Текст книги "Царь Федор. Орел взмывает ввысь"

Роман Злотников
Царь Федор. Орел взмывает ввысь

© Р.В. Злотников, 2010

© ООО «Издательство АСТ», 2014

* * *

Царь Федор. Орел взмывает ввысь
Роман

С искренней благодарностью писателям Диме Гордевскому и Яне Боцман, творящим под псевдонимом Александр Зорич, а также Борису Юлину за неоценимую помощь в создании этой книги.

Автор

Часть первая
Наследники Невского

1

– Бей! Бей!

– Все на Песчаную дорогу! В Русскую деревню![1]1
  Русская деревня – в Риге территория от Пороховой башни до места, где сегодня располагается здание сейма, на которой еще с XII в. селились русские купцы и ремесленники. Вследствие этого соседняя с Пороховой башня называлась Русской. Пороховая, ранее Песчаная, башня – фортификационное сооружение XIV в., прикрывающее исторически значимую для Риги Большую Песчаную дорогу. – Здесь и далее примеч. автора.


[Закрыть] Бей русских!

– Бей! Бей!

– Эгей! Вперед, к Пороховой башне!

Отто Циммерман несся вперед, сжимая палку и разрывая рот в надсадном крике. Рядом с ним, потрясая не только палками, но и топорами, а кое-кто даже кинжалами и шпагами, бежало еще около сотни таких же, как он, молодых и не очень мелких торговцев, ремесленников и приказчиков, многие из которых состояли в древней и весьма уважаемой в городе гильдии Черноголовых[2]2
  Гильдия, или общество, Черноголовых – корпорация странствующих приказчиков и заграничных купцов, занимавшаяся закупкой и доставкой товаров в Ригу. Покровителем общества считался святой Маврикий, чей символ – черная голова – присутствовал на гербе братства. Отсюда и название общества.


[Закрыть]. Наконец-то! Началось! Засилью этих проклятых русских в славном вольном городе Риге наступает конец! Честные рижане единым порывом поднялись на защиту своих прав и свобод, гнусно попираемых этими варварами с Востока…

– Бей! Бей!

Толпа выскочила к Песчаной, или, как ее стали именовать не так уж и давно, где-то после осады Риги шведами, Пороховой, башне и ринулась мимо нее на Большую Песчаную дорогу, в район, именуемый Русской деревней, в котором еще с конца двенадцатого века селились русские ремесленники и купцы. За последние десять лет этот район не-имоверно разросся. Ну еще бы, с той поры как проклятый швед Оксеншерна, чтоб его наконец-то черти забрали, установил для русских варваров нулевые таможенные пошлины, через Ригу валом пошел русский хлеб, лен, тушенка, фарфор и остальные товары. Вот только честному рижскому купцу от сего не было никакого прибытка. Потому что все эти товары везли сами русские купцы, на своих же русских кораблях… ну не совсем русских, конечно. Когда это русские могли сделать хоть что-то путное своими кривыми руками? Совершенно понятно, что все эти корабли русским кто-то построил. И товары, которыми они торгуют, также для них кто-то произвел. Ну не сами же они это сделали, в конце-то концов? Даже смешно такое предполагать! Они просто нагло воспользовались чьим-то трудом, присвоив себе исконно немецкое право торговать на балтийском побережье. Ну всем же известно, что это право со времен Ганзы принадлежит только немецким купцам! И в старые добрые времена, при благословенном Ливонском ордене, русские знали свое место. Тихонько доплывали до Риги и сбывали весь свой товар местным купцам. А куда деваться – таковы законы! Ну а с другой стороны Балтики приплывали собратья-ганзейцы и тут же весь товар у рижских купцов и покупали. Вот это было время… И плыть никуда не надо – и прибыль в кошельках знатная! Впрочем, при поляках тоже было куда ни шло, поляки же тоже славяне и потому, так же как и русские, совершенно неспособны к торговле. Поэтому им все равно приходилось обращаться за помощью к купцам славного немецкого города Риги. Да и шведы вначале вели себя как приличные люди. А вот когда покойный шведский король Густав II Адольф надумал ввязаться в не так уж давно закончившуюся войну в Германии, которую все уже начали называть Тридцатилетней, все и началось…

– Бей! Бей! – заорала толпа, и Отто натужно подхватил общий крик, потрясая над головой палкой.

