Текст книги "Напрямик (сборник)"

– Мгм, Валентина Петровна… – вдруг, как через дрему, услышала она голос Бойко. – У меня тоже, так скать, просьбочка есть…

– Да.

– Как бы нашу встречу с Павлом Дмитричем организовать… Один на один посидеть… побеседовать.

– Насчет журнала?

– М-м… Да… Да, тяжелое положение. Подписки почти не стало, аренда растет каждый квартал. Хоть, так скать, на стенку вешайся… А журнал-то нужен…

– Конечно! – оживилась Валентина Петровна. – Я поговорю с ним, думаю, послезавтра будет возможность для вашей встречи.

– Спасибо.

Еще какое-то время молчали. Наконец Валентина Петровна решилась и поднялась:

– Ну что, Юрий Вадимович, пойдемте завтракать?

– Да, надо бы. И – так скать, за работу.

* * *

После завтрака, вкусного и сытного, с обилием зелени, сока и кофе, в холле на втором этаже состоялось организационное совещание. Валентина Петровна раздала участникам программу мероприятий, вдобавок заострила внимание, кто, куда и когда едет на телесъемки, кто участвует во встрече с юными пионерцами в районной библиотеке, а кто – в концерте…

Затем, по напоминанию Юрия Вадимовича, она собрала паспорта для оформления договоров и попрощалась с гостями до двух часов.

– Отдыхайте, обживайтесь, – сказала напоследок, – но и готовьтесь к открытию, пожалуйста. Все должно быть на высшем уровне.

– Обижаете… хм… Валентина Петровна! – добродушно пробасил поэт-красавец. – Мы тут все вроде как народ тёртый!

В поэте она не сомневалась – такому достаточно просто выйти на сцену, и зал будет его, а вот большинство остальных… И в автобусе, и потом в номере она все порывалась сказать, хотя бы как-то намекнуть Бойко, что не очень-то респектабельных товарищей он привез, но не решилась. Наверняка обидится… Ладно, что ж, будь что будет, как говорится. По крайней мере, многие из них – люди именитые, в народе о них слышали.

Из «Соснового Бора» поехала на работу – в центральный офис «Обьгаза», официально – Общество с ограниченной ответственностью «Обьгаз» ОАО «Газпром».

– Ты поел? – спросила водителя, усаживаясь рядом.

– Уху…

– Что-то не видела тебя.

– Да я быстренько, на кухне там… чтоб не мешаться.

Офис, в отличие от Дворца культуры, детского сада, пансионата, а тем более церкви, совсем не наряден. Трехэтажное здание, почти все из темно-коричневого зеркального стекла, никаких украшений, ничего лишнего, кроме, пожалуй, синеватой башенки по центру крыши, символизирующей газовый огонь. Павел Дмитриевич Петров, генеральный директор, придерживался в плане работы разумного аскетизма. У него самого кабинет был хоть и большим (это необходимо – на совещаниях собираются человек до пятидесяти), но выглядит полупустым. Лишь столы буквой «Т», легкие металлические стулья с мягкой спинкой и сиденьем, узкий черностенный шкаф с папками, видеодвойка в углу, компьютер, простенькие канцелярские принадлежности, фото семьи Павла Дмитриевича: он сам, его супруга, сын Илюша и дочка Даша… Стены успокаивающего бледно-розового цвета почти голы. Лишь за спиной гендиректора – портрет президента, а на правой стене – несколько фотокарточек: газовики на вахте, работники одной из заполярных газокомпрессорных станций, визит в Пионерск председателя правления «Газпрома», три пейзажа родных Павлу Дмитриевичу мест – окрестности села Хотьково Липецкой области… В общем-то ни на чем здесь не задерживался взгляд, ничто не отвлекало.

Такого же аскетизма и порядка он требовал и от коллектива. Кабинеты должны быть свободны от бумажного хлама, всякого рода безделушек и мягких игрушек (особенно любимых почему-то бухгалтерами), шутовских памяток над чайным столиком, вроде:

«Пункт 1: Начальник прав

Пункт 2: Начальник всегда прав

Пункт 3: Если ты не согласен с начальником, смотри пункты 1 и 2!»

