Текст книги "Красный дом"

Глава 18

Я надеваю теплое пальто и выхожу из дома. Сейчас десять вечера. Не самое популярное время для прогулок, но они мне помогают справиться с происходящим в моей жизни. Когда я гуляю, бесконечный шум в моей голове затихает, и я могу мыслить логически. А сейчас мне как раз нужно поразмышлять логически.

Я понимаю, что иду к кладбищу у церкви Святого Освальда. Сколько же людей прожили жизнь, а теперь их нет – эта мысль помогает мне рассматривать все в перспективе. Я иду по тропинке среди травы. В отдалении кричит лиса. Свет и шум остаются у меня за спиной, опускается тьма, она теперь везде вокруг меня.

Мне никогда не приходило в голову, что Джозеф может быть невиновен. На протяжении всей моей жизни я мучилась из-за внутреннего конфликта – между моей инстинктивной любовью к нему и знанием о том, что он совершил. Это должен был сделать он – ведь его же нашли с ружьем, покрытого кровью. Я сама его видела. А видела ли?

Если Джозеф не совершал это преступление или в этом участвовал кто-то еще, то что я видела? Меня записала видеокамера в отсеке со змеями: я говорю, что Джозеф убил маму и папу. Но, конечно, меня нельзя считать самым надежным свидетелем. Могла я что-то напутать? Если Джозеф этого не делал, то это отчасти и моя вина, что все считают его виновным.

Если Джозеф не совершал это преступление, то он не злодей, а жертва. Все эти годы мы неправильно о нем думали. А что это говорит обо мне? Я больше не трагическая невинная жертва. Я – тот человек, который неправильно воспринял происходящее. Похоже, полиция ко мне серьезно отнеслась, хотя мне было всего пять лет. Частично это и моя вина в том, что обвинили Джозефа. Мне следовало обратиться в полицию, как только я поняла, что страдаю лицевой слепотой, но я этого не сделала.

Джозеф не может мне рассказать, что происходило той ночью. Он не может мне сказать, участвовал ли в этом кто-то еще или, может, даже этот кто-то и был убийцей. Похоже, что только эта глупая компьютерная игра способна помочь мне выяснить всю правду. А лучший помощник в этом – Нейт Армитедж, друг Джозефа, который разрабатывал игру вместе с ним. Но я не могу попросить его о помощи. Просто не могу. Не после того, что произошло между нами.

Кто-то за мной идет. Я оглядываюсь. Мужчина. Я иду дальше, сжав руки в кулаки. От низких фонарей в церковном дворе падают длинные тени, с претенциозных надгробий на тропу падают тени в форме ангелов. Через тропу перелетает летучая мышь так близко, что я чувствую вибрации в воздухе.

– Эй! – кричит кто-то.

Я не обращаю внимания и иду дальше, заставляя себя шагать быстрее, но так, чтобы не показать, что я паникую. Я боюсь, что это может быть человек, который узнает меня как Селестину, но, конечно, это может быть и кто-то, знающий меня как Еву. Маловероятно, что я смогу различить этих людей, – в этом и заключается весь ужас лицевой слепоты.

– Эй! – кричат снова.

Я разворачиваюсь. Я испытываю искушение броситься бежать, но это означало бы поддаться страху. Мужчина приближается.

Он идет спокойно и непринужденно, не так, как ходят хищники, проходит под фонарем. Он улыбается.

У него на щеке татуировка в виде листа. Аллилуйя! Я выдыхаю. Это тот тип, который помогал мне со стеллажом в книжном магазине. Я испытываю такое облегчение от того, что это не сталкер/психически ненормальный убийца, и от того, что я его узнаю, что широко улыбаюсь ему. Подобная улыбка не совсем соответствует ситуации.

– Зак! – Какая это радость – произносить имя с уверенностью. – Нехорошо преследовать людей по темным кладбищам.

– Прости. – Он переминается с ноги на ногу. – Я тебя не преследовал. Я живу здесь рядом. А потом я понял, что это ты, и, не подумав, позвал тебя.

Я не очень-то хорошо умею общаться. Я всегда тратила столько сил, гадая, что за человек передо мной, что не смогла развить базовые навыки общения. Вероятно, в жизни человека есть крайне важный период, когда эти навыки развиваются, как при дрессировке щенка, но у меня этот период выпал. В Заке есть что-то, что мне нравится, не только татуировка.

– Ты куда-то направляешься? – спрашивает он. – Тебя проводить?

