Текст книги "Царь Федор. Орел взмывает ввысь"
Автор книги: Роман Злотников
Жанр: Попаданцы, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– …А к нам оне относятся не шибко уважно. Один Оксеншерна нас за опасных врагов считал. Но стар он уже. Того и гляди преставится. А королеве Кристине и Карлу Густаву Пфальцскому слава свейского оружия в Тридцатилетней немецкой войне глаза застит. Да и купцы свейские их обоих вельми подзуживают. Наша балтийская торговлишка им совсем поперек горла стоит. Так что надобно ожидать, что, как только Оксеншерна преставится, оне нам тут же пошлины-то и подымут. А может, и раньше сие произойдет. Сразу по коронации Карла Густава. Ну а мы такого стерпеть никак не сможем. И опять же рижская замятня.
Я повернулся к Беклемишеву:
– Чуешь, откуда ветер дует?
– Точно так, государь, – расплываясь в улыбке, отозвался генерал.
Вот еще один воитель на мою голову. Впрочем, оно и к лучшему. Сейчас решить вопрос об окончательном выходе на побережье Балтики лучше всего. Шведы к войне не готовы, поляки сами начнут к нам в союзники проситься, хотя от них толку чуть, ну да какой-никакой, а будет. А датчане уже лет двадцать нас к себе в союзники против шведов затягивают. Так что можно одним выстрелом сразу двух зайцев убить – и моей старшенькой, Ленке, коя сейчас в датских королевах числится, любви и уважения подданных прибавить, и решить наконец вопрос с Зундской пошлиной[8]8
Зундская пошлина – плата, взимаемая Данией на протяжении XV–XIX вв. за проход через пролив Эресунн иностранных торговых судов.
[Закрыть]. А то что-то она слишком дорого стала мне обходиться…
– А не испужаются свеи с нами воевать-то? – снова развернулся я к главе Посольского приказа.
Но ответил мне не он, а Пошибов:
– Это навряд ли, государь. То есть в шибкую войну с нами они ввязываться не осмелятся. А вот этак, вроде слегка поучить, – глава моей секретной службы еле заметно усмехнулся, – вполне захотят. Карл Густав считает, что зазря Густав Адольф русского медведя совсем за озера, реки и болота не загнал, а только лишь пригрозил.
Мы с Качумасовым обменялись улыбками, потому как в таком мнении и Кристины, и Карла Густава была не только их, но еще и моя с главой моего Посольского приказа вина. Еще пять лет назад всем моим агентам при иноземных дворах, где бы они ни находились, велено было, едва только завидев на горизонте кого из шведов, тут же вступать с ними в разговор, в коем непременно упомянуть о том, какой грозный и великий полководец был покойный батюшка королевы Кристины и какой мудрый русский царь, заключивший с ним самое первое «сердечное согласие». Не вызывало сомнений, что большая часть таких разговоров непременно была донесена до тех или иных августейших ушей и явно подвигла их обладателей к мысли о том, что русские очень боятся шведов.
Я снова развернулся к Беклемишеву:
– Значится, так, генерал: торопиться не надо. У тебя еще не менее восьми месяцев. До осени шведы все одно в войну не ввяжутся, так что собирай полки с жилого и… жди главнокомандующего.
Генерал понимающе кивнул. А что тут было неясного? Понятно же, кого я имел в виду – Ваньку, своего старшенького. Он покамест торчал на Амуре, куда я его заслал еще пять лет назад, но по первому снегу должен был двинуться в обратный путь, оставив «на хозяйстве» моего среднего сына Данилу. Того я два года назад, сразу после выпуска из той же пушкарской школы, отослал в Уральскую вотчину, в коей у меня были сосредоточены самые продвинутые технологии. Подальше от излишне любопытных глаз, так сказать… В Приамурье теперь требовалось создавать свою промышленную базу, а то когда циньцы окончательно разберутся с Китаем, они вполне могут позабыть все договоренности и наплевать на заключенные союзы. И развернутся на север, дабы, как это называется, «обезопасить границы». Позволять им это делать я совершенно не собирался. Так что после того, как Иван разобрался с созданием там мощной военной инфраструктуры, заодно получив опыт организации обустройства новой территории, Данька должен был заняться там созданием инфраструктуры промышленной. После чего нас с Дальнего Востока уже никаким колом не вышибить…
– Все собирать, государь?
