Текст книги "Отныне и навсегда"

Глава восемнадцатая

Когда я захожу во двор, Мэрайя сидит на крыльце, нежась в лучах вечернего летнего солнца, которое в это время обычно украшает фасад нашего дома. Компрессионные чулки спущены до щиколоток, коленки прикрыты юбкой, лицо поднято к солнцу, а между пальцами догорает длинная сигарета. Сама безмятежность; она знает, как правильно прожить каждый момент своей жизни, даже когда грани ее личности размываются. Я ей завидую.

– Вечер добрый, – я приветствую Мэрайю улыбкой. – Хороший день?

– Прекрасный. Ты принесла конфеты? – спрашивает она и открывает глаза. Сигарета падает на землю, и ей снова десять лет: она хлопает в ладоши с широко распахнутыми глазами. – Мама отправила меня гулять, чтобы я не путалась под ногами, поэтому я спустилась вдоль реки и весь день прыгала по баржам. Добралась до самого Гринвича!

– Да, удалось раздобыть немного, – я высыпаю пригоршню леденцов в сложенные лодочкой ладони.

Мэрайя смотрит на сверкающие, словно драгоценные камни, конфеты так, будто они и впрямь представляют собой ценность, и убирает их в открытую сумочку.

– Оставлю их на особый случай.

– А ты не боялась? – спрашиваю я, присаживаясь на свою сторону ступенек. – Автостопом с незнакомцами, одна…

– Нет, а с чего бы? – спрашивает Мэрайя, смотрит на свою сумку, достает леденец и незамедлительно отправляет его в рот. – А ты боялась, когда сбегала из дома и пересекала море, чтобы добраться до Лондона?

– Я была в ужасе, – отвечаю я, вспоминая свое опасное путешествие через море к месту, совсем не похожему на все, что я видела раньше.

Доски корабля стонали и кряхтели, как человек при смерти. Запах болезни и пота настолько въелся в воздух, что стал почти осязаем. Голодные глаза пристально следили за мной, из-за чего я почти не спала. Одинокая девушка – очень легкая добыча. Многие поддавались искушению и пытались завладеть мной, вот только они не знали, что на самом деле мне больше восьмидесяти лет и что за эти странные восемь десятков я освоила, как постоять за себя, и никому не позволяла прикоснуться к себе без разрешения. О ноже, спрятанном в одеяниях, никто тоже не догадывался. Когда же они все это узнавали, то оставляли меня в покое.

Я поняла, что мне пора, когда услышала, что мой сын умирает. При его жизни я скрывалась в монастыре неподалеку и издалека наблюдала, как он становится мужчиной, с болью и гордостью следила за мимолетными мгновениями триумфа, за трагедиями и потерями, подчеркивавшими его отвагу. Я наблюдала, как он сгибался под тяжестью лет, и смогла прийти к нему только перед самым концом.

Мой мальчик, мой сынок. Я держала его на закате жизни так же, как и на рассвете. Я верю, что, когда я шептала ему колыбельную под звуки дождя, он узнал меня, мои прикосновения. На смертном одре я окружила его материнским теплом, которое не смогла дать при жизни. Когда его не стало, и я по-настоящему осталась одна, тогда я и нашла в себе мужество уехать. Мир, который я знала, обратился в пыль, и все, что мне оставалось, – это жить.

– Ну раз ты в одиночку приплыла сюда на лодке, вряд ли мои прыжки по баржам – это такое уж большое событие, – говорит Мэрайя, возвращая меня в настоящее.

– Ты была совсем малышкой, а мир был так опасен. Не знаю, почему я не волновалась о тебе еще больше.

Почему-то даже тот мир, на который с неба обрушивались бомбы, казался мне безопаснее.

– Времена были другие, – говорит Мэрайя, рассасывая леденец. Лицо принимает обычное выражение, к ней возвращаются ее восемьдесят лет. – Наверное, мне просто повезло. Может, все были слишком измотаны войной и потому не обращали внимания на оборванок вроде меня. У меня была счастливая жизнь с мамой, папой, Леном и тобой. Конечно, были и горе, и утраты, но мне ничего плохого не сделали, в отличие от тебя. Все эти прожитые годы, люди, что умерли на твоих глазах… Не представляю, как ты держишься, Иви.