Я знаю, что двадцатилетним женщинам ненормально в одиночестве гулять по кладбищу, но, судя по статистике, это безопасно, особенно в городке типа Эшборна. Я отказываюсь бояться и не жить так, как я хочу.

– Со мной все в порядке, – отвечаю я. – Мне просто здесь нравится.

Он улыбается, похоже, не находит это странным.

– Мне тоже нравится. Я люблю читать надписи на надгробиях и пытаюсь найти самого старого человека, который умер до двухтысячного года.

– Айрис Стритэм был сто один год, – сообщаю я. – Она умерла в 1998 году, а ее муж аж за сорок лет до нее.

– Вау! Как это грустно, – говорит Зак.

– Если только он не был козлом, – замечаю я.

– Разумная мысль.

С минуту мы идем молча, я чувствую себя хорошо, что для меня необычно. Обычно мне приходится заполнять каждую паузу, потому что я отчаянно пытаюсь вести себя так, как другие люди. По какой-то причине я не испытываю такой необходимости с Заком. Мне комфортно с ним, но при этом я также чувствую легкое возбуждение.

– Наверное, мне пора возвращаться, – говорю я. – Может, увидимся в магазине.

Этого говорить не следовало. Между нами есть искра, но я не могу себе позволить заводить молодого человека. В конце концов я начинаю им доверять, и из этого не получается ничего хорошего.

– Если я рискну вернуться в эту смертельную ловушку, – отвечает Зак.

Я смеюсь, неловко взмахиваю рукой и иду прочь. Хотя я знаю, что из этого ничего не выйдет, я не могу не чувствовать себя немного лучше.

Глава 19
Джозеф

Они снова дают мне еду и воду, не убивают меня. Не могу сказать, что я точно чувствую себя хорошо, но уже не так дерьмово, как раньше. Сейчас кто-то находится вместе со мной в палате, и я боюсь. Что-то с этим человеком не так. Я пытаюсь пошевелить головой, чтобы его увидеть, или хотя бы глазами, но ничего не происходит. Я вижу только плитки на потолке и пятно, которое на самом деле не выглядит, как моя змея. Я пытаюсь силой воли заставить руки или ноги двигаться, но они остаются на месте, не шевелятся вообще, как куски мертвой плоти. Так было, когда одна из овец родила мертвого ягненка и он лежал на соломе, а мы пытались вдохнуть в него жизнь. Теперь я сам такой. Ничто не вернет меня к жизни.

Этот тип рядом, смотрит на меня. Вы не можете себе представить, как это страшно, когда вы даже не можете нормально двигать глазами. Большинство людей разговаривают. Если их спросить, они скажут, что говорят со мной, но на самом деле с собой. Однако этот человек просто тут стоит.

Я пытаюсь от него отодвинуться, закричать. Но, конечно, ничего не происходит. Он может сделать со мной все, что угодно, а я не только не смогу его остановить, я даже не смогу потом кому-то рассказать о случившемся.

Но затем он толкает меня в бок и перекатывает, словно я бревно. Словно я даже меньше, чем ничто. После этого он уходит. Его мягкие подошвы издают хлюпающие звуки, когда он шагает по полу. Вдали кто-то кричит. Здесь никогда не бывает тихо по ночам.

Я будто тону – погружаюсь, а потом, задыхаясь, возвращаюсь на поверхность. Затем снова погружаюсь. Когда я оказываюсь рядом с поверхностью, возвращаются воспоминания. Далекие воспоминания. Мама поет в кухне и готовит бобы на тосте или рыбные палочки. Она всегда была какая-то нервная. Я вспоминаю, как она посматривала на меня краем глаза.

Затем на меня накатывает целая волна воспоминаний о более позднем времени – ближе к тому периоду, когда все погружается во мрак, и я не знаю, что происходило. Я сделал что-то ужасное? Именно поэтому у меня в сознании чернота? Почему моя сестра снова и снова спрашивает, помню ли я?

Есть очень четкое воспоминание. Я в столовой в школе, стою в очереди за помоями, которыми они нас там кормят, ни с кем не разговариваю. Подходит парень и пытается встать перед нашей группой.

– Прочь с дороги, уроды, – говорит он.