Я задумался. Общая численность армии при полной мобилизации могла составить почти двести пятьдесят тысяч человек. Из них около тридцати тысяч составляли даточные контингенты подвластных кочевых народов, около восьмидесяти тысяч садились в доведенные до полного штата гарнизоны крепостей и оставались в гарнизонах сибирских городков и острожков, еще двадцать тысяч составляли казаки, а остальное – полевая армия. Но это все только исходя из списочной численности. Реально же под ружьем у меня находилось всего около восьмидесяти тысяч – тридцать по крепостям и сибирским городкам и пятьдесят – в полевой армии, дислоцированной по военным городкам… ну не считая казаков и кочевников, кои жили по своим местам дислокации. Дело в том, что весь рядовой, сержантский состав и офицеры регулярной армии, за исключением кирасир, служили по принципу «три-два-три-четыре-три». То есть срок службы в мирное время был определен в пятнадцать лет. Из них реально в полку служивые проводили только девять лет. Остальные шесть – на жилом.
Сначала стрельцов, пушкарей или драгун призывали в учебные роты штатных полков, где они проходили первоначальную подготовку в течение одного года. После чего всех новиков отправляли уже в штатные роты, где их продолжали гонять в воинских умениях два-три года, параллельно прививая правила гигиены, а также расширяя кругозор и совершенствуя знания в цифири и письме в полковых школах. Наиболее смышленых ставили на должности капралов, из коих отбирались кандидаты в сержанты. Хотя по большей части капралы и сержанты набирались, конечно, из тех, кто служил уже второй служебный такт… Тем, кого отобрали, далее прямая дорога лежала в сержантскую школу, затем на должность и, при должном рвении и наличии способностей, даже и в офицерскую академию. Остальных после первоначальных трех-четырех лет службы распускали на жилое. На два года. По истечении этого срока опять собирали в военном городке и после годичной переподготовки и нового слаживания еще на два года отправляли на гарнизонную службу. Откуда они опять распускались на жилое, чтобы теперь уже через четыре года опять собраться в военном городке и уже три года снова готовиться к полевой войне. По-старому служила только некоторая часть гарнизонов, в основном в сибирских городках. Но там я и не собирался ничего менять, поскольку тем гарнизонам в скором времени предстояло просто тихо уйти в небытие. Эти земли все больше и больше превращались из фронтира во внутренние провинции моей огромной страны…
Итак, всех или нет? Армия – лучший инструмент построения государства. Причем не столько как военная сила, сколько как социальная структура. С ее помощью можно очень многое сделать с определяющей общественной силой – мужчинами. Именно вследствие вот такого моего подхода даже подавляющее большинство крестьян уже начало соблюдать правила гигиены и элементарные санитарные нормы, благодаря чему за последние двадцать лет в стране не случилось ни единой крупной эпидемии. И вообще, служивые среди крестьян и посадских были в большом авторитете. Ибо все они поголовно были куда как грамотнее большинства населения, ну да для того солдатские школы и заводились, да и к тому же практически все они были людьми весьма денежными… ну когда уходили на жилое. Пьянство на Руси при мне было не шибко развито.