Исключение делалось лишь для иконки на компьютере и одного комнатного растения на подоконнике… Многие, побывавшие здесь впервые, не верили, что офису уже пять с лишним лет: «Как вчера заселились! Не успели еще зарасти…»

Валентина Петровна полностью одобряла такую политику шефа. Сразу, с проходной, – порядок, чистота, строгость, нейтральные тона отделки настраивали на рабочий лад, концентрировали внимание на деле… И всегда, поднимаясь по пологим ступеням офисного крыльца, Валентина Петровна расправляла плечи, чувствовала, как всё в ней напрягается, словно у спортсмена перед прыжком.

Но сегодня ее путь от автобуса к двери был вдруг перекрыт несколькими как-то чересчур тепло одетыми (видимо, знали, что надолго выходят на улицу), возбужденными женщинами.

– Валентина Петровна, погодите! Погодите… пожалуйста! – требовательно, чуть не приказно, несмотря на это «пожалуйста», воскликнула одна из них.

– Да? – Валентина Петровна остановилась, обернулась на голос; узнала местных поэтесс и руководительницу танцевального коллектива «Изюминки».

– Добрый день!.. Здравствуйте!.. Здравствуйте, Валентина Петровна!.. – возбужденной скороговоркой сыпанули приветствия женщины, обступили ее.

– Здравствуйте. Что случилось?

И как поспешно женщины подскочили к ней, как порывисто здоровались, так же резко теперь замолчали. Просто стояли, глядя на нее; Валентине Петровне стало тревожно. Несколько секунд она ждала, потом не выдержала:

– Что случилось-то? Я, простите, спешу.

– Мы… мы вот, – начала одна, Лариса Громова, автор двух книжек стихов и завотделом культурных программ на районном радио. – Мы увидели списки участников семинаров, и… и никого из нас нет…

– И наш ансамбль не приглашен! – перебила-добавила руководительница «Изюминок».

– Так, девушки, все ясно. Все ясно, – отчетливым деловым тоном заговорила Валентина Петровна, сразу налившись решимостью и непреклонностью; она давно готовилась к таким претензиям, радовалась, что их почти нет, кроме каких-то одиночных, невнятных, но вот – в последний день – они все-таки достали ее. – Видите ли, в чем дело… – «Может, провести внутрь, там поговорить? – мелькнуло сомнение. – Нет, не стоит – потом не избавишься. Да и с чего?!» – Видите ли, это мероприятие называется «Дни журнала “Российский Север” в “Обьгазе”», и проводится оно в рамках празднования сорокапятилетия компании «Обьгаз». Мероприятие это сугубо кор-по-ра-тив-но-е. Понимаете? И, согласитесь, логично, что участвуют в нем члены корпорации…

– Идиотское слово, – шикнула одна из поэтесс, маленькая, в искусственной шубе и цветастом платке; кажется, нигде, кроме газеты городской администрации «Надежда», ее стихи не печатались.

– Почему же идиотское? – не обиделась, а почти недоуменно пожала плечами Валентина Петровна. – Очень логичное слово. Всегда существовало нечто близкое: в средние века – цеха, потом – ведомства…

– Вот-вот, аха, ведомства! – снова встряла эта в платке. – Ведомственные санатории, буфеты с черной икрой. Знаем, было! И теперь опять…

– Га-аль! Перестань, не надо, – стали ее одергивать сами подруги, даже вроде попытались оттереть себе за спины. – Успокойся ты, хватит…

Они явно боялись, что эти сравнения выведут Валентину Петровну из себя и она уйдет; она же, напротив, всегда заряжалась, обретала красноречие от нападок… В юности она очень любила спорить, и с будущим мужем, с Алексеем, у них знакомство началось со спора. Оба, тогда еще абитуриенты пермского педа, сидели в общежитии за вином и колбасой, была, конечно, компания, и кто-то вдруг стал сравнивать «Войну и мир» с «Тихим Доном». Алексей тоже подключился и очень хвалил роман Шолохова – там-де проблема поставлена настоящая, истинная, и люди там настоящие, они хотят просто жить, им же приходится неизвестно зачем убивать друг друга и умирать, а в «Войне и мире» почти сплошь дворянские сюсюканья и лубочные типажи, идеальные мужички, а князь Болконский – до того момента, как ему под ноги упало ядро, – совершеннейший мальчик лет двенадцати… Валентину Петровну, помнится, возмутил этот примитив, и она пошла в атаку на долговязого, очкастого Алексея. Она дубасила его словами, но в то же время удивлялась себе, что, споря, внутренне горячась, не захлебывается, не употребляет колких выражений, а разумно, постепенно доказывает, что Алексей не прав. И доказала… С годами споры о литературе, искусстве отошли на второй, а то и на третий план, но и при житейских разногласиях дома, во время служебных дискуссий Валентина Петровна никогда не переходила грань приличия, рассудительности, и ей это всегда помогало выигрывать…