Никто из моих друзей ничего не делает. Они все тощие ботаники, и этот парень (вроде бы его зовут Нейт) может сожрать их живьем. Я уже готов позволить ему встать перед нами, потому что на самом деле не стоит из-за этого заводиться, но тут у меня в голове звучат слова не делать этого. Это отец забрался ко мне в голову? «Ты должен уметь за себя постоять, Джозеф. Не позволяй на себя наезжать». И тогда я чувствую, как у меня крепко сжимается кулак. Я делаю шаг назад. Парень поворачивается и ухмыляется, глядя на меня, и тогда мой кулак летит вперед. Остальные парни резко вскрикивают, а мой кулак врезается ему в лицо. Кровь везде, парень за моей спиной кричит, кто-то на меня прыгает, учительница орет, и все говорят: «Задрот слетел с катушек».

Затем я в кабинете директора, и все, что я говорю, кажется неправильным. Я пытаюсь объяснить, что Нейт влез перед нами, но они мне говорят, что это не оправдание. Хотя я сделал так, как учил отец, и постоял за себя. Поэтому я злюсь на них на всех. Сильно злюсь.

Что я сделал? Моя бабушка много со мной разговаривала. Она говорила, что я попал в серьезную автомобильную аварию. Я знаю, что все было гораздо хуже. Это пытка – не иметь возможности спросить, что же я наделал.

Глава 20
Ева

Дом Нейта Армитеджа стоит на возвышенности к югу от Маршпула. На пути туда у меня в животе кишки завязываются узлом от напряжения, этот узел извивается и поворачивается. То и дело меня застает врасплох сильный укол страха. Пусть Нейт и понял все неправильно, его ярость была вполне реальной. Ехать к нему домой одной – безумие, но я должна выяснить, что ему известно про игру Джозефа и скрытый уровень.

Я не говорила с Грегори про то, что Джозеф в сознании, и про две машины, но он наверняка увидел это все в новостях. Он испытал такое облегчение от того, что Джозеф уйдет из нашей жизни, что теперь я не знаю, как он отреагирует. Я бы предпочла выяснить побольше перед тем, как с ним разговаривать.

Дом Нейта Армитеджа окружен деревьями, которые скрывают его, и с дороги дом не видно. Он очень хорошо поднялся благодаря успеху игры Джозефа, которую он доработал и выпустил после убийств. Я подъезжаю к металлическим воротам, закрывающим вход на территорию, и опускаю стекло. Рядом с воротами большая серебряная кнопка, под ней написано: «Если вам не назначена встреча, не нажимайте на эту кнопку». Я нажимаю. Конечно, нажимаю.

– Да? – звучит резкий голос.

– Это Нейт? – кричу я.

– У вас назначена встреча? – Это Нейт.

Я делаю глубокий вдох.

– Это Селестина Флауэрс.

Никакого ответа. Я жду.

– Я не хочу тебя видеть, – наконец говорит он. – Пожалуйста, уезжай с моей территории.

– Я приехала из-за Джозефа! – кричу я в переговорное устройство. – Пожалуйста. Это ради Джозефа.

Молчание длится несколько секунд, потом слышится громкий звук, напоминающий жужжание, ворота открываются, и я заезжаю на участок.

Я еду по посыпанной гравием подъездной дороге, которая огибает небольшую рощицу, и открывается вид, который заслоняли деревья, – я вижу дом. Это современное здание, которое выглядит словно нагромождение картонных коробок с проделанными в них окнами. Грегори описал бы его как «авторский проект архитектора». Сбоку к дому примыкает стеклянная пристройка – оранжерея с растениями.

Я паркуюсь на посыпанной гравием площадке, иду к дому, звоню в звонок. Никто не подходит к двери, но, когда я ее толкаю, она открывается.

– Привет! – кричу я и захожу в коридор, в голове гудит от беспокойства.

Дверь справа распахивается в мою сторону, и оттуда выходит мужчина. Свет в коридоре тусклый, но его достаточно, чтобы я узнала Нейта. Одна сторона его лица выглядит натянутой после пересадок кожи, которые ему пришлось сделать после того, как в него плеснули кислотой. Глаз на этой стороне лица стеклянный, но он прячет его под длинной челкой. Я знаю, что случившееся было ужасно и принесло ему много боли, но лично меня совершенно не волнует, как Нейт выглядит. Он отличается от других людей. Его можно узнать.

Он поворачивается ко мне, я чувствую его ненависть, такое ощущение, что меня окатили ледяной водой.

– Я же говорил, что не хочу тебя видеть.

У меня учащается дыхание. Мне не следовало сюда приезжать, тем более одной. Он широкими шагами удаляется от двери, из которой вышел, словно ожидает, что я последую за ним. Я так и делаю.