Бюджет у меня был достаточный, «пьяные деньги» для его пополнения мне были не нужны. Так что большинство стрельцов и драгун не пропивало, а прикапливало жалованье, чтобы появиться перед сродственниками и знакомыми этаким «купчишкой», коий может запросто нанять артель, чтобы буквально за день-два поставить избу, купить корову или, скажем, поставить кузню либо гончарню «в доле», да и вообще почти что «помещиком». И эти денежные вливания в сельскую и посадскую среду очень ощутимо двигали сельскую и городскую экономику. Да и с демографией все было неплохо. Столь завидные женихи очень редко оставались невостребованными, а что касается трехлетних отлучек, так с таким денежным мужем вполне можно было и потерпеть три годика. Тем более что за первые два года на жилом служивые успевали заделать женам по паре ребятишек, а к следующему возвращению мужа со службы бабы уже были вполне готовы снова забрюхатеть…
Но двести пятьдесят тысяч бюджет никак не потянет. И так эвон сколько расходов. Одна стройка в Кремле уйму денег жрет. И конца-края ей не видать. Ну да Версаль, как мне тот дедок в Париже рассказывал, чуть ли не пятьдесят лет строили, а у меня тут едва ли не большие площади получаются. Да и строят не в пример качественнее. Дуб на балки и перекрытия мореный идет. Специально под стройку пришлось под Москвой морильные пруды закладывать. И цареву службу лесничих создавать, для пригляда и насаждения лесов и боров с нужной древесиной. Впрочем, сие не только для дворца делалось… Более всего сажали дуб, бук и ясень, а также корабельную сосну в местах, из коих лес к верфям доставлять удобно. Корабли-то еще лет двести из дерева строиться будут – есть время вырасти. Потому как то, что само по себе росло, с такими темпами вырубки могло скоро закончиться. Ну хотя бы в наиболее удобных местах. Да и царевы дороги ох в какую копеечку обходятся. А с другой стороны – банк у меня работает вполне успешно, и треть денежного оборота идет через вексельные и ассигнационные схемы, так что золотой и серебряный запас накоплен достаточный. Выдюжу…
– Все собирай! – рубанул я рукой. – Надобно всю армию в бою опробовать. А то совсем разжирели, по военным городкам да гарнизонам сидючи. Да и по свеям надо так врезать, чтобы впредь более никогда в нашу сторону недобро не глядели.
Беклемишев слегка насупился. Ну насчет «разжирели» – это я, конечно, загнул. Ни одну армию в мире в настоящее время не готовили так, как русскую. Достаточно сказать, что одних пеших маршей за трехлетний «служебный» такт стрельцы должны были отмахать не менее восьмисот верст[9]9
Верста – тысяча саженей, сажень – три аршина, аршин – около 71 см. Следовательно, сажень – более 2 м, а верста – более 2 км.
[Закрыть]. Либо по служебной необходимости, либо, коли таковой не объявится, для учебы. А драгуны и поболее – тысячу двести. Ну да учеба – не война. Перед той войной с Густавом II Адольфом тоже шибко готовились, а как на поле боя столкнулись – так едва выдюжили… А что касаемо расходов – на год казны хватит, а там соберу Земский собор и снова введу чрезвычайный налог. У людишек в кубышках денег скопилось немало – поднатужатся… Зато сыну оставлю армию, в коей большинство служивых пороху понюхают в большой войне, да под залпами выстоят, да генералы опыт приобретут. Мне же в склепе спокойнее лежать будет…
– Значит, война, государь? – подытожил Качумасов.
– Ежели нас вынудят, – хитро усмехнулся я.
И все рассмеялись. Вынудят, как же. Да ежели государь того пожелает, то просто не смогут не вынудить! А что вы хотели? Я – старый волк и согласен воевать только тогда, когда сам к этой войне готов… а не когда к ней готовы другие.
3
– Фи-фи-фиу! – Лихой свист разнесся окрест, сбив с деревьев нахохлившихся снегирей и синиц.
Олениха с тремя уже заматеревшими молодыми оленями, продолжавшими следовать за матерью скорее по привычке, чем по какой-то особенной необходимости, прянула ушами и легким шагом двинулась в сторону противоположную той, откуда донесся этот лихой свист. Ибо он означал опасность. Так шумно вели себя в лесу только чужие. Эти чужие появились здесь не так уж и давно. И были очень похожи на один из народов леса, поскольку так же ходили на двух задних лапах, одевались в не свои шкуры и пахли опасным дымом, но тот народ знал и чтил лесные законы. Эти же вели себя как хотели, не соблюдая законов и не уважая установлений, и потому добра от них ждать не стоило. Следовательно, хотя ничто и не говорило за то, что чужие затеяли здесь свой буйный охотничий гон, поскорее убраться с их пути – было самым разумным поступком. А еще никто в лесу не мог упрекнуть олениху, что она хоть раз не прислушалась к голосу разума…
– Эй-гей-гей! – заорал шедший ходкой рысью в голове довольно многочисленной, под сотню всадников, кавалькады высокий молодец, одетый в форменный драгунский полушубок с погоном на левом плече, на котором посверкивали знаки различия лейтенанта. В руках он держал пику, увенчанную небольшим штандартом, означавшим, что в составе отряда едет член царской фамилии.