Уф, вроде добрались. Ты смотри, затаились… вон окна-то все ставнями закрыты. Циммерман злобно перекосил рот. Ну, варвары и еретики-ортодоксы, держитесь. Сейчас, сейчас отольются вам все наши слезы… Где ж это такое видано – честного немецкого купца законной прибыли лишать! С тех пор как русские с попустительства шведского канцлера захватили в свои грязные лапы всю восточную балтийскую торговлю, на долю рижского купечества оставались жалкие крохи. Эти наглые русские предпочитали торговать с немцами, датчанами, голландцами, французами и англичанами самостоятельно, без посредников. Это ж уму непостижимо! Ну когда такое было-то?! А все их царь! Русские испокон веку были холопами. И таковыми и остались! Так что когда их царь пожелал, чтобы русские купцы начали торговать самостоятельно, те, вот ведь идиоты, из своего холопского рвения тут же кинулись рабски исполнять волю своего господина. Ну не дураки ли? Ведь совершенно ясно, что ничего у них не получится. И что все вокруг их вовсю обманывают, обсчитывают и шельмуют… жаль только, что такие возможности проходят мимо достойных рижских купцов. При этой мысли Отто зло ощерился и, подскочив к ближайшему аккуратному домику, с размаху опустил палку на запертую дверь. Потом еще раз и еще… А после пятого удара из-за двери послышался дрожащий, испуганный голос:

– Что нужно господину?

Циммерман замер. Вопрос был задан на немецком языке.

– Кто здесь? – недовольно спросил он, опуская палку.

– Я Марта Штайн, экономка.

Отто недоуменно огляделся. Толпа рассыпалась на небольшие группки, которые увлеченно ломились в двери и окна притихших домов. Шагах в двадцати дальше, на противоположной стороне улицы, троим налетчикам удалось вырвать одну из петель ставни, и сейчас они увлеченно выламывали оную, собираясь проникнуть в дом через окно. У большинства остальных успехи были куда скромнее. Ну еще бы, с таким оружием, как у них, штурмовать добротные каменные и деревянные дома, построенные таким образом, чтобы защититься от ночных грабителей, было сложно… Но удивление вызывало не это. А то, что рядом с Циммерманом не было никого. Отто насторожился. Похоже, это неспроста.

– А чей это дом, Марта?

– Господина Легери.

– Легери? – Циммерман наморщил лоб.

Легери… Легери… Где-то он уже слышал эту фамилию. О-о, Легери! Отто гигантским прыжком отскочил назад. Вот ведь незадача! Чуть не вляпался! Легери – венгерский купец, уважаемый член общества Черноголовых. В хороших отношениях с самим шведским комендантом… Но какого черта его дом расположен в Русской деревне? Он что, не мог поселиться среди приличных людей?

– Что, Циммерман, попытался заглотать добычу не по своему брюху? – раздался слева голос Вальтера Блюхе, приятеля Отто и тоже приказчика. – Давай к нам. Я думаю, вот в этом доме будет чем поживиться!

Циммерман раздраженно фыркнул и, досадливо сплюнув, бросился к каменному столбику коновязи, который, пыхтя, выворачивали из мостовой Блюхе с приятелями. Похоже, они собирались использовать его в качестве тарана, намереваясь выбить им дверь соседнего дома.

– Ты знал? – прорычал он, налегая на уже поддавшийся столбик.

– А то, – пыхтя, отозвался Вальтер. – А ты разве не слышал, что говорил герр Штаубе в зале Черноголовых?

– В зале Черноголовых?

– Ну да. – Блюхе даже на мгновение перестал раскачивать столбик и удивленно уставился на Циммермана. – А ты разве не оттуда с нами бежишь?

– Да нет, я выскочил из лавки, когда вы бежали мимо. – Отто злорадно усмехнулся. – Старина Михель еще орал, чтобы я немедленно вернулся на рабочее место.

– Ну что еще можно было ожидать от Старины Михеля? – презрительно скривился Блюхе. – Он всегда предпочитает спрятаться в своей лавке, будто улитка, и молиться, чтобы все неприятности обошли его стороной. А ты что, не слышал о большом сборе? Вроде всех наших оповещали.

