Текст книги "Американец"

– Двойной эспрессо, пожалуйста!

К моему удивлению, принес кофе не бармен, а оставшаяся «ночная фея».

– Не возражаешь, если тут посижу? – спросила она. – А то до метро еще долго, заняться нечем. Да и ты, я вижу, никуда не спешишь. Как раз время и скоротаем.

– Ну и о чем будем говорить? – саркастически спросил я.

– Да о чем хочешь! – беззаботно ответила она. – Хочешь, можешь и со мной в английском попрактиковаться. У меня акцент абсолютно точно не сильнее, чем у этого ozzy[30]30
  Прозвище австралийцев.


[Закрыть], с которым ты болтал.

– Оззи?[31]31
  Восточных немцев принято звать «осси» или «оззи», что созвучно.


[Закрыть] Разве он из ГДР?

– ГДР, парень, нет уже десяток лет! – весело сказала она. – Где ты их проспал? Ну а в остальном… Австралийцев тоже зовут ozzy, не только восточных немцев. Почему так схоже, честно скажу, сама не знаю. Но по мне, так австралийцы прикольнее.

– Больше платят, что ли?

– А хоть бы и так! Не твой же хлеб отбиваю, верно? Чего ж тогда «быкуешь»?

– Ладно, извини. Как звать-то тебя?

– Ланой зови. Сам-то куда летишь? И как к тебе прикажешь обращаться?

– Юра. А лечу… – тут сердце вдруг сбойнуло, и вышла какая-то торжественная пауза, – лечу в Штаты!

– Чего так торжественно-то? Первый раз, что ли?

Я смутился. Действительно, вышло излишне пафосно. А с чего вдруг? Ведь в этом нет ничего особенного. Рядовое событие. Знакомство не с чудом каким-то, а нормальной жизнью. Именно что – с нормальной! И пафос тут неуместен. Пришлось оправдываться:

– Да нет, сделка просто интересная светит. Да и вообще – новый уровень работы. Международный. Вот и волнуюсь…

– И зря! – Лана снова улыбнулась и продолжила: – Ты, Юра, мне поверь! Все у тебя нормально будет! У меня глаз на людей верный.

Слышать такое было приятно, и я поневоле посмотрел на нее с приязнью. Хм. А ведь и ничего так из себя. Может…

– Слушай, а давай и правда пойдем ко мне. Часика два у меня точно еще найдется… Выпивку брать?

– Если мне – то ром, лед и колу. По раздельности. Сама смешаю.

Я послушно пошел к бару и взял все перечисленное на двоих. В номере Лана скинула обувь и начала колдовать с напитком, видимо, добиваясь неведомых мне нюансов вкуса. Ни дать ни взять – заправский бармен.

– Слушай, а если у тебя так с языком хорошо, что ж ты сама в Штаты не поедешь? Там жизнь-то всяко лучше!

– А это, Юра, смотря кому. Другая бы наврала, что ее мама тут держит больная или дочка там маленькая… Да и я в другой раз наврала бы. Но сейчас мне просто лениво сочинять. Потому просто скажу: там я только тем же самым могла бы заняться. Только классом пониже. Обслуживала бы шоферов у дороги…

– Это почему же? – напрягся я. Все эти рассказы про несчастную жизнь наших эмигрантов меня уже начали доставать. Есть, конечно, есть те, кому и в раю будет плохо. А есть просто те, кто пальцем пошевелить не готов, чтобы жизнь свою улучшить. Но обвиняют они в своих бедах отчего-то не себя, а страну, которая их приютила. И, между прочим, кормит, пока они «ищут свой путь».

– Да потому, Юра, что жизнь человеку не страна определяет, – неожиданно подтвердила она мои мысли, – язык знать мало, еще вкалывать надо. Но если руками вкалывать, то я здесь больше имею. А головой работать – лениво мне.

Я помолчал. Не хотелось спорить. Женщины у меня не было давно, а она своей простотой чем-то напоминала Иришку.

– Иди сюда! – позвал я ее. – Два часа – это не долго!

Хотя, мысленно спошлил я полчаса спустя, вышло как раз долго. И – неожиданно бурно.

Лана умчалась в душ, а потом снова стала готовить свой коктейль. А я снова любовался ею. И – поневоле вернулся мыслями к ее словам про эмигрантскую долю.

– Вот ты говоришь, от человека самого многое зависит! Правильно говоришь, my darling![32]32
  «Моя дорогая» (англ.).


