Текст книги "Бородатая леди"

Росс Макдональд
Бородатая леди

Я постучал в дверь, и она подалась, ибо не была заперта. Я вошел и огляделся. Студия своим высоким потолком и приглушенным светом напоминала сарай. Высокое окно выходило на север и было завешено плотной материей, из которой шьют монашеские сутаны. Поэтому утренний свет не мог проникнуть в комнату. Я нашел рядом с дверью выключатель и включил свет. Несколько люминесцентных ламп, висящих на стропилах, заморгали и загорелись сине-белым огнем.

Этот безжалостный свет осветил странную женщину. Всего лишь набросок, нарисованный углем на мольберте, но мне стало не по себе. Она сидела на стуле в свободной позе. Обнаженное тело, стройное, округлое, на него было приятно смотреть. Лицо же оказалось ужасным, ибо то был мужчина. Пушистые брови почти скрывали глаза. Отвисшие, как у моржа, усы обрамляли рот, а густая борода прикрывала грудь.

Дверь скрипнула. В дверях появилась медсестра в белой накрахмаленной форме. Лицо ее, казалось, тоже было немного подкрахмалено, хотя не настолько, чтобы окончательно испортить его прелестные черты. Черные волосы гладко зачесаны назад.

– Можно спросить, что вы здесь делаете?

– Можно. Мне нужен мистер Вестерн.

– Что вы говорите? А вы не искали его за картинами?

– Он проводит здесь много времени?

– Нет. И вот еще что. Он не принимает в студии посетителей, когда сам отсутствует.

– Извините. Дверь была открыта, и я вошел.

– А теперь можете выйти.

– Подождите минуточку. А Хью не болен?

Она посмотрела на свою белую форму и отрицательно покачала головой.

– Вы его друг? – спросил я.

– Стараюсь им быть, – сказала она, слабо улыбаясь. – Но это не так-то просто. Я его сестра.

– Та сестра, о которой он все время рассказывает?

– У него всего одна сестра.

Я стал рыться в своих военных воспоминаниях.

– Мэри. Ее звали Мэри.

– Меня все еще зовут Мэри. А вы его друг?

– Думаю, что да. Во всяком случае, я был его другом.

– Когда? – Вопрос был задан резко. Я понял, что она не одобряет друзей Хью, вернее, некоторых из них.

– На Филиппинах. Он был в моей группе военным художником. Кстати, моя фамилия Арчер. Лью Арчер.

– А, понятно.

Ее неодобрение ко мне не относилось. Пока. Она протянула мне руку. Рука была прохладной и твердой, что соответствовало ее прямому и спокойному взгляду. Я сказал:

– По рассказам Хью у меня сложилось другое представление о вас. Я думал, что вы еще школьница.

– Это было четыре года назад, не забывайте. За четыре года человек может вырасти, ведь так?

Для своего возраста она была слишком серьезной девушкой. Я сменил тему.

– В газетах Лос-Анджелеса была реклама о его выставке. Я сейчас еду в Сан-Франциско и решил по пути остановиться здесь, чтобы с ним повидаться.

– Он будет рад вас видеть, я в этом уверена. Пойду разбужу его. Он долго сидит вечерами и поздно встает. Садитесь, мистер Арчер.

Все это время я стоял, закрывая спиной бородатую голую девицу на холсте. Когда я отошел в сторону, девушка увидела набросок, но и бровью не повела.

– Ну и что же будет дальше? – только и сказала она. Но я задумался, что же произошло с чувством юмора моего друга. Стал оглядывать комнату, чтобы найти объяснение этому ужасному наброску.

Это была типичная рабочая студия художника. Столы и скамейки завалены разными принадлежностями, необходимыми для художника: палитры и измазанные краской кусочки стекла, картонки для эскизов и дощечки для снятия лишней краски, многочисленные разноцветные тюбики. Картины разнообразных размеров, только начатые или почти законченные, висели или стояли на полу у стен, обтянутых мешковиной. Некоторые из них казались мне странными и непонятными, но все же не до такой степени, как эскиз на мольберте.

Кроме картин, в комнате была еще одна странная вещь – на деревянном косяке двери, на уровне глаз, были глубокие круглые углубления. Они выглядели так, будто какой-то сверхчеловек ударил несколько раз своим огромным кулаком. Таких выбоин было четыре.

