брата, одного моего одноклассника, Игоря Лавренова, дома была довольно объёмистая пачка этих дисков, и аппаратура наивысшего класса, производства японской фирмы «AKAI». Получить в обмен пластинку у такого «богатого коллекционера» как Игорь Лавренов было, ой как не просто. Но, как мы увидим далее, и он бывал не раз «раскручен на пластмассу», причем никем иным, как нами, мной и Юркой.

Глава 6. Не ходите, дети в школу, пейте дети кока-колу!

Итак, чтобы Юрию было интересно поддерживать дружеские отношения, столь неожиданно прерванные несколько лет назад, пришлось мне поднапрячься и купить, рублей за 35—40, уже не новую, то есть, «попиленную» пластиночку, Это был диск группы «BLACK SABBATH» под названием «Sabbotage». Сами можете понимать, что это было за такое. Как слышится, так и пишется. Саботаж, он и в Африке, саботаж. Диск этот, повторяю, был далеко не уже не новый (а на новый мне и денег взять было не от куда), но для Юрки, соблазн его у меня взять и послушать был неодолимый. Поэтому, вполне можно было выпросить у него, «дашь на дашь», какой-нибудь, почти «нулёвый» (*1) «Deep Purple», или типа того. Таким образом, наши дружеские, вернее сказать, приятельские отношения, получали новое продолжение, и прочную основу взаимного интереса.

Юрий не долго колебался, давать, не давать, брать, не брать, и в тот же вечер притащил мне на обмен, взятую у кого-то «на прослушку» пластинку, взял у меня этот «Sabbotage», и оставил мне этот чужой диск (кажется это был диск Аллана Парсонза на стихи Эдгара По), дав строжайший наказ, не трогать поверхность пальцами и не вздумать даже, оставить на поверхности хотя бы одну свежую царапину. Особенно опасно было оставлять на поверхности такие царапины, на которых, чувствительные импортные звукосниматели ревнивых коллекционеров начинали потом соскакивать, или начинали в этом месте заедать.

Ну, и разумеется, я от неопытности, и от избытка осторожности, оный, первый попавший ко мне на обмен диск, уронил, и великолепнейшим образом поцарапал!

С замиранием сердца и страхом, возвращал я эту пластинку обратно, но всё, на этот раз обошлось. Юрий, видать уже этого диска наслушался, и вернул его хозяину, не обратив на царапину особого внимания. Уже спустя недели две-три, а то и месяц, хозяин диска попенял Юрию на эту царапину, но время предъявлять претензии, было безнадёжно упущено. Так вот, постепенно, кстати, диски и «запиливались» (*2), падая, естественно, в цене.

И опять-таки, приходится отметить, что недопонимал я тогда, что за всей этой музыкой кроется нечто такое, что казалось бы, к самой музыке отношения не имеет. А скрывался за ней НЕКИЙ СПЕЦИФИЧЕСКИЙ «ДУХ», некая программа отношения к жизни, к действительности. «ДУХ» этот раскрылся для меня только через несколько лет, и возникло понимание того, что же это за «ДУХ». Это был «Дух» бунтарства, беззаботности, нонконформизма, и названо это было всё впоследствии: НАСТОЯЩЕЕ РОК-Н-РОЛЬНОЕ БЕЗОБРАЗИЕ.

Кстати, единственная, доступная тогда книжка о рок-музыке так и называлась «Музыка Бунта». И надо сказать, некоторыми, особенно американскими рок-бунтарями, предлагалось бунтовать отнюдь не по-мелочам, а в глобальном, мировозренческо-религиозном смысле.

«Сожги свой дом, Убей отца…»

И выяснилось в последствии, что рок, он практически всегда «против», и никогда «за». Против чего? Да против чего угодно! Можно против «наркотиков». А можно и против Господа Бога, и самих основ человеческого бытия. Тут уж, как говорится, на что фантазии хватит. Были, правда, исторически достоверные факты, когда наиболее изворотливые адепты этого жанра пытались представить свою рок-деятельность в абсолютно положительном смысле. Некий рокер 60-х, Николай Петрович Андриевский рассказал мне следующую историю.

Жил он тогда в Питере и учился в институте. При институтском студенческом клубе существовал ансамбль, для которого он, тогда еще просто Коля, писал тексты песен. И вот как-то раз вызывают его на какую-то плановую комиссию по культуре, где просят объяснить, что собственно у них за коллектив, и что они там проповедуют. Первый вопрос комиссии:

– Как называется Ваш коллектив?