– Нет, – мотнул головой Отто. – Я вчера поздно вечером приплыл из Динабурга. Старина Михель посылал меня с грузом соли. – Циммерман сплюнул. – Все выслуживается перед этим русским купцом, Рьюкавишникоффым. Стоило тому только заикнуться, как тут же снарядил корабль…

Вальтер загадочно усмехнулся.

– Вот как… – Он повернул голову к остальным и со смехом произнес: – Парни, наш добрый друг Отто только вчера вернулся, выполняя поручение для герра Рукавишникова.

– У-у, о-о-о, оле… – заулюлюкали вокруг недоуменно оглядывающегося Циммермана.

– Так это у тебя уже давно… – с хохотом прокомментировал заявление один из соратников Блюхе.

– И никак не проходит, – тут же отозвался другой.

– Дело в том, друг мой, – вкрадчиво начал Вальтер, отрываясь от столбика и этак по-отечески приобнимая Отто за плечи, – что вот этот дом принадлежит как раз этому русскому негодяю – Трифону Рьюкавишникоффу. Так что ты, получается, и сегодня, – он аж хрюкнул от смеха, – тоже работаешь на него…

И все вокруг буквально зашлись от хохота. Циммерман некоторое время стоял красный от недовольства, ну очень ему не нравилось, когда над ним смеются, но затем комизм ситуации дошел и до него, и он, пусть и через силу, улыбнулся.

– Уф… – наконец выдохнул Блюхе, – ну и насмешил!.. И долго ты проторчал в Динабурге?

– Неделю, – мрачно отозвался Циммерман. – Русского пришлось ждать.

– Ну теперь понятно, почему ты ничего не знаешь. Так вот слушай. Мы в Малой гильдии[3]3
  Второе название общества Черноголовых.


[Закрыть] решили покончить с засильем этих восточных варваров. Большая гильдия – на нашей стороне, но сами они не решились вмешаться. Зато пообещали, что из предзамка[4]4
  Построенная шведами пристройка к Рижскому замку, в котором размещались службы шведского коменданта Риги.


[Закрыть] на наши действия посмотрят сквозь пальцы. Ну да нам больше ничего и не надо…

Отто угрюмо кивнул. Так вот, значит, оно как… весь этот бунт не сам по себе, неспроста. Это не вольные рижские люди восстали против засилья русских варваров, а… Что там «а» – он додумать не успел. Поскольку с противоположной стороны улицы послышался треск, тут же заглушенный восторженным ревом. Циммерман оглянулся. Парням у соседнего дома наконец-таки удалось оторвать створку ставни, и они встретили эту победу бурным восторгом.

– Эй, ребята, – встревоженно закричал Блюхе, – а ну, поднажмем! А то этот Грубер нас точно опередит.

– Как это опередит? – удивился Отто. – В чем?

– Ты же не был в зале Черноголовых, – снисходительно отозвался Вальтер, – и не слышал, как Пауль Рабке пообещал десять талеров тем, кто первыми ворвется в дома этих русских варваров. Ну сразу после того, как всем объяснили, какие дома нельзя трогать ни в коем случае.

– Да уж, – снова отозвался тот самый приятель Блюхе, который констатировал, что у Отто «никак не проходит». – Мы все тут животики надорвали, глядя, как ты ломишься в дом господина Легери.

И все снова заржали.

– А какого дьявола Легери поселился здесь? – зло огрызнулся Циммерман. – Что, не мог найти более приличных соседей?

– Ну, перед русскими последнее время многие заискивали, – пожал плечами Вальтер. – Да хотя бы твоего Старину Михеля взять. Считай, стелется перед ними. – Блюхе презрительно скривился. – Все мечтает ухватить побольше объедков с их стола, вместо того чтобы твердо и жестко взять то, что принадлежит рижским купцам по праву. Ну да ничего… дай срок, мы и их выкинем из Риги вместе с их русскими хозяевами.