Ехавший в паре шагов вслед за ним всадник усмехнулся:
– Эк тебя, Лукьян, и свербит!
– Так домой же едем, царевич-государь! – весело отозвался драгун. – Жуть как по русским бабам соскучился. Эти дючерки надоели хуже горькой редьки. Потны, грязны – мочи нету.
– Угу, то-то ты с их деревни и не вылазил, – тут же поддел его другой всадник, – наверное, от шибкого отвращения.
Вокруг тут же охотно разлился громкий хохот. Сразу было видно, что кавалькада состоит из молодых, здоровых и полных энергии парней, которые всегда готовы всласть позубоскалить и повеселиться.
– Ты давай, Лукьян, похоть-то свою поумерь, – отсмеявшись, снова свернул на поучительный тон всадник, коего лихой драгун назвал царевичем-государем. – А то вскоре на уральских рудах окажешься. Это здеся, у диких народов, русскому девку подложить – в обычае и правиле. А мы ноне на Русь-матушку возвращаемся. Там ежели кого недобрым обычаем снасилишь – тут же в железа угодишь.
– Да почто ж недобрым-то, царевич-государь? – весело отозвался драгун. – Нешто на такого молодца, как я, какой горячей вдовушки не отыщется? Ни в жисть не поверю!
И все снова засмеялись.
Из Сунгаринской крепости царевич с конвоем выехал через несколько дней после ледостава. Вышли одвуконь да с вьючными, взяв во вьюки добро овса, поэтому шли ходко и за четыре дня добрались до Яроцкого острога, что стоял при слиянии Амура и Сунгари. Могли и быстрее, но на Сунгари лед пока был хрупкий, потому шли сторожко, часто уходя с реки на берег, что немного замедляло движение. В Яроцком остроге дали коням двухдневный роздых, да и сами попарились в баньке, отдохнули и отоспались в тепле. После чего, взяв проводников из местных, Амуром двинулись к Албазину.
В Албазине встренулись с конвоем среднего брата царевича Ивана – Данилы, коий еще по чистой воде убыл на Амур встречать вызванных им из Уральской царской вотчины рудознатцев. Братья обнялись, потом Данила ехидно поддел брата:
– Что, старший, жениться едешь?
Официальной причиной того, что наследник престола следовал в столицу, действительно считалась его предстоящая женитьба. Нареченная невеста царевича, дочь нового португальского короля Екатерина Браганская, коей только-только исполнилось шестнадцать лет, аккурат по весне должна была отправиться в путешествие к своему будущему мужу.
