Текст книги "Ёлка епископа"

Суржиков Роман
Елка епископа

Конец декабря 1748 г. от Сошествия

Город в Землях Короны

Предпоследним днем уходящего года, этак за час до полудня, Марек приколачивал набойку на сапог. В мастерской пахло кожей и клеем, свежей хвоей и самую малость – перегаром от дешевой косухи. Мерно позвякивал молоток, хрустели шаги прохожих за окошком, снежинки бились в стекло – беззвучно, но так красиво, что хотелось вообразить себе уютный тихий шорох. Умиротворение слегка нарушал булькающий храп марекова отца. Мастер Стенли спал, уложив на стол верхнюю треть себя и задевая макушкой мохнатую еловую ветку. Он ввалился домой незадолго до рассвета, шатко продвинулся вглубь мастерской и попытался скинуть тулуп. Рукав зацепился за что-то, тогда мастер Стенли обнаружил у себя в руке две крупные еловые ветви. «Ах-хатка за пару… сволочи!» – пробурчал мастер и швырнул ветви на стол. Таким образом украсив дом к Новому Году, он рухнул на стул и захрапел.

Марек проснулся с рассветом. Обнаружил отца, задвинул его ширмой, чтобы не видно было от порога. Переложил ветви крест-накрест – так казалось, будто их не две, а четыре, – и в перекрестье хвои поставил свечу. Перекусил чем было, надел фартук и нарукавники, закинул несколько старых башмаков на полку ждущих ремонта – пускай клиенты думают, что мастерская завалена заказами. При звуках утренней песни, как полагается, Марек отпер дверь, раскидал снег ото входа и вывесил на крюк у двери жестяный сапог: мастерская Стенли открыта, добро пожаловать.

За все утро явился лишь один клиент: склочная Дороти Лиз – хозяйка булочной. «Замени мне набойки. Быстро. Сегодня же! Хочешь, чтобы я в новый год – со старыми набойками?! Но не смей делать сам – отдай мастеру, слышишь?!» «Конечно, сударыня, как прикажете», – ответил Марек и взялся за работу, едва Дороти Лиз закрыла дверь за собою. Будить отца – как же, нашла дурачка!

С тех пор, как Стенли назвал сына своим подмастерьем, прошло четыре года. Марек успел столько приклеить подошв, вырезать и переложить стелек, прибить каблуков, заменить набоек, что мог работать не глядя и не думая. Молоточек в руке звенел сам собою, а Марек предавался мечтаниям. Завтра – Новый Год, как никак. Говорят: если чудо не пришло на Сошествие, то к Новому Году точно поспеет. За двенадцать лет жизни чудо ни разу не являлось к Мареку – ни на Сошествие, ни на Новый Год, ни в какой-нибудь другой день. Но разве это повод не мечтать?..

При первых звуках полуденной песни в мастерскую ворвался Джош. Куртка на нем была распахнута, щеки пылали, брови облепил снег, а на макушке вместо шапки гордо сидел дедовский кожаный шлем. Джош выглядел очень решительно.

– Рик, мне нужна елка!

Риком он звал Марека. Рик – звучит круто.

– Отец вон вчера купил, – Марек показал ветви на столе. – Видать, на базаре с телеги. Поди и ты купи… или денег нет?

– Ясно, нет! – обиделся Джош. – Я похож на скрягу с деньгами?! Но дело не в том. Телеги уже посмотрел – там продают ветки. А мне нужна целая.

– Целая телега?

– Баран. Целая елка!

Марек не понял:

– Это еще зачем?

– Так праздник же!

– Ну и празднуй ветками, как все.

– Ладно, Рик, слушай… – Джош уселся возле Марека, стянул с головы шлем, отряхнул снег, взъерошил волосы. – Знаешь Молли Сью?

– Дочку цирюльника? Которая тебя отшила на Сошествие?

– Баран! Ничего не отшила! Она сказала: надо проверить чувства – понял?

– Это как?

– Ну, как леди своему рыцарю говорит: захвати для меня замок. Он тогда идет и…

– Значит, ты будешь штурмовать замок. Ясно. Скажи когда – я приду поржать.

Джош отнял у друга молоток и сапог, отложил в сторону. Для серьезности хорошенько встряхнул Марека за плечи.

– Слушай: мне нужна елка. Не четверть, не половинка, а целая. Молли Сью сказала, что поцелует меня под елкой.