Циммермана слегка кольнуло. Нет, он не испытывал никакой особой любви к Старине Михелю, да и уважения, если честно, тоже. Но Старина Михель был рижанином, причем рижанином в черт знает каком поколении. Как и сам Отто, кстати. А вот Блюхе обосновались в Риге всего десять лет назад, когда отец Вальтера перебрался сюда из Любека. Ну и какое он имел право решать: жить Старине Михелю в Риге или не жить? Да и вообще, весь этот бунт, к которому он присоединился с таким воодушевлением, теперь вызывал у Отто сильное подозрение. Он-то думал, что поднялась вся Рига, единым порывом, а тут… Циммерман разогнулся и огляделся. Ну да… все та же сотня молодых, крепких парней, многих он не раз встречал в таверне «У старого Карла», где они собирались попить пива и почесать языки насчет того, как эти проклятые русские гнобят и притесняют старых рижан… Хотя из рижан, которые действительно могли причислять себя к старым семьям, в той таверне обычно бывало всего человек восемь-десять, считая и самого Отто. Остальные же горлодеры были из тех, кто переселился в город не так уж и давно и, по идее, знать о порядках, царивших во времена Ливонского ордена или чуть позже, не могли. Если им о них кто-нибудь специально не рассказал. А между тем рассуждали они о них с большим апломбом…

Бабах!

Выстрел раздался как гром среди ясного неба. Отто бросил ломать столбик, прянул к стене и обернулся. Один из налетчиков из той ватаги, что выломали окно соседнего дома, валялся на мостовой, зажимая плечо и дико воя. Сквозь его пальцы вовсю хлестала кровь.

– Да у них пистолеты! – изумленно воскликнул Блюхе.

Циммерман покосился на него.

– И что? Почему это тебя удивляет?

Вальтер растерянно посмотрел на приятеля.

– Но ведь Рабке сказал, что никакого оружия у русских нет. Шведы еще три дня тому назад повелели им сдать все хранившееся в их домах оружие. А вчера прошли по всем домам с проверкой. Он сказал, что сам видел конфискованные у русских мушкеты, пистолеты и сабли…

Циммерман покачал головой. Да, странно… Это что же, русские решились нарушить прямое распоряжение самого господина коменданта? Это должно выйти им боком… потом. А вот сейчас…

В этот момент из того же разбитого окна с отломанной ставней раздался еще один выстрел. И сразу вслед за ним налетчик, увлеченно карабкающийся на крышу дома, расположенного шагов на двадцать дальше, рухнул вниз, подвывая и вцепившись в простреленную лодыжку.

– Эх ты, – не выдержал Отто и одобрительно кивнул, – хорошо стреляет! Как далеко из пистолета попал…

Поскольку Старина Михель частенько отсылал его с различными поручениями по всей Лифляндии и Курляндии, молодой приказчик был обучен обращению с оружием и знал толк в меткой стрельбе. Так вот сам бы он вряд ли сумел попасть в человека из пистолета на таком большом расстоянии.

– Ты как хочешь, Вальтер, – насупившись, произнес все тот же приятель Блюхе, – а я, пожалуй, пойду отсюда. Мы так не договаривались. Рабке нас обманул. Он обещал, что мы сможем тут хорошо поживиться и что опасаться нам совершенно нечего. А мы пока еще никакой добычи не заимели, зато уже двоих подстрелили.

– Ганс, ты что? – Блюхе ухватил его за плечо. – Ты испугался одного пистолета? К тому же он не в том доме, в который мы собирались забраться.

– Не в том-то не в том, а вот стреляет он не только по тем, кто лезет к нему, а по всем, кого увидит, – хмуро отозвался Ганс.

И, подтверждая его слова, тут же раздался еще один выстрел, сразу же дополненный очередным воплем. Орали откуда-то из-за угла. Улица была пустынна – налетчики попрятались, но, как видно, не все хорошо…

Вальтер досадливо прикусил губу и оглядел свою ватагу, бросившую столбик. Подобные аргументы крыть было нечем.

– И вообще, чего мы тут забыли? – снова подал голос Ганс. – Побежали в порт, к складам. Ну что тут можно награбить? Русские купцы здесь же и не живут, так, останавливаются по пути. Я не думаю, что в этих домах найдется так уж много хорошей добычи. И вообще, я думаю, Рабке специально нас сюда отправил, подальше от порта, а сам сейчас со своими людьми спокойно потрошит их склады.

Ответом ему стал одобрительный гул. Отто же внимательно смотрел на Вальтера. Того явно раздосадовало предложение Ганса. И Циммерману отчего-то показалось, что его приятелю Блюхе почему-то было необходимо, чтобы они все остались здесь и продолжили ломиться в дома русских.