От Мэрайи у меня нет секретов. Да и зачем? Ребенком она обожала мои сказки, совсем как ее мать в том же возрасте. Теперь же, когда она состарилась, все истории и воспоминания, которыми я с ней делилась, существуют только в ее настоящем. Для нее нет прошлого или будущего, она живет в «сейчас», где возможно все.

– Ты – одна из причин, почему я еще держусь, – говорю я, касаясь ее щеки. – Моя милая девочка, я знаю, что у тебя была мама, но мне нравится думать, что я была твоей любимой тетей и лучшей подругой. Ты – моя любимая дочь.

– Ты тоже мне как дочь, – хихикает Мэрайя. – Забавно, да? Когда ты уехала, я ужасно по тебе скучала. Но я была рада, что у тебя кто-то появился, как у меня появился Лен. Очень рада, Иви.

– Принести тебе что-нибудь? – спрашиваю я.

– Расскажи мне историю, – просит она, положив голову мне на колено. – Про этого, про Исаака Ньютона.

В ее лице я по-прежнему узнаю черты той маленькой девочки: сверкающие глаза, ямочки на щеках. Когда она пугалась самолетов, а мамы не было дома, она приходила ко мне и точно так же клала голову мне на колено. Я заплетала и расплетала ей косы, гладила по волосам и рассказывала истории, пока опасность не миновала.

– Исаак был потрясающим человеком, – говорю я. – Но, когда я с ним познакомилась, он уже почти сошел с ума. Надеюсь, что это не связано со мной.

– А что случилось? – задумчиво спросила Мэрайя.

– Он хотел в одиночку раскрыть все секреты Вселенной, верил, что предмет изучения алхимиков много веков назад действительно существовал.

Мой милый Исаак, всегда хмурый, недовольный и приблизившийся к чему-то то ли чудесному, то ли ужасному – никогда не понимала, к чему именно. Недолгое время он был моим самым гениальным другом.

– Я поехала за ним в Кембридж, потому что узнала, что он ищет нечто невозможное. Решила, что он захочет встретиться с живым доказательством того, что загадки мироздания существуют. Надеялась, что он поможет мне понять, что со мной произошло.

– Помог? – спросила Мэрайя.

– Нет, но попытка была замечательная, – с толикой сожаления говорю я. – Он единственный, кто был так одержим этой идеей. Каждую минуту бодрствования изучал алхимию, исписывал листы заметками, экспериментировал в надежде стать повелителем пространства и времени. Возможно, он бы даже добился своей цели, но раньше, чем это произошло, либо его одержимость, либо работа со ртутью, либо и то и другое привели к тяжелому заболеванию. Я написала его семье, которую он ненавидел, и они забрали его домой. Он очень злился на меня, но я не хотела стать причиной его смерти. Потом Исаак выздоровел, ну а остальное ты знаешь. После этого он больше не занимался алхимией и не публиковал свои исследования. Меня он тоже видеть не хотел, так и не простив за то, что я отправила его домой.

– Ну не знаю, гений он там или нет, но придурок явно, – говорит Мэрайя, и мы обе хохочем.

– Уложим тебя в постель? – спрашиваю я.

– Ой, нет, спасибо, – отвечает Мэрайя. – Я чувствую себя счастливей некуда. Лен скоро вернется, и мы пойдем на танцы. А ты, Иви? Где твой парень?

Провалиться в мир ее воспоминаний, попутешествовать во времени и вернуться к дерзкой и энергичной Эвелин, чтобы танцевать всю ночь так, будто завтра никогда не наступит, – это соблазнительно, но я уже не такая, какой была, когда носила это имя. Теперь я серьезнее отношусь к своим переживаниям.

– Я его давно не видела, – грустно говорю я. – Он уехал.