[Закрыть] Только это не вся правда! От страны тоже зависит многое. Страна должна обеспечить человеку возможность спокойно ходить по улице, не боясь, что ограбят. Возможность жить и работать, невзирая на расу или национальность. Тем, кем он может! И чтобы бандиты от закона прятались, а не свои законы всем устанавливали – тоже дело страны. И чтобы бизнес свой мог открыть кто угодно, а не только тот, кто с чиновничьей крышей договорился. Видишь, сколько от страны зависит? Вот потому я туда и лечу. Что здесь все это я имею с трудом и вопреки власти. А вот там… Там такие, как я, это получают легко! И даже я могу туда приехать и устроиться! Потому что эту страну создали эмигранты, понятно? И потому что в ней свобода бизнеса – основа основ. Только работай, старайся, и все получится…

Я замялся, не зная, что еще сказать. Но девушка пришла мне на помощь:

– Хороший тост получился! Наливай, выпьем за него! Я тебе уже сказала, у меня глаз верный. Все у тебя получится, все нормально будет! За твою мечту! Чтобы сбылась побыстрее!

– Ну! За сбычу мечт! – присоединился я.

Нью-Йорк, 1 августа 2001 года, среда, день

– Wow! Круто-то как!!!

Это было нереально! Нет, это вовсе не походило на сон. Притом что Нью-Йорк оправдывал все ожидания, реальные события были чуть другими. С привкусом реальной жизни.

К примеру, таксист, который вез меня из аэропорта Кеннеди в отель, оказался типом угрюмым и неразговорчивым. Да и в пробках пришлось немного постоять, что меня сильно нервировало. Обидно было терять на это время. Но зато ритм Манхэттена, ритм современной Америки чувствовался даже из салона такси. Голова от обилия впечатлений шла кругом. К тому же, в отличие от нашей отсталости, здесь можно было расплатиться кредиткой даже за такси. И за отель. И за обед. И за экскурсию к статуе Свободы. Так что наличных баксов я так и не снял.

Хотя выбранный мной отель Holiday Inn Express вполне соответствовал уровню три звезды (приемлемо, но без лишней роскоши), номера в нем стоили на все четыре. Впрочем, знал, на что иду. Зато – Уолл-стрит. И всего километр до фондовой биржи. Пешком можно дойти до пристани, откуда к статуе Свободы катера отправляются.

Что я и решил сделать. Музеи меня подождут. А вот эти два символа Соединенных Штатов – нет. Почему два? Да потому, что я обязательно решил посетить еще и Ellis Island[33]33
  Небольшой островок рядом с островом Свободы, на котором и находится статуя Свободы. Входит в состав монумента статуи Свободы и находится неподалеку от нее. Знаменит, как «ворота для эмигрантов», действовал с 1892 по 1954 год, пропустил более 12 млн эмигрантов.


[Закрыть].

Однако оказалось, что похожую программу имел не я один. Хотя я заказал и оплатил билеты на экскурсию заранее, по Интернету, тем не менее, оказалось, что это не избавляет от стояния в очереди. До Battery Park, откуда отправлялись паромы, я добрался за целых пятнадцать минут до отправления последнего парома. И вот там-то и выяснилось, что я – лох. Лох конкретный, волосатый. Не учел, что Америка – не Россия и тут никто людей за убогих не считает. Сами должны думать. А я не подумал. Не учел, что, хотя билет до Ellis Island у меня был, но вот последний паром, который отправлялся в половине четвертого, как выяснилось, на этот остров уже не идет. Так что я – в пролете. Но это еще полбеды. А настоящая беда была в том, что не я один на символы самой свободной и передовой страны мира посмотреть хочу. Так что билет-то у меня был. Но передо мной была очередь такой длины, что надежды попасть на этот последний паром не оставалось[34]34
  Авторы знают, что на самом деле Воронцову как купившему билет через Интернет, был положен проход через отдельный вход и вне очереди. Но он вполне мог не разобраться. С приезжими это частенько случается, особенно в чужой стране и в крупном городе.


[Закрыть].

В очереди я стоять не стал. Смысла не видел. Отошел в сторону и попытался скорректировать планы.

– Хей, бро! – раздался сзади тихий голос. Обернувшись, увидел классический персонаж «толстого негра», растиражированный Голливудом.

– Тихо! – предупредил он, – не дергайся! Что, на экскурсию не успел?

– Да! – уровень моего английского не позволял ответить так цветасто, как хотелось.

– Не переживай, бро! В «Большом яблоке»[35]35
  «Большое яблоко» – прозвище Нью-Йорка.


[Закрыть] народ гостеприимный. И деловой. Заплатишь полтинник, чтобы я решил тебе проблему? Попадешь на паром и посмотришь на остров.