– Хью нет в его комнате, – сказала девушка, появившись в дверях. Голос ее был до странности невыразительным.

– Возможно, он рано проснулся…

– Его кровать не тронута. Он не ночевал дома…

– Не стоит волноваться. Ведь он взрослый человек.

– Это верно. Но он не всегда ведет себя, как подобает взрослому, – говорила она спокойно, но чувствовалось: ее что-то волнует. Я не мог понять, страх это или гнев. – Он на двенадцать лет старше меня, но все еще ребенок, стареющий ребенок.

– Понимаю, что вы имеете в виду. Я был какое-то время его неофициальным наставником. Он гений или почти гений, но кто-то должен за ним следить, чтобы он не промок под дождем или что-то в этом роде.

– Спасибо, что вы сказали мне это. А то я не знала раньше.

– Не злитесь на меня.

– Извините. Просто я немного расстроена.

– Он доставляет вам много неприятностей?

– Да нет. Не очень. Во всяком случае, в последнее время. Он немного пришел в себя с тех пор, как обручился с Элис. Но у него все же остались очень странные друзья. Он с закрытыми глазами может сказать, подлинный это Ван Гог или нет. Но в людях не разбирается.

– Надеюсь, эти ваши высказывания ко мне не относятся? Или же я должен представить вам рекомендательные письма?

– Нет. – Она снова улыбнулась. Мне нравилась ее улыбка. – Я, наверно, выглядела ужасно странно, когда вошла сюда в студию и увидела вас. К нему приходят довольно подозрительные типы.

– Какие, в частности? – спросил я как бы ненароком. Над ее головой зияли эти выбоины на дверной коробке, напоминающие следы от удара гигантским кулаком.

Она не успела ответить. Послышался гудок сирены. Она прислушалась.

– Десять против одного, что меня сейчас вызовут в больницу.

– Полиция?

– Нет, «скорая помощь». Полицейская сирена звучит иначе. Я работаю в больнице, в рентгеновском кабинете. Поэтому знаю, как звучит сирена «скорой помощи». Сегодня утром я дежурю.

Я прошел за ней в холл.

– Выставка Хью открывается сегодня вечером. Поэтому он обязательно должен появиться.

Она повернулась к двери напротив, лицо ее прояснилось.

– Знаете, возможно, он ночью работал в галерее. Он всегда очень беспокоится, как развесят его картины.

– Может быть, мне позвонить в галерею?

– Там в офисе до девяти никого не бывает. – Она посмотрела на свои ручные часы мужской формы. – А сейчас без двадцати.

– Когда вы его видели в последний раз?

– Вчера во время обеда. Обедаем мы рано. После обеда он поехал в галерею. Но сказал, что поработает там не более двух часов.

– А вы оставались здесь?

– Примерно до восьми часов. А потом меня вызвали в больницу. Домой я вернулась довольно поздно и решила, что он уже спит. – Она неуверенно посмотрела на меня. Морщинка сомнения прорезала ее переносицу. – Вы меня допрашиваете?

– Извините. Это профессиональная болезнь.

– А чем вы занимаетесь? Я имею в виду, в нормальной жизни.

– Что вы понимаете под нормальной жизнью?

– Просто имела в виду, что сейчас вы уже не служите в армии. Вы юрист?

– Частный детектив.

– Понимаю. – Морщинка у нее над переносицей углубилась. Интересно, о чем она подумала?

– Но сейчас я на отдыхе. – Я надеялся, что это именно так.

Где-то в доме зазвонил телефон. Она вышла, поговорила и вернулась уже в пальто.

– Это действительно за мной. Кто-то упал с дерева и сломал ногу. Извините меня, мистер Арчер.

– Подождите минутку. Если бы вы мне сказали, где находится галерея, я бы мог узнать, Хью там или нет.

– Конечно, вы же не знаете, где это.

Она подвела меня к стеклянным дверям в глубине холла. Я увидел стоянку, в конце которой стояло большое оштукатуренное здание в форме приплюснутого куба. За дверьми находился балкон, откуда по цементной лестнице можно было спуститься на стоянку. Мэри вышла на балкон и показала рукой на здание.