– Сражается? – спрашивает Мэрайя и смотрит на безоблачное небо. – А сегодня будут бомбы?

– Нет, – заверяю я. – По радио сказали, что бомбежки не будет.

Дверь открывается, появляется Вив с пакетом, который тут же отправляется в мусорный бак.

– На сегодня я закончила, Мэрайя! – говорит она. – Марта скоро приедет. Увидимся завтра. Постарайся не нарываться на неприятности, хорошо?

– Я иду на танцы, – радостно говорит Мэрайя. – Иви сказала, что бомб сегодня не будет.

Я смотрю на свою узенькую переднюю дверь. На мгновение позволяю себе понежиться на солнечном крыльце вместе с Мэрайей, где все происходит одновременно и нет боли, потому что ничего не утеряно.

– Мэрайя, как тебе удается оставаться такой счастливой? – спрашиваю я.

– Просто я не ты, – беззаботно говорит она. – Тебе приходится жить со всем этим грузом, а моя жизнь все равно что секунда для Бога.

* * *

Сидя на кровати, я открываю ноутбук и гуглю Бена. Сама не знаю, зачем мне это, но я быстро нахожу его веб-сайт, согласно которому он занимается «разработкой оптических конструкций для малого бизнеса».

На фотографии он сидит на крыльце с собакой с торчащими ушами, длинные пальцы почесывают шерсть, губы вот-вот растянутся в улыбке.

Чувствую себя так, будто мне отвесили пощечину: здесь он еще не знает, что ждет его в будущем. Надо быть благодарной и радоваться своей судьбе: за десятки прожитых жизней я сумела излечить сломленную, напуганную девчушку и стать той женщиной, которой являюсь сейчас. Мой опыт и боль должны быть причиной двигаться вперед, а не смотреть назад. Я пережила войну, голод и чуму, несмотря на все их решительные попытки меня умертвить. Я всегда подозревала, что не могу убить себя. Однажды после смерти Доминика, окончательно решив, что не хочу жить дальше на этой земле без него, я набрала себе теплую ванну, приняла два десятка транквилизаторов, запила их бутылкой хорошего красного вина и вскрыла себе вены тем же ножом, что привезла из Милана. Завороженно наблюдая, как кровь смешивается с водой, я радовалась, что все закончилось и теперь мое ноющее тело наконец отдохнет. Но следующим утром я очнулась в ванне с холодной розовой водой, на теле не осталось даже шрама.

Тогда я убедилась, что выхода у меня нет.

Все это время я искала ответы, пытаясь понять, что со мной произошло, мечтала умереть. Но что, если я могу помочь кому-то, кто хочет жить?

Но если – если – я свяжусь с ним снова, для кого это будет на самом деле? Для него или для меня?

Закрыв ноутбук, залезаю рукой под кровать и достаю шкатулку из красного дерева – сувенир со времен дружбы с Исааком. Открываю крышку и задумываюсь.

А вдруг я – единственная, кто может его спасти?

Глава девятнадцатая

– И что теперь? – спрашивает Китти, когда мы выходим из автобуса и осматриваемся. – Где мы вообще?

Я разглядываю карту в телефоне.

– Кажется, мы… В Уоппинге. По-моему, мы сели на правильный автобус, но уехали не в ту сторону.

– Уоппинг, значит, – прищуривается Китти.

– Слушай, когда мы бежали за автобусом, ты не выказывала особого недовольства и не говорила, что мы уедем не туда. И вообще, я в Уоппинге не бывал. Так что будем плыть по течению и посмотрим, куда это нас приведет.

– Уоппинг, – повторяет Китти. – Совсем не то, что я себе представляла, но, если ты найдешь мне паб и купишь выпить, я в деле.

– О, смотри, вот отличный вариант, – я показываю ей экран телефона. – Проспект Уитби в пяти минутах от нас, пойдем туда. Похоже, это самый старый паб в Лондоне. А какая у него история! Пираты, контрабандисты, головорезы, все в этом духе.

– Прекрасно, – отвечает Китти без особого энтузиазма, но все же берет меня под руку.