Думать пришлось быстро. Отказываться глупо. С другой стороны, глупо и соглашаться, преступность-то здесь есть, и немалая. Причем негры составляют значительную часть криминального сообщества.

– Поехали, но у меня только кредитка. Да и на той всего сотня баксов, – подумав, сформулировал я ответ.

– Бро! Я же сказал, решу проблему за полтинник. И кэш не обязательно. Платить ты будешь за такси, а там аппарат для карточек есть. Ну что, поехали?

– Поехали! – согласился я. А что еще мне оставалось делать?

В начале поездки он пытался отвлечь меня разговором, но я был полон мрачных предчувствий и не поддавался. Впрочем, длилось это недолго. Поездка была короткой и никак не могла стоить пятьдесят долларов, но чек, который он мне выдал, был именно на такую сумму.

– Пошли, бро, не сомневайся, я часто так приезжих выручаю! – вещал он, продвигая меня куда-то вперед. – Вы все к компаниям обращаетесь, а там одни жулики. Они с тебя и за экскурсию денег возьмут, и за паром… А отсюда, из South Ferry, паром бесплатный. Идет до самого Staten Island, от статуи Свободы всего в сотне-другой ярдов пройдете, так что насмотришься. Да еще и обратно когда пойдешь – тоже посмотришь.

– Так с экскурсией ты меня надул, получается? – спокойно спросил я. Возмущаться что-то не тянуло.

– Как это так «надул», бро? Все по-честному. Что я обещал, то ты и получаешь! Обещал я, что на паром попадешь, вот, пожалуйста, тебе паром. Причем денег платить не надо, оцени! Обещал, что статую Свободы ты увидишь, так и это будет. Увидишь, совсем вблизи, и даже дважды, так что я деньги честно отработал! – с этими словами он повернулся ко мне своей необъятной кормой, и, уже удаляясь, весело прогудел:

– Пока, бро! Have a nice day![36]36
  «Хорошего дня!» (англ.).


[Закрыть]

Паром был достаточно велик. Кроме меня на нем нашлось еще несколько группочек туристов, которым, похоже, тоже подсказали этот способ посмотреть на символ Нью-Йорка поближе. Ясно было слышно немцев, выделялась группа вездесущих японцев с фотоаппаратами, были и китайцы с поляками… И все они во весь голос делились впечатлениями! Так что хотя паром и не был заполнен, как тот, штатный, голова у меня ощутимо трещала.

Затем все наладилось. Воды Гудзона были спокойными, мотор парома негромко рокотал, солнце уже не припекало. Мы прошли по Гудзону мимо острова Эллис (впрочем, там смотреть со стороны особо не на что) и постепенно приближались к статуе Свободы…

Когда до берега острова Свободы оставалась сотня-другая метров, как и обещал негр-пройдоха, японцы с китайцами стали щелкать фотоаппаратами. А мне было не до того. Даже мобилу из борсетки не достал, чтобы сфотографировать, хотя камера у меня там была, и довольно приличная. Не до того мне было. Я впитывал этот момент в себя.

Тут-то все и произошло!

В фильмах отчего-то любят роковые события и аварии изображать ночной порой, чаще в грозу, в шторм или проливной дождь, и почти обязательно – в каком-нибудь захолустном и таинственном местечке. У меня все было не так: яркий солнечный день, насквозь деловой Нью-Йорк, устье Гудзона, исхоженное миллионами судов и на глазах миллионов людей.

Началось все, как при полном солнечном затмении. Два года назад такое было. Я даже плюнул на свою антипатию к молдаванам и румынам, да слетал в Бухарест, чтобы посмотреть. Вот сейчас было очень похоже! Свет стал меркнуть, стал каким-то немного нереальным… кроме того, постепенно глохли звуки… Несколько ударов сердца – и наступила полная тишина.

С востока с невероятной быстротой наползала какая-то черная туча. Оглядевшись по сторонам, я понял, что затихли не только звуки, замерло все вокруг меня – волны, корабли, люди…

Борсетка тоже зависла в воздухе, причем ручка ее замерла в совершенно неестественном положении – свободная, не натянутая, но почти горизонтально. При попытке стронуть ее осталось впечатление, что тащу цепь, прикрепленную к скале, – ремень, удерживаемый в моей руке, шевелится, а вот борсетка – нет.

Мелькнула шальная мысль, что в Голливуде так изображают остановку времени для главного героя. Странно, но на меня внезапно снизошло спокойствие. А может, меня просто «переключило». Вместо потрясения происходящим осталась сухая и прагматичная готовность бороться за свою жизнь. Я стоял и спокойно ждал развития событий.

Однако действительность превзошла все ожидания. Вдруг ударила молния. Затем еще одна. И снова, все чаще. Наконец одна из них ударила совсем близко, так что меня, похоже, контузило. Немного покрутив головой, заметил еще одну странность: все вокруг как-то призрачно светится.

Впрочем, насчет того, что «все замерло», я поспешил судить. Туча, наползавшая с востока, продолжала двигаться. По мере приближения цвет ее менялся, и она обернулась зеленовато-черным туманом. По мере приближения тот все замедлялся. Или я еще больше ускорялся, не знаю. Все относительно.

Свечение тумана было нехорошее, мертвецки-зеленоватое. Таким обычно всякую нежить в фильмах раскрашивают.

Мне трудно рассказать, что было дальше. Наверное, если бы собаки умели говорить, они точно так же затруднились бы рассказать, почему их пугает ранее никогда не слышанный рык льва. Или совершенно незнакомое шипение змеи. Или откуда они знают, что будет землетрясение, и почему нервничают, если ни разу не переживали его. Так и я не могу объяснить, откуда ко мне пришло четкое, хрустально-ясное осознание, что если эта призрачная зелень коснется меня, то я умру. Нет, даже не умру, а исчезну. Меня не будет больше в этом мире. Причем именно меня, я так же абсолютно был убежден, что те, для кого время остановилось, ничем не рисковали. И, помнится, тоскливо им позавидовал. Наверное, это знание, шло откуда-то из генной памяти, не знаю.

По мере приближения цвет тумана продолжал меняться. Чернота из него исчезла совершенно, он не только зеленел, но и становился прозрачнее. Когда расстояние сократилось метров до тридцати начало становиться прозрачным и море. Тревога все сильнее охватывала меня, но я не понимал, как можно уйти от этого тумана.

Когда до тумана осталось метров пятнадцать, в этой мерцающей прозрачности моря мне удалось разглядеть рыбу. Так вот – рыба тоже стала прозрачной. Сквозь чешую виден был костяк. Не знаю почему, но приближение этой «зоны призрачного рентгена» испугало меня еще сильнее. Испугало настолько, что я сиганул за борт и… побежал. Да, именно побежал. Вода под ногами лишь слегка пружинила, но в целом бежалось, как по теплому асфальту. Если бы, конечно, нашелся оригинал, который откатал бы асфальт в виде морских волн.

Первый рывок позволил отбежать от мерцания метров на сорок. А потом вдруг накатило удушье. В этом странном, измененном мире воздух, казалось, тянулся, как сироп. И был куда беднее кислородом. Скорость бега упала сама собой, и я тут же начал увязать в том желе, в которое превратилась вода подо мной. Пришлось собраться, вырваться из «желе» и продолжить бег по волнам, одновременно сосредоточившись на дыхании. Скорость упала, а мерцание, казалось, напротив, поднажало.

Субъективно этот безумный бег продолжался долго. Очень долго. Поэтому я вяло удивился, когда впереди показался остров Эллис. Ведь от него мы отошли совсем чуть-чуть. Однако мне казалось, что я бегу уже вечность.

И вдруг понял, что угодил в ловушку. Сзади меня подпирала смертельная стена зеленого тумана, а впереди и по бокам виднелась высокая стена набережной. Она была не слишком высока, но запрыгнуть на нее я не смогу. И не смог бы даже в те времена, когда был на пике формы. Больше того, думаю, что запрыгнуть на него не смог бы и чемпион мира по прыжкам в высоту. Хотя, если с шестом…

Почти физическим усилием заставил себя не паниковать и изгнать из головы дурацкие мысли. Не может быть, чтобы выхода не нашлось. Но времени на поиск почти не оставалось, проклятый туман все приближался, я чувствовал это затылком.

С хриплым криком, теряя остатки кислорода в крови, я рванул вперед, только немного наискосок. Там стоял какой-то пароходик с низкой кормой, на которую к тому же в «миг остановки мира» как раз плеснула волна. Подъем на эту волну довел ощущение нереальности происходящего до градуса полного абсурда. Я, казалось, одновременно и несся быстрее пули, и полз, задыхаясь и хрипя, продирая пружинящую поверхность под ногами.

Но одно остается несомненным: с каждым дециметром подъема на волну скорость моя все уменьшалась, и в момент, когда я достиг вершины, я, казалось, замер, как и все остальные. В этот момент лопнул браслет на руке, и часы исчезли где-то там… Долгий, бесконечно долгий миг ужаса, и вот – я делаю шаг на корму пароходика. Шаг, другой, третий…

Потом я обернулся, увидел, что мерцание ползет за мной всего лишь в паре шагов, и, уже не оборачиваясь больше, снова рванул вперед, уже не пытаясь дышать, на остатках кислорода. Хватило их метров на пятнадцать-двадцать, как я потом оценил. Как раз, чтобы вдоль борта, а кое-где – и по ограждению палубы добежать до сходней и буквально спрыгнуть по ним на берег острова Эллис.

Тут в глазах потемнело, и я вырубился. Однако, прежде чем рухнуть на землю, я осознал, что выбежал из этой «зоны неподвижности». Дул ветер, слышны были звуки порта, и по луже, в которую падало мое лицо, пробегала рябь…

Пришел в себя я от деликатного похлопывания по плечу и слегка насмешливых слов:

– Эй, парень, я понимаю, что в своей вонючей Европе ты мечтал о земле Америки! Но целовать землю все же лишнее. Поверь, тебя здесь примут не за это! Эй, вы двое! Да, вам говорю, обломы ирландские! А ну, помогите парню подняться! И тащите его вон туда. Времени нет, через двадцать минут следующая партия пойдет. К медикам его тащите. Это вон туда. Заодно и проверят, не припадочный ли! И остальных тоже касается! Не стоим, не стоим, марш за ними! Ярлыки не теряем![37]37
  В 1895 году иммигрантов, прибывавших первым и вторым классами, досматривали прямо на пароходе. Однако третий класс и показавшихся подозрительными сжали на паромы и везли на остров Эллис. Для упрощения контроля еще на пароходе всех переписывали и вешали на одежду ярлык с обозначением судна, на котором прибыл данный иммигрант. «Зайцев» и подозрительных приравнивали к обычным пассажирам, но проверяли особо тщательно.


[Закрыть]

Санкт-Петербург, 22 июня 2013 года, суббота, час ночи

А вот описание «перехода» Алексею понравилось. Вроде бы ничего похожего он ранее не читал и в фильмах не видел. Хотя… Ну да, «Филадельфийский эксперимент». Там тоже было свечение, замерший мир и путешествие во времени. Правда, не назад, а вперед, но это уже не важно.

Нет, это все воспринималось именно как начало фантастического романа. И никак иначе. Но роман был хорош. Мощный старик был Американец, ничего не скажешь.

Глава 2
«Жестокость вашего крутого нрава»

[38]38
  Часть литературного перевода сонета Эммы Лазарус «Новый колосс», выгравированного на статуе Свободы. Полный текст, в оригинале и многочисленных переводах, можно найти в Сети.


[Закрыть]

Санкт-Петербург, 22 июня 2013 года, суббота, час ночи

За творческую находку предка стоило выпить, так что Алексей снова сходил к бару и плеснул себе немного «Шустовского».

Коньяк согрел язык, теплой волной прошел по пищеводу. Сама собой родилась улыбка. Повествование предка так захватило его, что на какое-то время он позабыл о своих неприятностях. Ну что там дальше?

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Должен отметить, что после этого фантастического события в голове у меня не было ни одной мысли. Голова просто раскалывалась, как с самого жуткого похмелья, которое я когда-либо испытывал, глаза почти ничего не видели, ноги подволакивались… Наверное, если бы не школа выживания, пройденная мной в конце «лихих девяностых», я бы дал организму волю. Но вколоченная в кровь и плоть привычка требовала срочно взять события под контроль. Не показывать никому, насколько мне плохо…»

Нью-Йорк, остров Эллис, 1 августа 1895 года, четверг

– Оставьте меня, парни! – прохрипел я, буквально выдавливая слова из себя. – Сам пойду, я в порядке!

Мое утверждение, пожалуй, было слишком оптимистичным, но волочившие меня дюжие ирландцы исполнили просьбу моментально, будто приказ сурового сержанта в армии. Я пошатнулся, но устоял, покачиваясь… Тут меня сильно толкнули в спину. Поток был слишком плотным, чтобы окружающие меня простые парни стали деликатничать. От толчка я полетел вперед, но снова сумел выправиться и, уже не останавливаясь, похромал вперед, едва видя, куда ступаю. Постепенно, шагов через двадцать, зрение стало возвращаться ко мне, так что я огляделся, не переставая идти вперед.

Посмотреть было на что. Это был, вне всяких сомнений, остров Эллис. Только вот вместо каменных строений стояли деревянные, и их явно было меньше. Пирс, мимо которого я недавно проплывал в эйфории, был построен только частично. Кроме того, в окружающем пейзаже не хватало ряда привычных «мелочей», таких как теплоходы и современные катера, линии электропередачи, Башни-близнецы[39]39
  Герой перенесся из августа 2001-го и не мог знать, что башни-близнецы исчезнут и из нашего мира тоже.


[Закрыть], антенны, современные одежды на людях и мобильные. Впрочем, под ногами не было и привычного асфальта. Зато неподалеку наличествовали рабочие с тачками, а по Гудзону парусники и пароходы в стиле ретро. Два пароходика даже были колесными.

На ходу я лихорадочно обдумывал ситуацию. И нашел всего три возможных объяснения. Либо это все бред, либо я провалился во времени, либо попал в параллельный мир, где многое похоже на нас. Классические параллельные миры-отражения, которыми переполнены фантастические романы.

Первый вариант решил отмести как негативный. Если это и бред, то узнаю я об этом, когда он у меня пройдет. Или не узнаю, если меня так и не вылечат.

По поводу остальных двух – мне не так уж важно, какой из них верен. Не спасет меня и их комбинация, если я попал в параллельный мир, похожий на наше прошлое.

Зато, если это наше прошлое, или что-то очень близкое к нему, то я мог уже сориентироваться во времени. На остров Эллис, как я запомнил, эмигрантов стали привозить всего за несколько лет до начала XX века. Причем к 1900 году, судя по фотографии, которую я когда-то нашел в Сети, пирсы уже были достроены. Так что получается, последнее десятилетие XIX века[40]40
  Действительно, современные каменные здания стоят вместо сгоревших деревянных. Пирс начали строить в 1892 году, и к 1896-му уже имелись две закрытые гавани.


[Закрыть]. Ну, если я прав, конечно.

Тем временем мы дошли до большого здания, и мне пришлось напрячься, так как впереди была лестница. Не слишком крутая и очень широкая, но мне пришлось собрать все силы, чтобы пойти по ней со скоростью толпы и не вызвать новых толчков в спину.

Подъем закончился, и тут мы, к моему счастью, резко замедлились. Перед нами были распахнутые настежь двери в два человеческих роста. Зал, видневшийся за ними, с этого ракурса казался просто огромным. На входе в зал стояли два человека в синей форме и кепке и регулировали движение, заставляя толпу входить в зал непрерывно, но не создавая затора внутри. Это и было, как я понял, причиной снижения скорости движения.

Оглядевшись по сторонам, я заметил несколько врачей и медсестер, наблюдавших за толпой. Время от времени они подавали знаки другим людям в синей форме, показывая им на кого-то в толпе. Указанную «жертву» немедленно выдергивали из нашего стада и отводили в сторону.

Наконец, медленно двигаясь вместе с толпой, добрался до зала и я. Внутри тоже стояли люди в форме, распределяющие наш поток по нескольким очередям.

Человек в форме знаком показал мне, чтобы я приблизился. Когда я остановился в шаге от него, он, в нетерпении, рванул меня за руку, заставив сделать еще полшага вперед. Затем он зачем-то полез пальцами мне в правый глаз и внимательно осмотрел его. Потом аналогичную операцию он проделал и со вторым глазом. Мне стало противно, очень противно, как бывало только на медкомиссии в военкомате. Радовало только, что не заставили раздеться и раздвигать ягодицы.

Затем инспектор схватил меня за волосы и заставил наклонить голову. Но, учитывая нашу разницу в росте почти в полголовы, этого ему оказалось мало для осмотра, и он рванул еще раз. Пришлось присесть на корточки. Он внимательно осмотрел мою голову, видимо отыскивая паразитов[41]41
  Помимо паразитов выискивали и паршу. Но герой мог о ней просто не знать.


[Закрыть].

Удовлетворившись результатами осмотра, мужчина толчком задал мне направление движения «по конвейеру», одновременно скомандовав: «Пошел!»

Следующий, наоборот, жестом остановил меня. Когда я был еще в шагах трех от него. Внимательно осмотрел меня, явно чего-то не увидел, нахмурился и задал вопрос:

– Do you speak english?

– Yes, I do! But my english is not very good, sir![42]42
  «Говорите ли вы по-английски? – Да, но мой английский не очень хорош, сэр!» (англ.).


[Закрыть]

– Ничего, парень, он у тебя гораздо лучше, чем у большинства проходящих здесь. Где ты потерял бирку с названием парохода? И почему так потрепанно одет?

Тут я глянул на свой внешний вид. М-да-а… После «остановившегося времени» и пробежки по волнам мой костюм и обувь выглядели невероятно потрепанными. Позже, обдумав случившееся, я нашел только одно объяснение: чем дальше от тела, тем выше была разница моего личного времени и субъективного времени вещей. Потому там они реагировали так, как реагируют нормальные вещи на слишком быстрое воздействие. Подошвы совершенно новых, всего пару дней назад купленных кроссовок сносились до дыр, на джинсах появилась бахрома, ремень покрылся трещинами, футболка была вся в дырках… А в результате финального падения в лужу моя физиономия и костюм были к тому же заляпаны грязью.

– Бирка, сэр? Но у меня ее не было!

– Парень, не ври. На том корыте, что доставило тебя к нам, бирку дали каждому пассажиру, без этого тебя просто не пустили бы на паром.

Ответ, казалось, родился сам собой:

– Сэр, дело в том, что я плыл без билета. И на паром пробрался мимо проверки. Боялся, что компания потребует возместить ущерб. А у меня нет денег, сэр!

– Хм… Заяц, значит. Ну что ж, давай продолжим проверку.

С этими словами он протянул мне листок с несколькими рожицами.

– Выбери тех, кто хмурится.

Я удивился простоте задания, но, памятуя, что американцы не вводят инструкций просто так, и уж если что приняли, то требуют соблюдения, честно указал на все хмурые рожицы.

– Понятно. Теперь на, сложи из этого кораблик.

Так, понятно, интеллект проверяют. Но мне бояться нечего. Задумался на пару секунд и собрал. Всего-то пять деталей, было бы что собирать.

К моему удивлению, быстрый успех не очень-то понравился проверяющему. Он снова внимательно оглядел меня и задал следующий вопрос:

– Читать умеешь?

– Да, сэр, но знаю не все слова. Английский мне не родной.

– Ладно, парень, не тушуйся, продемонстрируй навыки!

И он протянул мне свежую газету. «Нью-Йорк Геральд трибьюн», датированную 1 августа 1895 года. Все-таки прошлое!

Справившись с собой, я выбрал статью попроще и начал читать. Боюсь, что не все слова мне удалось прочесть правильно. Но тем не менее после второго абзаца он прервал меня, отобрал газету и задал новый вопрос:

– Какое у вас образование, сэр?

Это «сэр» было довольно неожиданным. И прозвучало колюче. Как у смершевца, разоблачающего немецкого диверсанта. Тем не менее все инстинкты говорили мне, что отвечать надо быстро. И желательно – правду. Ту правду, после которой меня не упрячут в сумасшедший дом.

– Сэр, я закончил химический факультет университета.

– Какого именно?

– Московского университета, сэр! Это в России.

– А как тебя звать? – снова перескочил он на «ты». Да, похоже, русские и в этом времени не внушали американцам особого почтения.

– Юрий Воронцов, сэр!

– Юрайя Воронтсофф! – повторил он, начиная что-то строчить на бумаге. – Ну что же, осмотр ты прошел, парень! Постой пока. Я тут напишу быстренько!

Ну что же, по крайней мере, мне ничего не стали писать мелом на одежде[43]43
  Заподозренным в заболеваниях наносили метки прямо мелом на одежду. X – подозрение на психиатрическое заболевание, X (в кружке) – явные признаки душевной болезни, B – спина, C – конъюнктивит, Ft – ноги, L – хромота, P – физические недостатки и легкие, Pg – беременность, Sc – парша, S – старческое слабоумие. Помеченных ждало дополнительное обследование.


[Закрыть], улыбнулся я.

Закончив писать, он отдал мне бумаги и скомандовал:

– Парень, теперь ты двигаешь вон на ту лестницу[44]44
  Эта лестница знаменита и вошла в иммигрантский эпос под названием «лестница разлуки». Именно здесь у многих расходились пути. Правый марш вел к железнодорожной кассе, где иммигранты покупали билеты до любой точки США, кроме Нью-Йорка. Левый – вел к парому, который курсировал между островом и Манхэттеном. На этот паром садились иммигранты, желавшие осесть в Нью-Йорке в районе Нижнего Ист-Сайда или другом районе, уже заселенном их соотечественниками. Средний марш, по которому и направили Воронцова, вел к залу временно задержанных. В годы массовой иммиграции двадцать процентов новоприбывших задерживали как нездоровых, «политически нежелательных» или «потенциально обременительных» для общества. Одиноких женщин, которых не встречали родственники или представители общества помощи иммигрантам, задерживали из опасения, что они могут стать жертвами эксплуатации или проститутками. Впрочем, после дополнительной проверки отказывали во въезде всего двум процентам иммигрантов.


[Закрыть]. Там идут в разные стороны, так тебе ни направо, ни налево, а только прямо. Понятно? Смотри, не перепутай, а то будут проблемы! Понял меня?

– Конечно, сэр! – улыбнулся я и зашагал в указанном направлении. Головная боль к этому моменту почти прошла, и лишь ее глухое эхо мешало мне начать улыбаться во все тридцать два зуба. Я – прошел. Похоже, сбылась моя мечта, и я стану американцем.

Пройдя, куда было сказано, я попал к очередному «синемундирнику», бывшему частью этого конвейера. Он жестом попросил у меня бумаги и бегло их просмотрел.

– Мистер Юрайя Воронтсофф?

– Да, сэр!

– Пройдите вот туда и ждите, пока вас не вызовут для дополнительного собеседования. И поживее!

Я прошел вперед и стал ждать. За годы предпринимательства я дважды попадал в «обезьянник» и успел убедиться, что «качать права» в этих случаях бесполезно. Лучше просто подождать. Все рано или поздно разъяснится.

Так что я прошел в тот закуток зала, что мне указали. Присел на жесткую деревянную скамью и настроился на ожидание. Ждать вызова пришлось довольно долго, я даже успел слегка задремать!

– Воронтсофф! Воронтсофф! – настойчиво и громко выкликал кто-то. Я встрепенулся, вскочил и побежал на голос.

– Бумаги! – и дюжий «синемундирник» требовательно протянул руку. Получив требуемое, он не стал бегло проглядывать их, как было раньше, а тщательно изучил. Я обратил внимание, что он дважды возвращался к уже прочитанным листочкам. В груди снова зашевелились нехорошие предчувствия. Впрочем, поделать я все равно ничего не мог, так что терпеливо ждал вердикта.

– Пошли, – буркнул он, и сам быстро пошел вперед, не глядя, успеваю ли я следовать за ним. После нескольких поворотов и подъемов он завел меня в какой-то тесноватый кабинет. Единственный обитатель кабинета, белый мужчина, на вид лет на десять постарше меня (хотя… учитывая время, они все тут старше меня, наверное, на век), с жестким, но умным лицом.

– Вот, Вилли, – обратился мой сопровождающий к обитателю кабинета, – случай сложный, специально для твоих немецких мозгов. В бумагах все написано, так что ты читай, а я побежал. Но гляди, как решишь что по этому парню, сперва со мной согласуй.

И не дожидаясь ответа, вышел из кабинета. Вилли же, жестом предложив мне присесть, принялся за изучение моих бумаг. Дочитав, он задумался, что-то уточнил в лежавшем на столе журнале, затем снова полез в мои бумаги. Посмотрел, потом встал, прошелся по кабинету. Снова сел. Когда я уже устал гадать, что же ему не нравится, он, наконец, обратился ко мне:

– Вы – мистер Воронцов, верно?

– Да.

– И вы сегодня, 1 августа 1895 года, прибыли на пароходе «Девоншир», но без билета?

– В точности так, сэр! А что, это может помешать мне стать гражданином Соединенных Штатов? Но почему?

– Видите ли, мистер Воронцов, пять лет назад в соответствии с законом контроль за потоком иммигрантов перешел к Федеральному правительству. И были приняты ограничения на въезд. Именно поэтому три года назад на этом острове и был построен наш центр[45]45
  На самом деле эмиграцию стали ограничивать еще раньше, так, еще в 1875 году был принят закон, запрещающий въезд проституткам и преступникам. В 1882 году был принят закон об ограничении въезда в США китайцев. Т. е. ужесточения шли постепенно, и эти были далеко не последними.


[Закрыть].

– Сэр, но я все еще не понимаю… – ошарашенно начал бормотать я.

– Наше общество стало достаточно богато и цивилизованно, чтобы не бросать на улице тех, кто не может прокормиться сам. Это понятно?

Я только кивнул.

– Тем не менее это не означает, что нам нужны здесь те, кого придется содержать. Или те, кто будет доставлять проблемы. Проститутки. Нищие. Преступники. Или те, кто не будет иметь другого выбора, как стать преступником или проституткой. Поэтому мы здесь проверяем на здоровье. И вы, Урри… Вы ведь не против, если я буду звать вас по имени?.. Так вот, по этим критериям вы, Урри, проходите. Вы – здоровый молодой человек, полный сил. Кроме того, вы сносно говорите по-английски, пусть и с акцентом. И вы достаточно образованны, чтобы найти работу и содержать себя.

– Тогда в чем проблема, сэр?

– Проблема, Урри, в том, что милые молодые люди с хорошим образованием, вроде вас, обычно прибывают первым или вторым классом. С приличным багажом, запасом платья, набором документов и рекомендательными письмами. А также – с некоей суммой, позволяющей им достаточно долгий срок прожить на привычном им уровне.