– Это галерея. Ее нетрудно найти, ведь так? Вы можете пройти отсюда. Здесь ближе.

Высокий молодой парень в облегающем фигуру черном комбинезоне протирал на стоянке красную машину с открывающимся верхом. Он сделал стойку и махнул ей рукой.

– Бонжур, Мари, – приветствовал он ее по-французски.

– Хелло, лжефранцузик. – В ее шутке чувствовалось некоторое презрение. – Ты не видел сегодня утром Хью?

– Нет. Блудный сын опять исчез?

– Я не сказала бы, что он исчез…

– Слушай, а где же тогда твоя машина? В гараже ее нет. – Его голос был излишне музыкальным.

– Кто этот парень? – тихо спросил я.

– Это Хилари Тодд. У него магазин художественных изделий на первом этаже. Но если нашей машины нет, значит, Хью не может быть в галерее. Мне придется взять такси, чтобы добраться до больницы.

– Я вас отвезу.

– И не думайте. Стоянка такси напротив. – Направляясь туда, она бросила мне через плечо: – Если найдете Хью, позвоните мне в больницу.

Я спустился по лестнице на стоянку. Хилари Тодд все еще надраивал свою машину, хотя она блестела как зеркало. У него были широкие плечи и мускулистое тело. Некоторые мальчики из балета бывают сильными, а иногда и опасными. Хотя он вовсе не был мальчиком – в волосах, как серебряный доллар, сверкала небольшая лысина.

– Бонжур, – сказал я его спине по-французски.

– Да?

Мой французский, вероятно, резал его слух. Он повернулся ко мне и выпрямился. И я увидел, какой он высокий, достаточно высокий, чтобы я почувствовал себя довольно приземистым, хотя во мне было больше шести футов. Чтобы как-то компенсировать свою лысину, он отрастил баки. В комбинации с водянистыми глазами они делали его похожим на человека из страны, где говорят на одном из романских языков, и в то же время – на поросенка.

– Вы хорошо знаете Хью Вестерна?

– А вам какое до этого дело?

– Представьте, мне есть до этого дело.

– С какой это стати?

– Сынок, я задал тебе вопрос. Отвечай.

Он покраснел и опустил глаза, полагая, будто я могу читать его мысли. Он начал немного заикаться.

– Я… Я живу этажом ниже вот уже около двух лет. Продал несколько его картин. А почему вас это интересует?

– Я подумал, что вы можете знать, где он сейчас находится. Сестра его не знает.

– Как я могу знать, где он находится? Вы полицейский?

– Не совсем.

– Вы хотели сказать, что вовсе нет? – Уверенность вернулась к нему. – Тогда вы не имеете права так себя вести. Я ничего не знаю о Хью. И кроме того, очень занят.

Он отвернулся от меня и стал надраивать машину. Его великолепные, но никчемные мускулы перекатывались под обтягивавшим тело комбинезоном.

Я прошел по узкой тропинке в сторону улицы. Слева, в тени кипариса, заметил несколько столиков под зонтиками, напоминавшими гигантские грибы, растущие во дворе ресторана. Справа от меня тянулась стена галереи – ровная, белая, с одним зарешеченным окном на уровне моих глаз.

Фронтон галереи был выдержан в греческом стиле – с верандой и высокими колоннами. На верху лестницы с широкими цементными ступенями стояла девушка, опершись на одну из колонн.

Она повернулась ко мне, и солнце осветило ее непокрытую голову. Это была красивая, яркая девушка. Волосы – пшеничного цвета, глаза – светло-карие, кожа – смуглая. Строгой формы костюм плотно облегал фигуру.

– Доброе утро, – сказал я.

Она сделала вид, что не слышит, ногой нетерпеливо постукивая по ступеньке. Я прошел через веранду к тяжелой бронзовой двери и толкнул ее, чтобы открыть. Дверь не поддалась.

– Там пока никого нет, – сказала девушка. – Галерея открывается для посетителей в десять.

– Что же вы тогда здесь делаете?

– Я здесь работаю.

– Так откройте дверь.

– У меня нет ключа, – объяснила она. И строго добавила: – Все равно до десяти посетителей мы не впускаем.