Мы идем в сторону реки, ориентируясь по карте, до тех пор, пока не упираемся в обветшалое георгианское здание из темного кирпича и с эркерами в черных рамах.

– Паб существует примерно с тысяча пятьсот двадцатого года, – читаю я вслух, когда мы заходим внутрь. – Тут даже есть плитняк того времени!

– Главное, чтоб алкоголь лился рекой, – говорит Китти. Она уже собирается к барной стойке, когда я замечаю кое-что интересное и хватаю ее за руку.

– Смотри! – я указываю на плакат А4, привлекший мое внимание. Он висит среди объявлений о квизах, записи на мини-футбол и соревнованиях по дартсу. – Пять минут назад началось на втором этаже. Пошли посмотрим?

Китти возвращается, изучает никудышную ксерокопию плаката с низкокачественным изображением и надписями, сделанными от руки, и смотрит на меня с искренним недоумением.

– С ума сошел? – восклицает она. – У наших ног весь Лондон и твои деньги, а ты хочешь провести вечер в компании каких-то неудачников, называющих себя Клуб «Тайная Вечеря»? Какого черта?

– Тут написано, что они интересуются эпохой Возрождения и да Винчи. Что-то часто он последнее время фигурирует в моей жизни. Может, это знак? Китти, хватит закатывать глаза.

– Извини, это рефлексы младшей сестры, – говорит она. – Продолжай, я слушаю. О, смотри, сейчас счастливый час!

– У меня предчувствие, – говорю я и ловлю ее взгляд.

– Предчувствие, – повторяет за мной Китти. От ее ободряющего сарказма не остается и следа.

– Да, – пожимаю плечами я.

– Бен, мы уже говорили о твоих чувствах, а теперь собирались выпить, – она смотрит на меня. – Тебе кажется, что ты найдешь ответы и причины этой ужасной, несправедливой и совершенно невозможной ситуации здесь, в пабе в Уоппинге. Но это не так. Поэтому я умоляю тебя, не надо.

– Что не надо? – спрашиваю я, хотя уже знаю ответ.

– Видеть во всем квесты, в итоге ты только причинишь себе боль.

– Квесты? – переспрашиваю я.

– Да, где ты – Дон Кихот, а я – толстяк на осле.

– Так я мертвый поэт или Дон Кихот? Определись уже.

– Ты – все трагические герои, – мягко говорит она. – Я не могу защитить тебя от того, что творится в твоей голове, но могу хотя бы попытаться спасти от бесполезных поисков чудес в местах, где их нет. Например, в дряхлой комнате на втором этаже паба.

– Я не… – вру я.

– Не вынуждай меня ходить за тобой по пятам, как в детстве, когда я каждую субботу плелась за тобой в тот книжный магазинчик и следила, чтобы тебя не избили парни из школы, пока ты сидел на полу и читал. Так себе выходные для двенадцатилетки. Я должна была ходить с подружками по магазинам и тырить помады. Твоя жизнь слишком коротка, чтобы гнаться за чем-то призрачным, Бен.

– Я просто хочу заглянуть к ботанам на праве ботана, – говорю я. – И вообще, я думал, что тебе тоже нравилось рассматривать книги.

– Ни один интересный человек не любит рассматривать книги, Бен, – говорит она. – Я притворялась ради тебя. Исключение – книги Джилли Купер, надо отдать ей должное, у нее я многому научилась.

– Китс, – я кладу руку ей на плечо. – Я не собираюсь искать там ответы, играя в «битву с ветряными мельницами», я хочу пойти туда, потому что я ботан, и они, по-моему, тоже. Именно так я себе представляю хороший вечер. И ты позволишь мне туда пойти, потому что ты верная и добрая. И потом, представь, как тебе будет весело измываться над нами.

– Это да, – невозмутимо соглашается Китти. – Но не заходи туда с видом потерянного мертвого поэта на осле.

– Скорее, все как раз наоборот, – говорю я. – Мне почему-то кажется, что меня нашли.

Китти заключает меня в крепкие объятия.

– Ты же понимаешь, что теперь я буду вечно дразнить тебя за эти слова?

* * *

Где-то с десяток человек умолкает, когда я открываю дверь в комнату заседания клуба.

– Еще не поздно уйти, – громко шепчет Китти у меня за спиной, хотя уже явно поздно.

– Привет! – говорит один из участников. – Извините, мы не ждали гостей. Несмотря на наши плакаты, к Тайной Вечере никто никогда не присоединяется. Вообще никогда.

– По сути, это первое правило Тайной Вечери – мы единственные сюда и приходим, – говорит другой молодой человек с усмешкой.

– А нам можно? – спрашиваю я. – Не хотелось бы вас обременять.

– Действительно, не хотелось бы, – подтверждает Китти.

– Нет, все в порядке, не уходите, – в разговор вступает еще один участник. – Нам нужна свежая кровь.

– Мы не занимаемся жертвоприношениями, если что. Привет, я Дэв, – добавляет другой молодой человек и обаятельно улыбается моей сестре.

– Но нас уже нужное количество, – говорит первый. – Так что…

– Нужное количество? – спрашивает Дэв.

– Нас тринадцать, тринадцать апостолов на…

– Наш тринадцатый участник давно не появлялся, и вообще, у нас нет такого правила, – парирует Дэв, – иначе зачем было вешать плакаты? И мы никак не ограничены религией.

– Верно, такого правила нет, – вмешивается старший в группе, мужчина лет сорока с седеющей бородой и коротко остриженными волосами. – Мы люди пытливых умов, и нашему любопытству нет предела. Думаю, ты согласишься со мной, Иэн. – Иэн пожимает плечами и садится. – Добро пожаловать в клуб «Тайная Вечеря»!

– Я Бен, а это Китти, – говорю я, присаживаясь рядом с сестрой. – Я инженер-оптик, специализируюсь на разработке линз. Не так давно начал увлекаться работами да Винчи.

– А кто не увлекается, – бормочет Иэн, будто я сказал что-то про S Club[3]3
  S Club – британская поп-группа, существовавшая в конце 1990-х – начале 2000-х годов.


[Закрыть] на собрании клуба любителей трэш-метала.

– А я просто его несчастная спутница, – говорит Китти.

– Мы все очень рады с вами познакомиться, – говорит старший. – Меня зовут Негаси, я увлекаюсь астрофизикой и древней астрономией. Дэва вы уже знаете, он инженер-механик, Иэн – промышленный химик, – он перечисляет имена остальных, но я тут же их забываю. – На наших встречах мы всегда вкушаем красное вино, пресный хлеб и ассорти сыров. Могу я вам что-нибудь из этого предложить?

– Бокал вина, спасибо, – отвечаю я.

– И побольше, – Китти улыбается Дэву и выглядит куда радостнее, чем вначале.

– Как вы о нас узнали? – спрашивает Негаси, наливая нам вино.

– На самом деле случайно, – говорю я. – Сели не на тот автобус, дошли до паба, увидели плакат внизу. Что-то вроде «оказались в нужное время в нужном месте».

– О клубе «Тайная Вечеря» так обычно никто не отзывается, – шутит Негаси.

Прежде чем я успеваю ответить, дверь открывается и заходит женщина в длинном бархатном платье цвета пыльной розы, почти подметающим пол подолом, расшитым лимонно-зеленым бисером. В руках у нее большая деревянная шкатулка. Слышатся негромкие возгласы, приветствия и добродушные «Смотрите, кто к нам пожаловал!»

– Знаю. Знаю, я давно не приходила, но, думаю, вы меня простите, увидев, что я… – Глаза Виты расширяются, когда она замечает меня. Губы сначала формируют удивленное «о», а потом растягиваются в красивейшей улыбке.

– Бен, – произносит она.

Глава двадцатая

Мои щеки примерно того же оттенка, что и мое платье Biba из шестидесятых. Я сажусь рядом с Негаси. Друзья в шутку жалуются, что я не удосужилась прийти на несколько последних встреч, и проявляют явный интерес к моей таинственной шкатулке.

– Я-то не против, но это ведь ты основала клуб, – с улыбкой поддразнивает меня Дэв.

– Знаю, знаю, – говорю я. – Немного замоталась с да Винчи.

– Но оно того стоит, – говорит Бен. – Выставка у Виты просто потрясающая.

– Вы знаете друг друга? – спрашивает Иэн.

– Не совсем, вчера познакомились, – отвечает Бен. – Китти, это Вита, куратор Коллекции Бьянки.

– Круто, – улыбается девушка. – Я сестра Бена.

– У вас похожие улыбки, – говорю я.

– Так что ты принесла, Вита? – спрашивает Иэн, когда я бросаю взгляд на Бена. Я и не замечала, какие у него широкие плечи и грациозные руки. Его глаза встречаются с моими, грудь и шею охватывает жар.

– Это мой новый проект – изучаю точки пересечения науки и алхимии. Первые ученые предсказали многие из открытий, совершенных в нынешнее время. Вдруг из прошлого можно извлечь что-то еще?

– То, что нужно, – говорит Дэв, нетерпеливо потирая руки. – Покажешь?

Я ставлю шкатулку, которую успела забрать из лаборатории Исаака до ее закрытия, в центр стола. Все подаются вперед.

– Я нашла этот инструмент в Кембридже несколько лет назад. Шкатулка в хорошем состоянии, создана под размер устройства в начале семнадцатого века. Очевидно, она для чего-то предназначена, вот только я не могу понять, для чего именно. Эта загадка сводит меня с ума. Что, если это ключ к какому-нибудь современному открытию? Понимаю, шансы малы, но ведь нет ничего невозможного.

– Кроме путешествий во времени, – бормочет Иэн.

– Что значит «нашла»? – спрашивает Дэв. – Она что, выпала из кузова грузовика?

– Поверишь, если скажу, что нашла ее на блошином рынке? – отвечаю я.

– Если это поможет делу, то да, поверю, – Дэв одаривает Китти обворожительной улыбкой.

Осторожно открыв шкатулку, я вынимаю ее содержимое, представляющее собой цельную конструкцию. Необычный прибор изготовлен из латуни и оснащен мастерски выполненными стеклянными линзами ручной работы разных размеров и толщины.

– У меня была версия, что это неудавшийся прототип микроскопа, – достаю последнюю деталь, вынимаю ее из бархатного мешочка и аккуратно устанавливаю призму на подставку в верхней части механизма, – или какой-то оптический эксперимент. Но для чего он нужен, я так и не разобралась. Есть идеи?

– Позвольте, – Майк рассматривает устройство поверх очков, в то время как вокруг стола начинает подниматься возбужденный гул.

– Ну и головоломка, – говорит Том. Он начинает тянуться к устройству, но в последний момент замирает в нерешительности. – Можно?

– Период времени не подходит, – говорит Иэн. – Я имею в виду интересы клуба. Мы ведь изучаем Раннее Возрождение.

– Иэн, заткнись, пожалуйста, – говорит Дэв. – Это же потрясающе.

– Ты прав, Иэн, но оно напоминает изобретения из записей да Винчи, – говорю я. – Конкретных доказательств нет, однако мне кажется, что создатель устройства был знаком с работами да Винчи и, возможно, тоже разбирался в алхимии.

Обычно в такие моменты люди улыбаются или даже ухмыляются, но в этой комнате подобного не происходит; примерно по этой же причине и был создан клуб. Мне хотелось собрать единомышленников, которые, сами того не подозревая, смогли бы вместе найти ответ к неразрешимой загадке.

– Согласен с твоим наблюдением, – говорит Негаси, пока остальные бормочут себе под нос.

Все сидящие за столом придвигаются ближе, чтобы получше рассмотреть устройство. Бен держится чуть поодаль, но я вижу, что он тоже с восхищением разглядывает каждую деталь.

Сегодня вечером я шла сюда с мыслями о нем, и вот он собственной персоной. Не понимаю, как это работает, и не могу избавиться от напряжения. Счастливые случайности и осколки надежды – вечные предшественники большой потери. Подобное начинаешь осознавать, только пожив с мое.

– Вы смотрите, а я принесу еще вина, – говорю я.

– Не заморачивайся, хозяин должен сам скоро принести, – отвечает кто-то, но я делаю вид, что не услышала. Надеюсь, Бен найдет причину последовать за мной, чтобы мы вместе «поудивлялись» тому, каким чудом наши пути снова пересеклись.

Я выбрала проспект Уитби для встреч клуба «Тайная Вечеря», потому что это место знакомо мне еще с тех времен, когда я впервые приехала в Лондон много веков назад. Иногда он служил мне настоящим убежищем; какое-то время я даже жила и работала в укрытии этого каменного сооружения, непоколебимо стоящего на фоне бесконечно меняющегося города.

Главный бар претерпел сильные изменения за прошедшие годы, но некоторые детали остались прежними: например, я не раз касалась крепких балок, что поддерживают потолок, и ходила по этому плитняку. Еще одна вещь, которая уже долгое время остается неизменной, – мой бывший начальник за барной стойкой. Он общается с завсегдатаями, положив руку на пивной кран.

– Привет, Хью, – говорю я с легкой улыбкой. – Извини, что так долго была в самоволке, на работе завал.

– Рад тебя видеть, милая, – Хью улыбается в ответ, берет стакан, наливает мне строго определенное количество джина и, чуть подумав, бросает туда пару кубиков льда. Все как я люблю.

– Помощь не нужна? – спрашивает Бен, возникший рядом. Я поворачиваюсь к нему и забываю, о чем говорила.

– Это твой новый парень?

– Ой, нет, – я краснею. – Это Бен, мы вчера познакомились.

– Вот как, – говорит он, вскидывая брови. Он ставит на поднос чистые бокалы и четыре бутылки вина. – Я подумал, может быть… Ну, ты знаешь, прошло много времени с тех пор, как Доминика не стало.

Наступает неловкое молчание.

– Знаете что, – через какое-то время говорит Хью, – вы идите, я сам все принесу. И еще, пообещай попрощаться перед уходом.

– Обещаю, – отвечаю я, через плечо бросая взгляд на Бена и уводя его в более тихий коридор в задней части заведения.

Оставшись наедине, мы оба выжидательно молчим.

– Неожиданная встреча, – наконец произносит Бен.

– Да, – соглашаюсь я. – И правда.

– Но я рад, – добавляет он.

– Это взаимно, – говорю я, аккуратно по очереди касаясь кончиков пальцев. – Я нашла твой сайт и думала связаться с тобой, но сомневалась, стоит ли.

– Думала связаться со мной? – Бен смеется. – Мало кто захотел бы увидеться со мной после того, что случилось. Да я их и не виню.

– Я не боюсь смерти, – говорю я. – Мой муж умер у меня на глазах.

Как и многие другие.

– Боже, – лицо Бена вытягивается. – Мне очень жаль.

– Спасибо. Его звали Доминик. Это было… Прошло много времени.

– Вита, а вдруг это не…

– Бен, я тут подумала…

– Вот ты где! – К нам по лестнице спускается Китти. – Я искала уборную.

Видимо, она не заметила огромную вывеску прямо рядом с комнатой клуба.

– Извини, сестренка, – улыбается Бен. – Я оставил тебя одну с ботанами.

– Вот именно. Но Дэв довольно милый. А вы тут чем заняты?

– Просто болтаем. Я познакомился с Витой перед выставкой. Такая удача, что мы здесь встретились!

– Удача, – соглашается Китти. Она улыбается, но я вижу скрытую в чертах ее лица скорбь.

– Ну что, идем обратно? – спрашиваю я. – Уборная наверху.

Китти поднимается по лестнице. Мы с Беном смотрим друг на друга. Я чувствую, как что-то меняется в воздухе, словно когда-то остановившиеся шестеренки времени вновь закрутились.