Мы заходим в большую комнату, по периметру которой расставлены книжные шкафы. Занавески задернуты, свет не включен, но когда мои глаза приспосабливаются, у одной из стен я вижу стеклянный шкаф с чучелами птиц и животных, шахматную доску с расставленными фигурами на небольшом столике, причем фигуры расставлены так, словно мы прервали чью-то игру. Выглядит все это так, словно Нейт пытается изображать из себя викторианского эрудита, но при этом не отказывая себе в комфорте современного дома. Я пытаюсь убедить себя, что такой человек не сделает мне ничего плохого.

– Что ты хочешь, Селестина? – спрашивает Нейт. – Выкладывай. Я уже опоздал на видеоконференцию.

– Теперь меня зовут Ева. – У меня дрожит голос, я надеюсь, что Нейт не услышит эту дрожь.

– Она предала человеческий род, так что это имя тебе подходит.

– Скорее, ее несправедливо обвинил мужчина.

Нейт опирается на антикварный письменный стол.

– Да, все именно так. «Несправедливо обвинил». Это как раз про тебя.

– Мне нужно поговорить с тобой о Джозефе, – заявляю я.

– А зачем мне с тобой разговаривать, Ева? Объясни мне.

– Я этого не делала, Нейт. Я знаю, что разрушила нашу дружбу, но это сделала не я.

Нейт прищуривается.

– Больше никто не знал, что я буду на той поляне. И ее на самом деле было сложно найти. Ты на меня разозлилась. Все знали, какая ты.

– На самом деле нет. В смысле не знали, какая я.

Я не отвечаю на его первое обвинение. Я не могу. Он прав. Никто больше не знал, что он там будет, и я понятия не имею, кто облил его кислотой и почему.

– Это должна была быть ты, – заявляет Нейт.

Я не отвечаю. Какой смысл? Мне никто не поверил. Тетя Делла и дядя Грегори точно не поверили. Они действительно думали, что я облила Нейта кислотой. У меня до сих пор разрывается сердце от того, что они меня не поддержали. Как я могла оставаться в Маршпуле, когда все считали, что я сделала такую ужасную вещь, даже члены моей семьи?

– Давай закончим с этим, – заявляет Нейт. – Почему ты хочешь со мной поговорить? Предполагаю, что мой нынешний внешний вид помог тебе избавиться от твоих глупых подростковых фантазий?

– Мне нравится, как ты выглядишь.

Нейт слегка хмурится, и я понимаю, что мне не следовало это говорить. Я сказала странную вещь и не хочу, чтобы он просил у меня объяснений. Я никогда не говорила ему про свою лицевую слепоту. Он ничего не уточняет, просто спрашивает:

– Что ты хочешь?

– Мне нужно добраться до скрытого уровня в игре Джозефа.

– Ради всего святого, мы это обсуждали, когда ты была младше. Я не могу до него добраться. Я тебе это говорил. И какое значение это имеет сейчас? Джозефу плевать на то, что кто-то думает.

– Ты не слышал последние новости?

– Я не слушаю и не смотрю новости. Это плохо для моего давления. Что за новости?

– Он в сознании.

– Ты о чем? Он был в коме двадцать лет.

– Вначале был, но ситуация изменилась. Теперь он в сознании, но все еще не может разговаривать и шевелиться.

– Нет. – Судя по виду, Нейт в ужасе. – Этого не может быть.

– Прости, – говорю я.

– Черт побери! – кричит Нейт. – Ты хочешь сказать, что он там лежит и слушает, как люди вокруг него говорят, что он убийца?

– Я просила их об этом не говорить.

– Охренеть! Да что же это такое-то? Ты уверена? Абсолютно уверена? Он был моим другом. Я этого не вынесу. Я думать не могу о том, что с ним случилось.

– Мне очень жаль.

– Знаешь, в девяностые годы он очень увлекался одной игрой. Сейчас бы ее вряд ли выпустили, а тогда она имела высокий рейтинг. Знаешь, как она называлась? «У меня нет рта, и я должен кричать»[21]21
  «У меня нет рта, и я должен кричать» – постапокалиптический научно-фантастический рассказ американского писателя Харлана Эллисона. На нем была основана компьютерная игра в жанре географического квеста. Игра содержит множество жестоких сцен, изображения крови и человеческих органов. Некоторые версии из-за этого были урезаны цензурой, и на нее наложили ограничение 18+. – Прим. переводчика.