– Наша группа называется «ЗА»!, – бодро отвечает Коля.

– Постойте, постойте, – говорят ему члены комиссии, – что значит, «ЗА»? Вы, собственно, против чего в своих песнях выступаете? Может против войны во Вьетнаме или еще что, – подсказывают ему.

– Да, нет, – говорит Коля, – мы ни против чего не выступаем и не боремся. Мы не против. Мы как раз, «ЗА»!

– Нет, нет, ты подожди, – говорят бывалые тетеньки из комиссии, – ты давай нам голову не морочь. Ты давай говори тут начистоту, и правду. Против чего, собственно, выступаете. Какие пороки вскрываете, что критикуете и всё прочее, такое.

– Да ничего мы не критикуем, – пытается объяснять Коля. Я же вам русским языком говорю. Мы не против, мы – ЗА!

– Так, так… – переглядываются члены комиссии, – ну хорошо. А за что вы тогда боретесь? За что выступаете?

– Ну, мало ли за что, – удивляется такому непониманию Коля, – за любовь, за правду, за мир во всем мире, в конце концов.

Тут члены комиссии решили конфиденциально посовещаться и Колю отпустили. Но в добрые и позитивные намерения Коли и его друзей так и не поверили и группу их постановили запретить.

ВОТ ЧТО БЫВАЕТ, КОГДА ПЫТАЕШЬСЯ БОРОТЬСЯ ЗА ДОБРОЕ ДЕЛО НЕПОДХОДЯЩИМИ СРЕДСТВАМИ!

Так оно всё, на самом деле или не так, пусть спорят и доказывают ученые-культурологи. Я же могу только констатировать, что одновременно с началом у меня рокомании, как-то сам собой начал пропадать интерес к учёбе, снизился уровень ответственности перед окружающими и захотелось мне пить вино, гулять и веселиться. То есть, разлагающее влияние рок-музыки было налицо и лозунг «НЕ ХОДИТЕ, ДЕТИ в ШКОЛУ! ПЕЙТЕ, ДЕТИ КОКА-КОЛУ!» начал претворяться в моей жизни с нарастающей быстротой. Я начал «зависать» на каких-то развесёлых флэтах, где под эту самую рок-музыку, молодёжь моего возраста и постарше балдела 5, пилось вино и весело хохотали смазливые девчонки.

Юрка и тут, оказался куда покруче меня, ибо для развлечений о избрал не квартиры друзей, а ресторан «Русь», куда он стал наведываться в обществе братьев Паши и Андрюши Янковых.

Глава 7. Мальчики мажоры

Паша и Андрюша Янковы были персонажи, заслуживающие отдельного описания. Это были настоящие мальчики-мажоры, прославленные позже, как тип, в одноименной песне Юрия Шевчука, и в песне Бориса Гребенщикова «Мальчик Евграф». Они жили в доме напротив, что вырос рядом с нашим за то время, пока я жил «на северах» 1. Отец братьев Янковых был начальником одного из снабженческих трестов и имел прямой доступ на всяческие ОРСовские и УРСовские базы, где во времена «повального дефицита», всё отечественное начальство, с большим успехом от этого дефицита спасалось.

И вот, у этих-то мальчиков-мажоров, братьев Янковых, имелось всё то, о чем многие мои сверстники могли тогда только мечтать. И фирменные джинсы «Jordans», и японская бытовая техника, поступавшая на тюменские торговые базы по бартеру, и новенькие, порой даже нераспечатанные еще, импортные пластинки. Янков-старший своих сыновей, видимо шибко любил и отказа они не знали ни в чём. Положение Юрки Шаповалова было куда скромнее. И вот почему.

Был Щербина – была свинина…

Отец Юрия, хоть и был в те годы начальником не меньше любого Янкова, однако стремление его в высшие эшелоны власти, имело некоторые оборотные, и неприятные стороны. Оказывается, лучше было тогда, в те годы, в Тюмени быть начальником отраслевого треста, обеспечивающего нефтяные и газовые предприятия области каким-либо оборудованием, нежели начальником главка, а тем более представителем высшего аппарата партийной номенклатуры. Пирамида власти имеет некоторую особенность, заключающуюся в том, что чем выше ты подымаешься к вершине, тем более оказываешься на виду, и тем больше приходилось оглядываться на принципы партийной дисциплины, не допускавшие слишком уж злоупотреблять своими связями в системе снабжения. В конечном итоге, тут многое, если не всё, зависело от того, что за человек находится на самой вершине этой «властной пирамиды».