– Да, согласна, было такое, уважаемая Галина. И осталось, и будет, пока будут коллективы людей, объединенных одним делом. Вы же, к примеру… – Валентина Петровна на мгновение умышленно запнулась, а затем задала вопрос: – Можно узнать, вы где работаете?

– А что? – Галина насторожилась.

– А все-таки? Я хочу привести пример…

– Н-ну, ну в магазине. В гастрономе вон. Да! – маленькая Галина вновь приготовилась вскипеть. – И я!..

– Секунду! Так. И вы же, согласитесь, на день рождения кого-то из коллектива или на День работников торговли не приглашаете посторонних. Отмечаете своим кругом, среди близких людей. Так или нет?

Галина обескураженно хмыкнула, поправила свой пестрый платок. Отвела злые, но уже слегка потускневшие глаза.

«Ну вот, успокоились, – подумалось Валентине Петровне. – Победа». И тут же Лариса Громова чуть не подпрыгнула от какой-то пришедшей в голову мысли:

– Нет, подождите! Это разные вещи!

– Да почему же?..

– Там… да, там – празднование внутри… От него никому никакого проку! А здесь…

– А-а, – перебила торжествующе Валентина Петровна, – вам прок нужен? Понятно-понятно, время сейчас такое: все во всем хотят прок найти. Даже точнее, лучше скажу – выгоду. Ловят момент. – Девушки не запротестовали, они стояли молча, глядя в стороны, покорно слушая теперь уже откровенно отчитывающую их Валентину Петровну. – Понимаете, «Обьгаз» изыскал средства, пригласил авторитетных деятелей культуры из Москвы, оплатил им дорогу, проживание, питание, чтобы они поработали с его – с его! – сотрудниками. С теми, кто трудится на «Обьгазе». Так нет, и всем скорей тоже надо туда!.. Но если даже… Поймите, они просто не в состоянии успеть поработать со всеми желающими. И вообще, так, девушки, вопросы не решаются. Есть какие-то рамки. – Валентина Петровна почувствовала, что пришла пора что-то им предложить. – Вы не ко мне должны с претензиями идти, а к своему Петухову, к Евсеенко, от них требовать подобных мероприятий, семинаров. Юбилей города близится, а что Петухов как мэр делает? Рождаемость повысить старается, чтоб тридцать тысяч человек набралось. Так, нет? Согласны?

И головы девушек как бы сами собой качнулись утвердительно.

– У меня вот какая идея, – окончательно сменив тон с сердито-язвительного на благожелательно-деловой, продолжала Валентина Петровна. – До даты городу еще два с половиной месяца. Вполне есть время подготовиться к нему всерьез. Сообща, как говорится. И муниципальные структуры, и нефтяники, и лесовики. Согласны? И «Обьгаз», я уверена, в стороне не останется. Пригласим товарищей из журналов, того же Юрия Вадимовича, деятелей культуры, писателей. Но – но! – инициатива должна исходить от вас, от людей, работающих в городской сфере! Согласны?

Головы снова качнулись. Валентина Петровна глянула на часы.

– Так, прошу прощения, мне нужно спешить. Давайте встретимся в следующий понедельник, поработаем над этим вопросом конкретнее.

И она сделала движение в сторону двери. Девушки расступились…

Уже коснувшись ручки, Валентина Петровна остановилась – ей пришла в голову, кажется, очень даже неплохая мысль.

– Лариса Анатольевна, – позвала она уходившую вместе со всеми Громову, – можно вас на минуту?