– Я не турист. Во всяком случае, на данный момент. Я пришел повидаться с мистером Вестерном.

– С Хью? – Она впервые посмотрела мне в глаза. – Его здесь нет. Он живет за углом, на Рубио-стрит.

– Я как раз оттуда.

– Но его здесь нет. – Она произнесла эти слова с удивительной твердостью. – Здесь никого нет. Только я. Да и то скоро уйду, если не придет доктор Силлимен.

– Силлимен?

– Доктор Силлимен, наш куратор. – Она сказала это так, как будто бы он был хозяином галереи. Через некоторое время добавила более мягким тоном: – А зачем вы ищете Хью? У вас к нему дело?

– Вестерн – мой старый друг.

– Да?

Она сразу потеряла интерес к разговору. Несколько минут мы стояли молча. Она снова начала нетерпеливо постукивать ногой. А я смотрел на людей, шедших по улице в это субботнее утро: женщины в брюках, женщины в шортах, несколько мужчин в шляпах и беретах. У многих были испанские или индейские лица. Почти половина машин на дорогах – с номерами из других штатов. Сан-Маркос был единственным в своем роде западным пограничным городом на океанском побережье – эдакая помесь курорта с пристанищем множества художников.

Маленький человек в малиновом вельветовом пиджаке отделился от толпы и стал подниматься по лестнице. Он двигался быстро, как обезьяна. Его морщинистое лицо как раз чем-то напоминало обезьянье. Торчащие кудрявые седые волосы увеличивали его рост дюйма на три.

– Простите, Элис, что заставил вас ждать.

Она отмахнулась:

– Все в порядке. Этот джентльмен – друг Хью.

Он повернулся в мою сторону. На лице появилась улыбка и тут же исчезла.

– Доброе утро, сэр. Как, вы сказали, вас зовут?

Я сказал ему. Он пожал мне руку. Его пальцы напоминали тонкие железные крючки.

– Вестерн должен быть здесь с минуты на минуту. А вы были у него дома?

– Да. Его сестра полагает, что он мог провести в галерее ночь.

– Но это невозможно. Вы хотите сказать, что он не ночевал дома?

– Возможно, не ночевал.

– Вы не сказали мне этого, – вмешалась в разговор блондинка.

– Не думал, что вам это интересно.

– Элис имеет право интересоваться, где ночует Хью, – заметил Силлимен, и глаза его охотно блеснули. – Они собираются с Хью пожениться, кажется, в следующем месяце, ведь так, Элис? Кстати, вы знакомы с мисс Тернер, мистер Арчер?

– Хелло, мистер Арчер. – Голос ее звучал совсем недружелюбно. Вероятно, Силлимен разозлил ее.

– Я уверен, он сейчас явится, – Силлимен старался ее успокоить. – Мы должны были с ним еще поработать над экспозицией. Может быть, вы зайдете и подождете его?

Я ответил, что зайду.

Он вынул тяжелую связку ключей из кармана пиджака и отпер бронзовую дверь, и когда мы вошли, снова запер ее. Элис дотронулась до выключателя. Яркий свет залил просторный вестибюль с греческими статуями, стоявшими словно застывшие часовые. Среди них было несколько мраморных нимф и Венера, но меня больше интересовала Элис. У нее было все, что было у мраморных Венер, но плюс к тому она была живая женщина. Ко всему прочему, у нее был еще Хью Вестерн. И это меня удивило. Он был довольно староват для нее и несколько потрепан. Элис не была похожа на тех девушек, которым могли нравиться старые холостяки. Но у Хью Вестерна был талант.

Она вынула из почтового ящика пачку писем и понесла в офис, дверь которого выходила в вестибюль. Силлимен повернулся ко мне и скорчил рожу:

– Шикарная девушка, не правда ли? Хью такой: самая хорошенькая девушка в городе – его девушка. И она из очень хорошей семьи, прекрасной семьи. Ее отец, адмирал, – один из наших попечителей. Элис унаследовала его любовь к искусству. Теперь, конечно, у нее более личный интерес. Вы знали, что они обручены?

– Я не видел Хью несколько лет, с войны.

– Значит, я должен был молчать. Он сам бы вам все рассказал.