На вершине тюменской властной пирамиды находился тогда Геннадий Павлович Богомяков. Это был человек старой, коммунистической закалки, убежденный сторонник строгого соблюдения партийных норм жизни, ревнитель «морального кодекса коммуниста». Сам он своих детей никогда не баловал никакими импортными игрушками, считая, видимо, что это может их испортить и развратить. И правильно, кстати, считал. Поэтому-то они и выросли дельными, самостоятельными людьми, и полезными членами общества. И если бы таких строгих к моральным устоям партийных руководителей было большинство, то вполне возможно, советская партийная элита, еще долгие годы не выпустила бы рычагов управления из своих рук и даже горбачевская «перестройка» не повлекла бы падение власти КПСС. Но, как говорится, и Великий Рим погибает от роскоши.

О таких, как Г. П. Богомяков на Руси принято говорить: строгий мужик, но честный, крепкий хозяин. Уверен, что, даже планируя знаменитый своей пагубностью для природы Поворот Сибирских рек на юг 2, Геннадий Павлович действовал исходя не из личного, ретивого желания «поднимать природу на дыбы», а из соображений партийной дисциплины, можно сказать, по смирению своему перед высшим московским руководством ЦК партии.

Простой народ, впрочем, об этих свойствах высшего партийного начальства вряд ли подозревал. И работу первого секретаря тюменского обкома партии оценивал по-своему. В ходу был следующий памфлет.

 
«Был Щербина – была свинина,
Стал Богомяков – лежат кости,
А где же, мякоть?…»
 

Тюмень, при Щербине стояла на 1-й категории обеспечения. Это было связано с безусловной важностью для страны, освоения тюменской нефти. Но когда вслед за ним, пост первого секретаря тюменского обкома партии занял Богомяков, в ЦК, видимо, решили, что острота момента с «тюменской нефтянкой» 3 прошла. Основные месторождения разработаны, нефть стабильно поступает по трубопроводам, и процесс строительства нефтяной и газовой отрасти идет своим чередом. Поэтому, в результате ЦКовских интриг, руководству Свердловской области удалось перетащить право на 1-ю категорию обслуживания на свою область. На практике это означало, что отныне, не в Тюмень, а в Свердловск стали поступать лучшие колбасы и свинина с Украины, молоко и сметана из Прибалтики, и прочие отборные продукты стали наполнять прилавки уже не тюменских, а свердловских магазинов. Вот чем обернулось, в этом случае «богомяковское смирение перед высшим московским руководством». Да ладно! Это было не самое страшное. Гораздо страшнее стало жить после ухода Геннадия Павловича с политической арены, и вообще, из власти. Одним из первых, он приехал к Михаилу Горбачеву и заявил, что участие свое в гибельной, обреченной заранее на проигрыш перестроечной политике он не примет. Несколько часов пытался Горбачев уговорить Богомякова не уходить, называя его даже «предателем». Все уговоры были тщетны. Геннадий Павлович слишком ясно понимал, что начатые Горбачёвым «реформы», это начало конца…

Глава 8. Клёвая пластамасса, пацаны!

Наступила зима. Учёба шла своим чередом. Как еще один отличник школы №21, я, благодаря разлагающему влиянию рок-музыки не состоялся. Ибо, бывало, по неделе отсутствовал на занятиях, прикрываясь «липовыми» справками, и попросту пытаясь отоспаться после очередного «сейшена».

Как-то раз, Юрий сообщил мне, то круг возможных поставщиков новых, непрослушанных еще, или не переписанных на магнитофон, дисков может быть значительно расширен, если наведываться время от времени на тюменскую «менялу». «Меняла» это было место, где встречались тюменские коллекционеры «фирменной пластмассы» Они тогда собирались на ступеньках Тюменского училища искусств, в среду и субботу, с семи часов вечера, и так это, примерно, до восьми, до половины девятого. И такие места встреч пластиночных коллекционеров существовали во всех, практически, крупных городах страны.

У меня, как раз образовалась подходящая сумма денег, рублей этак шестьдесят. Юрий, который был для меня в этой области непререкаемым авторитетом, довольно быстро мне доказал, что на этакую сумму, мы с ним на «меняле» купим пластиночку, ну абсолютно «нулёвую». Может «URIAH HEEP», а может что-нибудь и покруче.

Вышли мы из дома в большом волнении и ожидании приятных музыкальных сюрпризов. Приехали к музучилищу. Там, на ступеньках уже толпится человек десять. У всех под мышками черные сумки, у некоторых пухлые портфели, а там, внутри – ОНИ, вожделенные пластинки в ярких, глянцевых конвертах.