– Ты глупец, Ганс! – закричал Вальтер. – Глупец и трус! Как в доме у купца может не быть чем поживиться? И кого ты испугался? Одного русского с пистолетом? Так знай, что в порту у складов – торговая стража! И пистолет там будет явно не один!

Все переглянулись. В словах Блюхе был смысл… К тому же Вальтер не дал им возможности поразмышлять над его словами, а тут же заорал:

– Ну что встали? Давай навались!.. Еще немного, и мы выворотим этот чертов столб из мостовой… Не робей, этот русский с пистолетом сюда стрелять не может. Ему мешает вторая створка ставен. Давай-давай… шевелись… вот, вот уже… пошло-о-о… Молодцы! А ну, взялись!

И все дружно подхватили на руки выломанный из мостовой столбик, разворачиваясь в сторону двери того дома, который изначально наметили как свою добычу. Столбик был тяжелым, к тому же его нижняя часть была измазана в земле, отчего камень скользил в руках, но Циммерман сумел-таки его удержать. Поэтому, когда они с воодушевленным ревом бросились к двери, намереваясь первым же ударом вышибить довольно хлипкую створку, он мчался вместе со всеми, так же радостно ревя и выбросив из головы все посторонние мысли. Вот сейчас, уже…

Выстрел прозвучал неожиданно. И в следующее мгновение Отто Циммерман обнаружил, что лежит на брусчатке мостовой и обеими руками держится за простреленное бедро. А в двух шагах от него катается по мостовой Вальтер Блюхе, визжа и держась за ступню, расплющенную вывалившимся из рук разбегающихся налетчиков столбиком.

– Это… что же… – сипло прохрипел Отто и, повернув голову, уставился на окно, из которого стреляли из пистолета.

Ну да… Блюхе – идиот! Не сможет выстрелить, не сможет выстрелить… Да неведомый стрелок просто открыл вторую створку и совершенно спокойно выпалил по их ревущей компании. Циммерман судорожно всхлипнул. Нет, трусом он не был и раны не боялся, хотя до сего момента случая вступить с кем-нибудь в бой ему пока не представилось. Но погибнуть так глупо, просто истечь кровью на улице во время неудачного погрома и не дожить до минуты, когда Рига вновь станет свободной… это было обидно. А никого, кто смог бы ему помочь, поблизости уже не было. Похоже, остальные рассудили, что четверых раненых еще до того, как они ворвались в дома и успели получить хоть какой-то ощутимый доход, с них довольно, и поспешили покинуть это неожиданно ставшее опасным место. Ведь практически все, кто ворвался в Русскую деревню, имели отношение к торговле и умели сводить дебет с кредитом. И вырисовывающийся баланс никому из них не понравился. В конце концов, кем бы ни был этот стрелок, огнестрельным оружием он владел куда как умело. А стрелять начал только после того, как налетчики полезли в дом. И кто мог поручиться, что и в других домах налетчиков не встретит столь же теплый прием. Ведь всем известно: эти русские – варвары! Они на все способны, даже защищать свое достояние до последней капли крови. Не то что евреи. Вот тех грабить – сплошное удовольствие… Кстати насчет евреев, их квартал находится тут недалеко, за углом, так, может…

Эти ли мысли внезапно посетили налетчиков, либо какие другие – гадать можно долго. Но, как бы там ни было, результатом оказалось то, что к тому моменту, когда дверь самого пострадавшего в столь бесславно закончившемся погроме дома распахнулась, никого из целых налетчиков на улице уже не было. На пороге появился настороженный человек в ярко-алом наряде, почему-то сразу вызвавшем у Циммермана ассоциацию с армейским мундиром, с пистолетом в одной руке и обнаженной саблей в другой. Человек несколько мгновений постоял, ощупывая окружающее пространство настороженным взглядом слегка прищуренных глаз, а затем негромко приказал по-русски:

– Савватей, Торгут, за мной, – и вышел наружу.

Отто со страдальчески искривившимся лицом смотрел на него. Сейчас этот русский варвар его убьет. Вот дьявол, ну почему он не послушался Старину Михеля?! Сидел бы сейчас в его лавке и…

Русский военный, неведомо каким образом оказавшийся здесь, на тихой улочке рижского предместья, внимательно осмотрелся и кивнул в сторону Циммермана:

– Так, Савватей, Торгут, хватайте-ка вон энтого и тащите в дом. А я пока других посторожу.