Громова обернулась, чуть поколебалась и подошла. Соратницы, особенно Галина в платке, подозрительно и осуждающе смотрели ей в спину.

– Вот что, Лариса, – тихо, но, как всегда, внятно, начала Валентина Петровна, – я думаю, вам, как радиожурналисту, нужна аккредитация на Дни «Российского Севера»?..

– Ну, не знаю. Наверное…

Валентина Петровна открыла сумку, выдернула из стопочки пригласительный билет. Размашисто вписала в пустующую строку фамилию-имя-отчество Громовой. – Держите. Здесь на все мероприятия. – И еще снизила голос: – И на сегодняшний банкет в «Зорях».

Лариса приняла пригласительный, шепотом бормотнула:

– Спасибо.

Открывая дверь офиса, Валентина Петровна удовлетворенно выдохнула:

– Вот та-ак…

* * *

Секретарь-референт отдела информационной политики – неизменно вежливая, симпатичная женщина лет тридцати пяти, в строгом, но и каком-то очень женственном костюме, поднялась навстречу. Поздоровалась.

Кивнув в ответ, Валентина Петровна попросила:

– Светлана, кофе, пожалуйста, сделайте. Три ложки кофе и две – сахара.

– Хорошо, конечно-конечно. – Секретарь потянулась, включила чайник. – Да, последнюю корреспонденцию я собрала. Вот… – И с явным усилием подняла со стола толстенную пластиковую папку.

– Спасибо…

Усевшись за своим столом, Валентина Петровна первым делом созвонилась с Петровым, уточнила, что он будет выступать на открытии Дней, передала ему просьбу Бойко встретиться, сообщила о приехавших, намекнув, что внешний вид многих из них не очень презентабельный, но:

– Люди действительно известные и ораторы, мне показалось, отменные. Думаю, мероприятие пройдет на высоком уровне.

– Я тоже так думаю, – в голосе Петрова послышалась усмешка, – иначе и быть не должно… Ладно, до четырнадцати ноль-ноль.

– До свидания.

Светлана принесла чашку кофе на блюдечке. Валентина Петровна протянула ей паспорта:

– Здесь одиннадцать штук. Отнесите, пожалуйста, в бухгалтерию. И скажите, что проект договора одобрен.

– Хорошо, Валентина Петровна.

Маленькими глотками отпивая крепкий, приятно-горьковатый кофе, стала листать присланные в последние дни рукописи. Стихи, рассказы, очерки работников самых дальних поселков… Пролистать, пробежать взглядом необходимо – мало ли что пришлют, какая бумажка попадет в эту, предназначенную для чужих глаз, папку.

Кабинет Валентины Петровны мало чем отличался от гендиректорского. Те же столы буквой «Т» в окружении легких стульев, тот же черностенный шкаф с документами, компьютер, телефоны, телевизор и видеомагнитофон в углу… Только размеры кабинета поменьше, да на стене, за ее спиной, портрет не президента страны, а Павла Дмитриевича Петрова…

В папке были в основном стихи. Вообще люди на Севере, как давно заметила Валентина Петровна, склонны к поэзии. И сами пишут, и читают; очень много под гитару свои песни поющих – даже специальный концерт решили устроить (завтра состоится) бардов «Обьгаза».

Такой перевес поэзии над прозой Валентина Петровна объясняла самим складом людей, здесь живущих. Достаточно было пяти минут душевного общения с ними, чтобы стало понятно – по духу большинство, да, наверное, и все, независимо от возраста, всё те же романтики шестидесятых. Таким, конечно, ближе поэтическое восприятие жизни. И это нужно развивать, укреплять: и жить им легче, и работают лучше, честнее…