– В нашем городе елки не растут, – нахмурился Марек. – Я это знаю, ты это знаешь, Молли Сью это тоже знает.

– Вот именно! – значительно кивнул Джош.

Марек начал смекать.

– Ага, вот в чем проверка… Хм… Эти ветви на базаре – их, вроде, везут из баронской рощи. До тудова миль девять… Хочешь выкрасть Молли Сью, отвезти в рощу и там поцеловать?

Джош мотнул головой:

– Не пойдет. Молли Сью поднимет визг – ты ж ее знаешь. И у нас нет денег, чтоб телегу нанять. А без телеги что ж – на руках тащить десять миль?

– Девять.

– Все равно!

– Тогда что ты предлагаешь, Джош? Срубить елку в баронской роще и принести сюда? А лесникам что скажем? «Здрасьте, мы тут чувства проверяем»? Думаешь, поймут?

– Нет, Рик, стой. Есть место поближе. Дворец епископа – так? Вокруг него сад – ага? В нем есть тропинка, по сторонам кадки, а в кадках – елочки.

В этот миг мастер Стенли особенно заливисто всхрапнул – как нарочно, чтобы подчеркнуть настрой момента.

– Джош, ты хоть понимаешь, сад епископа – собственность Церкви. Это будет как кража из храма!

– Но мы ж не икону возьмем, а какую-то елку. Самую маленькую выберем! Да и ту потом вернем. Покажем Молли Сью – и обратно.

– А еще в епископском саду полно людей.

– Днем, – подмигнул Джош.

– Правда, – согласился Марек, – ночью их там нет.

* * *

В епископском саду стояла чудесная тишь. Вальяжно оседали на землю разлапистые жирные снежинки, шапки на деревьях наливались лунным серебром, вкрадчиво хрустело под ногами. Аллеи в сказочных нарядах были неузнаваемы, как заморская земля, тропинки вовсе терялись под снежным покровом. Легко перебравшись через стену и спрятав лестницу, друзья растерялись: куда идти? Где эти елки?

– Кажись, туды… – без уверенности показал Джош.

– Почувствуй сердцем, – посоветовал Марек. – Пусть любовь ведет тебя!

На всякий случай пригнулся, чтобы не получить по шапке, но Джош не уловил насмешки. Положил пятерню на грудь, сурово нахмурил брови, пошевелил губами. Указал рукой совсем в другую сторону:

– Сердце говорит – тудысь.

– Идем, – согласился Марек.

Сад был велик. Когда-то встарь прежний епископ выстроил дворец за полмили от города, осторонь суеты, и разбил вокруг дворца роскошный парк в добрых двадцать акров. Потом город подрос и краешком своим (погостом при церквушке Святых Братьев) прикоснулся к стене епископского сада. Его светлость епископ узрел в этом возможную выгоду: попросил магистрат включить садовые земли в городскую черту, и тут же завел переговоры с торговой гильдией, чтобы продать кусок сада под ярмарку. Дело обещало быть очень прибыльным, так что бургомистр уперся – хотел, видать, мзду. Пока епископ убеждал его, сад стоял в прежних размерах, но если сделка состоится – уменьшится вдвое. Тогда уж не будет никакой проблемы найти елочную аллею, а пока – поди, побегай.

Друзья петляли по едва заметным тропкам, держа курс под Звезду – то бишь, туда, куда указало джошево сердце. Сначала старались таиться, ступали тихонько на носочках. Потом убедились, что в саду ни души: мало, что он закрыт, так еще сегодня ночная ярмарка у ратуши, кому не спится – все там. Джош с Мареком зашагали бодрее, уже не боясь снежного хруста. А как прошли замерзший фонтан с горгульями, Марек осмелел достаточно для разговора.

– А вот скажи, Джош: о чем ты мечтаешь? Ну, кроме Молли Сью.

– Ты прям сейчас хочешь поболтать? А если кто услышит?

– Да не услышит никто. Видишь – мы одни. А идти скучно.

– И прям хочешь знать, о чем я мечтаю?

– Ну, если ни о чем, то так и скажи: мечтов не имею. Все с тобой будет понятно.

– Сам ты не имеешь! А у меня полно. Значит, Молли Сью – это раз. Но то такое. Потом, хочу эфес. Настоящий, золотой. Я бы пошел и купил арбалет с кучей болтов, стал бы голубей бить. Только шмяк – и разнесло!