– Да пошто, Митрий Дормидонтыч, – отозвался один из двух подручных человека в красном мундире, выделявшийся широкой, окладистой бородой, в то время как у второго бороденка была реденькая, – Торгутка их и здеся запросто прирежет. Зачем мараться-то? Евон у него из ноги кровища-то как хлещет…

– Ты бы, Савватей, не умничал, – ернически отозвался тот, кого назвали Митрием Дормидонтычем, – а быстро делал что велено. Прирезать мы его всегда успеем, а сначала надо поспрошать, чего это рижские немцы тут вздумали бунт учинять. Или ты думаешь, они просто так, спьяну, дома купцов да ремесленников русских громить отправились? Да еще аккурат опосля того, как свеи у всех местных русских оружие поотбирали.

– Да я че, я ж ничего… – тут же пошел на попятный бородатый. – Сказано – сделаем.

– Вот то-то, – усмехнулся военный, – отнесете – и быстро назад. Сразу же второго возьмем. А потом и тех, кто еще остался. Я вроде как четверых подстрелил, но двое, похоже, убегли. Ну да мне для спросу и троих хватит…

И тут Отто застонал, потому как его довольно бесцеремонно подняли сильные руки и поволокли в дом, из которого и появились эти трое.

В доме оказалось еще два человека – испуганная женщина, укутанная в теплую шаль, и седой старик. Двое подручных военного довольно грубо опустили Циммермана на тщательно выскобленный пол, потом бородатый вытащил из-за кушака длинный нож крайне разбойничьего вида и протянул старику.

– Вот, папаша, покарауль его, покамест мы остальных не принесем. Ежели что – сразу коли ему в пузо. После того он уже будет и не боец, и не жилец, но все одно Митрию Дормидонтычу все чего надобно рассказать успеет. – Бородатый бросил исподлобья взгляд на Отто. – Ты-то, тать, по-русски разумеешь ли?

Циммерман сглотнул. Смешно… Спрашивать сегодня у купеческого приказчика: разумеет ли он по-русски? А кто б его иначе-то на работу взял?

– Не слышу?! – грозно взревел бородатый.

– Да, господин, – испуганно пробормотал Циммерман и на всякий случай кивнул.

Бородатый хмыкнул и вышел наружу…

Спустя несколько минут Вальтер и еще один пострадавший налетчик, тот самый, кто попытался забраться в окно, а затем упал у самой стены, тоже оказались в доме, в который налетчикам едва не удалось проникнуть. За это время женщина успела перетянуть Циммерману рану на ноге, остановив кровь, и сейчас хлопотала над тем, что с простреленным плечом.

Подручные военного внесли Блюхе, которому выпала последняя очередь быть доставленным в еще недавно столь желанное для налетчиков помещение, за ними вошел военный, аккуратно закрыл за собой дверь, задвинул задвижку и, окинув взглядом живописную картину, хмыкнул:

– Да уж, ухари…

– Герр Колесников… – тут же забормотал, чуть коверкая слова, старик.

Похоже, он был ливом, а может, латгалом или куршем. Кто их разберет, этих дикарей. Они вообще начали появляться в исконно немецкой Риге только в последнее время и во многом как раз благодаря этим варварам русским. До того никому и в голову не приходило позволять местным дикарям поселяться в городе. Максимум, что им дозволялось, – это продавать, причем где-нибудь на окраине, а не на рыночной площади, товары со своих жалких полей и огородишек (ну совершенно ясно, что лучшая земля принадлежит немцам) и приходить в наиболее бедные дома делать уборку. Потому что в зажиточных держали чисто немецкую прислугу. А тут… впрочем, чего еще можно было ждать от русского купца?

– …клянусь, само Провидение послало нам вас. Если бы вы вчера не постучались в эту дверь и не попросились на постой, то я не знаю…

Отто невольно поморщился. Этот дикарь еще смеет рассуждать о Провидении…

– Да, ладноть, – добродушно махнул рукой военный. – Куды мне деваться-то было? Эвон, городские ворота-то уж закрыты были, не в поле же ночевать? Наночевался уже. И еще наночуюсь, похоже, коль здесь у вас такие дела затеваются… – Тут его взгляд заледенел, и он, присев на корточки так, чтобы его лицо оказалось напротив испуганной рожи раненного в плечо налетчика, рявкнул: – Как звать?!