[Закрыть]. У меня нет рта, и я должен кричать. Твою мать, это же он сейчас. Твою ж мать!

– Нейт, на самом деле… это не все. Ты знаешь, что один мальчишка видел, как в ту ночь от Красного дома отъезжали две машины?

Он хватается руками за голову и сжимает виски.

– Что? Кто-то видел еще одну машину? Конечно, я этого не знал. Это сказал не один из психов?

– Он говорил убедительно. Он упомянул такие вещи, которые мог знать, только если находился в нужном месте и примерно в то время.

– Я никогда не верил, что это сотворил Джозеф. Ради всего святого!

– Тот парень все рассказал полиции через несколько лет, но его показания их не заинтересовали.

– Вероятно, потому, что ты сказала, что это сделал Джозеф, – выплевывает слова Нейт.

Вот она. Роль, которую я сыграла. Моя вина.

– Я не помню, что там происходило. Мне было пять лет, – говорю я.

– Несчастный парень. Несчастный парень, черт побери!

– Мне нужно выяснить, что на самом деле случилось в ту ночь, – говорю я. – Это мой долг перед Джозефом. Мне нужно добраться до скрытого уровня. Именно поэтому я здесь.

– Я не могу до него добраться. Думаешь, я не пытался?

– Значит, он существует?

– Да. Он существует. Но на него не попасть. Может, если бы мне удалось посмотреть последний блокнот Джозефа…

– Значит, блокноты на самом деле были?

– Да. Но я не знаю, где они. Он обычно их прятал. Мне нужен самый последний. Он может валяться где-то в Красном доме, раз его не было при Джозефе в ту последнюю ночь.

– Как ты думаешь: Джозеф включил в игру что-то из случившегося в ту ночь? На скрытый уровень?

– Да, это было бы как раз в его стиле.

– Почему ты не позволишь поработать другим программистам, если тебе самому не добраться?

– Я не хочу, чтобы другие люди видели код. Для меня это как предательство. – Похоже, в голове у Нейта что-то щелкает, словно он забывал, с кем разговаривает, а теперь вспомнил. – Уйди, пожалуйста.

Я чувствую вспышку злости от того, что он до сих пор думает, будто это я облила его кислотой.

– Полиция считала, что ты мог участвовать в убийствах, – говорю я. – Ты поэтому не разрешаешь никому взглянуть на код?

Выражение лица Нейта меняется так быстро, что у меня все сжимается внутри, и я мгновенно сожалею о том, что только что сказала. Я здесь с ним одна. Кому придет в голову меня здесь искать, если он нанесет мне какую-то травму? Дома меня никто не ждет.

– А ты считаешь, что я участвовал в убийстве твоих родителей? – спрашивает он ледяным голосом.

Я смотрю на его красивое изуродованное лицо.

– Я не знаю.

Я такая дура. Мне следовало сказать, что, по моему мнению, он в этом не участвовал.

– Теперь тебе пора, – говорит Нейт, и я чувствую облегчение. Я хочу уйти из этого мрачного дома и подальше от этого заставляющего меня нервничать мужчины, который меня презирает, уехать подальше от Маршпула и вернуться к своей скромной, довольно замкнутой жизни в Эшборне.

Нейт выводит меня из комнаты другим путем. Мы оказываемся в коридоре, который ведет вглубь дома.

– Вот сюда. – Он открывает дверь и жестом предлагает мне первой заходить в ярко освещенное помещение. Я чувствую облегчение при виде света и ощущении тепла и делаю шаг вперед. Это та оранжерея, которую я видела снаружи, но мне кажется, что я зашла в сауну. Здесь невероятно жарко и влажно. Я поворачиваюсь назад и понимаю, что Нейт захлопнул за мной дверь. Я здесь одна.

– Нейт? Что ты делаешь?

Я пытаюсь открыть дверь, но она не поддается. Я луплю по ней рукой, но дверь надежная, у меня ничего не получается.

– Нейт! Выпусти меня! – ору я.

Здесь безумно жарко, мне трудно дышать, а чувствую, как капельки пота собираются у меня над верхней губой и на лбу. Площадь оранжереи где-то метра три, здесь полно сочно-зеленых растений. Я не понимаю, почему он запер меня здесь.

С другой стороны двери слышится голос Нейта:

– Ева! Мне нужно, чтобы ты наконец честно во всем призналась.