Беседуя, мы обошли вкруговую всю центральную часть галереи, которая проходила через все здание. Слева и справа от нее находилось множество зальчиков с невысокими потолками, в половину высоты галереи, над этими выставочными залами возвышались антресоли, куда можно было подняться по железной лестнице.

Подымаясь на антресоли, Силлимен продолжал:

– Если вы не виделись с Хью с войны, вам будет интересно познакомиться с его последними работами.

Мне действительно это было интересно, но не как ценителю искусства. Стены антресолей были увешаны картинами. Их оказалось больше двадцати: ландшафты, портреты, полу абстрактные фигуры и более абстрактные натюрморты. Я узнал некоторые вещи, которые он набрасывал, будучи на Филиппинах, в джунглях. Теперь это были картины, написанные маслом. В центре висел портрет бородатого мужчины, которого я вряд ли узнал бы, если бы не надпись под ним: «Автопортрет».

Хью очень изменился. Обрюзг, постарел, лоб прорезали поперечные морщины. В волосах и бороде появилась седина, светлые глаза сардонически улыбались. При взгляде же сбоку глаза с автопортрета глядели мрачно и лицо изменило выражение и будто опухло от пьянки.

Я повернулся к куратору, который вертелся рядом.

– Когда это он отрастил бороду?

– Года два назад. Вскоре после того, как постоянно поселился среди нас.

– Он что, помешался на бородах?

– Не совсем хорошо вас понимаю…

– Я тоже. Сегодня утром увидел странную вещь в его студии. Эскиз женщины. Голой женщины. С длинной черной бородой. Вам это о чем-нибудь говорит?

Пожилой человек улыбнулся:

– Я уже давно перестал пытаться понять Хью. Думаю, у него своя эстетическая логика. Но нужно посмотреть этот эскиз, прежде чем делать заключение. Возможно, он просто занимался мазней.

– Сомневаюсь. Эскиз больших размеров и сделан очень аккуратно. – И я задал ему вопрос, который все время волновал меня: – С ним ничего не произошло? Я имею в виду психику. Он случайно не рехнулся?

– Конечно, нет, – ответил куратор решительно. – Он просто весь в работе. Очень импульсивен. Никогда не приходит вовремя. – Он посмотрел на часы. – Вчера вечером мы договорились с ним встретиться здесь в девять, а сейчас уже половина десятого.

– А где вы виделись с ним вчера вечером?

– Я оставил ему ключи от галереи, когда пошел домой обедать. Он хотел перевесить некоторые свои картины. Около восьми или немного позже он пришел ко мне домой и вернул ключи. У нас всего одни ключи, потому что нет денег платить сторожу.

– А он не говорил, куда собирается идти?

– У него было свидание. Он не сказал, с кем. Кажется, это было важное свидание. Он торопился. Не согласился даже что-нибудь выпить. Вот так, – он опять посмотрел на часы. – Но нужно начинать работать независимо от того, явился Вестерн или нет.

Элис ждала нас внизу у лестницы, обеими руками держась за чугунные перила.

– Доктор Силлимен, пропал Шарден!

Она сказала это почти шепотом, но акустика галереи перевела шепот в крик.

Он остановился так внезапно, что я чуть не сбил его с ног.

– Это невозможно.

– Я знаю. Но картины нет. Она исчезла вместе с рамой.

Он спустился с лестницы и исчез в одном из малых залов под антресолью. Элис медленно пошла за ним. Я нагнал ее.

– Пропала картина?

– Лучшая картина из коллекции моего отца. Одно из самых прекрасных полотен Шардена в нашей стране. Он одолжил ее галерее на месяц.

– Картина очень дорогая?

– Да, очень. Но для отца она значит больше, чем деньги… – Она осеклась и посмотрела мне в глаза, осознавая, что доверяет семейные тайны незнакомцу.

Силлимен стоял к нам спиной, уставившись на пустое место на стене. Когда он повернулся к нам, я не узнал его – такое у него было потрясенное лицо.

– Я говорил дирекции, что необходимо установить охрану. Страховая компания рекомендовала нам это сделать. Но поддержал меня только адмирал Тернер. А теперь, конечно, они будут обвинять меня. – Его взволнованный взгляд остановился на Элис. – А что скажет на это ваш отец?

– Он просто заболеет. – Она сама выглядела больной.