– Ге… Гельмут, уважаемый господин… пож… пожалуйста, вы не могли бы позвать врача, врача, скорее…

– Обойдешься, – нахмурился военный. – Сначала я должен убедиться, что тебя стоит лечить. А то, можа, легче, да и справедливей оставить тебя сдохнуть, как собаку… А ну-ка, давай рассказывай, кто это вас надоумил идти Русскую деревню грабить?

Гельмут испуганно покосился на Вальтера, тот смотрел на него напряженным взглядом. Но этот взгляд, как тут же выяснилось, заметил и военный. И сумел верно его оценить. Он хмыкнул, а затем внезапно выдернул из-за пояса пистолет, который засунул туда, войдя в дом, и приставил его ко лбу Вальтера.

– Вот, значит, оно как… паря. Чегой-то этот Гельмут на тебя косится? Знать, ты поглавнее его будешь. Так что давай пой, кто это вас сюда пойти науськал.

– Я… – побледневший Вальтер облизнул мгновенно пересохшие губы, – я ничего не…

– Твое дело, паря, – усмехнулся военный, – не хочешь говорить – не надо. – И он с щелчком взвел курок пистолета с зажатым в нем опаленным предыдущими выстрелами кремнем. – Коль решил молчать – так я тебя сейчас и кончу. И этим другим покажу, как им делать не след. Авось они посговорчивей будут.

– Нет! – почти по-бабьи взвизгнул Блюхе. – Не надо! Я все скажу… все… Это все Пауль Рабке. Это он, он! Он приехал из Любека месяц назад. И сказал, что…

Вальтер пел будто соловей. Как выяснилось, Пауль Рабке прибыл из Любека с тайным поручением от какого-то высокопоставленного лица, коему надоело засилье русских купцов на просторах Балтики. И то сказать, ладно бы русские торговали по-старому, как оно велось испокон веку, – пенькой, льном, воском, поташом, салом… так ведь нет, они все переиначили. Вместо воска торговали всякой разной вощиной или уже готовыми свечами, вместо пеньки – канатами и веревками, вместо льна – парусиной и беленым либо крашеным полотном. Целые мануфактуры, заточенные под переработку русского сырья, разорялись, и торговые люди терпели сильные убытки. Ну кому такое может понравиться? Не говоря уж о том, что те же шведы ранее только на перепродаже русского хлеба имели почти миллион талеров в год. А теперь все эти деньги оседали в карманах жадных русских купцов. Неудивительно, что люди наконец раскачались и решили предпринять усилия, дабы восстановить нагло попранную справедливость…

Впрочем, рассуждения о справедливости военный в красном мундире пропустил мимо ушей, зато очень умело, всего парой вопросов и легким движением пистолетного дула у переносицы, переключил излияния Вальтера с прибывшего месяц назад Пауля Рабке на него самого. Где, когда, с кем, сколько получал, о чем должен был говорить… Где-то в середине этой речи Отто почувствовал, что его щеки стали совершенно пунцовыми. Оказывается, его развели как телка. Все эти разговоры, которые велись в таверне «У старого Карла» и которые он воспринимал как полную и абсолютную истину, ранее намеренно скрытую от него, а вот теперь, сейчас, открытую ему умными и честными людьми, с кем ему так повезло познакомиться и подружиться, как теперь выяснилось, в большинстве своем оказались ложью…

И велись они как раз для того, чтобы, когда поступит команда действовать, у Вальтера Блюхе, Пауля Рабке и их хозяев под рукой оказались бы молодые, крепкие ребята, искренне возмущенные «творящимся беззаконием» и способные сделать все так, как и надобно этим хозяевам, но при этом искренне считая, что они действуют по своему собственному разумению и побуждению. И лишь немногие из тех, кто сегодня ворвался в Русскую деревню, горя возмущением и негодованием (а также, куда уж деваться, желанием пограбить и преумножить сим свое благосостояние), знали или хотя бы догадывались, что происходит на самом деле. Как раз одним из таких догадывающихся и был Гельмут. А вот Отто оказался бестолочью…

– Вот так-то, паря… – сказал ему военный, закончив перекрестный допрос, после которого полный расклад стал понятен не только ему, но и всем остальным, в том числе и Циммерману. А его отношение к услышанному, похоже, оказалось явно написано на его лице. – Так вот с такими, как ты, телками завсегда и поступают. Поманят чем красивым – волей там или энтой… справедливостью, а потом и гонят на убой.