Правда, хороших стихов немного – в основном обычная лирика про березки и сосны, про восходящее или садящееся солнце, про траву в росе и про любовь, конечно, про судьбу… По долгу службы Валентина Петровна перечитала или хоть подержала в руках множество поэтических книжек, вышедших в региональных издательствах, – маленьких, отпечатанных на серой газетной бумаге, с неизменными коротенькими аннотациями, схожими почти дословно: «Новая книга такого-то или такой-то посвящена вечным вопросам бытия». Все это навевало только уныние и сонливость – и аннотации, и сами стихи, смысл, в них заложенный, набор слов, интонации, рифмы – будто читала десятый раз одно и то же… Да и вообще ей импонировали вещи другого склада, хотя там удачи встречались еще реже, – стихи о труде, о людях, с которыми работает автор, о родном тресте, поселке, о трудностях, которые, в конце концов, преодолеваются… Многие из этих произведений даже Валентине Петровне читать было неловко – слишком наивно, неуклюже, порой безграмотно написано. Но в то же время и чем-то искренним, настоящим от них иной раз веяло, а случалось, трогали они – и так, что хотелось заплакать.

И вот сейчас Валентина Петровна сидела над страницей с маленьким стихотвореньицем и уже раз пятый его перечитывала, и не могла решить, то ли выдернуть из папки и выбросить, то ли оставить и дать повод поиздеваться, поерничать московским, искушенным в литературе гостям или своим, доморощенным снобам…

 
Меж дремучими лесами
В глубине болот Югры
Вахта трудится годами
От зари и до зари.
Завываются турбины
Перекачивая газ
Протекает мимо речка
Извиваясь много раз.
Здесь стоит в лесном массиве
Сосен величавых стан
Здесь с природой живет в мире
Наш родной Узюм-Юган.
 

Эл. монтер ЭВС Стребиж Н.А.

М-да-а… Кто он, этот Стребиж Н.А. из маленького Узюм-Югана? Какой национальности? Стребиж… С грамотностью у него, конечно, далеко не все в порядке. А часто ли упражняется в стихотворстве?..

Валентина Петровна перелистнула страницу, желая, но и боясь найти еще произведения этого Стребижа Н.А., но дальше было стихотворение Сухоткиной Д.В., диспетчера Лонг-Юганского ЛПУ, о тундре, синих снегах, вольном ветре… Вернулась к предыдущей странице.

Что, оставить?.. Прикрыла глаза, потерла большим и средним пальцами оба виска, убрала руку, открыла глаза. «Стребиж Н.А.» Шепотом ругнулась, что присылают только фамилии и инициалы авторов. Вот отберут их вещи для опубликования, и ищи потом по этим ЛПУ, ЭВС имена, биографические данные… Ладно, пусть остается Стребиж Н.А., пусть поглумятся специалисты-стихоплеты-филологи над его неуклюжим, но искренним «Меж дремучими лесами…». А вдруг и поймут, оценят, почувствуют скрытую силу – такое тоже случается… Валентина Петровна вспомнила красавца-поэта, «живого классика», и ей представилось, как тот сидит в темном, набитом книгами и рукописями кабинете, и пятнышко желтого света настольной лампы освещает этот листок, и поэт, наморщив лоб, сдвинув брови, дрожащим, почти ласковым шепотом басит: «Завываются турбины, перекачивая газ, протекает речка мимо, извиваясь много раз… – и лицо его разглаживается, глаза счастливо вспыхивают: – А ведь так и есть! Как хорошо, как верно схвачено!»

Валентине Петровне даже как-то легче сразу стало, почти весело. Но вскоре она наткнулась в папке на то, что ее просто возмутило.

– Сколько ведь говорила, а! – вскричала она, и рука сама собой потянулась к кнопке вызова секретарши. Но не нажала… Что ругаться… Да и Светлана, проработавшая здесь уже почти десять лет, зарекомендовала себя исполнительной и внимательной. В конце концов, у всех бывают прокольчики: наверняка пятьдесят таких вот листов убрала, а пятьдесят первый не заметила, пропустила…

Валентина Петровна еще раз пробежала взглядом документ, который необходимо уничтожить – попади он в чужие руки, наверняка даст повод позубоскалить: «Глянь, как в “Обьгазе” таланты отыскивают. Тотальный чёс!» А кто-нибудь еще и зачитает дурашливо-подобострастным голосом:

«Начальнику Службы по связям с общественностью Рындиной В.П.

На Ваше письмо № 40/1991 от 09. 04. 04 сообщаю, что в Карнинском ЛПУ МГ пишет стихи инженер службы А и М Воинов Дмитрий Сергеевич 04. 10. 64 г.р. Стихи прилагаются.