– Что ты делаешь? – ору я. – Здесь парилка. Выпусти меня!

– Если ты все честно скажешь, то я выпущу тебя до того, как обитатели маленького отсека вылезут из него и начнут разбираться, кто к ним попал. Пришло время их кормления, – снова слышится голос Нейта.

Я смотрю в одну сторону, в другую, оглядываю растительность. Дыхание у меня учащенное и неглубокое. Что он имел в виду? Какие еще обитатели? Я не позволяю себе об этом думать, но в глубине души я знаю.

– Что ты хочешь? – кричу я.

– Если ты признаешь, что облила меня кислотой, я тебя сразу выпущу.

Я роюсь в карманах в поисках хоть чего-нибудь, чем можно было бы разбить стекло. Ничего нет. В любом случае я не хочу углубляться в заросли растений. Я не знаю, где они. Обитатели.

– Я ничем тебя не обливала! Я этого не делала, Нейт. Я не знаю, что тогда произошло, но это была не я. Пожалуйста, выпусти меня.

– Тогда кто это сделал?

– Я не знаю! – ору я.

Я прислоняюсь спиной к двери. Что-то привлекает мое внимание в углу оранжереи. Извивающееся и скользящее. Оно приближается ко мне. На теле красные, черные и белые полосы.

– Уверена, что не знаешь? – звучит голос Нейта. – Просто скажи мне, и я тебя выпущу.

Что-то мелькает справа от меня. Длинное и тонкое, зеленое. Оно, извиваясь, двигается ко мне. И еще одна такая же змея, потом третья, их тела одновременно извиваются при движении.

– Нет! – ору я.

Меня тошнит, я рву дверь на себя, царапаю ее, только бы выбраться. Змеи фактически у моих ног. Мне от них не уйти.

– Это был Джозеф! – ору я.

Щелкает замок, дверь открывается, я вываливаюсь из оранжереи спиной вперед. Нейт быстро оттягивает меня в сторону и захлопывает дверь.

Покачиваясь, я поднимаюсь на ноги.

– Ублюдок, – выдыхаю я.

Лицо Нейта ничего не выражает, смотрит он на меня мрачно.

– Значит, это была ты, – говорит он. – Потому что это не мог быть Джозеф. Он был в коме, черт побери. Он что, твое альтер-эго?

* * *

Я еду слишком быстро, пересекая болото. Стоит мне моргнуть, как змеи начинают извиваться у меня перед глазами. Внутри все сжимается, у меня в животе комок из страха и ярости.

Я открываю окно и ору ветру:

– Чертов психопат!

Я замечаю что-то мелькнувшее в зеркале заднего вида. Черная машина? Но присмотревшись, я понимаю, что там ничего нет. Теперь идет сильный дождь, из-за ветра дождь косой, заливает болото. Я снижаю скорость, чтобы проехать по большей луже, собравшейся на дороге, затем сдаю немного в сторону и останавливаюсь. Если кто-то хочет сейчас со мной столкнуться, им можно только пожелать удачи.

Я открываю дверцу машины и, пошатываясь, выхожу на ветер и дождь, на опасную дорогу в окружении болота. Лицо у меня мокрое от дождя и слез, я не уверена, чего больше. Я падаю на колени, роняю телефон, кладу ладони на мягкую почву, словно чтобы почувствовать сердце болота. Из груди вырывается рыдание. Все так сложно, так ужасно. У меня нет друзей, меня никто не поддерживает.

Я смотрю вокруг себя на болото и вижу только его. Оно огромное, и его размеры – это слишком много для моего мозга и моих глаз. И у меня такое ощущение, будто я сливаюсь с ним, тону в нем. Мне хочется лечь и позволить ему меня поглотить.

Что-то гудит, на мгновение появляется ощущение, что это болото вибрирует подо мной. Но мне удается сосредоточиться, и я понимаю, что это мой телефон подает сигнал. Я поднимаю его и сквозь слезы вижу эсэмэску от Маркуса: «Не забудь про коктейли сегодня вечером!»

Я смотрю на экран и моргаю, мой мозг почему-то никак не может воспринять эти слова. Но затем все проясняется. Он прав. Я же обещала прийти и пропустить по стаканчику. Я не могу себе представить, что буду чистой и смогу выпить с моим начальником через пару часов, но думать о вечере в моем доме в одиночестве тоже не хочу. Поэтому я набираю ответное сообщение: «Да, скоро увидимся».