Отто вздрогнул. Русский, да еще военный, рассуждающий о высоких материях… это выглядело, как минимум, странно. И еще более странным было то, что он, похоже, был полностью прав…

– Ну да ладно, ништо, – продолжил между тем русский, – теперь-то уже эти мужи хитромудрые у нас попляшут. – Он почти по-дружески подмигнул Отто и развернулся к старику. – Вот что, отец. Ехать мне надобно. Да поскорее. Да не туда, куда собирался, а обратно, в Полоцк. К войсковому дознавателю. Сам видишь, какие тут у вас дела творятся… Да не одному, а с энтими тремя. Телега-то у тебя есть?

– Есть-есть, – закивал старик, – даже две.

– Ну так давай закладывай.

– А, – старик запнулся, – господин кирасир, можно и нам с вами? Клянусь, мы…

– Ты не клянись, – оборвал его военный, – просто не отставай. Потому как я ждать не буду. Так что давай иди быстрее. А я их покамест по дохтурскому делу обихожу.

– Но… врач, – робко начал Гельмут.

– Не боись, – усмехнулся военный, – не первый раз такие раны врачую. Знаю, как оно делать надобно. А к городскому дохтуру я тебя не повезу. Не обессудь. Времени нет. Уезжать надобно, пока этот ваш Пауль Рабке не опомнился. Причем вам как бы не быстрее, чем мне. А то он вас всех тут же к ногтю прижмет, чтобы свои темные делишки покрыть. Ибо вы теперь противу него первые видоки. Я-то что, капитан царевых кирасир, проездом ехавший. А вы – местные, речи его и его подручных не один день слушавшие, сами в погроме, им учиненном, участвовавшие. Ему теперь от вас сколь можно быстрее избавиться следует. Да при удаче еще и на меня все и свалить…

Циммерман поежился и настороженно покосился на дверь. А ну как этот самый Рабке сейчас ворвется в дверь со своими слугами? Но военный, заметив его взгляд и, к удивлению Отто, очень точно его истолковав, развеял его опасения:

– Не, сейчас ему не до этого. Да и не знает он, скорее всего, ничего еще. Эвон твой подельник-то что говорил? Что его людишки нонеча склады в порту грабят. А вас более для отвлечения внимания послали. Чтобы тут, значит, пожар запалить и хучь часть портовой стражи сюда отвлечь. Да, можа, и свеям основание дать в порту порядок подольше не восстанавливать. Мол, на беспорядки в городе отвлеклись, вот и не успели. Да токмо ваши все, я так думаю, не к нему помчались докладать о своем конфузе, а либо, как оно обычно при любом погроме бывает, евреев потрошить, либо, ежели я их совсем шибко испужал, вообще по домам. Так что покамест до него слух дойдет, покамест он своих людишек от грабежей сумеет оторвать да сюда двинет – мы десять раз скрыться успеем…

Уже сидя в телеге, с наново и очень умело перевязанной ногой и не менее умело связанными сзади подручным военного – редкобородым азиатом совершенно звероватого вида – руками, Циммерман уставился в спину военного, обтянутую красным сукном мундира. Ой, какой-то неправильный военный им попался. Эвон как все сотворил-то. И от налета в одиночку отбился, и из Блюхе сумел всю правду извлечь, и вообще… Но тот, как видно, спиной почувствовал его взгляд и, резко развернувшись, ухмыльнулся Отто.

– Что, болезный ты мой, гадаешь, откуль я такой шустрый взялся? А оттель, что я – кирасир! В кирасиры запросто так попасть никому невозможно. Надобно и доблесть, и волю, и смекалку проявить недюжинные… Но зато наши полки николи на жилое и не распускают, и по старости нас тоже никого не увольняют. Так государю и служим до смерти. И в бою врагов сеча, и иную какую крамолу и потаю вредную на государя и страну нашу, Русь Святую, изыскивая. Так что очень вашим этим хозяйвам не повезло, что я ныне мимо ехал…