Начальник Карнинского ЛПУ МГ Озорнов В.Н.».

– Да уж… – Валентина Петровна резко выдернула лист из папки и сунула в щель стоящей под столом бумагорезки. Та щелкнула, мягко загудела, разогнала ножи и с жадным урчанием стала превращать лист в тонкие, похожие на спагетти, полоски.

* * *

Без четверти два Валентина Петровна стояла в фойе Дворца культуры. Искоса, чтоб не было заметно окружающим, поглядывала на свое отражение в огромном, от пола до потолка, зеркале… Вроде бы все хорошо: бордовые юбка и жакет, белая блузка с отложным кружевным воротником, тонкие коричневые колготки, бордовые же туфли на каблуке (сменила на них сапоги в кабинете администратора) – и по-деловому, и празднично. Прическа в порядке. Да, все хорошо. Подтянутая, здоровая, крепкая женщина зрелого возраста… Что-то такое от Катрин Денев… Вот еще бы животик немного согнать. Сейчас, когда на каблуках, почти не заметен, а если без них – выпирает холмиком под талией… Отвела взгляд от зеркала, поиграла губами, тренируя улыбку.

Она прибыла во Дворец заранее, проверила, привезли ли «портфели участников мероприятия»: пластиковые папки, в которых набор из ежедневника, ручки с эмблемой «Обьгаза», программа Дней, буклет компании… Потом осмотрела зал, где будет сегодня торжественное открытие, попробовала, как работают микрофоны, не забыли ли минералку для президиума, достаточно ли стаканчиков… В общем, мелочей для необходимого контроля оказалось предостаточно. Но вот вроде бы больше проверять нечего, и Валентина Петровна стоит в огромном фойе, наполненном собранными со всего газопровода поэтами, писателями, бардами, журналистами, артистами, и ждет приезда делегации из Москвы и генерального директора с замами. Она уже связалась с водителем Павла Дмитриевича Петрова, и тот сообщил: «Подъезжаем!»

В первую минуту, как только она появилась здесь, ее сразу же обступили, начали о чем-то спрашивать, пытались заговорить, но она тут же дала понять одному, другому, что ей сейчас не до них, не время, и это быстро разнеслось среди толкущихся в фойе. Ее оставили в покое.

Вообще-то она считала себя отзывчивым и внимательным человеком. Особенно к тем, кто годами сидит где-нибудь в заполярном болоте и, в конце концов появившись здесь, в Пионерске, имеет к ней какое-то дело, просьбу, пусть даже совершенно безумную, какие нередко услышишь от таких накисших в глуши людей. Но многие, слышала стороной Валентина Петровна, не любят ее, имеют на нее крепкий зуб, как свойственно большинству простых не любить начальников, якобы слишком сыто, вольготно живущих. Даже прозвище, знала, ей дали производное от ее фамилии – Рында… Как-то Валентина Петровна заглянула в словарь Даля, прочитала, что это такое. Оказалось, что, кроме других обидных значений, в старину так называли охранника, оруженосца у богатого человека… Сначала оскорбилась, даже расстроилась так, что корвалол пришлось выпить, а потом, наоборот – укрепилась в том деле, каким занимается: помогает Петрову работать, от многого и многих его уберегает, и это идет на пользу их предприятию, их огромному «Обьгазу», который делает комфортней жизнь миллионов и миллионов людей в России и Европе. И их Пионерск, да и весь их округ живет, и достойно живет, благодаря в первую очередь богатому и процветающему «Обьгазу»…

В кармане жакета мелко задрожал мобильный. «Что еще?!» – тут же испуганно ойкнуло в груди Валентины Петровны. Кто? Геннадий? Петров? Бойко?..

Выхватила телефон, цепанула глазами номер на экранчике. Фуф, домашний. И, мгновенно успокоившись (значит, все нормально у москвичей, гендиректора), но и с некоторой досадой за это короткое сильное беспокойство нажала клавишу с зеленой трубкой:

– Да! Что у вас?

– Привет, Валь, это я, – как всегда в последнее время, будто со сна, вяловато-натужный голос мужа. – Как у тебя?