Их разговор был, в общем-то, беспочвен, и я вмешался:

– Когда вы видели картину в последний раз?

Силлимен ответил:

– Вчера после обеда. Около половины шестого. Я показывал ее посетителю как раз перед закрытием. Мы внимательно следим за всеми, кто приходит в галерею, у нас нет сторожа, нет охраны.

– А что это был за посетитель?

– Леди. Пожилая леди. Она, конечно, вне подозрений. Я сам проводил ее до дверей. И она была последним посетителем, это совершенно точно.

– А вы не забыли Хью?

– О, Боже! Забыл. Он был здесь до восьми вечера. Но вы же не хотите сказать, что Вестерн украл картину? Он наш художник, и галерея для него – это все.

– Он мог поступить неосторожно. Мог работать на антресолях, мог забыть закрыть дверь…

– Он всегда запирает дверь, – сказала Элис холодно. – Хью не проявляет неосторожности, когда дело касается серьезных вещей.

– А еще вход здесь есть?

– Нет, – ответил Силлимен. – Здание специально так построено, чтобы картины были в безопасности. В моем офисе есть одно окно, но оно зарешечено. У нас здесь работает система кондиционеров, но отверстия слишком малы, чтобы сквозь них можно было проникнуть в здание.

– Давайте посмотрим, что там с окном.

Старик был слишком расстроен, чтобы спросить, какое я имею право командовать. Он провел меня через хранилище, заваленное старыми картинами в золотых рамах. И если картины не заслуживали того, чтобы их повесили, то уж художники, нарисовавшие их, точно заслуживали. Единственное окно в офисе было закрыто, заперто, венецианские шторы опущены. Я потянул за веревочку, с помощью которой открывались шторы, и посмотрел сквозь пыльное стекло. Расстояние между вертикальными прутьями решетки на окне было не больше трех дюймов. Все прутья были в порядке. По другую сторону аллеи несколько туристов завтракали, сидя за столиками, отделенными от ресторана живой изгородью.

Силлимен склонился над письменным столом, положив руку на телефонную трубку, но не снимая ее. Он был в нерешительности.

– Мне очень не хочется вмешивать в это дело полицию. Но, видимо, я должен это сделать, как вы считаете?

Элис дотронулась до его руки:

– Может быть, сначала следует поговорить с моим отцом? Он был здесь вместе с Хью вчера вечером. Я должна была бы вспомнить об этом раньше. Вполне возможно, что он взял картину домой.

– Действительно? Вы действительно так думаете? – Силлимен снял руку с телефонной трубки, в глазах его появилась надежда.

– Да, это похоже на моего отца. Он мог это сделать, не предупредив вас. Тем более месяц кончается, ведь верно?

– Да, осталось всего три дня. – Он снова взялся за телефонную трубку. – Адмирал дома, как вы думаете?

– Сейчас он должен быть в клубе. Вы на машине?

– Сегодня нет.

Тут я принял одно из своих «блестящих» скоропалительных решений, о которых даже пять лет спустя, просыпаясь среди ночи, все еще жалеешь. Сан-Франциско может подождать. Мое любопытство было задето. И не только любопытство. Это было серьезнее. Я почувствовал ответственность – ответственность за Хью, с которым мы вместе были на Филиппинах и который в то время был зеленым юнцом, считал, что джунгли очень романтичны и вовсе не опасны, и хотя мы были с ним почти одного возраста, считал, что я гораздо практичнее его, и ощущал себя его старшим братом. То же чувство охватило меня и теперь.

– Моя машина за углом. Я с удовольствием вас подвезу.

* * *

Клуб оказался длинным, низким зданием. Выкрашенный в приглушенный зеленый цвет, он скрывался в зелени, вдали от дороги. Все здесь было приглушено, как бы не желая бросаться в глаза, даже частный полицейский прятался за матовым стеклом входных дверей, наблюдая за всеми, кто появлялся на дорожке.

– Ищете адмирала, мисс Тернер? Он, по-моему, загорает в северном солярии.