– А зачем тогда тебе золотой? Мечтал бы сразу арбалет с болтами.

– Дурачина! Когда покупаешь, то можешь выбрать какой тебе нравится, и гравировку на прикладе заказать! Я скажу: «Набейте серебром мое имя!» А потом пойду к переписчику, чтобы проверил: правильно набили или нет. Если неправильно – пущай вернут две глории!

– Круто.

– А еще мечтаю: когда отец передаст мне свое дело, я так раскручусь, что куплю баржу. Батя лодочкой правил, а я буду – баржой! Тыщу пудов груза можно везти! Хоть скот, хоть лес, хоть зерно – да что угодно! Сплавал разок – три эфеса в карман! Только батракам заплатить, чтобы тянули как следует. Эфес им – два себе!

– Хорошо намечтал!

– Ну, а сам?

Марек сбил шапку на затылок и поскреб макушку. Он-то, вообще-то, для того и начал разговор, чтобы сказать свою мечту, но теперь стало неловко. Джош гоготнул:

– Вот и видим, у кого мечтов нету! Ха-ха.

– Хочу стать судьей, – выпалил Марек.

– Да ладно!

– Честно клянусь. Знаешь Зою с моей улицы? Ее отец торгует молоком и неплохо так живет. В праздник Сошествия купил он книгу. Жена его – грамотная – по вечерам читает вслух. Зоя позвала меня слушать. Я семь вечеров ходил, пока вся книжка не кончилась. Звалась она «Записки судьи». Там про такого парня… молодого и смышленого, почти как я. Только он прочел много книжек и от них стал очень умным. Нанялся судьей в один городишко – и так жару давал, что ух! Сначала описывают дело – тьма, да и только. Кто убийца – неясно, что делать – непонятно. Свидетель говорит одно, родные убитого – другое, констебли – третье, а барон еще тоже добавляет: «Вот этого парня повесь! Мало ли, кто невиновен. Вот этот мне не нравится – его и вешай». Но судья Уилмер как возьмется за дело – так только искры летят! Все по полочкам разложит, кого надо повесит, кого отпустит, кого пристыдит, барона – и того утихомирит. И все – не мечом, а по закону!

Если б луна светила чуть ярче, Марек давно уже смог бы рассмотреть насмешливую мину приятеля.

– А твой Уилмер – он, поди, в ниверситете учился?

– Конечно! Он такой умный, что университет – раз плюнуть!

– Может, он еще и дворянин?

– А то! Внук Юмин – Праматери правосудия!

– Вот видишь, барашек! Какой из тебя судья? У тебя ни верситета, ни титула, а туда же!.. Сапожником будешь, как твой батя! Может, разок настоящему судье каблук прибьешь, если у него оторвется. Но и то вряд ли: судьи носят такие отличные башмаки, что за век не сносятся.

Марек примерно такого и ждал, но все равно обиделся. Буркнул под нос:

– Дурак ты, Джош. Я для того и мечтаю, чтоб не быть сапожником. Не хочу, как батя. Хочу… ну, чтоб вышел из меня… кто-нибудь.

– Тихо, – Джош ткнул его локтем в ребро. – Голоса.

Все мечты за миг вылетели из головы. Друзья юркнули в сторону, замерли за кустом, навострили уши. В стороне, на соседней аллее, едва слышно хрустели шаги, сопровождаясь ворчаньем голосов. Несмотря на тишину, слов было не разобрать – только бур-бур-бур да вар-вар-вар. От этого становилось жутко.

– Сиди, – прошептал Джош, ухватив Марека за локоть.

Тот и сам понимал, что надо сидеть, как мышь, поскольку голоса приближались. Вот из ворчливой невнятицы выделились «ярмарка», «рассвет», «бургомистр». Марек пригнулся так, что чуть не лег на землю. Еще несколько шагов незнакомцев – и слова их стали различимы.

– Вы должны понять, сударь, что мое положение весьма прозрачно. Имеется явный конфликт интересов, который послужит указкой… Этого не нужно. Вы понимаете меня?

Сей голос, пускай и тихий, был отлично знаком Мареку. Он слыхал его каждую неделю в те прежние годы, когда батя еще давал себе труд водить сына на воскресные проповеди. То был голос епископа.

– Понимаю, – ответил второй, его Марек не знал. – Добавьте пять золотых, и все будет выглядеть случайностью.