– Еду, – усмехнувшись, отозвался Иван, а затем прищурился и подковырнул брата в ответ: – И надеюсь, что у меня первая брачная ночь сразу же опосля венчания будет. А не как у некоторых…
Данилу, несмотря на то что он был младше брата на три года, уже оженили. На дочери вассала Российского государства герцога Курляндского Якоба Кеттлера – Луизе Елизавете. По личной просьбе самого герцога. Якоб Кеттлер мечтал о развитии колониальной торговли, но втиснуться в эту чрезвычайно выгодную нишу можно было, только заимев собственные колонии, поскольку колониальная торговля была крайне монополизирована и ни испанцы, ни голландцы, ни французы, ни англичане, ни даже русские иностранных купцов в свои колонии не пускали. Более того, корабли под чужим флагом, застигнутые в собственных водах, считались призом. Герцог предпринял несколько попыток организовать свои собственные колонии – в Вест-Индии, на острове Тобаго, и в Африке, на острове Святого Андрея. Но ему было совершенно ясно, что сил одного его герцогства для их удержания крайне недостаточно. И потому он сделал хитрый ход, сосватав дочь за русского царевича и отдав в приданое за ней свои колонии, но оговорив при этом права своих купцов торговать в них беспошлинно. Как там дело пошло дальше, обоим царевичам было неизвестно, но, зная волчью хватку батюшки, а также уже имеющуюся у России в Вест-Индии опорную базу в виде полученного за их матушкой в приданое острова Гваделупа, ныне переименованного в Святую Марию, как раз в честь матушки, можно было предположить, что все курляндские колонии уже прочно закреплены за Россией…
Но дело было в том, что столь ранняя женитьба никакой регулярной семейной жизни Даниле не принесла, потому как брак был чисто политическим. Жена его была покамест шибко мала, ей только исполнилось восемь лет, и она жила в семье отца, однако через пару лет должна была отправиться в Россию для обучения в организованной матушкой царицей Подсосенской монастырской школе.
Так что Данила в ответ на подначку лишь расхохотался.
– Что нового слышно? – спросил Иван, когда брат успокоился.
В конце концов, Данила был на двадцать дней пути ближе к столице, чем он сам. И уже встретил пару зимних караванов, везших в Приамурье хлеб, коего там выращивалось еще сильно недостаточно, железо, свинец, а также иные необходимые товары и… людей. Организованное переселение даточных людишек в эти края государь приостановил уже давно, снова занявшись заселением Восточного Поволжья и Дикого Поля, но охотников переселиться на новые русские земли все равно было немало. Бывало, и до десяти тысяч за зиму набегало.
Данила пожал плечами:
– Много разного. Ольку за сына римского кесаря Фердинанда сватают.
– За какого?
– За Леопольда… он ноне у кесаря один остался.
– А старший где, Фердинанд Венгерский?
– Помер.
– Эх ты, так это Олька у нас императоршей станет? – поразился старший брат.
– Похоже, – снова пожал плечами Данила, его титулы волновали мало. Гораздо больше его волновала всякая техника. – Потом королева свейская Кристина от престола отреклась, и ноне ее брательник Карл Густав у свеев царствует. А еще свеи летом наших купчишек в Риге побили да пограбили.
– Свеи?
– Ну… вообще-то шепчут, что немцы рижские. Но поскольку они под свеями ходят, то…
Иван понимающе кивнул. А что тут говорить-то? Чья власть – тому ответ и держать. И вся недолга.
– А еще ходят слухи, что батюшка войска исполчает.
Иван радостно сверкнул глазами и хлопнул себя по коленке.
– Ну наконец-то! Эх и ввалим мы свеям, чтобы неповадно было…
– Ох, братик, – снисходительно посмотрел на него Данила, – все бы тебе воевать…
Иван рассмеялся:
– Ну, братик, ты прям как батюшка! И с чего бы это всё? Ну где я здесь-то воевал? За три года, что я здесь, токмо два рейда и было. Да и в них не воевали вовсе, а замиряли. Эвон, восемнадцать монгольских родов ныне не под журженями, а под нами ходят. Нечто плохо?
– А ну как журжени обидятся?
Но старший брат махнул рукой:
– Ништо! Им сейчас совсем не до нас. Наоборот, еще сильнее в друзья набиваются и снова пушек и пищалей просят. У них на юге такие дела творятся, им там еще колупаться и колупаться. В общем, лет десять у тебя, братик, есть. Ежели… – Иван хитро прищурился, – батюшка тебя обратно раньше не потребует. Супружеский долг сполнять…
До Байкала добрались к середине декабря, так что Рождество встретили в Иркутске-городке, где отдыхали до наступления нового, тысяча шестьсот пятьдесят пятого года. А третьего января тронулись дальше.
К ледоходу успели добраться до Соли-Камской, где седмицу пережидали, пока шел лед, а затем загрузились на уже приуготовленные к их приезду лодьи, поскольку о времени их прибытия было заранее отправлено известие по голубиной почте, и двинулись далее водой. Дошли до Рязани, а там уже конным ходом напрямки двинулись на Москву.