Мы прошли через дворик, вымощенный плитками и уставленный пальмами в кадках, и поднялись по лестнице в солярий, по краю которого стояли кабинки для переодевания. Я увидел горы, загораживающие город от пустыни, расположенной на северо-востоке от него, и океан, волны которого поблескивали, как чешуя огромной синей рыбы. Вода в бассейне, расположенном с подветренной стороны, была прозрачна и спокойна.

Адмирал Тернер в шортах и майке принимал солнечные ванны, сидя в парусиновом шезлонге. Увидев нас, он встал. Это был крупный старик. От солнца и морских ветров кожа на его лице приобрела красноватый оттенок и высохла, у глаз прорезались морщины. Но не было ничего старческого в его голосе. В нем все еще слышались командные нотки.

– В чем дело, Элис? Я думал, ты на работе.

– Мы пришли сюда, чтобы спросить кое о чем, адмирал. – Силлимен заколебался и кашлянул в руку. Он посмотрел на Элис.

– Говорите. Спрашивайте. Почему вы все такие испуганные?

Силлимен, наконец, заставил себя заговорить.

– Вы не унесли домой прошлой ночью картину Шардена?

– Нет. Она исчезла?

– Ее нет в галерее, – ответила ему Элис. Девушка чувствовала себя неуверенно. Казалось, она немного боялась отца. – Мы подумали, что ты мог взять ее домой.

– Я? Взять домой? Но это абсурд! Полнейший абсурд и нелепость! – Его короткие седые волосы поднялись дыбом. – Когда картина исчезла?

– Мы не знаем. Утром мы открыли галерею, но ее уже не было…

– Черт возьми! Что происходит? – Он уставился на нее, потом на меня. Его синие круглые глаза смотрели на нас, как два пистолетных дула. – А вы-то кто, черт вас возьми?

Он был всего-навсего адмиралом в отставке, а я покинул армию уже несколько лет назад, но тем не менее почувствовал себя не в своей тарелке.

– Это друг Хью, папа. Мистер Арчер.

Он не протянул мне руки. Я отвернулся. У бассейна на десятифутовой вышке стояла женщина в белом купальном костюме. Она сделала три быстрых шага и прыгнула в воду. Тело ее, согнувшись, повисло в воздухе, выпрямилось и вошло в воду, как нож в масло, без всплеска и брызг.

– А где Хью? – спросил адмирал раздраженно. – Если это случилось по его небрежности, я убью этого ублюдка.

– Папа!

– Что папа? Где он, Элис? Если кто и знает это, так это ты.

– Я не знаю, папа. – И она добавила очень тихо: – Он не ночевал дома.

– Да? – Старик внезапно сел, как будто ноги у него подкосились под тяжестью нахлынувших чувств. – Он не говорил мне, что собирается уйти.

Женщина в белом купальнике поднялась по ступенькам и подошла к нему сзади.

– Кто ушел? – спросила она.

Адмирал повернул голову и посмотрел на нее. Это стоило сделать, хотя ей было уже за тридцать – загорелое тело, великолепная фигура, почему-то показавшаяся мне знакомой. Где-то я уже видел эти изящные округлости… Силлимен представил женщину как супругу адмирала. Когда она сняла резиновую шапочку, ее рыжие волосы вспыхнули небольшим пожаром.

– Послушай, что они рассказывают мне, Сара. Похищен мой Шарден.

– Какой?

– У меня только один Шарден. «Яблоко на столе».

Она повернулась к Силлимену. Движения у нее были быстрыми, как у кошки.

– Картина застрахована?

– На двадцать пять тысяч долларов. Но картина бесценна.

– А кто еще пропал?

– Хью, – ответила Элис. – Конечно, это не имеет ничего общего с пропажей картины.

– Ты уверена? – Она обернулась к мужу. – Хью был в галерее, когда ты зашел туда вчера вечером. Ты сам говорил мне об этом. И помнишь, он ведь хотел купить у тебя Шардена?

– Не верю этому. У него нет денег, – сказала Элис ровным голосом.

– Я прекрасно знаю, что у него нет денег. Но он действовал от чьего-то имени. Ведь так, Джонстон?

– Да, – согласился с ней старик. – Он не сказал мне, кто именно хочет купить картину, поэтому я и не стал его даже слушать. Тем не менее, я считаю, что глупо делать какие-то выводы в отношении Хью. Мы уходили вместе из галереи, и картина висела на своем месте.