* * *

Здесь придётся снова сделать отступление, и объяснить, что это было за такое, эти западные виниловые диски, и почему к ним был такой интерес. Ведь и советская фирма «МЕЛОДИЯ», и болгарский «БАЛКАНТОН», и чехословацкий «СУПРАФОН», и прочие там, ГДРовские и польские фирмы грамзаписи, давным-давно выпускали всеразличные виниловые диски. И помещали эти диски в картонные и бумажные конверты, и всяческий дизайн в их оформлении имел место. Однако же, ни хрена вся эта отечественная и «демократовская» [3] продукция на менялах нашей страны не стоила. Не котировалось всё это абсолютно. Тщетно пытались отдельные обладатели коллекций «демократовских» пластинок что-нибудь здесь поменять. Ответом им было молчаливое презрение.

Да, что и, говорить, отставали страны социалистического лагеря, а тем более грампластиночная промышленность СССР, по части качества винила и разнообразию дизайновых решений и внешних упаковок. Недопонимали у нас того, что еще в конце 60-х прочухали умные дяденьки-продьюсеры на Западе. Что сама пластинка, с фонограммой на ней записанной – это еще пол-дела. Не менее важно, как оформлен, с какой выдумкой и качеством картонный конверт, в который она вложена. То бишь вот этого, описанного у известного многим читателям моего опуса, Мирослава Немирова, принципа синкретического искусства, у нас и не понимали. Что альбом, пластинка – это произведение искусства на стыке направлений: поэзии, музыки, живописи, дизайна. То есть, то к чему стремились в начале века еще Чюрлёнис и Волошин, во второй половине 20-го века, на Западе было основательно осознано, и более того, поставлено на индустриальную основу.

Ну, действительно, сравните. Берёшь какой-нибудь «демократовский» диск. И что же? Внешний конверт, зачастую сделан из картона не самого высокого качества. На обложке, какими-нибудь крупными буквами, что-нибудь на их языке, такое написано, из чего только можно, разве что понять, что именно на этой пластинке записано. В общем, дизайн так себе. Внутренний конверт, вообще, как правило ровного, белого цвета., без всяких знаков отличия.

Берём диск, сделанный, скажем, в США. На лицевой стороне конверта, высокохудожественная, как правило, отлично нарисованная картинка, отражающая основную концепцию авторов музыки. Причем, важно то, что именно авторская концепция отражена на обложке, а не концепция художников, работающих на фирму-изготовитель. Далее идёт разворот. На нём куча отменных фотографий, масса сопутствующей информации о самой музыке, звучащей на диске, зачастую, аннотации и перечень участников. На внутреннем конверте – тексты песен. Сам диск имеет отличительный пятак с дизайновым логотипом фирмы. И, самое главное, это то, что диск изготовлен из винила отменного качества. Иной диск можно хоть в трубочку сворачивать, ничего ему не будет. Ну что тут скажешь? Одно слово, Европа! Америка! Цивилизация!

Иные исполнители, как например, заинтересовавший меня в то время именно из-за оформления, Rick Wakeman, снабжали свои альбомы еще и книжечкой-вкладышем, так что это уже был не только диск. Это уже была целая книга, альбом прикладной живописи. Сейчас, с возникновением эстетики компакт-дисков, к сожалению, возможностей для таких роскошных дизайновых решений куда меньше. Слишком мизерный у «сидюков» формат, по сравнению с виниловой грампластинкой.

* * *

Ну вот, значит, приходим мы с Юрием на тюменскую «менялу». Уже темно. Зимой в это время, уже, не то что сумерки, а настоящая темнота. Как же это, думаю я, при свете тусклых уличных фонарей, освещающих вход в Тюменское училище искусств, сумеем мы разглядеть, есть ли на пластинках царапины или нет? Ну, думаю, Юрка опытный филофонист, как уж нибудь не ошибётся. Наивный я был. Простота, к коей я привык, живя на Севере, для тюменской жизни была не свойствена. Поэтому, только потом, когда уже поздно стало, понял я, что тут каждый решает сам за себя. Юрке, например, важно что? Чтобы интересную пластиночку послушать. А новая она или «попиленная», ему-то какая разница!? Деньги-то мои, не его. Продавцу тоже, прямой интерес «впарить» диск не первой свежести. В общем. Ту как на всяком базаре, два дурака. Один продает, другой покупает.