– Совершеннейшей случайностью, сударь. Уясните: не должно возникнуть даже мысли…

Шаги прекратились. Двое замерли прямо у куста! Тот второй – не епископ – сказал так, что Марека пробрал морозец:

– Я знаю свое дело.

– Поймите еще одно: ночная новогодняя ярмарка дает отличную возможность, которая нескоро повторится. Как любой благонравный мещанин, он не любит выходить по ночам. Но сейчас он на ярмарке и отправится домой еще затемно.

– Я вас понял очень хорошо, – сказал второй. – Я вас, милорд, прекрасно понял.

Марек не мог видеть, но все же будто видел, как грузный рыхлый епископ и тот второй – жилистый, страшный – держали паузу, сверля взглядами друг друга.

– Доверюсь вам, сударь, – произнес епископ, и шаги зашуршали, удаляясь.

– Об оплате, – спустя минуту заговорил второй. – Сейчас вы дадите задатком половину. Остальное, будьте добры…

Голоса вновь стали неразборчивы, а через пару минут пропали в снежной тишине. Джош выполз из-за куста, осторожно огляделся, прислушался.

– Ф-фух, они убрались. Давай, Марек, идем, елка ждет!

Сын сапожника уставился на друга так, будто тот уронил голову в сугроб.

– Елка?.. Какая елка, Джош?..

– Память отшибло? Мы пришли за елкой для Молли Сью!

Марек похлопал глазами.

– Ты ничего не понял? Забудь уже идову елку! Эти двое убьют бургомистра! Мы должны сделать что-нибудь!

Пока Джош, разинув рот, пытался ухватить мысль, Марек потащил его туда, где осталась брошена лестница. Он шептал на ходу, от спешки выходило горячо и сбивчиво:

– Он говорил: бургомистр. Он говорил: рассвет. Понимаешь?.. Он говорил еще этот… явный конфликт. А с кем явный у епископа?.. Да с бургомистром же! За сад! Тот хочет чтобы сад был городом, а этот – чтобы нет! Ну, понял уже?

Джош сперва мычал про елку и пытался свернуть в сторону, но вот, наконец, ухватил суть. Аж споткнулся, так ухватил.

– Значит, с епископом говорил сасин?

– Асассин, да.

– Твою ж Праматерь!

Джош поежился, выпятил подбородок, надвинул дедов шлем на лоб и браво хлопнул Марека по плечу.

– Мы спасем бурхомистра! Идем же, чего встал!

Они бросились к стене сада, неуклюже стараясь бежать потише. Сад, прежде казавшийся сказочным, теперь выглядел зловеще: белые кости деревьев, цветники под мертвенным саваном снега. Каждый куст отдавался морозцем по хребту – а вдруг из-за куста выскочит асассин с длинным ножом в руке? Убийца стал вдвойне страшнее после того, как Джош назвал его этим жутким словом – асассин.

Но вот друзья достигли стены и, милостью Праматерей, легко нашли место, где бросили лестницу. Оглянулись, прислушались – нет, никто не преследовал их. Поставили лестницу, вскарабкались на стену. Перекинув лестницу на ту сторону, спрыгнули сами. Отряхнулись от снега, перевели дух. Джош отер лицо мокрой рукавицей, поправил шлем и сказал:

– Мы спасем бурхомистра и получим награду. И добро сделаем, и себе хорошо.

Он решительно зашагал в направлении ярмарки. Марек двинул следом за другом.

Дорожка, по которой они шли, была единственной преградою между чертой города и владениями епископа. Справа – забор городского погоста, в просветах меж досок виднеются памятники и черные жерла погребальных колодцев. Слева – стена епископского сада, через которую тут и там переклоняются костлявые лапища деревьев. Похожи на виселицу, что ожила, отрастила сучковатые руки, жаждет поймать жертву и втянуть в удавку. Возможно, только жуткая обстановка была причиной дурных мыслей, но отделаться от них Марек не мог. Поразмышляв на ходу, он дернул Джоша за рукав:

– Слушай… а куда мы идем?

– Ясно, куда! К шерифу.

– И что ему скажем?

– Ты будто маленький! Скажем: мы нашли злодея, который хочет убить бурхомистра. Защитите милорда, а нам дайте награду.

– Шериф спросит: чем докажете?

– Да ясно, чем!.. – отмахнулся Джош. Марек остановил его, развернул к себе.