– А когда вы с ним расстались?

– Где-то около восьми. Точно не помню.

Под градом ее вопросов он вдруг состарился и стал будто меньше ростом.

– Хью проводил меня до машины.

– Но он вполне мог вернуться обратно.

– Не понимаю, что вы пытаетесь доказать, – возмутилась Элис.

– Просто хочу установить факты, чтобы мы могли решить, что делать дальше. Вижу, никто не предлагает обратиться в полицию. – Сара по очереди окинула нас оценивающим взглядом. – Ну так что? Мы будем звонить в полицию? Или же предположим в качестве рабочей гипотезы, что наш дорогой Хью унес картину?

Некоторое время все молчали. Наконец адмирал прервал это неприятное молчание:

– Нельзя впутывать в это дело полицию, если тут замешан Хью. Ведь он почти что член нашей семьи.

Элис благодарно положила ему руку на плечо. Но Силлимен смущенно заметил:

– Надо что-то делать. Если не попытаемся отыскать картину, мы не можем рассчитывать на страховку.

– Я это понимаю, – возразил адмирал. – Но мы должны рискнуть.

Не разжимая губ, Сара Тернер удовлетворенно улыбнулась. Она добилась того, чего хотела добиться. Правда, я не понял, чего же. Во время этого семейного спора я отошел немного в сторону, облокотился на балюстраду солярия, делая вид, что не слушаю их.

Сара Тернер подошла ко мне, глядя на меня своими узкими глазами так, как если бы мужественность была товаром, который она высоко ценит.

– Кто вы такой? – приветливо улыбнувшись, спросила она.

Я объяснил ей, кто я такой, но не улыбнулся в ответ. Тем не менее, она очень близко придвинулась ко мне. От нее пахло хлоркой и еще чем-то, очень, я бы сказал, манящим.

– Вы чувствуете себя не в своей тарелке, – сказала она. – Почему бы нам вместе не поплавать?

– Извините, но у меня водобоязнь.

– Жаль. Я так люблю плавать в компании.

Силлимен легонько толкнул меня локтем и тихо сказал:

– Я должен возвращаться в галерею. Но если хотите, я возьму такси.

– Нет, я отвезу вас.

Мне хотелось поговорить с ним наедине.

Внизу, во дворике, послышались быстрые шаги. Я нагнулся и увидел лысину Тодда. Почти одновременно он поднял голову, посмотрел на нас, быстро повернулся и пошел обратно. Но когда Силлимен окликнул его, он передумал.

– Хелло! Вы ищете Тернеров?

– Да.

Угловым зрением я заметил реакцию Сары Тернер на его голос. Она как бы вся напряглась, и рука потянулась к рыжим волосам.

– Они здесь, наверху, – сказал Силлимен.

Тодд неохотно стал подниматься по лестнице. Спускаясь, мы прошли мимо него. В кремовой рубашке и такого же цвета галстуке под ярким твидовым пиджаком он выглядел очень элегантно. Тем не менее, был смущен и напряжен. Сара Тернер встретила его у лестницы. Я хотел немного задержаться, чтобы послушать, о чем они говорят, но Силлимен стал торопить меня.

– Миссис Тернер очень внимательна к Тодду, – сказал я, когда мы сели в машину. – У них много общего?

Он резко возразил:

– Никогда об этом не думал. Они просто знакомые, насколько мне известно.

– А Хью? Он тоже просто ее знакомый?

Пока машина набирала скорость, он изучающе смотрел на меня.

– А вы многое замечаете, не так ли?

– Многое замечать – моя работа.

– А кем вы работаете? Художник?

– Нет. Частный детектив.

– Детектив? – Он даже подпрыгнул на сиденье, как будто я собирался его укусить. – Значит, вы не друг Хью? Вы из страховой компании?

– Нет. Я друг Хью. И только поэтому меня интересует ваше дело. Я столкнулся с ним совершенно случайно.

– Понимаю. – Но в его голосе послышалось сомнение.

– Вернемся, однако, к миссис Тернер. Она устроила эту сцену своему мужу вовсе не просто так. У нее на это была причина. Что это – любовь или ненависть?

Силлимен хотел промолчать, но не мог удержаться, чтобы не посплетничать: