Текст книги "Большая книга ужасов – 60 (сборник)"

– Вы меня, наверное, за какого-то экстрасенса приняли, да? – осведомился Горбунов, ставя чашку перед гостем. – Это очень далеко от истины. Я сейчас вам все расскажу… Да вы пейте чай, на вас лица нет.

Голос у военрука был ровный и спокойный, он по своей всегдашней привычке не сел за стол, а начал расхаживать по кабинету, заложив за спину руки. От этого спокойствия Личуну становилось еще страшнее. Следя за каждым движением военрука, он бездумно поднял чашку и отхлебнул слишком сладкий и слишком горячий напиток. В желудок будто огненный ком рухнул. Поперхнувшись, учитель биологии поставил трясущимися руками чашку назад, пролил горячий чай на брюки и зашипел от боли. Однако это дало и положительный результат: пламя внутри живота и тройная доза сахара словно встряхнули Виталия Алексеевича. Он пошевелил пальцами ноги и понял, что к нему вернулся контроль над телом – хотя неизвестно, надолго ли. Надо бежать!

– Какой вы неловкий, – покачал головой хозяин. – Сейчас я салфетку вам дам.

Как только Горбунов отвернулся к шкафу, Личуна будто пружиной подкинуло. Сорвавшись с места, он ринулся к двери, натыкаясь на парты и стулья. Дверь в кабинет осталась приоткрытой, и преподаватель биологии вылетел в коридор. Он не видел, как за его спиной военрук взмахнул рукой, и только почувствовал, как внутри словно лопнула какая-то очень важная струнка.

Не останавливаясь и не разбирая дороги (благо коридор был прямой), он понесся к лестнице и, плохо соображая, что делает, побежал вверх. Почему-то ему казалось, что в своем кабинете он будет в безопасности. Ведь это была его территория, он был там хозяином, он всегда прятался там от мира. Это было единственное место на свете, где он чувствовал себя спокойно. Даже не дома, а именно в своем рабочем кабинете. В классе, где все было организовано так, как ему хотелось. Там был единственный островок нормальности во всем происходящем безумии. Никогда, никогда в своей жизни грузный Виталий Алексеевич так не бегал. Он немного успокоился, только захлопнув за собой дверь кабинета. Прижавшись к ней спиной и тяжело переведя дух, повернув щеколду замка. Потом кое-как Личун добрался до своего рабочего стола и рухнул на стул. Мысли метались взад-вперед, пока вдруг на первый план не вырвалась какая-то абсурдная мыслишка: завтра же придет комиссия из гороно! Надо срочно проверять тетради. Личун схватил тетради из стопки, начал размашисто перечеркивать неаккуратные строчки.

– Грязь, грязь, – шептал он. Дыхание уже пришло в норму, но комната перед глазами начала расплываться.

Виталию Алексеевичу становилось все хуже. Перед глазами висело черное марево с искореженной фигуркой Зои Родионовой.

– Умираю… – прорвалась единственная четкая мысль сквозь пелену ужаса и дурноты. Тогда учитель схватил листок бумаги и, уже проваливаясь в забытье, трясущейся рукой нацарапал пару строчек, затем сунул записку в первую попавшуюся тетрадь. Скоро свет в его голове погас совсем.

Глава 5

Следующее утро в школе ознаменовалось какой-то повышенной нервозностью, хотя день выдался довольно солнечным, и в воздухе уже явно чувствовались весенние ароматы. Учителя прятали глаза, шушукались, и общая атмосфера в коридорах пензенской школы № 4 была гнетущая. Даже вечно рвущиеся к активным действиям ученики вели себя тихо, многие были бледными и осунувшимися, будто недавно переболели и еще не до конца оправились. Волкогонов и Масляев после вчерашнего разговора с Личуном ходили как в воду опущенные, вся энергия и желание что-либо предпринимать сменились апатией. Какая разница, если им все равно никто не поверит. Да и снилось им снова одно и то же, да еще и похлеще вчерашнего кошмара – теперь им всю ночь виделась Зоя Родионова, которую засасывало в какой-то странный черный туман, а она кричала и пыталась вырваться. Объяснить подобные ассоциации было уже сложно, а то, что одно и то же снилось обоим, начало порядком раздражать и даже немного пугать. Короче, выспаться не удалось, что не прибавляло никакой радости.

Оба так и проваландались в пасмурном настроении до третьего урока, который должен был как раз вести Личун. На задних партах расположились проверяющие из гороно, а вот Виталий Алексеевич, как всегда, задерживался.

– Уже прозвенел звонок, – скрипучим голосом проговорила сухопарая тетка в огромных очках и поставила закорючку в своей тетради. Учителя мальчики ждали с ощущением холодной и липкой неприязни, как будто это он был виноват во всех бедах, которые приключались с Андреем и Романом. Однако неожиданно для всех в класс вместо Личуна вошла Гелла Ивановна, пожилая лаборантка, которая помогала учителям химии, физики и биологии с экспонатами и которой побаивались почти все ученики. В общем-то это было и неудивительно, Гелла Иванова походила на классическую Бабу-ягу, даже бородавка на носу имелась. Волкогонов и Масляев поняли, что ненавистный биолог не придет.

– Здравствуйте, класс, – поздоровалась Гелла Ивановна с нескрываемой улыбкой, кладя на стол стопку тетрадок: вести урок ей доверяли крайне редко. – Виталий Алексеевич приболел, так что я его сегодня заменю. И начнем с того, что я раздам тетради с вашими лабораторными. А потом немного позанимаемся.

– Ему, похоже, от жира совсем плохо стало, – шепотом отвесил замечание Артем Павлихин. Его иногда подвозил отец на машине по пути на работу, и приезжавший раньше всех в школу парень от нечего делать болтал с вахтером, а значит, первым узнавал все школьные новости. – С утра Василий Платонович кабинеты обходил и нашел Личуна. Пришлось «Скорую» вызывать. Но говорят, ничего серьезного. Скоро опять начнет нашу кровушку пить.

Неизвестно, кто был лучше – Личун или Гелла Ивановна, но замены такого рода обычно приводили только к плохому. Вызвав двух активистов с первых парт, лаборантка вручила им тетради, которые те быстро раздали владельцам. Роман открыл свою, равнодушно глянул на пять с минусом (и минус, скорее всего, толстый боров поставил только из вредности, вяло пронеслось в голове) и закрыл ее, уставившись в окно. Однако через пару секунд Андрей толкнул его локтем, притом как-то так энергично, что Волкогонов развернулся к нему с широко открытыми глазами, собираясь вспылить. Но когда он встретился с другом взглядом, все раздражение исчезло, и парень посмотрел туда, куда этот взгляд ему указал. В тетради Масляева лежала развернутая бумажка, криво исписанная прерывистым и нетвердым почерком, в котором тем не менее без труда угадывался почерк Личуна. Нагнувшись, Роман прочел:

«Из подвалов приходит зло. Зло пожирает нашу школу…»

– Что за бред? – шепотом спросил он у Андрея. Тот пожал плечами, но видно было, что его мысли уже сбросили с себя угнетающий налет безысходности и вовсю понеслись вслед за новой информацией.

После окончания урока мальчики зашли в мужской туалет и устроились на подоконнике, разложив перед собой записку биолога.

– Ну, что думаешь? – спросил Масляев, в десятый раз перечитывая непонятные строчки.

– Честно говоря, даже не знаю, что и думать, – отозвался Роман, засунув руки в карманы джинсов. – Звучит это все, как горячечный бред сумасшедшего. При чем тут вообще подвалы? Какие подвалы?

– Ну, наверное, наши, школьные какие-то.

– Да какие там у нас могут быть суперподвалы? Да еще из которых «приходит зло». Что за ересь?

Тут беседу друзей прервало хлопанье двери и тяжелые шаркающие шаги. Ребята оглянулись. К умывальникам направлялся пожилой мужчина в брезентовом халате с большим ящиком инструментов. Это был сантехник Кузьмич, местная знаменитость. Дед обладал почти неисчерпаемыми знаниями по истории Пензы и, в частности, этой школы. Поговаривали даже, что когда-то он был преподавателем истории, а потом запил, и карьера его покатилась по наклонной. Жил Кузьмич, в отличие от всех учителей, в небольшой каморке в подвальных помещениях школы, по соседству со столовой и тиром. Хотя ему не раз предлагали выделить комнату в общежитии, странный сантехник почему-то остервенело держался за свою грязную комнатушку.

Поставив на кафельный пол свой ящик с инструментами, он с кряхтеньем присел на корточки и стал разглядывать трубы под раковинами, что-то щупать там и подкручивать. Масляев свернул записку и сунул ее в карман. Не сговариваясь, друзья направились к выходу, но Роман решил перед уходом вымыть руки – все же туалет не самое стерильное место. Но когда он собрался открутить кран одного из умывальников, сантехник его остановил:

– Эй-эй, не трогай!

– А что такое?

– Да с водопроводом сегодня нелады. Ржавая вода фигачит с самого утра. И я никак не могу понять, с чего бы. Конечно, тут трубы столетней давности – школа-то старая. И не удивлюсь, если водопровод со времен господ Червяковых еще не меняли. Но все равно не ясно, что стряслось. А в здешних катакомбах сам черт ногу сломит. Надо, наверное, мне разведку боем сделать по подвалам, трубы поглядеть…

– А не боитесь? – спросил Роман.

Сантехник тяжело выпрямился, похрустев суставами, и чуть насмешливо уставился на товарищей.

– А вы, молодое поколение, интересуетесь червяковскими подвалами?

Волкогонов и Масляев переглянулись.

– Ну, не то, чтобы интересуемся…

– Ха! – Старик вытер руки о штаны и покачал головой. – А стоило бы! Я в ваши годы… Хотя без карты туда и соваться опасно… Да и с картой, пожалуй, тоже.

– А у вас карта есть? – в один голос выпалили друзья, во все глаза уставившись на сантехника.

– Эх, молодежь. Диггеры-спелеологи… – Снова покачал головой пожилой мужчина, поигрывая газовым ключом.

– Нет, Кузьмич, мы серьезно. Мы давно хотим… – начал Роман.

Сантехник опустился на одно колено и принялся что-то откручивать под крайней раковиной.

– Нечего вам там делать! – кряхтя и отдуваясь, отрезал Кузьмич. По туалету растекался густой перегарный дух. – Говорю же, там лабиринты почище, чем у царя Миноса и его Минотавра. Да и бог знает, кто или что там поселилось за столько-то лет. Всякое рассказывают…

– Ну можно мы к вам после уроков зайдем? Вы хоть покажите… Мы же знаем, что у вас много старых документов, а нам интересно.

И тут грянул звонок, отмечающий начало следующего урока. Сантехник махнул ребятам рукой, они так и не поняли, согласие это или знак, чтобы они отстали. Но выяснять времени не было, сейчас начиналась алгебра, а за опоздание математичка по прозвищу Жужа могла и в пифагоровы штаны скрутить, так что ребята рванули на занятия.

После занятий, не откладывая в долгий ящик, они отправились к каморке сантехника. Располагалась она в тупике полуподвала, почти напротив тира, но дверь оказалась заперта. Андрей постучал, однако ответа не последовало.

– А где вообще тут вход в подвал-то? – задал вопрос Роман и огляделся по сторонам. Дверей в коридоре было довольно много. Но похоже, что все были заперты, кроме столовой, откуда слышались голоса младшеклашек с продленки.

Для очистки совести ребята проверили каждую дверь, но открытой оказалась только та, что вела в тир. Военрук сидел за столом, положив руки на столешницу и постукивая указательным пальцем. Впечатление эта картина производила странное – подергивающаяся рука в желтом кругу света от настольной лампы, а вся остальная фигура военрука была практически не видна в тенях неосвещенного помещения. Когда Волкогонов и Масляев заглянули, Виктор Григорьевич поднял голову, и свет лампы блеснул в его глазах красным.

– Извините, – Роман резко захлопнул дверь, внутренне сжавшись.

Конечно, этот отблеск мог ему и привидеться, но парень готов был дать руку на отсечение, что Контуженый посмотрел на него красными светящимися глазами и лампа тут ни при чем. Однако делиться своим странным наблюдением с Андреем Роман пока не стал – еще решит, что у товарища чердак начал протекать.

Но тем не менее вход в подвал друзья нашли. Он располагался прямо напротив входной двери черного хода и тоже был заперт, но из щелей ощутимо тянуло холодным сырым воздухом. И это, кстати, было странно, ведь по логике вещей там должны проходить отопительные системы, а школа пока еще вовсю обогревается: в марте было холодно.

Не сговариваясь, Роман и Андрей припали ушами к двери, стараясь хоть что-нибудь расслышать за ней. Конечно, они ничего не услышали, а попытки заглянуть в замочную скважину успехом не увенчались – она была слишком узкая, под современные ключи. Замок, судя по всему, меняли достаточно недавно, он еще даже блестел, резко выделяясь на фоне потускневшей и местами облупившейся краски.

– Ладно, пора двигать баржу, – подвел неутешительные итоги Волкогонов, потирая руки, будто хотел стереть с них местную пыль. – Завтра Кузьмича разыщем… Блин, ну и грязища тут.

Когда друзья направились к лестнице, ведущей из полуподвальных помещений, двери в тир резко открылись, и у мальчиков на пути оказался военрук. Взгляд у него был какой-то затуманенный, зато поза свидетельствовала о сильном напряжении.

– Волкогонов, а ну-ка… – начал Виктор Григорьевич, но не закончил фразу, натолкнувшись взглядом на Андрея, который остановился в полушаге от товарища. – А, ты тут не один… Идите домой, уроки давно кончились. Нечего слоняться…

Снова оборвав самого себя, Горбунов резко скрылся в кабинете и дверь захлопнул. Ребята услышали резкий щелчок ключа в замке. Недоуменно переглянувшись (Волкогонов очень, просто очень-очень был рад в эту секунду, что друг рядом), они направились в гардероб за вещами.

Василий Платонович в школе был по совместительству и охранником, и вахтером. Многие его недолюбливали, а Масляеву с Волкогоновым удалось найти к старичку подход, они узнали, что он большой любитель «дамских романов» (и как только можно читать эти сопли в сахаре, поражались оба парня). Они стали снабжать его «новейшими изданиями», которые мама Андрея закупала и штудировала целыми стопками. Зачастую именно от Василия Платоновича друзья узнавали последние школьные сплетни, слухи и другие ценные сведения.

– Вы к Виталию Алексеевичу-то в больницу зайти собираетесь? А то, говорят, он совсем плохой, можно и не успеть, того, проведать… – проскрипел вахтер, поднимаясь из-за своего стола.

– В смысле? – удивился Андрей, натягивая свою куртку. – Как это «плохой»? Нам сказали, что ничего страшного!

– А, ну… – Василий Платонович замялся, сообразив, что по всему выходит, что сболтнул лишнего, но отступать уже было поздно.

– Так что с ним? Конечно, мы сходим, – усилил напор еще и Роман.

– Ну, это… в коме он. Я когда его в кабинете нашел, чуть со страху не помер. Лежит, глаза закатились… Тут с утра такая суматоха была! Я «Скорую» вызывать, они его несут, носилки оборвались, мы к Горбунову – у него попрочнее носилки, военные… ооох…

– Ого! Ничего себе!

Друзья действительно были в шоке. Посмотрев друг на друга, они сразу же поняли, что думают об одном и том же – записка. Странное послание от Виталия Алексеевича, которое они сперва приняли за какой-то бред или шутку, теперь приобретало совсем другое, гораздо более зловещее значение. А что если кома биолога связана совсем не с его весом? Что если ситуация, которая и так не предвещает ничего хорошего, в итоге оказалась еще более страшной и опасной? Уж слишком невероятным казалось ребятам совпадение, что Личун впал в кому на следующий день после того, как они поделились с ним своими подозрениями. Вся ситуация просто кричала о своей связи с делом о пропавших учениках. Что если биолог только сделал вид, что не поверил им, а сам сунулся куда-то, из-за чего теперь и оказался в коме. «…Зло пожирает нашу школу…» Становилось понятно, что теперь это дело никак бросать нельзя. Даже если оно опасно, да к тому же еще и ощутимо начинает отдавать какой-то чертовщиной. Друзья теперь чувствовали ответственность перед своим таким нелюбимым, но, похоже, гораздо более умным, чем они сами, учителем. Ведь не расскажи они ему о своем расследовании, вполне вероятно, что с Личуном ничего бы и не произошло. Но получается, он понял что-то такое, что натолкнуло его на верные выводы… которые, впрочем, привели к плачевным последствиям. Только их-то двое, есть кому прикрыть спину, помочь и поддержать. Остается только выяснить, что же такое узнал биолог? Что заставило его написать эту странную записку и привело к больничной койке?

Теперь Волкогонов и Масляев были совершенно уверены, что им надо проникнуть в подвал. Оставалась небольшая загвоздка: узнать, где хранится ключ, и получить его «во временное пользование». Это позволит провести разведку на месте, посмотреть, что же такое скрыто в подвалах пензенской школы № 4.

Глава 6

На улице уже темнело. Однако холодно, как ни странно, не было. И промозглый сырой ветер, который так доставал последние дни, сейчас тоже улегся. В воздухе пахло сырой землей и недавно растаявшим снегом. Весна как-то особо не ощущалась. Скорее, погода больше походила на осеннюю.

Настроение у друзей было странное, немного встрепанное, растерянное, но боевое. Роман даже подумал, что так, наверное, себя чувствуют солдаты перед решающей битвой с превосходящими силами противника. Только пока было не ясно, с кем эта битва должна состояться. Или с чем… Сначала «зло приходит из подвалов школы…», а потом еще этот багровый взгляд военрука. Чертовщина какая-то. Может, все-таки показалось?

Не сговариваясь, Андрей и Роман остановились, спустившись с крыльца, и посмотрели по сторонам. Вокруг было тихо, не долетали даже обычные звуки города, хотя рядом со школой шла дорога, а по ней обычно ездило много машин. Но именно сейчас почему-то она была пуста. Да и вообще вокруг царила непонятная атмосфера, от которой по спине пробегал неприятный холодок. Масляев сразу вспомнил все перечитанные им мистические романы, где из самых обычных составляющих внезапно складывались чудовища и разные кошмарные твари. Тьфу ты!

Невеселые раздумья товарищей внезапно прервал девчоночий голос, разбив окружающую тишину на тысячу осколков:

– Отдайте сумку! Не трогайте!

Голос показался смутно знакомым, да и его интонация не предвещала ничего хорошего. Оглядевшись по сторонам, Волкогонов и Масляев поняли, что в школьном дворе, кроме них, никого нету – все остальные дети разбежались по домам (продленка не в счет).

– Пусти, урод! – еще громче и тоньше зазвучал голос из-за угла школьного здания.

– Гы-гы. Молчи, сопля. Отдала бы деньги сама, давно бы уже к мамочке топала.

Ну этот-то противный гнусавый рык закадычные друзья не спутали бы ни с каким другим – Кабан. Тут уж отпадали все сомнения, и стоять на месте или просто уйти шансов не было – необходимо было вмешиваться и спасать девчонку, угодившую в загребущие лапы ненавистной пары хулиганов.

Парни пристроили свои рюкзаки так, чтобы их легко было сбросить на землю (потому что дело, скорее всего, закончится рукопашной) и направились на звук голосов.

Когда они завернули за угол, перед ними предстала уже не раз виденная картина: Кабан держит жертву, Жорик роется в сумке. Сегодня эти гады поймали Надю Ушакову (вот почему голос девочки показался знакомым).

– Эй! У вас совсем чердак потек, что ли? Уже девчонок обираете? А ну, верните вещи! – без разбега вступил Волкогонов, глянув на бледное личико Нади, готовой вот-вот разреветься. От утреннего спокойствия и рассудительности не осталось и следа.

– Ты гляди-ка, кого принесло, – поднял голову Жорик и противно осклабился. – Она тебе что, невеста? Валите отсюда, пока рожи целые.

– Отпустите девочку. И вещи ей отдай, Мухин…

– Или что?

– Или зубами будешь плеваться. А новые зубы вставлять обойдется дороже, чем все ее бабки.

Роман неотрывно смотрел в глаза своего врага и даже не моргнул ни разу. Андрей медленно спустил на землю рюкзак с плеча и пару раз сжал и разжал кулаки, чтобы кровь быстрее забегала. Хотя она и так уже вовсю бурлила.

– Поумничать зашел, Волкогонов? – неприязненно отозвался Жорик. – Ну давай, посмотрим, какой ты герой.

Он бросил Надину сумку на землю и выпрямился, ухмыляясь. Ростом Мухин был почти на голову выше Романа, да и телосложением природа его не обидела. В общем-то оба – и Кабан, и Жорик – были внушительных габаритов. Андрею с ними еще можно было бы потягаться (тяжелая кость), но у Романа, казалось, не было шансов. Однако рыцарь и не подумал отступать. Он тоже освободился от своего рюкзака и бросился на Жорика.

Противник сильный, опыта в драках у него, безусловно, больше. Да и бить он будет без жалости и интеллигентских колебаний. Значит, нужно захватить инициативу сразу, потому что «потом» может уже и не наступить.

Тут Волкогонов заметил, что Жорик сунул руку в карман и его ухмылка стала еще кривее и гаже. Какое-то оружие. Не важно, что там, кастет, нож или свинчатка – такое преимущество может слишком дорого обойтись. Ну, значит, тем более нет времени на раздумья. И, рванув с места, выставив вперед руки и прилагая массу сил, чтобы не зажмуриться, Роман лягнул соперника в голень своим тяжелым ботинком с титановым «стаканом» в носке. Расчет был простой: бить руками Жорика бесполезно – маловато сил, а он здоровенный шкаф. Это только если в лицо, но здесь Волкогонов был не совсем уверен, что сможет так уж легко звездануть другого человека, ни на секунду не задумавшись, а промедление, как известно, в такие моменты смерти подобно. Вот он и вспомнил о куче просмотренных боевиков и прочитанных инструкций по самообороне.

Мухин тут же присел, взвыв и схватившись за поврежденную ногу. Рядом об асфальт звякнул какой-то металлический предмет. Глянув на него мельком, Рома увидел тусклый свинцовый отблеск, но рассматривать подробнее не стал – какая теперь разница? Дальше события стали разворачиваться с умопомрачительной скоростью. Или Волкогонову так только казалось, потому что в ушах продолжала стучать кровь, а дрожь отдавалась по всему телу (посмотрев на руки, он понял, что ему не кажется – они трясутся). Но что-то в этом состоянии было невероятно приятное. Победа! Настоящая победа физической силы! Надо же, он никогда бы не подумал, что может выйти из такого состязания чемпионом, в споре – да, но в драке? Роман был горд собой, но на размышления время не тратил, а продолжал действовать.

Быстро обежав поверженного врага, парень подобрал портфель Ушаковой и развернулся к Кабану, ошалело выпучившему глаза на скрючившегося кореша. Но времени поразглядывать Жорика у него не оказалось, потому что Масляев уже был тут как тут, преодолев все расстояние, разделявшее его и хулигана, чуть ли не в один прыжок.

– Отпусти девочку, – тихо сказал он, сдавив толстую лапу Кабана своей немаленькой пятерней. Кабанов почему-то даже не подумал спорить и разжал захват. Надя тут же рванулась и побежала к выходу со школьного двора. Друзья переглянулись, бросили прощальный взгляд на арену своего триумфа и тоже припустили за ней, подхватив на ходу брошенные рюкзаки.

– Я тебя еще поймаю, гад! – донесся им вслед надрывный голос Жорика. – Ножичка моего попробуешь!

Друзья на бегу переглянулись – сомневаться в подлинности угрозы особо не приходилось.

А впереди бежала, не оглядываясь, Надя, и казалось, что останавливаться она и не собирается.

– Эй! Постой!

– Надя! Эй!

Не сговариваясь, крикнули ей в спину друзья.

– Да подожди! Ты же сумку забыла!

Девочка пробежала еще десяток шагов, потом затормозила шаг и обернулась.

Вид у нее был, как у маленькой птички, которую хорошенько потрепало сильным ветром – волосы выбились из косички и торчат во все стороны, на щеках лихорадочный румянец, в глазах все еще плавает какой-то потусторонний ужас, дутое пальтишко как-то все перекрутилось и сбилось. В общем, вид разжалобил бы и каменную статую. И выглядела она лет на тринадцать, особенно сейчас: маленькая, худенькая, напуганная.

– Ты сумку забери, – усмехнулся Волкогонов, подойдя к Наде поближе и протянув руку с сумкой.

И тут девочка плюхнулась на землю и разрыдалась.

– Эй! Ты чего? Перестань, кончилось же уже все. Чего ты?

Ребята стояли над ней совершенно растерянные и абсолютно не представляли, что делать. Ни у одного, ни у второго сестер не было, подружек тоже, так что, как справляться с подобными нештатными ситуациями, они понятия не имели.

– Земля же холодная, слушай. Ну поднимайся.

Роман тоже присел.

– Ну хватит плакать. Все цело? Ничего не забрали?

Надя, не прекращая рыдать, заглянула в сумку. Перебрала учебники и тетрадки. Вытащила свою электронную книгу, проверила, цел ли экран (с ним все было в порядке). Потом заглянула в карманчик, где хранились пенал и всякая мелочовка, – мобильник тоже был на месте (судя по всему, Жорик с Кабаном просто не успели добраться до этого отделения, так как оно было застегнуто на молнию).

– Все на месте? – переспросил Масляев.

Девочка кивнула, утирая с лица слезы, и встала на ноги.

– Спа… спасибо, – все еще всхлипывая, произнесла она тоненьким голосом.

– Да не за что. Ты где живешь? Давай мы тебя проводим, что ли?

Роман вопросительно посмотрел на друга, но тот вполне поддерживал его намерение. Не бросать же ее прямо сейчас – зареванную и все еще перепуганную.

– Не… не обязательно. Я тут… мне рядом… пять минут от школы…

– Ну тогда тем более. Раз рядом, то нам несложно, а на душе будет спокойнее.

Надя кивнула, еще раз громко всхлипнула, вытерла глаза, поправила пальто и закинула лямку сумки на плечо.

– Мне туда.

Несколько минут они шли молча: девочка брела с опущенной головой, а друзья вышагивали рядом, периодически переглядываясь. Было как-то неловко, хотя и непонятно почему.

Вдруг Надя нарушила молчание и, не поворачивая головы, сказала:

– А вы ведь так и не ответили, зачем вам сведения про Зою.

– Ну…

– Мы думаем, что ее похитили, – выпалил Андрей, которого напряжение последней половины часа и дневные головоломки порядком измотали. Девятиклассница стрельнула в него глазами, плотно сжав губы, и кивнула.

– У меня тоже появилась такая мысль после того, как я с ее мамой поговорила. – Девочка помолчала секунду. – Подумала, что ей полиция запретила сообщать кому-либо о случившемся. Ну там слухи чтобы не поползли, паника не началась.

– Ага, – вступил Роман. – Зато в школе все время крутят предупреждение про пропавших без вести ребят. Спокойствия добавляют.

– Ну да, глупо. Но мне не хотелось связывать Зою и это объявление… Да и всего один случай, мало ли…

– Не один. – Волкогонов помолчал чуть-чуть, сомневаясь, говорить уже все до конца или нет, но, посмотрев на сосредоточенное лицо Нади, которая буквально впилась в него взглядом, закончил: – Только в нашей школе уже четверо.

– Ничего себе!

Голос Ушаковой был тихий и какой-то ватный. Она явно о чем-то размышляла, видимо, анализировала полученную информацию. Внезапно девочка остановилась перед деревянной, крашенной бордовой краской дверью.

– Я тут живу…

Ребята кивнули. Пора было прощаться, но Надя явно что-то не договорила, и все трое медлили, глядя в разные стороны. Тут девочка вздохнула, видимо, приняв какое-то решение, и произнесла:

– Вы, может, зайдете? Мама с папой на работе еще, так что сможем все обсудить… Ну и я чай там сделаю, бутеры…

Щеки девятиклассницы порозовели, но взгляд остался таким же сосредоточенным и спокойным – теперь она в упор смотрела на обоих друзей даже с каким-то вызовом: давайте, мол, мальчишки. Хватит героизма зайти к девочке в гости?

– Ну… можно, наверное. – Роман посмотрел на товарища.

– Ну да. Давай, чего уж…

Ушакова кивнула и открыла старую тяжелую дверь, из-за которой пахнуло словно навеки впитавшимися в стены подъезда запахами еды, плесени и сырой штукатурки. Дом был старый, трехэтажный, покрашенный облупившейся желтой краской. «Дореволюционный, наверное», – подумал Роман, делая шаг в подъезд.