– Пойми, Джош: нет у нас доказательств. Мы даже глазами ничего не видали, а только слышали. И вот мы скажем, что слышали, будто епископ хочет убить бургомистра. Два подмастерья обвиняют не кого-нибудь, а самого епископа! И без доказательств, понимаешь?

– Так мы же сами слышали!..

– А шериф нам поверит? А хоть кто-нибудь – поверит?

Джош растерялся.

– Да как же не поверить, если мы слышали… Ясно же слышали, каждое слово разобрали!

– Даже тут ты неправ. Мы сначала слыхали что-то про бургомистра, а потом отдельно – про какое-то скверное дело. Джош, пойми: шериф не поверит нам. Я б тоже не поверил, если б был на его месте.

Друг поскреб затылок, поморгал. Хмыкнул, сплюнул:

– Ну и ладно! Мы должны хоть попытаться! Не можем же просто смолчать!

Он снова зашагал к центру города – еще решительней, чем прежде. Марек снова нагнал и одернул его.

– Брат, ты не уяснил всю глубину. В этих «Записках судьи» был похожий случай… Если шериф нам не поверит, то бургомистру конец. Но если поверит, то конец – нам! Шериф затеет суд против епископа. Тот выйдет сухим из воды, ведь улик никаких нету. Но запомнит, кто ему насолил. Понимаешь? Епископ хочет прикончить самого бургомистра – так что ему два щенка-подмастерья?! Плюнет и размажет!

– Постой, Рик… Я не пойму: по-твоему, мы вообще не должны говорить? Мне такое не по душе! Не знаю, как там в твоей книжке, но в настоящей жизни люди так не делают. А кто делает – тот шакал!

– Я сказал, Джош, что нам не стоит говорить шерифу.

– Тогда идем скажем самому бургомистру! Он на ярмарке, мы его легко найдем!

– Плохо, что на ярмарке. Там тьма народу, полгорода увидит, как мы болтали с бургомистром. Епископ узнает, кто ему подложил свинью.

– Поговорим, как он уйдет с ярмарки.

– Джош, дружище, подумай: бургомистра убьют, когда с ярмарки уйдет!

– Тогда, может… – Джош задохнулся от силы идеи. – Ухх! Может, того… сами поймаем асассина? Подстережем и словим!

Оба поразмыслили, внимательно глядя друг на друга.

– Неа.

Сказали строго одновременно – так, что никто не показался большим трусом, чем второй.

– Мы не знаем асассина в лицо, – прибавил Марек нетрусливый аргумент. – Что ж нам, всех подряд ловить? Нет уж.

– И оружием подходящим не располагаем, – согласился Джош. – Если б меч, хотя б один на двоих – тогда бы да.

– Есть идея получше, – сказал Марек. – Напишем бургомистру записку и передадим с кем-нибудь! Никто и не увидит, что записка – от нас.

– Как же мы напишем, когда не умеем?

– На ярмарке работают писари – ну, открытки делают. Вот к ним и обратимся.

– Так писарь же тогда все узнает! Вдруг сам пойдет к бургомистру за наградой? Или хуже того – к епископу? Тот немало заплатит, чтобы сорвать нашу затею!

Сын сапожника широко улыбнулся, весьма довольный своей хитростью. Такая пришла на ум хитрость, что и судья из книжки позавидовал бы!

– Мы трем разным писарям скажем по нескольку слов. Записки порознь будут неясные. Чтобы понять – надо составить вместе.

Минут двадцать друзья потратили, чтобы дойти от погоста до ярмарки, и все время без устали спорили о содержании хитрых записок. Когда засиял впереди искровый фонарь на ратуше, а звуки песен и бубенцов полились в уши, друзья окончили сочинять тексты. Вот что вышло у них.

Записка первая:

«Милорд, имеем сообщить, что нонешней ночью мы пошли за елкой в сад господина Е. Перелезли мы стену и прошли немного, а потом услышали голоса двух господинов. Один из них был Е. Обсуждали они важное дельце, про него будет потом. А пока, милорд, просим вас запомнить, что на дальнем краю погоста имеется могилка, где на памятнике – кот с усами».

Записка вторая:

«Важное дельце – это есть подлое смертоубийство. Ясными ушами слыхано, как господин Е. нанял асассина, чтобы убить милорда Б.»