– У меня? У меня все хорошо. Сейчас открытие начнется вот-вот, жду стою… – Валентина Петровна говорила, как она это умела, совсем негромко, почти беззвучно, но внятно. – А ты что? Случилось что-то?

– Да тут… Тут эта… После уроков встретила возле школы, – так же вяловато-натужно, но уже и с ноткой виноватости, начал муж. – Эту встретил…

Валентина Петровна перебила:

– Говори быстрее. Сейчас Павел Дмитрич подъедет!

– А, ну да. Ну… В общем, моя выпускница давнишняя встретилась, просила поговорить с тобой…

– Так, – снова перебила Валентина Петровна, начиная догадываться. – Кто? По какому поводу?

– Эта, Галя Ищенко… Она стихи еще пишет. Просила посодействовать, чтоб в семинар записали…

– Да-а?! – Валентина Петровна на секунду потеряла контроль над голосом, заметила, что на нее оглянулись. – Все у тебя? Передай этой Ищенке, что с интриганками я…

– При чем я-то тут? – И голос мужа слегка оживился. – Она просила, я тебе сообщаю. Решай сама… Я ее сто лет не видел…

За окном появился микроавтобус Геннадия. Валентина Петровна бросила мужу:

– Все, Алексей, вечером все обсудим. Пока! – Сунула телефон в карман, оправила жакет, еще раз боковым зрением взглянула на свое отражение. – Та-ак, с богом…

Первым, как и в аэропорту, шел Юрий Вадимович, опять согнувшись от тяжести. Только вместо пачек в руках у него были вполне приличные пакеты из крепкого шуршащего полиэтилена. Лицо слегка озабоченное, каким и должно быть лицо ответственного человека перед важным мероприятием… За Юрием Вадимовичем следовали остальные гости, но у этих на лицах в основном равнодушие, даже скорее показная тоскливость: устали, мол, от поездок, встреч, сидения в президиумах, от микрофонов…

К Юрию Вадимовичу тут же ринулись несколько его знакомых. Первым – писатель, поэт, вообще активный общественный деятель и во всех этих занятиях профан и глупец, но зато добросовестный – золотые руки – строитель Смолянков; за ним поэт Вязьмикин, очеркист Кругловецкий (их часто в «Российском Севере» печатают), поэт Загоров (его не печатают, и поэтому он здоровался громче всех, дольше всех тряс запястье Бойко)… Когда главреду из Москвы совершенно перекрыли дорогу, подоспела Валентина Петровна:

– Добрый день! Прибыли? Проходите, пожалуйста, раздевайтесь. – Указала выпрямленной в локте рукой в сторону гардероба, и толпа тут же распалась, образовав просеку.

Юрий Вадимович двинулся вперед, Валентина Петровна пошла рядом с ним.

– Пообедали?

– Да, спасибо, – кивнул Бойко и как-то бесцветно, дежурно добавил: – Отличная кухня…

– Стараемся.

В двух шагах от гардероба она отстала, остановилась, пропуская мимо себя литературоведа, красавца-поэта, молодого Олега Романовича, певицу, артиста… Вот у гардеробного барьера расположилась вся делегация, начала стягивать свои куртки, пальто, пропитки, а Валентина Петровна скорым шагом направилась ко входу в концертный зал Дворца культуры.

– Запускайте, – велела стоявшей наготове администраторше.

Молодая худая администраторша с сиреневатыми завитыми волосами, в клетчатом, почти мужском костюме, заметно набрала в грудь побольше воздуху и зычно выдохнула:

– Господа! Просим проходить в зал! – Снова глубокий вдох-набор и выдох: – И не забываем получать при входе портфель участника!..

Павел Дмитриевич прибыл без пяти два, когда фойе практически опустело. В сопровождении своего первого зама и зама по информационной политике, а также двух телохранителей он стремительно вошел во Дворец… Все пятеро в темных пиджаках, аккуратно причесанные, на груди неяркие, неширокие галстуки, руки свободны, лишь у зама по информационной политике – тонкая синяя папочка… Валентина Петровна на какое-то время забылась, залюбовавшись гендиректором.