Уже на подъезде к Москве, в начале июня, выехали на строящуюся цареву дорогу. Вернее, то, что она строилась, было видно по тому, в каком она была состоянии, а вовсе не по тому, что на ее строительстве работало так уж много людей. На насыпи деловито ковырялось около двух десятков человек. Руководивший работами поляк в кунтуше, не дозволявшем никаких сомнений относительно его национальной принадлежности, по-русски сняв шапку, поклонился царскому штандарту, но затем принял столь высокомерный вид, что царевич невольно натянул поводья и рассмеялся.
– Э-э-э… пшепрошем ясновельможному пану, – выудил он из памяти куцые знания польского языка. В царевой школе кроме обязательных греческого, латинского и немецкого он учил испанский и шведский. А из польского помнил с дюжину слов, краем уха ухваченных от тех, кто учил польский. – Можно спросить?
– Чем могу быть полезен сиятельному пану царевичу? – с достоинством ответствовал поляк.
– Я просто хотел поинтересоваться, как идут дела. Как люди, хватает ли? Не ленятся ли?
– Э-э-э, сиятельный пан царевич… – руководитель работ воздел кверху палец, – у вашего батюшки даже поляки не ленятся! А мы это дело куда как любим. Что уж говорить о русских?! А если вы хотите спросить, почему у меня работает так мало людей… Так на то есть простой ответ – крестьяне на полях. Людей на работы мне дают на месяц-полтора летом, после того, как крестьяне закончат сев и посадки овощей, и до того, как начнется уборка. А потом еще месяца на четыре зимой, с перерывом от Рождества до Крещения. И все! Рабочих рук бардзо мало. Если бы у меня было хотя бы столько же, сколько было, когда мы строили тот канал между Цной и Тверцой… А с тем, что мне дают, мы будем строить эти дороги сто лет! Пшепрошем, я столько не проживу.
Царевич задумчиво кивнул. Да… чего уж тут говорить, ежели за пять с лишним лет, что его не было, построен только участок в тридцать верст! То есть этот участок, конечно, не один. Насколько Иван помнил, строительство вели сразу несколько артелей, на разных участках, но строительство царевых дорог явно затягивалось. А он теперь, после стольких лет на самом дальнем востоке страны, отлично понимал необходимость хороших дорог… Царевы же дороги должны были получиться на диво хороши – широкие, с выпуклой проезжей частью, с коей должна скатываться дождевая вода, да еще и укрепленной щебнем и такой ширины, коя позволяла свободно разъехаться двум армейским повозкам, с большими обочинами, с канавами для сбора дождевой воды про краям. Куда там римским виа, по примеру которых они вроде как и строились. Единственное, что те были мощеными… ну да лиха беда начало. И эти замостим! Но как ускорить строительство – неясно. То есть нет, как раз ясно. Нужны рабочие руки. Но где их взять? Вероятно, бригадам дорожных строителей и так выделяют максимум того, что возможно выделить, если не разорять крестьян. Если уж поляк не ругается, значит, большего действительно выделить невозможно…
До Москвы добрались к обеду следующего дня, заночевав прямо в лесу на бивуаке. И уже в столице узнали последние новости. Например, что Екатерина Браганская с посольством и в сопровождении своего младшего брата Альфонсу, ставшего наследником престола вследствие смерти старшего брата Тоеодосио два года назад, уже прибыла в страну и на данный момент добралась до Великого Новгорода. Но Ивана волновало отнюдь не это, пусть и касающееся его напрямую событие. И даже не то, что у отца в Александровой слободе сидело аж два посольства – датское и польское. Хотя то, что здесь оказались последние, было удивительно. И даже странно, поскольку ненависть польской шляхты к русским была общеизвестна, а отправить посольство без приговора сейма нынешний польский круль Ян II Казимир был совершенно неспособен… Молодого царевича волновало лишь то, что слухи об исполчении войска полностью подтвердились. Ибо сие почти точно означало, что войне – быть!
Так что в Москве царевич задерживаться не стал, сразу помчавшись в Александрову слободу.
Соскочив с коня на дворе старого дворца, коий служил его отцу, царю русскому Федору II Борисовичу присутственным местом, Иван бегом взлетел по ступенькам крыльца и, проскочив большую приемную залу, будто молодой вихрь, ворвался в кабинет отца. Отец был не один. За круглым столом сидели генерал-воевода Беклемишев, окольничий Пошибов и глава Посольского приказа Качумасов, а также глава приказа Большой казны Трубецкой. Иван притормозил и, бросив взгляд на отца, который только кивнул ему, продолжая слушать главу приказа Большой казны, послушно сел, сверля отца горящими глазами.
Наконец боярин Трубецкой закончил. Царь помолчал, что-то черкая в своих записях, кои делал во время доклада, а потом отодвинул их и развернулся к сыну.
– Мать видел?
– Нет, батюшка, я…
Но царь не дал ему закончить.
– Что, на войну проситься прискакал? – недовольно спросил он и, не дав себе труда выслушать ответ, отрезал: – Не пущу. Нечего тебе там делать! У тебя свадьба на носу! Невеста через две недели уже здесь будет.
– Но, батюшка! – обиженно взревел царевич, не заметив, как удивленно округлились за его спиной глаза генерал-воеводы Беклемишева. – Как же это… Я ж…
– Людей убивать рвешься?
– Нет! – возмущенно воскликнул царевич, но тут же поправился: – То есть и это тоже делать придется, война же, но не для того я в войско рвусь. Удовольствия от душегубства никогда не испытывал и испытывать не буду. Но в войско я ехать должон. Да хоть кем. Хоть сержантом. Уж сию-то должность я потяну. Обучили! Я… славу и победу державе нашей принести хочу.
– Славу и победу? – усмехнулся царь. – А знаешь, сын, ни то, ни другое ей не очень-то и надобно…
При этих словах Иван впал в ступор. Как это славы и победы державе не надобно? Это что ж такое государь и отец говорит-то? А что же ей тогда надобно? Бесславие и поражение, что ли?
Царь с усмешкой наблюдал за волнами недоумения, которые одна за другой прокатывались по лицу Ивана, и вдруг спросил:
– А вот скажи-ка, сын, зачем нам война?
– Ну… как? Дабы свеев наказать!
– За что?
– За обиды давние. И недавние тож. Да за рижскую замятню! Оне же наших людишек побили да пограбили!
– Девять человек, – спокойно отозвался отец. – Ежели окольничий, – он кивнул в сторону Пошибова, – более никого еще не отыщет. Но это вряд ли. Он искал тщательно. Прошлым летом таковых лишь семеро было, еще двое за зиму отыскались… У купцов за сезон в десять, а то и в сто раз более людишек гибнет. От болезней, татей или волной с кораблей смывает. Стоит оно войны?
Иван насупился.
– Ну… нет. Но оне ж нам пошлины…
– Пошлины они только в прошлом годе подняли. По осени. После смерти Оксеншерны. Да и не шибко. Мы на той же Зундской пошлине куда более теряем. Однако же с Данией воевать и не думаем. Наоборот, к союзу с ими склоняемся. Или я в сем неправ?
Царевич задумался. Похоже, отец устраивал ему нечто вроде экзамена. На то, как сын в политике разумеет. И тут надо было держать ухо востро.
– Я так думаю, батюшка, – начал Иван после некоторого размышления, постаравшись сколь возможно обуздать бушующие в нем чувства и отвечать кратко и по существу, – тут дело вовсе не в рижской замятне. Она – повод, не более. И не в пошлинах тяжких. А… в том, что свеи нас за горло держат. И всю нашу балтийскую торговлю, коей наше государство богатеет, вполне способны к ногтю прижать. И сделают сие, как только захотят. Вот за то, чтобы у них той возможности не было и чтобы мы могли завсегда свободно торговать, за то мы и будем воевать.
Отец некоторое время молча смотрел на сына, а затем на его губах мелькнула улыбка, и он кивнул:
– В общем, верно, сынок. Хотя… полной свободы никому, никогда и ни в чем достигнуть не удалось. Вот, скажем, ежели мы свеев разгромим…
– Да как же ежели-то, батюшка?! – вскинулся царевич, но царь Федор вскинул руку, и Иван послушно умолк.
– Так вот, ежели мы свеев разгромим, то полной свободы в торговле нам все одно не достичь. Потому как даже после того, как мы свеев с шеи скинем, датчане со своей Зундской пошлиной останутся, а там и англичане пакостить начнут. Эвон оне как голландцев-то в прошлом годе пощипали![10]10
Имеется в виду первая Англо-голландская война 1652–1654 гг.
[Закрыть] Да и те же голландцы на нас уже очень давно недобро посматривают. Так что любой результат – всегда временный. Очень многое из того, что люди достигают войной, можно достигнуть другими способами – соглашением, браком между наследниками, подкупом, да и просто демонстрацией своего могущества. Даже подкуп все одно обойдется дешевле войны. Потому что войны чаще всего разорительны. Не говоря уж о том, что в них гибнут люди, кои, а вовсе не золото, и есть главное богатство любого государства. Золото имеет свойство быстро кончаться, и ежели у тебя нет подданных, то взять новое тебе неоткуда, а вот если есть… – Царь замолчал.
Иван помолчал, переваривая сказанное, а затем осторожно спросил:
– Но зачем же ты тогда исполчаешь армию?
– Вот! – Царь наставительно поднял палец. – Добрый вопрос! И как ты думаешь?
Царевич несколько минут сидел, покусывая губу и напряженно размышляя, и наконец нерешительно произнес:
– Ну… эта война обойдется дешевле?
Царь усмехнулся.
– Она уже проделала здоровенную дыру в моей казне, а через месяц собирается Земский собор, который наложит на страну такую же денежную тяготу, коя была во времена Польской войны… Сумеешь подсчитать, сколь долго из тех денег мы могли бы платить свеям любые пошлины?
– Тогда не знаю… – вздохнул царевич.
Его отец улыбнулся.
– А между тем ты прав. Война действительно обойдется дешевле. Но чем что? – Царь замолчал.
Царевич некоторое время ожидал продолжения и, не дождавшись, повторил:
– Чем что?
– А вот давай посчитаем! – рассмеялся царь. – Во-первых, армия будет воевать. Хорошо это или плохо? На первый взгляд – плохо. Мы же с тобой разобрались, что воевать дорого и накладно. Все проблемы можно решить миром. Но! Как ты думаешь, дадут ли нам возможность всегда решать их миром?
Царевич убежденно мотнул головой:
– Нет, конечно. Непременно кто-нибудь решит, что проще отнять либо принудить силой, чем договориться. И нападут. Даже ежели мы сами не будем хотеть воевать.
– Вот! Значит – воевать все одно придется. И, как ты верно подметил, не только тогда, когда сам решишь, но и тогда, когда тебя вынудят, хоть ты сего и не хочешь. Так?
– Так.
– А скажи-ка, сын, какая армия будет воевать лучше – та, вои коей до сего момента никогда и ни с кем не воевали, либо та, где уже пороху понюхали?
Сын усмехнулся. Мол, что за странный вопрос… Поэтому царь не стал ждать ответа, а сразу продолжил:
– Значит, пока нас не вынудили – стоит подгадать момент да и дать возможность понюхать пороху своей армии в той войне, в которой мы не токмо почти точно не проиграем… Тут угадать заранее невозможно, как бы сие ни казалось очевидным. Вона те же журжени вроде как куда как менее войск супротив миньцев имели, а гляди-кась, как оно обернулось! Но хоть в той, которая нам полной катастрофой не грозит… а в случае коль выиграем, еще и пользу принести может. С этим понятно?
– Да, батюшка.
– Считаем дальше. Свеи сами воевать хотят?
– Ну… не знаю, батюшка.
– А где твои уши были, когда Качумасов о сем рассказывал?
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?