Записка третья:

«Дело совершится нынче перед рассветом, а господин Е. – это наш епископ, а милорд Б. – это вы, милорд. Если наши слова так пригодятся вам, что захотите поблагодарить, то через день заройте парочку эфесов возле того кота. Но мы стараемся не для денег, а по справедливости, потому что мы – не шакалы.»

Еще немного друзья поспорили о том, ставить ли подпись, и решили обойтись без нее. Коль записки попадут на суд или в руки шерифу, то без подписи будет лучше. С тем и вышли они на площадь перед ратушей.

Ярмарка оглушила и завертела их. Все вокруг сияло, звенело, смеялось. Кипело вино в котлах над огнем, жарилось мясо на вертелах – такое смачное, что слюнки ручьем. Дрались скоморохи на ходулях, пели хором краснощекие бабы, кукольник в теремке показывал мистерию, под звонкий бубен плясал медведь. Девчонки лепили снежную плаксу, из мерзлой рябины делали слезы. Мальчишки штурмовали ледяной замок, а другие, постарше, отбивались изнутри. С лотков продавалось все, что годится для праздника: мед в крохотных горшочках, крендели на веревке, дешевое винцо, дорогой ханти, звезды из фольги, жестяные спирали на палках, фонарики, гирлянды, бусы, шапки, варежки, стекло, посуда… Голова шла кругом, глаза разбегались! Но вот друзья нашарили домики переписчиков – на удачу, их было ровно три. На стене каждого висели открытки с образчиками картинок, вензелей и почерков. Заказчики глазели, выбирая покрасивше; переписчики скрипели перьями.

– Ты первую, я вторую, потом вместе третью, – решил Джош, и они разделились.

Марек занял очередь за спинами двух барышень. Одна выбирала открытку не то мужу, не то жениху, вторая советовала. Долго метались меж тремя вариантами: взять красивую картонную звезду и подписать: «Ты один в моем небе», купить открытку с голубками – «Давай всегда будем вместе», либо взять задорного кабанчика и заказать подпись: «Моему любимому!» Время шло, и Марек стал выдумывать способы поторопить дамочек, но тут брякнули часы на ратуше. Подумать только – всего лишь полночь! А казалось, уже вся ночь пролетела! Барышни сделали выбор, писарь вывел нужные слова и получил монету. Обернув открытку в вощеную бумагу и завязав красной нитью, вручил ее дамочкам. Согрел пальцы о горшочек с углями, обернутый войлоком, подчистил перо и поднял взгляд на Марека:

– Чем могу помочь молодому мастеру?

– Мне самую простую бумагу. Шрифт – тоже простой, лишь бы понятно было. Пишите вот что…

За Мареком не стоял никто, но он осторожно понизил голос и полушепотом надиктовал первую записку. Кажется, без ошибок, только, может, спутал порядок слов. Писарь коль и удивился содержанию, то ничем не выдал. Сложив записку в конвертик, он назвал цену:

– С вас агатка, молодой мастер.

Вот глупец! Лишь теперь Марек сообразил, что писарю придется заплатить! То есть, он-то знал, но как-то не подумал, что жизнь бургомистра может зависеть от одной жалкой монетки!

– У меня нету… Простите… – охлопал карманы без особой надежды. – Вот кварта, сударь. Это все, что есть… Пожалуйста, я очень прошу!

Писарь не дал ответа, но отодвинул конвертик подальше от парня.

– А можно, завтра принесу остаток?

– Нет, молодой мастер. Как говорится, завтрашний богач – это нищий. Я вот что предлагаю. Есть у меня сапоги – почти новые, только с крохотным изъяном: правая подошва кушать просит. Занесу их в мастерскую вашего отца. Сегодня получите записочку, а завтра сделаете мне сапожки. Идет, молодой мастер?

Делать нечего, Марек согласился и схватил конверт. Он-то и не думал, что писарь его узнает. Теперь имеем задачку: объяснить бате, какую записочку заказывал и за какою тьмой это понадобилось. Но то завтра, а нынче есть дела поважнее.

– Справился, Рик? – спросил его Джош.

– Да. А ты?

– Запросто.

– Чем заплатил?

– Дал рукавицы в заложники, потом выкуплю. Но сохранил вот полтинку, – Джош показал половину агатки на голой ладони.

– И у меня кварта. Попробуем сторговаться.

Вместе подошли к третьему писарю. То была барышня, Марек даже слыхал о ней: Сельма Художница – так ее звали. Сама рисовала открытки, сама же подписывала. Говорят, открытки у нее – лучшие в городе, потому что запрошлым летом Сельма ездила в столицу, ходила в галерею с картинами и там запомнила все самое красивое, а теперь из памяти повторяет.

– Как могу величать вас, судари? – Сельма благодушно подмигнула им. – Какие сюжеты желаете для подарка своим дамам? Быть может, полет Мириам? Лань под луною? Сердце Эмилии?..

Марек обошел вопрос об именах.

– Боюсь, на рисунок нам не хватит денег. Простите, сударыня, имеем вот только три кварты. Напишете пару строк на дешевой бумажке?

Сельма тут же утратила задор. Слова без рисунков были ей так скучны, что она настрочила записку быстро и без вопросов, лишь бы отвязаться. Друзья оставили монетки и отошли в сторону, держа заветную добычу: три конвертика.

– С кем бы передать бургомистру? – задумался Джош. – Кажись, я его видел там, возле кукольника. Иди глянь, есть ли с ним какой-нибудь слуга.

– Погоди, дай рассмотреть получше!

Марек отнял конверты, открыл один, достал листок. В этот миг остро вспомнилась несбыточная мечта. Если ты судья, то, наверное, каждый день получаешь такие вот конверты. Ломаешь печати, вынимаешь бумаги. Глядишь – и понимаешь, что написано. А написана там чья-нибудь боль: того обвиняют в убийстве, у того отнимают землю, эту барышню продают замуж за негодяя… Ты читаешь, и где-то не можешь помочь, а где-то – можешь. Берешь чистый лист и пишешь: «По статье такой-то закона такого-то – не имеют права! Передайте мое письмо вашему лорду, и больше вас не тронут». Вот так: прочел, написал – и спас человека. Это тебе не подметку прибить! Если бы я только…

– Эй, держи! – крикнул Джош, но опоздал.

Порыв ветра смел листок с ладони Марека, швырнул на два ярда и налепил на ходулю скомороха. Тот шагал по ярмарке, и Марек кинулся следом. Растолкал детвору, спешившую за ходульным, рванулся, почти догнал – но что-то мелкое бросилось под ноги. Марек споткнулся, мелкое злобно тявкнуло, он чуть не упал, схватился за ходулю, выпрямился – листка уже нет! Где?! Марек заметался – влево, вправо, детвора, колбаски, снежная плакса, медведь с бубном… Огонь под котлом! О, боги, только не в огонь!..

– Это ищете, сударь? – раздался насмешливый девичий голос.

Марек глянул – и разинул рот. Девушка была изумительно красива. Красива так, как бывает лишь дворянская дочь, и лишь морозной зимою. За высоким воротом лица почти не видать – румянец на щечках да блеск в глазах. Шубка искрится дорогим мехом, пламенеют сапожки и рукавички, сияют узоры на подоле юбки. И вся фигурка – ладная, стройная, гордая, подбородочек кверху…

– Эзэ… ммм… да, миледи. Пожалуйста…

Марек протянул руку, но девушка отдернула листок и заскользила глазами по строчкам. Марек не посмел выхватить записку из рук столь красивой барышни. Только жалостно проблеял:

– Не читайте…

Она даже не моргнула. Джош подоспел в тот миг, как она дочла последнее слово и рассмеялась.

– Так вы украли елку у…

– Тиш-шше, миледи! – взмолился Марек.

Она милостиво понизила голос:

– …вы украли елку у епископа?

Откуда?! В первой записке было про кражу, а в третьей – про епископа. Она читала лишь одну!

– Как вы узнали?!

– Полноте! У кого еще есть елки, кроме его преподобия?

– Хм. Ну, да… Пожалуйста, миледи, верните записку.

Девушка будто не слышала просьбы.

– А зачем вы украли елку?

Марек подумал: она утолит любопытство и отстанет. Толкнул Джоша в бок, тот нехотя рассказал про Молли Сью и испытание чувств. Глаза дворяночки заблестели еще ярче, интерес полыхнул с новой силой.

– Как мне увидеть эту счастливицу Молли Сью? Какова она из себя? И где же елка?

Джош ответил, что Молли, возможно, здесь, на ярмарке, но к ней нельзя идти без елки. А елка осталась в саду епископа – друзья отвлеклись на важное дело.

– Да-да, что-то было про дельце… – к счастью, красотка не стала копать глубже. – Значит, после дел вы снова пойдете за елкой?