Чуть ли не каждый день видела его, работала вместе с ним столько лет, но все никак не могла привыкнуть к его походке, этим сдержанным и твердым помахиваниям правой рукой, выправке, редкой теперь уже стати настоящего, прирожденного начальника – начальника божьей милостью…

Сколько ни высмеивали, ни издевались в свое время в глупых фильмах-однодневках, в книжках, о которых уже все забыли, в «Крокодиле», который теперь, кажется, и не выходит давно, над министрами, директорами, прорабами с такой вот внешностью – крупные, лобастые, в костюмах, с мощными скулами, с осанкой, при которой и низенький человек кажется горой, великаном, но начальниками становятся по-прежнему в основном такие. И именно такие способны правильно руководить, поставить дело и упорно вести его многие годы.

Был период, повыскакивали во время разгульной свободы сухощавые, сутуловатые крикуны-горлопаны с воспаленными глазами навыкат. В джинсах и свитерах. Помутили воду, помитинговали, даже, случалось, должности ответственные позанимали, а потом так же быстро поисчезали. Где они?.. И вернулись вот такие люди, как Павел Дмитриевич.

Ему в этом году исполнилось всего-то сорок три года, а на посту генерального он почти восемь – назначили его в девяносто шестом, в трудное для «Обьгаза» времечко, да и для всей страны, если вспомнить, почти безнадежное. Все, казалось, окончательно разваливается, исчезает в какой-то бездонной яме. Страна превращается в пустыню дикую… И «Обьгаз» погибал, бежали из него работники, Пионерск неделями сидел без света, люди железные печки в квартирах ставили. Работали, гнали газ, а он неизвестно куда утекал… И тут компанию возглавил почти мальчишка, вчерашний сменный инженер глухой компрессорной станции с восточного берега Обской губы, что и на самых подробных картах обозначена еле заметной точечкой. «Ну все, теперь с космической скоростью полетим к чертям, – говорили люди, узнав об этом назначении. – Спецом Фунта поставили, чтоб воровать еще легче было»… Валентина Петровна тогда работала в администрации района и, чего греха таить, соглашалась с такими прогнозами. Павла Дмитриевича не знала почти, а жиденькая его биография, возраст, сама фамилия – заурядная, бесцветная – Петров, да тем более в сочетании с именем Павел (Павел Петров – верх заурядности) не вселяли в нее ни капли оптимизма. Тоже качала головой, вздыхала, считала, что «теперь-то действительно»…

И вдруг ее пригласили перейти на «Обьгаз» – руководителем отдела по связям с общественностью. Она взяла и согласилась. Многие в городе и районе восприняли ее переход как предательство, желание участвовать в грабеже, с которым тогда ассоциировались добыча и транспортировка газа, нефти, угля, асбеста; некоторые бывшие друзья совершенно порвали с Валентиной Петровной отношения, перестали здороваться. Но жизнь показала, что она сделала правильный шаг: при Петрове «Обьгаз» преобразился, а вместе с ним стал преображаться и Пионерск, и все городки, и поселки, и станции вдоль газотрассы.

Конечно – это и не секрет, – зарплата у нее стала значительно выше, чем в районной администрации, но и работы – значительно больше. И хорошо. Благодатная это работа. На развитие, на укрепление… Если бы не Павел Дмитриевич, не его политика, то остались бы от Пионерска пустые коробки пятиэтажек, руины трухлявых домишек да заржавелые груды оборудования, а жители его ютились бы по вагончикам где-нибудь на пустырях Омска, Тюмени, пивом бы торговали на вокзалах…

Павел Дмитриевич поравнялся с Валентиной Петровной, молча поздоровался за руку и пошагал дальше. Так же молча поздоровались и замы… Валентина Петровна напоследок оглядела опустевшее, посветлевшее без людей фойе, поспешила за начальством в зал.

* * *

За стол на сцене садиться не стала – не ее это дело, сидеть в президиумах. Заняла место в первом ряду, слева. Поближе к двери. Вдруг что… Наблюдала, как рассаживаются в зале рядовые участники Дней, а на сцене – Петров, заместители, Бойко, поэт, литературовед, народный артист, фольклорист… Хорошо, что этого Олега Романовича, прозаика молодого, с собой не затащили – хоть одним непрезентабельным меньше.