Джош и Марек не думали об этом. Но если все же подумать, то отчего нет? С записками почти окончено, а ночных часов еще много впереди. И теперь в саду уж точно не будет асассина – ведь он готовится к убийству, а не елки стережет.

– Пойдем.

– Хочу с вами.

Друзья опешили.

– Э… это зачем, миледи?

– Я хочу.

– Там опасно!

– В саду у епископа? Ах, бросьте!

– Мы… мы не можем вас взять! Это дело… не девичье!

Она поморгала:

– Значит, не можете?

– Никоим образом! – Джош рубанул ладонью воздух.

– Что ж… – дворянка поискала глазами. – Констебль, позвольте на минуточку!

Страж порядка, дежуривший на ярмарке, услышал и двинулся к ней.

– Что вы делаете?! – прошипел Марек.

– Двое негодяев грабят служителя Церкви. Я не могу оставить это так!

– Ладно, ладно, идемте с нами! – замахал руками Джош.

– Констебль, простите, я обозналась.

Едва подданный шерифа отошел, Марек потянулся за запиской.

– Сейчас быстро передадим ее по адресу, а потом двинем за елкой. Ждите нас у…

Девушка округлила глаза, удивленная до крайности.

– Вы решили, я отдам вам записку?! О, нет, не надейтесь! Получите ее, когда украдем елку, и не раньше.

– Но…

Она обернулась вслед констеблю и прочистила горло.

– Хорошо, мы согласны! – воскликнул Марек.

Джош зашипел на него:

– Ты что делаешь?!

– Только полночь была. До рассвета часов семь. Успеем и за елкой, и предупредить.

Джош посчитал время, шевеля губами. Полчаса до сада, полчаса там, полчаса назад – к двум ночи вернемся. Вроде, да, успеется… Ладно.

Друзья двинулись к выходу с площади, но дворяночка вместо следовать за ними зашагала туда, где переминались мохнатыми ногами запряженные лошади да увальни-извозчики кутались в тулупы.

– Желаете пешком, судари? Как вам угодно, я жду у сада.

Она сунула монетку извозчику и уселась в сани. Девушка раскинула руки, заняв все высокое сиденье. Когда друзья подоспели, им осталась только низкая лавочка, предназначенная для слуг. Все лучше, чем топать на своих двоих. Они запрыгнули, сани тронулись, скрипя полозьями, звеня бубенцами в лошадиной гриве. Скользнули мимо торговые лотки, веселые люди, пляшущий медведь. Помчалась улочка, смеясь размалеванными окнами.

И Джош, и Марек – чего скрывать – глазели на дворяночку. Когда еще увидишь такую вблизи! В сапожную мастерскую она не придет – пошлет служанку. На лодке джошева отца не поедет – у ее семьи, поди, и лодка своя, и корабль. Вот разве на ярмарке встретишь, да и там – в кутерьме, среди верчения… А тут вот – прямо перед носом! Если иметь очень много смелости, можно вытянуть руку и дотронуться!.. Марек не был аж таким смельчаком, но все ж и не последним трусом, так что он набрался храбрости и спросил:

– Миледи, о чем вы мечтаете?

В этот раз спросил не затем, чтобы сказать самому, а по правде интересно было. Но красотка лишь усмехнулась:

– Мечтаю иметь такую силу, чтобы щелкнуть пальцами – и всякий любопытный мальчишка сразу язык проглотил.

– А я мечтаю вот о чем, – вмешался Джош, да осекся – не выбрал, сказать про арбалет или баржу, и чем приукрасить.

– Знаю, о чем вы мечтаете, сударь, – хихикнула дворяночка. – О поцелуе под еловыми ветвями! Счастливица ваша Молли Сью.

Джош пошевелил бровями.

– Угу…

– А скажите, если б Молли дала вам посложнее испытание – все равно бы выполнили?

– Ну… Мы сперва думали податься в рощу за десять миль. Это, знаете, полночи идти, а там еще лесники с топорами.

– А если бы не десять миль, а сто – поехали бы? Каков ваш предел, сударь?

– Ммм… – Джош сдвинул шлем на лоб. – Я б сделал то, что надо, чтобы завоевать девушку! А чего не надо – того бы и не делал.

Марек хохотнул, но красотка и Джош пристыдили его взглядами.

– Непременно покажите мне Молли Сью, сударь. Обязательно хочу ее увидеть.